Пошёл я, конечно, выбирать. Хожу смотрю. И все, знаешь, как-то не очень. Вот не лежит душа, ничего не поделаешь. Какие-то они все… Даже как сказать, не знаю. Вот наших возьмёшь – там же всё при ней, аж душа поет. А эти… И чего, думаю, я, старый дурак, в эту заграницу попёрся? Сидел бы себе сейчас где-нибудь на Марата или на Думской, горя не знал бы.

Это мне потом один русский объяснил, мы с ним на самолёте в соседних креслах сидели, что вечером надо было приходить, когда темно. А днём там работают только те, кто вечером конкуренцию не выдерживает.

Ну да тогда я этого не знал. Ходил, смотрел, грустил. Выбрал всё ж таки единственную симпатичную. Ну, думаю, повезло, не зря ехал.

Захожу я, значит, внутрь. Девушка в улыбке расплылась, проходите, говорит, присаживайтесь. Давайте с вами покалякаем. Конечно, это она всё по-английски говорит. Ну, может быть, не точно всё так, но примерный смысл её слов, я думаю, был таким. Я, конечно, спрашиваю: сколько, мол? Она мне говорит, а я никак разобрать не могу. То ли акцент у неё какой-то не такой, то ли у меня с ушами что-то не то. Хорошо хоть не по-голландски изъясняется. Я когда голландский первый раз услышал, подумал, что это вдрабадан пьяные англичане по-немецки пытаются разговаривать. Хвала богам, догадалась – написала на листочке: 200 евро.