Проект «Оборотень»

4

Возвраты в реальность становились все короче. Но вместо мутной пустоты забытья появился странный бред. Полусон-полуявь, тонкая грань между светом и тьмой стала заполнять его мозг.

Какие-то медведи и волки наполняли его бред невнятной, но деятельной возней. В эти моменты мучавшая его боль постепенно отступала. Несколько раз сон был настолько ярким, что запомнился вплоть до запахов и звуков. Тогда ему показалось, что его погружают в огромное корыто с пахучими лесными травами и ягодами, и сладкий сок словно вытягивает из его тела черный яд.

Кошмары закончились резко и внезапно. Он вынырнул из забытья в реальность, когда его окунули в ледяную воду. Он рванулся, пытаясь освободиться, но старик держал его на удивление крепко.

– Ты, мил человек, никак помирать собрался?

«Мил человек» тем временем шумно отплевывался и вяло отбивался от новых попыток засунуть его под бурлящую струю небольшого лесного водопада. Вода была холодная, как лед, и упоительно пахла свежестью и лесом.

– Ты, что, старик, уморить меня решил до срока?

– А срок твой уже давно весь вышел! – И старик зашелся странным клекочущим смехом. – Ты же, почитай, вторую жизнь живешь.

– Давно я так?

– Шестой месяц пошел.

– Странно. Доктора больше месяца не обещали.

– Ну и хрен с ними, с докторами.

Старик проворно отскочил к большому плоскому валуну, на котором бесформенной кучей лежала одежда.

– На вот, – он протянул ее Змею. – Одевайся.

Через некоторое время, когда они уже подходили к дому, старик участливо спросил:

– Ну, как?

Змей прислушался. Вместо тягучего черного комка, к которому он привык за время болезни, внутри его тела гудела нормальная размеренная жизнь. Шелестела селезенка, переминалась, очищая кровь, печень, и ровно, словно нефтяной насос, ухало сердце. Похоже, предсмертная ремиссия, о которой так заботливо предупреждали доктора, все-таки совершилась.

– Хорошо, – ответил Змей на вопрос старика. И почти про себя добавил: – Жаль, не надолго…

– Ну, надолго или нет, – засмеялся старик, – это тебе решать.

– Это как? – поспешил уточнить не любящий неясностей Змей.

– Потом, потом, – старик замахал руками. – Пока спать. Нынче ночью нам не до сна будет. Ты ведь не из пугливых? – поинтересовался он как бы мимоходом.

– Да вроде не замечалось.

– Вот и отлично.

Проснулся Змей резко и сразу. Он буквально кожей чувствовал, как вокруг дома собирается нечто. Черная мгла, сочившаяся из окон, дышала злом и ненавистью. И не человеческой ненавистью за что-то и к кому-то, и даже не дьявольской. Злом без цвета. Ко всему, в чьих жилах течет кровь, а не черный песок.

Змей беззвучно встал и бесплотным облаком скользнул к дверям. Как раз в это время дверь рывком распахнулась.

– Не прячься, я тебя вижу.

Странно покачиваясь, на пороге стоял Валерий Игнатьевич. Лицо его было белее снега, а руками он обнимал себя за плечи, будто не давая вырваться чему-то изнутри.

– Времени у меня мало. Так что слушай. – Он гулко и протяжно закашлялся. – За мной пришли.

– Кто?

Он снова закашлялся или рассмеялся. Не разобрать было в этом клекочущем звуке, который вырвался из его горла.

– Если хочешь увидеть, то держись поближе к окну, но не выходи и не открывай двери.

– Ясно, значит, вас там убивать будут, а я смотреть? – спросил Змей со злой иронией.

– Я сделал для тебя все, что мог. У тебя, возможно, ремиссия, и если будешь экономить жизнь, то проживешь еще месяц-два. Я примерно догадываюсь, какая у тебя болезнь. Но вылечить тебя мне не под силу.

Он остановился, набирая дыхание, и продолжил:

– Если дождешься Зарги, то он тебя залатает. Но он придет только через два месяца. Это твой единственный шанс.

Неожиданно Змей широко улыбнулся.

– Валерий Игнатьевич, да ну их на хрен, все эти шансы. Это, может, последняя драчка в моей жизни, а вы собираетесь лишить меня этого развлечения? Нет. Так не пойдет.

Вместо ответа старик бессильно махнул рукой и, пошатываясь, пошел прочь.

Змей секунду постоял, соображая, что теперь делать, и метнулся к своему чемодану. Легкие, почти невесомые черные брюки из текрона и такая же рубашка. Не фотохромный комбинезон, конечно, но… Главное лежало на дне, заботливо завернутое в масляную тряпочку и полиэтилен.

Beretta – 93-AF/A. Nightmare. Почти ручная работа. Штука, которую Змей взял бы с собой даже в могилу. Так, на всякий случай. А вот выходит, что пригодится аппарат.

Сбруя привычно легла на плечи мягкими плотными ремнями. Затем лазер. Большая обойма встала на место с мягким щелчком. Пять запасных в кармашках под левую руку, на всякий пожарный, и патроны россыпью, совсем уж на крайний случай. Туго скрипнул уплотнитель глушителя, и коротко мигнул рубиновым пятнышком зайчик целеуказателя. И перстень… На всякий случай.

Попрыгали?

Беззвучной тенью Змей спустился в холл. Там, кроме танцующих на стенах отсветов от каминного огня, никого не было.

Змей уже дал команду мышцам на движение, когда мгновенный блеск на стене заставил его остановиться. Кто видел блик лунного света на оружейной стали, тот знает, что спутать с чем-нибудь другим его невозможно.

Вот и Змей не спутал.

В полутемной нише, на подставках из черного дерева, покоился меч японской работы. Настоящая, знакомая Змею с бурной юности катана, и вакидзаси в черных полированных ножнах.

И прошел бы Змей мимо этих великолепных убийц, черными рыбками притаившихся в тени глубокой ниши, если б не зеркальная гладь сюрикена, словно медальон, подвешенного на тонкой цепочке.

Как из рук монарха, принял Змей меч на ладони. Правая рука сжалась на рукояти и пошла в сторону.

С тонким звенящим шелестом из ножен потек тонкий сверкающий ручеек стали. Змей качнул меч, проверяя баланс, и легчайшее, словно крыло бабочки, лезвие завибрировало, предвкушая свежую кровь.

Уже не раздумывая, Змей нагнулся за сложенным здесь же поясом и, повязав его прямо поверх ремня, вложил сначала катану, а потом и вакидзаси.

Чувствуя себя готовым сразиться хоть с целым полком, Змей распахнул входную дверь и от неожиданности замер.

Спиной к нему, прямо на каменных ступеньках крыльца, сидел огромный белый медведь. Не успел Змей хоть как-то отреагировать, как тот с густым рыком обернулся, и Змей с внезапно похолодевшим сердцем узнал на огромной, покрытой белым мехом голове зверя глаза Валерия Игнатьевича.

Медведь что-то невнятно рыкнул, качнув огромной башкой, и снова отвернулся к поляне. И хотя рык его был вполне медвежьим, что-то вроде «Сгинь!» почудилось Змею в его голосе.

Не обращая на это внимания, Змей сместился немного в сторону, не выпуская медведя из поля зрения. Тут его поджидал второй сюрприз.

Перед крыльцом, полукругом, стояли странного вида люди в длинных черных балахонах числом около тридцати. Один из них, наверное, старший, что-то неразличимо гудел низким вибрирующим голосом. Похоже, он ругался, а медведь отвечал ему хриплым рыком. Шерсть на медведе стояла дыбом, и Змей почти физически ощущал, что зверь готов броситься в драку. В руках тип в черном небрежно держал что-то неразличимо блеклое. Змей с яростью и брезгливостью узнал ребенка. Скорее всего, это девочка. Она была мертва. Голова ее была вывернута под таким углом, какого у живого никогда не бывает.

Несмотря на всю бредовость происходящего, Змей вел себя так, как вел бы в любой похожей ситуации. Занял наиболее удобную для атаки точку, проверил, не перекрывает ли директории атак партнера, которым он назначил этого медведя со странными, ярко-синими, почти сапфировыми глазами, и окинул взором поле конфликта.

5

Что за орлы столпились перед широким барским крыльцом, Змей не знал. Но выглядели они серьезно. Длинные черные плащи, скрывавшие их фигуры, лежали мягкими тяжелыми складками, словно были сделаны из хорошей кожи или толстого шелка. Лиц почти не было видно из-под глубоких капюшонов. Что они за бойцы, разобрать было нельзя из-за статичности поз. Но почему-то драться с ними не хотелось. От каждого исходила такая гнусь, что возникало желание поскорее отойти и вымыться.

Пока Змей разглядывал визитеров, луна, занимавшая, кажется, полнеба, наконец полностью вышла из-за туч и засияла так, что стало видно каждую травинку. И, несмотря на легкую ночную прохладу, лучи ее жгли кожу Змея сильнее пустынного солнца.

Вдруг на поляне начались перемены. Змей только успел подумать «Опа!», как медведь поднялся во весь свой огромный рост и качнулся вперед, стоя на задних лапах.

Восприятие, переключившееся на круговой режим, четко фиксировало и трехметровую тушу медведя с огромными когтями, и резко распавшийся полукруг черных плащей, и две серые тени в кустах у ворот.

Капюшоны полетели в сторону. Змей увидел гладкие безволосые черепа и мертвые пустые глаза. Гости подняли руки, и стало видно, что каждый их палец заканчивается устрашающего вида сверкающим когтем.

Как прыгнул первый, Змей даже увидеть не успел. Медведь заревел во весь голос, и со всей силы припечатал лапу к земле так, что звякнули стекла в доме. Только между лапой и землей было что-то еще. Не без основания Змей предположил, что там один из черных плащей. Причем вместе с хозяином. Медведь все рвал и рвал поверженное тело. А в это время к нему метнулись еще двое…

По меркам своего подразделения Змей стрелял не так, чтобы очень. На твердую четверку. Но эта оценка, стоившая в нормальной жизни, может, мастерского разряда, а может, и выше, не помешала ему всадить две пули прямо в то место, которое находилось между ушами чужака.

Голова незадачливого плащеносца еще катилась по траве, когда и второй, разрезанный почти пополам очередью из «беретты», красиво крутанулся в предсмертной агонии и рухнул на землю. Тридцать патронов были отстреляны менее чем за десять секунд, и пустыми гильзами упали в траву вместе с двенадцатью трупами.

Но сменить обойму Змей уже не успевал. Правая рука вбила «беретту» в кобуру и, скользнув немного ниже, плавно подхватила шершавую рукоять меча. Веер сверкающей стали рассек очередного врага от бока до плеча. Не останавливая движения по дуге, Змей развернулся, и ему только оставалось немного подправить направление, чтобы сонная артерия нового врага выбросила в воздух туманно-серое облако. Последнего злодея из этой компании Змей уже не успевал достать никак. Откинувшись назад и пропуская удар, он увидел мелькнувшие над головой когти огромного волка, выскочившего словно из-под земли. Страшного вида пасть сомкнулась на горле черного воина. Крутанувшись всем телом, волк одним движением оторвал ему голову напрочь.

Тело, словно забыв о болезни, работало, как идеально отлаженный механизм. Ритм боя захватил Змея. Черные плащи нападали парами и пытались навалиться всем скопом, но результат был все тем же.

Увидев впереди спину медведя, Змей тоже повернулся к нему спиной. Теперь их было четверо. Замыкали их круг два огромных волка. И хотя они припадали к земле, холка каждого была почти вровень с плечом совсем не низкорослого Змея. А вокруг безмолвной, едва колышущейся массой стояли оставшиеся враги.

Вдруг один из волков, не сводя настороженного взгляда со сгрудившейся вокруг нежити, завыл, начав с низкой вибрирующей ноты и, модулируя, повел ее вверх почти в ультразвук. В какой-то момент в его вой включился второй, а затем и медведь ответил грозным ревом.

Змей уже открыл рот, чтобы выкрикнуть что-то злобно-матерное. И тут его глотка исторгла длинный шелестящий звук, на мгновение перекрывший и медвежий рев, и вой волков. Как ни странно, именно после этого шелеста черных как-то передернуло, и они со всех сторон двинулись на стоявшую спиной к спине четверку.

Два клинка Змея слились в один сверкающий в свете полнолуния стальной веер. Мысли и чувства были где-то далеко, остался лишь легкий шаг танца смерти. Трава уже была скользкой от крови, когда один из черных, до поры неподвижно стоявший и безучастно наблюдавший, как его соратников кромсают на куски, медленно, почти лениво расстегнул плащ, и тот, скользнув лаково-сверкающим водопадом по широким плечам, упал на землю. Он повернул темное лицо, на котором резко выделялись огромные сверкающие ртутью глаза, больше похожие на солнцезащитные очки, и безгубый тонкий рот. Сначала Змей подумал, что на нем надето нечто вроде бронежилета, но, присмотревшись, понял, что все тело врага покрыто плотными квадратными наростами.

Звякнула, опадая, пустая обойма. Клацнул затвор, отправляя в патронник патрон с черно-красной маркировкой. Но бронебойно-зажигательные пули жирными малиновыми искрами срикошетили в сторону, заставив черного лишь дернуть головой. Змей отбросил бесполезный пистолет и нырнул вбок. Длинный коготь проскользнул в миллиметре от гортани, а другая рука, изогнувшись под немыслимым для человека углом, вновь атаковала горло. С металлическим лязгом лезвие клинка и рука встретились. В тысячную долю секунды рука врага сжалась, схватив меч, и резким движением вырвала его из рук Змея. Короткий страшный удар, и свет выключился.

6

Очнулся Змей от нестерпимой боли. Все его тело словно терзали тысячи игл. Он открыл глаза и понял, что валяется в глубине двора, почти за сараем.

«Не слабо, однако, меня унесло».

Вокруг суетились уцелевшие в драке фигуры в черном. Змей попытался еще что-нибудь разглядеть, но яростная опаляющая боль застилала глаза. Последнее, что успел увидеть Змей, это лежащее недалеко неподвижное тело одного из спасших его недавно волков.

Бессилие, ненависть и боль захлестнули его разум волной огня. И в этой волне рождалось что-то новое, чему не было названия. Превозмогая дичайшую резь во всем теле и сковывающий мышцы могильный холод, напряжением всех сил он заставил повиноваться помертвевшее тело. По миллиметру, делая усилие над каждой сведенной болевой судорогой мышцей, он перевернулся на живот и подобрал под себя руки. Словно огромный маховик, неторопливо, но мощно, странный вихрь, зародившись где-то на правой руке, обволакивал все тело, отдаваясь непонятной ломкой болью в мышцах и потоками, пронизывающими тело от головы до ног. Пошатываясь, он встал, чувствуя и слыша, как еще невнятно, но уже по-новому отзывается тело и новая, чужая сила наполняет его до краев. Бьется изнутри во внешний слой физической оболочки и откатывается назад. Что-то словно выпирало наружу, а он сопротивлялся, как мог, пока не почувствовал, что может, если и не управлять этим вихрем, то, во всяком случае, сдерживать его.

Незаметно ушла боль, оставив только облако звенящей пустоты. Мягко, словно включаясь, ночь осветилась целым водоворотом феерических красок. Никогда не виданные им оттенки расцветили окружающий мир, заструились по всему телу. Он поднял руки к глазам и на мгновение был ослеплен хороводом темно-фиолетовых, оранжевых и перламутрово-красных огоньков, круживших на ладонях. Драконий перстень на правой руке сиял ярчайшим голубоватым светом, и было в этом свечении нечто победно-дерзкое. Что-то повернулось в его голове, и теперь он уже воспринимал происходящее на поляне по-другому. Черные фигуры вдруг перестали суетиться, и движения их стали плавными и неторопливыми, словно все происходило в воде. А когда Змей выпрямился и попытался сделать шаг вперед, он тоже почувствовал это невидимое препятствие. Он поводил рукой в воздухе и, ощущая бугорки клубившихся вихрей, внезапно понял, что это просто ветер. Он двигался с такой скоростью, что даже воздух был для него препятствием. И только голова была тяжелой и пустой, словно после серьезного застолья. Мысли даже не текли. Они вяло переваливались с боку на бок, лениво ковыляя в неизвестном хозяину направлении. Он поднес руку к глазам и тупо наблюдал, как из пальцев неторопливо и уверенно ползут, словно ростки бамбука, тяжелыми черными когтями, сверкающими в свете полной луны, отростки того самого вихря, который бушевал сейчас в его теле. Когти ему чем-то не понравились, и так же медленно они вновь втянулись в пальцы. Он с натугой повел ставшей вдруг неповоротливой шеей, и взгляд переместился к парадному крыльцу. Судя по диспозиции, «люди в черном» собирались сжечь старика заживо. Это следовало из сооружаемой над костром затейливой конструкции.

Даже не очень соображая, что делает, Змей медленно, как ему казалось, пошел навстречу врагам.

Колдуны, готовившие жертву к ритуалу, оторопело глазели на мутное облако, которое метнулось в их сторону, и вдруг оно, замерев на месте, оказалось вроде давно уже убитым противником. Один из колдунов, повинуясь команде, кинулся наперерез. Змей схватил его руками и поднял в воздух. Тело хрустнуло и обмякло. Но инерция злости была столь велика, что Змей напряг мышцы чуть сильнее и одним движением разорвал труп пополам.

Внезапно справа полыхнуло голубым светом, и в плечо ударило резкой ослепляющей болью. Змей рывком развернулся и, машинально удлинив руку почти на полметра, пробил окостеневшими пальцами хрусткую, будто тельце насекомого, гортань. Удерживая труп на весу, он медленно обернулся в ту сторону, откуда пришла боль.

Справа, держа наперевес, словно копье, сверкающий узорный шест, стоял колдун, вырвавший меч из его рук. Небрежно наброшенный на левое плечо плащ открывал мерцающие красноватым отблеском пластины на теле. Черный коротко взмахнул шестом, и с его навершия в живот Змею хвостатой спиралью ударил хлыст сине-голубого света. В этот раз и боль, и удар были намного сильнее, но это лишь окончательно разозлило Змея. Резким движением он ударил ногой вперед. Мышцы словно сами собой поджали все пальцы на ногах, кроме большого. И с оглушающим хрустом Змей насадил черного на мгновенно выросший полуметровый коготь. Не удовлетворившись зрелищем дергающегося на когте колдуна, он подтащил его поближе, глубоко вспахав подергивающимся телом траву. Нагнувшись, Дракон склонил голову к лицу врага. Но вместо длинной и не очень приличной фразы на чистом русском языке из его глотки вырвался сноп бешеного пламени, мгновенно превративший в пепел и колдуна, и несколько метров земли вокруг.

Последний из уцелевших попытался было спастись бегством, но ленивое, небрежное для оборотня, а на самом деле мгновенное, будто мысль, движение – и подобранная с травы пустая гильза пробила его насквозь, вылетев с кровавыми лохмотьями наружу…

7

После этой памятной ночи прошло еще полгода. В таежной тишине и уединении Змей, получивший новые способности, учился обращаться со своим телом. Ему вдруг открылся целый мир с неведомыми звуками и красками. Словно кто-то стер пыль с экрана. И зрение, оказавшееся намного совершеннее человеческого, и слух, улавливавший даже инфразвук зарождающегося над далеким океаном шторма, и, самое главное, способность синтезировать все это в ясные и понятные мыслеформы.

Потом появилось другое видение пространства. Стоило закрыть глаза и сконцентрироваться особым образом, как место, где он стоял, представало в виде странного двумерного отпечатка, зато эти отпечатки можно было листать, как страницы книги. Правда, только картинки прошлого отличались ясностью и четкостью деталей. Картинки же будущего были расплывчатыми и блеклыми, а при попытке заглянуть дальше вообще исчезали. Связано это было, естественно, с неопределенностью будущего. Старик называл это состояние «Кархи». И на все вопросы майора ограничивался только краткими указаниями, как сделать то или иное состояние более устойчивым.

Было еще странное и приятное открытие. Каждая вещь имела не только обычный, видимый всем облик, но и еще несколько, которые накладывались, словно отражение в полупрозрачном зеркале, и свой истинный облик, который порой кардинально отличался не только от верхнего, но и от нижнего.

Для Змея же, обретшего вторую жизнь, было упоением просто дышать. А уж то, что в результате непонятно чего он обрел новые возможности, было просто царским подарком. По ночам он носился с Волком, оказавшимся вовсе не тварью бессловесной, и с трудом приноравливал гортань под непривычный волчий язык. Волк показывал свой лес, представший перед Змеем единым организмом. Волк учил Змея не просто быть в нем своим, но жить одной жизнью с этим сложнейшим конгломератом сущностей.

Дни, заполненные разговорами с Валерием Игнатьевичем, тоже не проходили даром. Поворчав немного по поводу «оборотня непонятно во что», старик обстоятельно и подробно разъяснил, что и как теперь в жизни Змея изменилось окончательно и бесповоротно, а что, по его мнению, только на время. Потом началась странная и невероятная учеба. Старик делал какие-то непонятные движения и заставлял Змея повторять все в точности. Затем он что-то напевал или наговаривал и также принуждал запоминать и воспроизводить все до буквы. Змей относился к этому как к части лечебного процесса, но, чувствуя, что в теле включаются механизмы, о которых он и понятия не имел, начинал понимать, что дело не только в лечении.

Учеником Змей оказался хорошим. Спасала не только природная, практически абсолютная память, но и то, что он был психокинетиком. Змей запоминал любое движение не по его виду, а по сумме моторных биотоков чужого тела, которые он чувствовал, словно свои собственные. Возможно, из него мог бы получиться хороший хореограф. Но в детстве Змея главным навыком были не танцы, а умение драться.

И только тогда, когда все выученное стало частью рефлексов, ему открылся подлинный смысл этих манипуляций. Произошло это, когда он по просьбе старика пропел одну из заученных фраз, сопроводив весь этот вокализ сложной системой жестов. Воздух вокруг него неожиданно заклубился плотным и тягуче-медленным вихрем, сделав предметы смазанными и нерезкими.

– Ну вот, – Валерий Игнатьевич удовлетворенно потер руки. – Если в тебя сейчас стрельнуть, ну, например, из лука, то, скорее всего, стрела пролетит мимо.

От удивления Змей опустил руки. Через секунду вихрь истаял в воздухе, распавшись на серебристые льдинки.

– Скорее всего? – переспросил он, а в голове вдруг всплыло все то, что он когда-либо слышал или читал о магии.

– Ну… – Старик задумчиво почесал затылок. – Вихрик-то ведь так себе. Я бы сказал, бледноватый получился вихрик.

– А пуля? – неожиданно для себя жадно спросил Змей.

– Эк тебя разобрало! – засмеялся старик. – Можно и пулю. Только надо…

Он как-то странно опустил плечи, выдавил из себя низкий клекочущий звук и раскрыл руки в красивом и плавном движении. Не успели руки завершить свой путь, как вокруг него возник тонкий, переливающийся радужными отблесками пузырь. Змей опасливо подошел и после непродолжительных колебаний потрогал оболочку пальцем. На ощупь она была похожа на тончайший надувной шар и так же, как шар, колыхалась под тихим ветерком.

– Пулю, говоришь? – ехидно поинтересовался Змей и несильно ткнул в оболочку кулаком. Но неожиданно для него после первых относительно легких сантиметров кулак словно увяз в плотном желе. Он резким движением выдернул руку и уже не раздумывая, ударил в полуповороте с левой. Удар этот, он знал, был способен отправить неподготовленного человека если не в морг, то уж в реанимацию точно. Однако эффект был абсолютно тем же. Он попробовал еще несколько раз, меняя вектора и динамику фокусировки удара, пока не сдался.

– А я так смогу? – безнадежным голосом спросил он.

– Заниматься будешь – сможешь! – твердо пообещал старик и удалился медленной шаркающей походкой.