Русский брат. Земляк

Глава девятая. Курортные досуги

По желанию невесты свадьба прошла довольно скромно. На следующий день молодожены отправились отдыхать на один из карибских курортов. Алексея до поры до времени не слишком беспокоили странности в поведении Зибы. Восточная женщина есть восточная женщина как бы она ни выглядела современно. Может быть у них после свадьбы предусмотрен какой-то период воздержания. Или все проще – у нее опасный период и она боится забеременеть. А к противозачаточным средствам относится с предубеждением.

Алексей не задавал вопросов и не ломал себе долго голову над раздельным спаньем – всему придет время. Пока можно поплавать в свое удовольствие. Он нырял на глубину на окраине людного пляжа. Осторожно подталкивал пальцем крабов, неторопливо путешествующих по песчаному дну. Отгонял от лица стайки лупоглазых рыб. Подбирал красивые ракушки и бархатные нити водорослей. Прозрачную голубоватую толщу воды пронизывали потоки солнечного света.

Вдоволь нанырявшись, он выходил из воды. Отряхивался, улыбался и ложился на белый, мелкий как пудра песок рядом с неподвижной Зибой. Но долго загорать у него не хватало терпения, он вскакивал и бежал играть в пляжный волейбол, самый популярный вид спорта среди отдыхающей молодежи. Особенно после того, как он стал олимпийским.

Зиба продолжала лежать, только переворачивалась на живот, чтобы наблюдать за игрой сквозь темные очки. Атлетическая фигура Алексея вызывала у нее только зависть, зато загорелые девушки, которые часто играли или болели без лифчиков, в одной тоненькой полоске пляжных трусиков, подолгу приковывали взгляд.

Вечером, когда молодожены отправились прогуляться по городу, Зиба неожиданно спросила:

– Ты смог бы подцепить вон ту мулатку?

– Которую?

Жена указала на стройную девицу в шортах с бахромой и цветастой рубашке, узлом завязанной на животе.

– Не люблю хвалиться попусту.

– Зачем говорить? Сделай.

– А дальше что?

– Возьмем ее с собой – пусть покажет нам город.

Алексей пригладил пятерней волосы и подошел к мулатке. Оказалось, что общаться они могут только на английском, которым оба владеют из рук вон плохо. Но проблем это не вызвало, скорее наоборот – редкие слова, восполненные жестами и улыбками, гораздо лучше служили взаимопониманию.

Через несколько минут мулатка развернулась в обратную сторону, чтобы последовать за Алексеем. Увидев Зибу, она в первый момент удивилась. Но потом решила, что парень, видно, любит развлечься в постели на троих.

Девушка, которую звали Алисией ничего не имела против. Она повела их на ночной рыбный базар. Все освещение здесь было сфокусировано на прилавках. От ярких красок, запахов, громогласных зазываний торговцев голова шла кругом. Здесь можно было купить по сходной цене все, что водится в теплых благодатных морях. Трепанги, омары, миноги, мидии, тунцы и макрель. Радужная влажная чешуя, панцири, клешни, змеиные кольца.

Здесь же рядом все это варилось, поджаривалось, кипело в масле. Алисия уговорила их попробовать какого-то экзотического блюда.

– Корто, корто! – восклицала она, покачивая головой и облизывая губы.

Еда и вправду оказалась безумно вкусной, но язык и нёбо загорелись огнем. Чтобы погасить пламя, они пили пьянящий сок. Зиба заметила, как мутные струйки стекают по подбородку мулатки, капают вниз и по впадине между грудей скользят к упругому животу, туда, где рубашка завязана цветастым узлом.

В номер гостиницы они попали только под утро. Обе женщины были босиком, только Алексей замешкался в прихожей, снимая обувь. Когда он вошел, они уже целовались, и Зиба, не теряя времени, расстегивала на мулатке шорты.

– Иди сюда, – позвала она мужа. – Разделим шоколадку на двоих.

Мулатка тоже махнула Алексею рукой – Зибы ей явно было мало. Последние английские слова вылетели из головы Алисии, и она что-то певуче лопотала на родном испанском. Не будь одна из женщин его женой, Алексей присоединился бы к ним с удовольствием. Но сейчас он чувствовал себя одураченным. Он предполагал в Зибе яркую оригинальность в поведении и пристрастиях, но действительность превзошла все ожидания.

Неопределенно махнув рукой, он вышел в пустой коридор и плюхнулся в мягкое обтянутое кожей кресло, чтобы собраться с мыслями.

Разводиться? Но Зиба нравилась ему несмотря ни на что. А главное – он не мог оскорбить ее отца, человека, которому был стольким обязан. Алексей уже почувствовал насколько важно для Хаджиева благополучие дочери. Каким ударом станет для него скоропалительный развод!

Его долг не бросать Зибу, а попытаться помочь ей. Женские привычки и пристрастия часто зависят от ситуации, диктуются обстоятельствами. Может быть ей просто не везло до сих пор. Если она узнает мужскую любовь, то поймет – ни одна женщина ей этого не даст.

Алексей думал о бремени ответственности, которое нужно суметь нести, когда из номера послышались сдавленные стоны, стоны не экстаза, а боли. Он вскочил на ноги.

В полумраке комнаты он различил мулатку с руками, связанными за спиной. Ее рот был заклеен пластырем. Зиба прижимала ее к кровати, упираясь коленом в спину. Левой рукой она тянула Алисию за волосы, выгибая несчастную дугой, а правой затягивала у нее на шее свой широкий кожаный пояс.

Алексей оттолкнул жену в сторону, но чуть не потерял равновесия от удара кулаком наотмашь. Не успел он предпринять ответные меры, как Зиба вдруг холодно и равнодушно проговорила:

– Извини. Я уже в норме.

Она выпустила свою жертву, и Алексей получил возможность ослабить и снять ремень, который оставил на шее ясную отметину. Зиба молча сунула Алисии стодолларовую бумажку, чтобы та не поднимала шума и указала ей на дверь.

* * *

Рана оказалась совсем легкой, пуля не задела кости. Человеку с бакенбардами еще делали перевязку, а допрос уже начался. Он назвался Брониславом Басицким и клятвенно уверял, что уже несколько лет везде и всюду сопровождал Лину, выполняя самые разные поручения. Совмещал в себе телохранителя, шофера, посыльного.

– Это многие могут подтвердить. Спросите любого из ее знакомых.

– Если ты работал телохранителем, то обязан был не допустить убийства.

– Да, обязан, – понурил голову Басицкий. – Вы не накажете меня суровей, чем я сам себя осудил… Но я не мог разорваться между столькими обязанностями. Она поручила привезти человека.

– Зачем он ей понадобился?

– Не знаю. Я никогда не лез не в свои дела. Он был в Сочи, в той гостинице, где убили Григория Евсеевича.

– Это мы знаем и без тебя. Почему тайно? Как она вообще оказалась в этом домишке?

– У Григория Евсеевича была русская бабушка. Дом остался от нее – там держали женщину, которая следила за порядком…

В это же самое время допрашивали и Каллистратова. На него перли гораздо жестче – обстоятельства позволяли. Сперва оказался на месте убийства отца, теперь дочери. Нужны ли еще доказательства? Разве что признание обвиняемого для полного порядка.

– По тебе не скажешь, что крепкий мужик. Так всаживать кол с одного удара – это ж надо недюжинную силу иметь.

Сотрудники ГУОПа разглядывали Каллистратова с долей уважения. Их было двое: один в форме, другой в штатском. Люди из угрозыска настолько свыклись со зверскими убийствами и обезображенными «трупешниками», что преступники редко вызывали у них злобу и негодование. Разве что закоренелые маньяки или те, кто покусился на жизнь блюстителя порядка.

– Начинай, не стесняйся, – предложил Олегу человек в форме. – Все-таки любопытно послушать. Держу пари, что ты не профи.

– Она кое-что знала о настоящих убийцах отца, – исподлобья взглянул Каллистратов. – Но не успела рассказать.

– Ай-яй-яй. Ну что за невезуха. Сперва отец Альтшуллер жаждет поведать тебе сенсационные новости, потом дочь. И надо же – не хватает каких-то жалких минут. Только, понимаешь сунулся с диктофоном и вдруг на тебе – лужа крови. Никак не удается интервью.

На первый раз безотказных методов к Олегу применять не стали – но на словах предупредили, что долго валять дурака не дадут. Оставшись в одиночестве, он долго сидел, уставившись на свои туфли без шнурков и бетонный пол камеры. Даже летом здесь пробирал до костей могильный холод.

Что предпринять? Пересказать слова Лины? Но связного рассказа все равно не получится. Объяснить как в ответственный момент его разморило от деликатесов? Только рассмешишь ментов до слез.

Нужно и другое иметь в виду – те, о ком говорила Лина, наверняка кормят пару фуражек в МВД. Очень может быть, что материалы допроса уже сегодня окажутся у них на столе. Если эти люди почувствуют опасность, долго ему не протянуть. «Ночью подозреваемый скончался в камере от сердечного приступа». «Во время допроса Каллистратов неожиданно выпрыгнул из окна шестого этажа».

Как там бедная Алла – до сих пор ждет? Наверно проклинает день, когда связалась с таким… Трудно сказать, какие она сейчас выбирает слова. Даже если смотрит от нечего делать телевизор – в новостях ни за что не сообщат фамилии задержанных.

Если бы знать: кому можно доверять в этой системе? Иначе она сглотнет его и не поперхнется. Спокойно – первым делом надо сконцентрироваться и вспомнить о чем все-таки говорила Лина. Ведь углами он слышал все, абсолютно все. Значит, в каком-то из дальних уголков головы оно хранится в целости и сохранности. Остается самая малость – найти и извлечь. Осторожно, не дыша.

* * *

Потрясение было велико. Знакомые англичане и друзья из эмигрантской среды заметили, что после третьей поездки в Россию Белозерский изменился. Перестал улыбаться и часто посреди разговора погружался в себя, ничего не видя и не слыша вокруг.

Увлекся мистикой, по вечерам зажигал в своем лондонском доме восковые свечи. Зачехлил картины, чтобы они не мешали сосредоточиться. Он пытался убедить себя, что существует некая параллельная реальность, в которой крапивинская усадьба уцелела.

Время там движется по кругу – стоит вечное лето, за большим столом на веранде пьют чай. Отец просматривает свежие газеты, мать рассуждает о том, что ночью будет гроза. Действительно, воздух неподвижно застыл, листья замерли, в прояснившемся зеркале озера до мельчайших подробностей отражаются берега…

Белозерскому хотелось верить, что можно попасть в эту реальность, обжиться в ней. Она должна быть гораздо более осязаема, действительна, чем та, где дом разрушен до основания, где безраздельно торжествует крапива и бродят голодные собаки.

Жизнь потомка знаменитого дворянского рода разделилась на две слабо связанных между собой половины. В одной он продолжал успешно вести свой частный адвокатский бизнес – изучал дела, выступал на судебных заседаниях, выслушивал пожелания клиентов. В другой – сидел с удочкой на берегу, бродил по лесу.

Неделя шла за неделей, и он понял, что никогда не поймает в своей призрачной России ни одной рыбы, не найдет ни одного гриба, ни ощутит на лице ни одной дождевой капли. В один из воскресных дней Белозерский снял с картин чехлы, убрал подальше свечи, спрятал альбом с фотографиями.

Но он был русским человеком, рожденным в Европе, – он не ударился в запой, не застрелился, не заперся дома. Адвокатская практика шла своим чередом, не потерпев ни малейшего ущерба. Дела выигрывались, гонорары оставались по-прежнему высокими.

Одному из его клиентов предъявили иск по вопросу о наследстве. Некто Джозеф Фолкстон завещал все свое состояние организации под названием «Ройал Арк» – «Королевская арка», членом которой состоял до самой смерти. Дети покойного решили оспорить законность завещания и клиент Белозерского по фамилии Саундгрейв выступал в роли ответчика.

Дело было выиграно с блеском – истцам не удалось привести никаких доказательств того, что покойный перед смертью частично утратил рассудок и подвергался мощной психологической обработке со стороны некоторых собратьев по «Королевской арке». После уплаты оставшейся части гонорара в высшей степени довольный Саундгрейв пригласил адвоката в гости.

Этот человек удивительно умел расположить к себе. Он показал Белозерскому свой сад, которому как истый британец уделял много внимания. Гость и хозяин устроились за легким столиком посреди идеально подстриженной лужайки.

– Сейчас в прессе развернулась бурная полемика. Читатели пишут возмущенные письма в газеты. Какая-то фирма выпустила в продажу аэрозоль, который мгновенно сделает ярко-зеленым ваш пожухлый газон. Люди беспокоятся, что это отучит нас регулярно подстригать газоны. Рухнет один из столпов, на которых держится Англия.

– Такая приверженность традициям всегда вызывала у меня восхищение.

Белозерский сразу почувствовал в Саундгрейве аристократа в лучшем смысле слова. Прекрасно воспитанный, тот не выглядел чопорным. Человек безусловно состоятельный, получивший прекрасное оксфордское образование, он держался доброжелательно и просто.

Англичанин и русский, в чьих жилах текла одинаково голубая кровь, почувствовали взаимное расположение и симпатию. Белозерский сам не заметил, как стал рассказывать собеседнику о России, о семье, о разоренном крапивинском поместье. Это был первый человек, с которым он поделился самым сокровенным.

Выслушав до конца, Саундгрейв кивнул:

– Вы совершенно правы – реальность можно пересоздать. Все разрушенное подлежит восстановлению. Но сделать что-либо в одиночку невозможно. Ваша история только частный случай глобальной задачи – воссоздания разрушенного Храма. Этому делу избранные люди служат уже много веков… Вы не задали мне ни одного вопроса относительно внутренних дел «Королевской арки». Ценю ваш такт. Но – откровенность за откровенность. Мы считаем себя наследниками и продолжателями дела английских масонов.

– Масонов? – удивленно переспросил Белозерский. – Я привык думать о масонах как о противниках религии, врагах всех европейских империй, которые втайне готовили их разрушение.

– В этом есть доля правды, – заметил англичанин. – В истории Ордена бывало всякое. Но неполная правда еще хуже чем абсолютная ложь… В восемнадцатом веке, когда началась мода на масонство, ложи чрезмерно расплодились. Естественно туда проникали люди с преступными замыслами. Если в Британии желающий вступить в ложу должен был подвергнуться суровым испытаниям, пройти через длительный срок ученичества, то в других странах и особенно во Франции напыщенные звания и ложи с разнообразными уставами плодились как сорная трава. Хороший пример – теперешние Соединенные Штаты, страна, где профанируется любая идея, где обыватели пролезают везде и всюду. Шестнадцать тысяч масонских лож, несколько миллионов членов – как вам это нравится? Приверженцы строгого масонства не могут нести ответственности за все, что творили и творят люди, которые называют себя масонами и пользуются нашей символикой.

Слова Саундгрейва звучали убедительно. Вечерело, он предложил гостю подняться на крышу дома, чтобы полюбоваться закатом.

– Первый настоящий закат после двух недель серой пелены. Идемте, там все отлично оборудовано – вы не ощутите никакого неудобства. Мой дом расположен удивительно удачно: всего три этажа, но какой вид на Темзу!

Англичанин продолжал просвещать своего нового друга. Он рассказал, что в лондонских летописях слово «франкмасон» или «вольный каменщик» впервые появилось в четырнадцатом веке. Так называли средневековых ремесленников-каменщиков, которым разрешалось путешествовать по стране, тогда как большинство крестьян были привязаны к своему месту жительства. Эти каменщики сочетали в себе архитекторов и чернорабочих. Завершив кафедральный собор, они переходили к строительству замка или городской ратуши. Путешествовали они большими группами и жили вместе во временном доме на строительной площадке. Отсюда и пошло слово «ложа». Между ложами существовали обязанности гостеприимства и братской помощи при путешествиях, система условных паролей и знаков.

– Престиж этих лож со временем рос. Среди каменщиков были люди, которые не только досконально знали секреты своего мастерства, но и хранили древнюю мудрость. Ведь с незапамятных времен люди, принимавшие участие в строительстве священных сооружений, соприкасались с божественным. Познания сохранялись в символической, недоступной профанам форме, передавались от мастеров к подмастерьям, переносились из страны в страну.

Солнце опускалось на глазах и скоро исчезло за крышами, оставив только отблеск на речной воде. Белозерский чувствовал облегчение – как всякий человек, поделившийся тем, что его мучит.

– Наверно, я утомил вас длинными экскурсами в историю.

– Все очень интересно. Я мало об этом знаю.

– Постараюсь покороче. Вскоре некоторые из лож начали принимать почетных членов, которые не были каменщиками по профессии. Философов, аристократов, даже членов королевской фамилии. Все они надеялись принять участие в тайных обрядах и познать тайную мудрость каменщиков-масонов. Четверо из членов лож взошли впоследствии на британский трон. Наш великий премьер Уинстон Черчилль тоже был масоном. Главными врагами масонов всегда выступали диктаторы – от Гитлера до Франко, и тот и другой казнили сотни «братьев».

– А Ватикан? Насколько я знаю римские папы неустанно обличали Орден.

– Святейший престол уже признал свою ошибку. В 1965 году Второй Ватиканский собор объявил, что католики уже не будут отлучаться от церкви за вступление в масонские ложи Великобритании. Заметьте, что для Италии и Франции запрет остался в силе. Тамошние ложи склонны к политическим авантюрам и запятнали себя финансовыми махинациями.

– Помню в восьмидесятых годах нашумела история с итальянской ложей «П-2». Их обвинили в подготовке государственного переворота.

– Они занимались всем на свете: от торговли оружием до сырой нефти. Результаты расследования чуть не привели к падению правительства. Все это доказывает насколько ложи так называемой «европейской» системы отклонились от истинных целей Ордена.

Глава десятая. Шанс для подследственного

– Часто на тебя такое находит? – Алексей закурил сигарету и протянул Зибе открытую пачку.

– Спасибо, – не раздеваясь, она упала на кровать и несколько раз нервно щелкнула зажигалкой. – С недавних пор. Ты ничего не знаешь о том, что отец сотворил с моей ближайшей подругой?

– Нет.

– Ну помнишь ту девушку, для которой ты искал лекарство? Он нанял человека, который плеснул ей в лицо серной кислотой, – Зибу передернуло. – Это хуже чем сжечь.

– Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал? – недоверчиво посмотрел муж.

– Однажды он застал нас в постели. Этого оказалось достаточно.

Они не зажгли даже ночника. В темноте плыл сизый дым и светились две горячие точки.

– А потом отправлял тебя за лекарством. Чтобы она, случаем, не сыграла в ящик. Пусть лучше мучается до конца дней своих.

– Ты была у нее в больнице?

– Нет.

– Почему?

– Когда я узнала о том, что случилось… Я все так отчетливо представила… Это был сильнейший оргазм.

Алексей погасил сигарету в пепельнице и привычным жестом откинул волосы со лба.

– Теперь тебе ясно? – спросила Зиба.

– В общем, да.

– Прости, но я чувствую себя разбитой. Хочу поспать хоть немного. Задерни занавески, а то солнце по утрам бьет в окно как шальное.

Она заснула почти сразу. Алексей разогнал ладонью дым и долго рассматривал спящую. Кожаная жилетка, надетая на голое тело, расстегнулась и видны были небольшие незагоревшие груди. Крепкий живот мерно дышал, коротко подстриженная голова сползла с подушки. Лицо выглядело безмятежным, словно у ребенка.

Невзирая на круглосуточные труды кондиционера, в номере густела тропическая жара. Она даже усилилась по сравнению с дневной – разогревшиеся под солнцем стены отдавали тепло, и Алексей открыл холодильник и освежился банкой холодного пива. Если бы он знал что делать. Тут надо быть психотерапевтом или экстрасенсом.

Пиво горчило. Немудрено – после таких новостей.

* * *

Снова и снова Олег проигрывал в памяти их первую и последнюю встречу. Благо ничто не отвлекало, времени имелось предостаточно.

Ярко-рыжий огонь, пухлые бледно-розовые губы, белая, вся в родинках рука, тяжелая от колец. Она сказала, что боится братьев из ложи, что они убили отца. Нет, она сказала «послали убийцу».

Каллистратов немного приободрился. Пока вспоминается, надо только восстановить последовательность, чтобы одно цеплялось за другое. Но дальше сразу всплыли масонские фартуки. Когда, где, на ком она их видела? Черт возьми, сразу обрыв…

Кажется, это было у них дома. Она услышала спор на повышенных тонах и не удержалась – заглянула в замочную скважину. Речь шла о благотворительном фонде, о фонде военнослужащих-инвалидов чеченской войны. Один из собеседников сказал, что надо организовать свой фонд, вместо того, чтобы хапать готовое.

Все верно – это был ее отец. Она нашла у него белые шелковые перчатки, непременный атрибут всякого масона. На пресс-конференции он хотел обнародовать планы насчет фонда. Паршивая овца в масонском стаде?

Разглашение внутренних дел ложи всегда каралось строго. В старинной клятве говорится «не выдавать, не излагать письменно или устно, прямо или косвенно ни одно обстоятельство, касающееся ложи». Дальше следует перечисление мучительных казней для того, кто клятву нарушит. В самой легенде о Хираме Абиффе упор делается на сохранение тайны.

Что было решено относительно фонда? Взять под свой контроль – что же еще. В России взять фонд под контроль чаще всего означает посадить своего директора. Минимально необходимое условие.

Он помнил точно – о фонде Лина говорила подробно. Называла фамилии. Каллистратов ходил взад-вперед по крошечной – три на три метра – камере, сжав голову руками. Он готов был снять ее с плеч и болтать, трясти пока нужное не всплывет на поверхность.

С противоположной стороны двери зазвенели ключи в связке. Потом нужный повернулся в замочной скважине, и Олег увидел человека в штатском, который выступил из-за спины надзирателя. Невысокого роста, широкий в плечах, с голубыми, как будто выгоревшими на солнце, глазами и красноватым загаром, он походил на спортивного тренера. Гулкая стальная дверь захлопнулась, и они остались в камере вдвоем.

Левченко важно было сразу завоевать доверие подследственного. В этом смысле доверие похоже на любовь – вопрос обычно решается с первых минут. Он не стал широко улыбаться, тянуть руку для рукопожатия.

Представился:

– Майор Левченко, ФСБ.

Продемонстрировал раскрытое удостоверение, продержав его достаточно долго, чтобы Олег смог разглядеть фотографию, фамилию, круглую печать. И увидел, как настороженность в глазах постояльца одиночной камеры немного спала. Любой чистый перед законом гражданин, даже тот, кто знал о силовых ведомствах только понаслышке, с меньшей опаской относился именно к этой аббревиатуре.

– По некоторым уголовным делам мы принимаем участие в расследовании.

«Похоже на шанс, – сказал себе Олег. – Но очень уж быстро он представился – стоило только помечтать. Осторожность прежде всего, они могли подстроить ловушку.»

– Я побывал у вас в гостях. Объяснил вашей Алле ситуацию. Конечно, в смягченном виде. Она изъявила горячее желание увидеться с вами. Постараюсь, чтобы завтра разрешили свидание.

– Как она? – сдержанно спросил Олег.

– В порядке. Мы говорили около часа. Если вдруг дело дойдет до суда, ее стоило бы взять в адвокаты.

Каллистратов молчал, ожидая продолжения.

– Оказалось, что мы с вами в некоторой степени коллеги, – заметил майор. – Вы – теоретик, я – практик. Вы собираете материалы о масонах, мой профиль – так уж случилось – присматривать за всевозможными сектами. И в случае криминального уклона осуществлять хирургическое вмешательство.

– Масонство не секта, – с некоторым высокомерием уточнил Олег.

– Согласен, – примирительно ответил Левченко. – Хотя между сектами и тайными обществами трудно провести четкую границу.

Он присел на деревянный топчан:

– С вашего позволения.

– Конечно-конечно, – впервые за много дней на лице Каллистратова появилось подобие улыбки. Она вышла перекошенной, слабой – просто сдвинулись в стороны уголки рта.

– Сейчас решающий момент, – предупредил фээсбэшник. – Если следствие выберет для разработки ту или иную версию, считайте, что поезд тронулся с места и поменять маршрут будет трудно.

Олег пожал плечами и прислонился спиной к бетонной стенке. В камере все было серым, бетонным – пол, стены, потолок.

– Не советую, можно заработать хворь на всю жизнь, – майор разговаривал спокойно, без напряга, словно они сидели в кафе или прогуливались пешком по Тверскому бульвару. – После общения с Аллой у меня мало сомнений в вашей невиновности. Но удивляет настойчивость, с которой вы лезете в яму. Человек неделями сидит за компьютером, роется в архивах и вдруг проявляет такую настойчивость по отношению к одной семье. Ведь вы умеете не отвлекаться в сторону. Очень хорошо умеете… Значит между археологическими изысканиями и семьей Альтшуллеров есть какая-то связь.

– Вы слишком располагаете к доверию, майор. Это меня и беспокоит.

– Логично. Подарки судьбы редко падают с неба в камеру следственного изолятора. Придумайте сами, что я могу сделать, чтобы завоевать ваше доверие. Выпустить вас отсюда не в моей компетенции и, честно говоря, для этого пока нет оснований. Принести характеристику от начальства? Пожалуйста, если вас это устроит. Что еще? Любой шаг можно расценить как изощренную ловушку.

– На сколько процентов вы уверены в моей невиновности? – поинтересовался Каллистратов.

– Процентов на девяносто. Но я пока ничем не рискую – рисковать надо вам. И чем раньше, тем лучше. Потом придется исповедоваться следователю.

Если бы человек в штатском ответил «на все сто», Олег бы однозначно решил для себя, что его визит всего-навсего хитрожопая милицейская игра. Но он сказал «девяносто». Слишком тонкая тактика для ментов. Похоже, он действительно фээсбэшник.

– Как вы можете гарантировать мне безопасность?

– Самый верный способ – подольше не выпускать вас отсюда. Обещаю, что вас оставят в одиночной камере. Не станут применять физического воздействия.

«Слишком много он наобещал для человека из другой системы», – подумал Олег.

– Вы могли бы присутствовать на всех допросах? Мне не хочется выпасть из окна.

– Для этого мне пришлось бы сесть в камеру рядом с вами. Следователь волен устроить допрос в любое время суток. Правда, я могу накатать официальную бумагу – «прошу заранее ставить меня в известность о всех предполагаемых мероприятиях с гражданином таким-то». По действующему порядку совместных расследований они не имеют права мне отказать. Если вы ненароком выпадете из окна, им придется ответить – почему сотрудник ФСБ не получил приглашения.

– Что же вам мешает?

– Не хочу до поры до времени афишировать свой интерес.

Все это было очень похоже на правду.

– У меня к вам тоже есть вопрос, майор, – сказал Каллистратов. – Вам или вашим людям приходилось иметь дело с масонами?

– Нет, – уверенно ответил Левченко. – Пять лет назад проходил стажировку в «Интерполе» – у них изредка проскакивает это слово. Иногда, надеясь подстегнуть расследование, потерпевшие от обычной финансовой аферы заявляют, что им был нанесен ущерб масонской организацией или всемирным подпольным синдикатом. Потом эти утверждения оказываются совершенно безосновательными.

– Это у них, – нетерпеливо прервал подозреваемый. – А у нас полная тишина?

– За последние пятнадцать лет я отвечаю.