Странники Вечности и Земляне. Повесть об одной жизни на планете №142571 и новые рассказы

Люди редко смотрели на небо, на воду и на огонь. Им было некогда. Они носили тяжёлые сумки из магазинов и всегда хотели спать. Изредка они встречались на улице, приостанавливались, и начинали разговаривать друг с другом. Потом им казалось, что становило полегче на душе и они говорили друг другу, что им некогда. Тогда они шли дальше. По вечерам люди ложились спать. Обычно добрые сны снились редко. По утрам они вставали недовольные и раздражённые, и опять шли отводить своих детей в детский садик или в школу.

Иванов почти никогда не был недоволен. Он очень любил всё настоящее и живое. Мог находиться у воды часами, смотреть и молчать. Или слушать кого-нибудь, при этом совсем было не важно о чём ему говорят. Просто слушать и понимать человеческий голос. Как музыку.

Любил смотреть на огонь костра или камина. На небо. На далёкие звёзды и близкие облака. На пустоту ясной и чистой синевы над головой.

Любил вдыхать благоухание пробуждающегося от зимней спячки весеннего леса. Любил ароматный запах готовящегося на мангале шашлыка, приятно бередящий его обонятельные рецепторы. Даже больше не сам приготовленный шашлык ему нравился, а именно этот возбуждающий, ни с чем не сравнимый аромат, приправленный дымком берёзовых углей.

На природе Иванов всегда чувствовал себя лучше, чем дома. Потому что весь этот живой мир и был его, хоть и временным, домом. Фото из личного фотоархива автора.

Светотени появлялись внезапно, но регулярно. Чаще всего выползали ещё сонные и вялые из своих жилищ по утрам. Они вечно спешили, молчали или что-то говорили друг другу, хрустя ногами по снегу. Каждый из них был уверен, что он живёт свою единственную жизнь. Иванов не любил слушать то, о чём они думают. Особенно с утра, когда они были в забеге на работу.

Чтобы не слушать грубые шумы и голоса большого города, молодые светотени часто втыкали себе в уши маленькие наушники. Так им было не слышно даже свои надоевшие мысли. Иногда наушники были такие большие что могли греть уши зимой.

Все бежали по своим очень важным делам. На улице они сбивались в кучки и старались стать незаметными в толпе. В городском транспорте и метро они сразу же утыкались в дисплей своего смартфона или изображали, что спят.

Собаки и птицы вели себя иначе. Собаки выбегали из подъездов и начинали радостно лаять. Птицы щебетали, каркали и смотрели на людей сверху вниз. Так начинался каждый новый день.

Человеческие дети нехотя топали в садик, те, кто повзрослее, в школу. Густой городской шум от потоков разных мыслей перемешивался с морозным воздухом улиц и превращался в вязкий, грязный, мутный коктейль.

– В Москве и Питере ещё спят, – зачем-то пришла бесполезная мысль.

– Демотиваторы только ночью придут. Не скоро. – Ответила ей вторая.

Людей за окном стало меньше. Теперь они молча сидели или стояли на своих работах. Кролики тоже притихли в своих норах. Мороз всё крепчает. Пора варить воду.

Крепкий утренний чай – это настоящий ритуал. Важная, неотъемлемая традиция жизни земных людей. Торжественная церемония. Женщины чаще предпочитают кофе. Но, только не сегодня.

Голова стеклянная, пустая, тяжёлая. Вчера состоялся сеанс связи с Советом. Задавали вопросы. Дух отвечал подробно и бесстрастно.

Иногда Страннику хотелось достать из черепной коробочки мозг, хорошенько помыть его детским мылом, прополоскать и повесить сушиться на свежем, морозном воздухе. Такой бы он стал чистый, свежий, как новый. Но этого делать было нельзя. Без мозга тело не работало. И мозг без тела тоже не работал. Такое вот примитивное устройство человеческого организма.

Дня три тому назад Иванов решился позвонить некому литературному агенту. У агента было красивое женское имя. Ласковое, длинное и благозвучное. Федерика Гимлеровна Маэстро.

На своих страницах в социальных сетях Федерика очень изыскано и даже по-доброму предлагала свою профессиональную помощь и всестороннюю заботливую поддержку всем начинающим литераторам. Предлагались услуги в корректуре, редактировании, издании и продвижении поэзии и прозы.

Иванов набрал номер и с пятого раза дозвонился. Голос был совсем не добрый, холодный, раздражённый, почти металлический. Федерика отвечала так, будто Иванов занял у неё кучу денег и не собирался отдавать. Или будто он нагло отвлекает её от самых срочных дел по пустякам. Как-то даже неловко было продолжать разговор.

В беседе всё-таки выяснилось, что читать или даже просматривать рассказы, повести и романы литагент не собирается. Она так очень занята, вся в важных и неотложных делах. И вообще сказала, что Иванов попал не по адресу и, если у него есть горячее желание печататься, то нужно самому относить бумажные листочки своей рукописи в какой-нибудь журнал. А лучше отнести в корзину или в туалет. Тем более, что рассказами себе на сытую жизнь явно не заработаешь, и писательство это совсем не прибыльный бизнес.

Ничего нового из разговора никто не узнал. Иванов и сам знал, что писательство – никакой не бизнес. Только попал в глупое и неловкое положение просителя. Зачем он звонил и спрашивал, осталось загадкой даже для него самого.

Только было непонятно, зачем литагент так тепло и дружелюбно предлагала свои услуги на страничках в сетях. Иванов подумал, что до уровня типичного идиота ему уже совсем недалеко, для этого нужно только ещё побольше оскотиниться. Маленькое и глупенькое сознание подсказало ему, что больше никому звонить и ничего пробовать не стоит. Ведь хочется только писать честно, от души, и ни у кого ничего не спрашивать и не просить. А писать можно и бесплатно, для себя.

Светотени за окном жили своей обыденной человеческой жизнью. Прогуливались, возили в колясках своих будущих наследников. Кролики уже искупались и не шуршали. Даже птицы не подавали голоса, видимо поулетали на поиски еды. Иванов попил тёплой варёной воды, изобразил задумчивость и прилёг в ожидании демотиваторов.

Вся жизнь земная у людей, как русская рулетка. Надежда жаркая, затем лишь горькие утраты. Конечно, новый поиск и бесконечная игра. Фото из личного фотоархива автора.

Вот, теперь всё понятно и известно. Это хорошо. Самая неприятная штука из всех ощущений – это неизвестность.

Демотиваторы должны появиться в промежутке с 2 до 3 часов ночи по земному времени. Возвращение домой будет моментальным, как вспышка. Ррррраз! И сразу дома. Затем немедленно соберётся Совет, и начнут решать. Это была последняя мысль, перед тем, как Странник задремал.

***

«СУМАШЕСТВИЕ ПОЭТА ВЫСКРЕБЕНЦЕВА»

Сон Странника.

Поэт Выскребенцев с ненавистью закрывал форточку. Уже утро. Раннее. Половина четвёртого. А мерзкие птицы уже орут.

– Ни покоя, ни тишины – Прошептал поэт в раздражении. – И луны не видно. Проклятый город. Зачем здесь собрались все эти чужие друг другу люди. Они рождаются, живут. Придумывают себе суету. Что-то говорят себе или окружающим. Стареют, дряхлеют и мрут. Ничем не отличаясь от мух. Чёрных, стареющих мух.

Выскребенцев расправил постель, присел на край дивана, закурил. – Господи! Дай мне радость вдохновения, дай мне мысль. – Попросил он у того, кто никогда не отвечал.

Шаркающие шаги старой матери в коридоре нарушили уединение поэта.

– Пошла в туалет. – Посетила банальная мысль. – Значит, жива. А что я буду делать, когда она умрёт? Наверное тоже очень быстро сдохну. Птицы, даже за закрытой форточкой, пытались перекричать тишину. Тот, кого люди придумали называть Господь, тупо молчал. Вселенский порядок Он установил. А вот отвечать на мольбы людей не собирался. Видимо, ему не до этого. Занятой очень.

– Лягу и проснусь. И всё повторится. – Сказал себе Выскребенцев с тоской. – Опять вставать, тащиться в туалет и в ванную, завтракать, и встречать новый ненавистный день. Пустой, бессмысленный, глупый.

Сказки про то, что кофе бодрит, на поэта уже не действовали. Женщины не возбуждали воображение, а походили лишь на красивые бесполезные картинки. На них можно любоваться. Но трогать и приближать к себе их не хочется. Когда женщины не открывают рот – это им очень идёт. Полёт мужской фантазии не омрачится ничем.

– Как хорошо сейчас бы сидеть у моря. Молчать и ничего не думать. Дышать сыростью тумана и слушать набегающую волну. Или ехать долго-долго в поезде. Всё равно куда. Лишь бы за окнами мелькали дряхлые умирающие сёла, леса, обмелевшие речки, незнакомые вокзалы. Бабки с мисками варёной картошки и с домашними малосольными огурцами. Равнодушные беспризорные грязные собаки. Гниющие склады леса, мосты, дома, дома, дома… И снова леса…

– Да когда же я наконец то сойду с ума? – Подумал Выскребенцев в отчаянии. – Чтобы не чувствовать эту бесполезную тупую боль. Заснуть бы и не просыпаться. И никому от этого не плохо, не хорошо. Незаметная смерть очередной мухи. А эти оставшиеся мухи пусть дальше живут. Жужжат, суетятся, надеются и верят. Пока сами не сдохнут от своей пустой суеты или дряхлой болезненной старости.

***

Занимался рассвет. Окна в соседних домах по очереди зажигались. Люди нехотя вставали, на что-то надеялись и ждали. Каждое утро. Каждый новый день. Ждали. Вели сонных детей в садик, везли в школу. Плодили новых, быстро стареющих мух. И ждали перемен. У мух, как и у людей, перемен не бывает. Но люди не хотят знать это. Люди хотят перемен и ждут. То зарплату. То весну. То лето. То переезд. То отпуск. Или пенсию.

Выскребенцев не ждал ничего. Ни утра. Ни перемен. Ни отпуск. Ни пенсию.

Он просто соблюдал правила. На улицу – значит надо одетым. В магазин – значит с деньгами. Правила – это, чтобы не избили, не посадили, не обидели…

Он засыпал только под утро. Спал недолго, не спокойно, не крепко. Для жизни в теле этого как-то хватало. Остальные спали всегда. От рождения и до кладбища.

***

Выскребенцев вышел на улицу и стоял у подъезда, смотря в темноту окон своей квартиры. Свет только на кухне. За сорок лет это место жизни не стало родным. Не стал родным этот дом, этот город, эта страна, этот мир.

– Гость, везде я гость. – Невесело подумалось Алексею. – Живу в режиме ожидания жизни.

Захотелось кому-нибудь рассказать о своих дурацких мыслях. Хотя бы позвонить. Поделиться. Только кому это надо? Никому не надо и некому рассказать. Почему так?

Вечерами они там все мелькают в синем тумане своих телевизоров. Им не до кого, не до меня и уж точно не до моих идиотских умозаключений. Или ужинают. Или детей укладывают. Или спят. Или ругаются. Или уже помирились и обнимаются.

Немой слушатель моих мыслей – Луна. Висит в зимнем небе. Светит поздним пешеходам. Такая же холодная и одинокая, как всё вокруг. Только представить, что на Луне ни одного живого существа. Безмолвие и холод. И одиночество в космосе. Поговорить что ли с Луной? Может ей тоже хочется мне что-нибудь рассказать… Похоже на тихое помешательство.

Сегодня вечером по дороге домой, зайдя в поезд метро, Алексей стал, как обычно, равнодушно разглядывать рекламные объявления на стенах вагона. Одно маленькое, самое скромное и неприметное, привлекло его внимание. Совсем короткое, не красочное, безлико бледное, даже без картинок. Пара предложений и номер телефона. Телефон ему почему то захотелось записать. «БЕСПЛАТНОЕ СТАЦИОНАРНОЕ ЛЕЧЕНИЕ ДЕПРЕССИЙ. Анонимно, эффективно, без лекарств.» И номер телефона какой-то государственной медицинской клиники лечения неврозов.

– Интересно. Как они там лечат? – Заинтересовался Алексей. Пассажиры вагона и все звуки сразу пропали. Он погрузился в размышления. – Наверное какая-нибудь арт-терапия. Задушевные разговоры с психотерапевтом, тихая расслабляющая музыка, рисование акварельными красками, медленные танцы в полусне, глубокие беседы в группе таких же социопатов, как я. Но всё-таки интересно бы попробовать, надо обязательно позвонить в понедельник. Главное, чтобы взяли. Может даже и прикидываться депрессивно больным там не потребуется. Я и так вполне ненормален. – Эта мысль вызвала улыбку. Он давно уже не стеснялся улыбаться при всех в метро. Среди озабоченных и уставших лиц просто ещё один идиот. Всё равно половина пялится в смартфоны, а остальные дремлют.

– Сегодня вечер пятницы. За выходные закончу все дела. И позвоню.

***

Пожилой мужчина за пятьдесят выбросил окурок в сугроб, ещё немного постоял во дворе и зашёл в дом. Мать к его приходу сварила 25 магазинных пельменей. Таких маленьких, но вкусных. Особенно с мороза. Такие сами проваливаются, скользя по глотке. Даже жевать почти не надо. Пельмени катаются с горки, скользя по маслу. Шлёп-шлёп и плюхаются в чай желудка. Развлечение у них такое. Их достали окоченевшими из морозилки, отогрели ласково и отправили в рот кататься с горки.

Поужинав, Алексей присел проверить почту. Включил любимое радио. Обычной в этот час литературной передачи почему то не было. Вместо этого бормотание усыпляющей музыки. Ну и пусть. Всё к лучшему. Почта ничем не удивила, не обрадовала и не огорчила. Всё, как всегда. За окнами зимняя ночь. Внизу сугробы, вверху Луна. Всех соседских собак уже выгуляли. Ни лая, ни криков детворы. Лишь изредка прошуршит возвращающийся с работы автомобиль. Тишина, безмолвие, покой.

Перед сном привычные пятнадцать минут сидячей медитации. За это время хорошо бы отпустить все мысли. Смыть остаток дня. Исчезнуть. Иногда в эти минуты Алексей ощущал лёгкое покалывание или приятное жжение прямо в точке самого центра темечка. Это как связь. Будто антенна, принимающая какие-то сигналы. Или отправляющая его запросы и мольбы куда-то во вне его. Кому то, кто, может быть, слышит и ведёт его по жизни.

Но так было не всегда. Часто антенна на темечке только отправляла его просьбы. Безответно, как ему казалось. Хотя ответ приходил. Никогда, или почти никогда сразу. Но иногда и сразу. Очень-очень редко приходила какая то интересная идея. Тогда вместо сна было необходимо было не ложиться отдыхать, а сразу же садиться за клавиатуру, чтобы срочно записать эту идею. Развить её и углубить.

Вот после того, как идея воплощена, записана, отредактирована, спалось так приятно, сладко, умиротворённо. Без снов и трудных засыпаний.

Медитировать перед сном уже давно вошло в добрую привычку. Кто-то молится, кто-то считает под одеялом баранов и овечек. Кто-то привычно тискает на ночь свою жену, кто-то уже мирно храпит. А Алексей растворялся в пустоте и безмыслии. Сегодня антенна на темечке завибрировала отчётливо, и приём сигналов начался…

Присланные будто из ниоткуда, слова сами собой в уме складывались в мысли. В готовые предложения. Вырисовывался некий смысл, о котором несколько мгновений ранее Алексей даже и не предполагал. Антенна мощно и без перерывов качала материал нового рассказа. Главное в этот момент не мешать процессу. Ничего не придумывать, не додумывать. Не приукрашивать и не усложнять. Всё идёт, как идёт.

***

Передача постепенно начала стихать. Вибрации прекратились. Алексей посидел ещё пару минут на краю дивана и начал одеваться. Теперь уж не оставалось никаких сомнений, что поспать сегодня ему не дадут. Хочешь – не хочешь, придётся записывать. Иначе, если заставить себя всё-таки заснуть, то утром от потока ни крохи не останется. Лишь горькое сожаление, что упустил по своей лени и тупости.

На цыпочках, тихонько, чтобы не шуметь и не разбудить спящую в соседней комнате мать, он пробрался в ванную. Умылся и осторожно прошелестел на кухню. Чай. Священный напиток всех, кто работает по ночам. Заварил покрепче и за работу.

Нет! Не он сейчас сочинял интересный ему самому новый рассказ. Он только записывал идеи. Эти предложения даже не нуждались в литературной обработке. Они легко и гармонично ложились в порядке. Одно за другим. Так было всегда, когда его накрывало вдохновение.

Перерывы минимальны. Только на заварку новой порции чая и даже без перекуров. Он курит прямо в процессе. Пепел обрывается с сигареты и падает куда попало. На пижаму, на клавиатуру, на пол… Останавливаться и включать ум нельзя.

***

Очнулся около пяти утра. Гора окурков. Остывший чай. И спать, спать, спать… Последний раз перечитал написанное. Текст поразил его. И очень понравился. Кто надиктовал ему эти слова? Что за чудесный, невидимый диктор? Хотя… Теперь это уже не важно…

Переданное прямо в сердце – сердцем записано, отредактировано. Теперь оно ему не принадлежит. И никогда не принадлежало. Он только руки, бешено стучавшие по клавиатуре. Он воплотил, записал, сделал, как ему положено. Он всего лишь слепое орудие. Ребёнок родился. Теперь у него своя собственная, ни на кого не похожая, личная жизнь. Свой собственный характер и своя собственная судьба. Отец не он. Он только временная нянька. Руки няньки.

Алексей облегчённо выдохнул и только теперь почувствовал приятную усталость, клонящую в сон. – Вот же, блин… Опять всю ночь колотил по клавиатуре. – Удовлетворённо подумал человеческий мозг. – А всё-таки приятно быть орудием этой непонятной Силы. Именно мне это доверено. Значит, достоин.

– Хорошо, что рассвет зимой наступает поздно. – Это был последний обрывок мысли перед тем, как Алексей забылся сладким счастливым сном.

***

Глаза открылись безусильно, сами собой. И мгновенно активировался процесс думания мыслей. Избавиться от этого возможности временно не было. Тогда Иванов позволил Духу самому следить за своими мыслями. Отдал ему полный контроль и внимание. А сам лежал, дышал и моргал.

Почему то вспомнилось о детях.

Техника обдумывания прошлых действий, классификация чувств и ощущений, планирование поступков у детей начинается не сразу после рождения.

Нужен какой период становления личности, отдельности, индивидуальности, набирания и анализа опытов исследования окружающих форм и событий. У детей это происходит примерно год на третий физического тела.

Сначала, как бы работает на автомате, неосознанно. Когда, например, маленьким детям говорят:

– А ты подумал, прежде, чем это сделать?

Дети чаще всего утвердительно кивают головой. Хотя не совсем понимают, что такое думать и как это должно происходить. И происходить в каком месте…

Уже гораздо позже, после постоянных объяснений родителей, воспитателей и друзей, ребёнок узнаёт, что думание должно происходить в голове.

Вот тогда и начинается процесс ползания навязчивых мыслей, бесконечные внутренние диалоги, «умные» обсуждения, нудные прикидывания и планирования.

Идёт познавание внешнего видимого мира, загрузка и перезагрузка новых чувств, ощущений и их переживание. Верней сказать, пережёвывание. Да. Так будет точней…

В зрелом возрасте человек уже ищет способы избавления от этого надоевшего шума в голове. Хочется внутренней и внешней тишины. Покоя.

Но это так трудно, что многие даже не понимают, как же жить без постоянных мыслей. Без работы ума.

Всё это пронеслось в голове так быстро, но совершенно бесполезно и бессмысленно. Даже как-то глупо и несерьёзно. Ну, зачем думать о мышлении, если эти думы тоже всего лишь только мысли? Бред и насилие мозга.

Оставалось только дожить до вечера. Просто прожить эти несколько часов. И навсегда благополучно распрощаться с пребыванием во временном земном теле.

– Хорошо, что скоро, – с облегчением подумалось вдруг…

Если отбросить все романтические штучки – дрючки, то быстро выяснится, что реальная Жизнь всех и каждого – это попросту набор чувств, ощущений, переживаний. И больше ничего. Пустота в связке с Энергией. Вокруг и внутри – только Энергия Пустоты.

Вокруг пустых ядер кружатся кусочки энергий. И сами ядра – это энергия. Пустая, молчаливая, одинокая… Кванты Света, фотоны, протоны, электроны и прочая энергетическая дребедень.

Самый одинокий в Мире это Создатель, Наблюдатель Игры. Ему приходится самому себя исследовать, развлекать. Он Вечен. Как и Его Мистическая Игра.

Как это просто! Но, как трудно это понять и принять. Объяснить ещё трудней. Однако, кто хочет, пусть откроет это сам. На то у них и разум есть…

Большинство застревает в этой игре ума. В видимой иллюзии плотных форм, призрачных снов, объектов.

Идёт игра. Ставка в игре высока – Жизнь с пониманием Жизни. Или участие в бесконечном фильме в качестве актёра. Или зрителя. Или режиссёра. Киномеханику всё равно. Он знает, что в любом случае всё будет, как будет. Всегда всё будет правильно и хорошо. Какая ему разница, о чём будет этот сериал, если финала всё равно не предусмотрено?!

Актёры, зрители и режиссёры очень верят в серьёзность фильма. Они меняются ролями и стараются прочувствовать иллюзию фильма вполне искренне. Они страдают, любят, убивают, работают, боятся, волнуются, радуются так по-настоящему, что даже и подумать не могут, что просто спят.

А на самом деле просто крутятся вокруг атома на электроне со скоростью Земли. И этот какой то атом в структуре обычной табуретки, на которой сидит, чья то толстая попа. Эта попа тоже рассуждает про Вечность, про Любовь, про Жизнь и Смерть. Про Бога и религии. Ищет Истину Реальности и Правду Бытия. А в реальности нет ничего. Пшик, Пустота, Вечное безмолвие. Игра.

Иванов посмотрел на часы. Прошло 4 минуты. Или полвека. Или нисколько не прошло. Какая разница?! Времени не существует. Время придумали люди…

Домой. Попить чаю и домой. Где нет ни времени, ни людей, ни снов… Уже хочется скорей домой.

***

«А, знаешь, незнакомец… Лучшая новость из всех – это то, что всё кончается. Всё, что имело начало, имеет и конец. Всё временно, зыбко, непостоянно, изменчиво. Все ваши миры, страсти, страхи, надежды существуют лишь в ваших умах.

В ваших зеркалах не отражаются даже ваши иллюзии. Встань и иди. Дальше ума ты не уйдёшь. Бояться нечего. Всё равно там ничего нет. Кроме тебя самого. Но это очень-очень много. Хотя ты поймёшь мои слова только в самом конце пути…»

Серый Человек нервно жевал фильтр сигареты.

– Эти существа, внешне очень похожие на людей, не всем по карману. Особенно теперь. Я даже не знаю, чего от них больше, плюсов для жизни или минусов. Они красивые с виду, округлые и мягкие… Мне их хочется… Очень…

– Тебе, Рут, они уж точно не по карману, – осклабился Димиус – И не по твоим гнилым зубам. Силой они не берутся. Стоят недёшево. И в обслуживании подороже подержанной иномарки. Их корм – деньги и внимание. Лучше поливай свои кактусы на подоконнике, это безопасней. По субботам у тебя есть литр коньяка на ночь плюс задушевная маструбация на пышечку с монитора. Разве этого тебе мало? Тогда тебе проще завести собаку.

– Димиус! Но почему? Скажи, почему? – Серый Человек выплюнул окурок и истерично зажал руками уши… – Что со мной? Неужели меня совсем не за что полюбить?

Старик хрипло рассмеялся и отхлебнул густого чёрного пойла из ковша.

– Глупец! Да просто потому, что ты жив, Странник. Понимаешь, Рут, ты ещё жив. А они почти все давно мертвы. Мертвы ещё с рождения. Мёртвый любит мёртвых. Сдохни! И они полюбят тебя.

– Но ведь, так было не всегда. Меня любили, но всё это куда то делось. Теперь даже последняя нищая портовая шлюха не посмотрит в мою сторону. Я постарел?

– Ты или слишком жадный, Рут, или слишком гордый. Или просто ленивый и тупой мозгляк. А, скорее всего, всё это вместе. – Димиус снова хлебнул из ковша. – Дело, браток, не в них. Всё дело лишь в тебе, и ни в ком другом. Не лги хоть самому себе.

– Знаешь, Димиус, я вчера был у той, которая год назад хотела меня до слёз. До истеричной ревности, до безумия.

– И что? Что она сказала тебе? Ты вообще выслушал её?

– Она сказала, что почти забыла меня и даже не хочет вообще больше видеть.

– Идиот, неужели ты всерьёз поверил, что она тебя разлюбила? – Старик вяло усмехнулся и сипло закашлялся от новой затяжки вязкого дыма.

– Ну да! Она сама это сказала.

– А ты видел при этом её глаза? Что было в них?

– Ну… Мне показалось, что там всё менялось… Так сразу трудно сказать… Холод какой-то или злость… может, равнодушие… Возможно у неё теперь появился кто-то другой, помоложе.

– Ты лжёшь! Там не могло быть равнодушия.

– Мне правда трудно вспомнить… Но почему то я сразу поверил ей.

– Это потому, что ты сам хотел в это поверить. Она тут не при чём.

– И что теперь? Чего мне ждать?

– Или ничего или смерти… Хотя это одно и то же.

Рут и Димиус сидели в старом дворе у детской песочницы. Ночь прошла, оставив лишь сырой туман в мозгах и кислятину нечищенных зубов во рту.

Девочка нарисовала пальцем сердце на песке.

– Оно такое? – она подняла голову на Серого Человека.

– Нет, Валерия, оно больше. Намного больше. Намного-намного больше.

Вдруг Рут заплакал. Грязные слёзы на небритых щеках. Романтично и глупо распускать нюни с утра. Девочка не понимала, что с ним. Но тоже начала всхлипывать.

Старик молча смотрел в небо. Утро. Проклятое новое утро. И небо всё ближе и ближе.

Рут возвратился с кладбища только к вечеру. Поминки Димиуса прошли в кафе, как во сне. Кошмарном призрачном сне. Фигуры малознакомых людей, столы, какие-то слова – всё перемешалось в одну густую массу, похожую на липкую прокисшую кашу.

Кто-то подходил, похлопывал его по плечу, говорил что-то о сочувствии, наверное пытаясь поддержать или ободрить. Его пустая голова совершенно не понимала, не принимала никаких слов. Он машинально кивал и отходил в сторону. Ушёл тихо и скрытно, раньше всех. Дома, не раздеваясь упал на диван и забылся…

Небо, похожее на молоко. Земля, заваленная снегами, похожа на небо. Цвет не отличается. Наверху и внизу всё то же беспросветное молоко и метель. Грязной прослойкой между небом и землёй коробки, коробки, коробки. Человеческие соты. Тут ещё слегка теплится жизнь.

Старухи, торгующие вязаными варежками и носками. Головы свиней с глупо улыбающимися ветру рылами и задубевшие на морозе туши рыб. Сваленные в кучу деревья, срубленные в угоду празднику. Безрадостный пейзаж городской зимы.

Ветер со снежной крошкой в лицо и собака, греющаяся на крышке люка теплоцентрали. Рут достал из кармана куртки сухой кусок батона.

– На! Бери. Ешь.

Псина нехотя встала с люка, отошла, прихрамывая, на десяток метров, и присела на снег, продолжая с опаской поглядывать на Серого Человека.

« – Страх, недоверие, вражда… Везде одно и то же. – Мрачно подумал Рут. – Везде. Среди людей, и среди зверей.

Скоро он должен выполнить своё предназначение. Оставление своей земной человеческой жизни. И возвращение домой. Остальное теперь не важно. От этого приходила то ли уверенность, то ли даже некая болезненная бодрость, правда больше похожая на агонию или на истерию. Но, как бы там ни было, всё-таки имелась настоящая цель, это радовало и придавало сил.

***

…А что было здесь действительно ценного, дорогого, стоящего? Такого, что имело бы человеческий смысл? Такого, ради чего людям и жить стоит и сдохнуть не жаль? Самое, самое…

Рут вспомнил. Все эти последние пол десятка лет у него на стене, над диваном у изголовья висел тайный мешочек. Такой маленький, синий подарочный мешочек. Совсем крохотный, всего с пол ладони. Главное там. Самое главное. Раз в год, обычно под Новый Год, он доставал из мешочка это главное. Серебряный медальончик с её фотографией и прощальное письмо.

Рут перечитывал письмо раз в год, сам не зная зачем. Ведь он уже давно запомнил все эти слова наизусть. Наверное, только для того, чтобы опять подержать в руках этот родной листик с её почерком. Потрогать его пальцами, убеждаясь вновь и вновь, что это не было сном, бредом, фантазией. Это было, было, было. Было в её руках. Она сама нашла этот листок и писала на нём своей рукой. Неважно, что это было давно. Главное, что она держала его в руках. А теперь и он держит. Как в первый раз…

И теперь он бережно достал медальон, открыл его и долго-долго смотрел, смотрел, смотрел… Любовался.

Как это странно… Обычное лицо обычного человека, но оно такое необыкновенно родное, прекрасное и дорогое. Обычное лицо необыкновенной милой женщины. Единственной и драгоценной…

Рут не стал закрывать фото, положил его рядом с собой и бережно, очень аккуратно и нежно развернул сложенный вчетверо листочек.

«… Рут! Этот медальон я купила уже давно, но решила, что подарю его тебе в очередное знаменательное событие. К сожалению, до нашего полуюбилея мы не «дожили». Но медальон твой (если бы ты знал, какой это дефицит такие медальоны!!!)!

Единственное, что я убрала оттуда свою фотографию – теперь ты сам решишь, чья там будет фотография и будет ли вообще. В любом случае, ангел – хранитель, изображённый на медальоне, будет хранить тебя. И пусть как можно дольше ты также будешь уверен, что «всё» в этой жизни даётся пополам и по справедливости.

И последнее. Когда люди украдкой, тайком любят друг друга – это называется ворованное счастье. Мы оба воры. И я никак не хотела тебя обидеть. Я целиком и полностью принадлежала тебе, но об этом знали только мы с тобой. А так хотелось рассказать о нашей любви всему миру. И знаешь, солнце моё, я считаю НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬЮ то, что судьба свела нас так поздно и мы не можем быть вместе. Но, с другой стороны, я БЛАГОДАРНА судьбе, что она подарила мне это счастье, эту любовь, и ту единственную ночь – пусть даже ворованную. Вот теперь всё. Я ухожу. Хочешь – проводи меня:)

Наташа.

P.S. В имени Александр встречаются 5 из 6 букв твоего имени»

Рут читал и словно наполнялся жизнью от прочитанных слов. Холод пустых дней и лет земной командировки растворялся памятью о любимой.

Да. Димиус был прав. Он живой. Ещё живой. Рут последний раз всмотрелся в милое лицо. Закрыл медальон, сложил вчетверо драгоценный листок и аккуратно вернул своё сокровище в мешочек на стене.

Всё правильно. Теперь пора.

Третий час ночи. Город как раз уже улёгся на покой. Почти весь город спит. Где-то недалеко в этом городе спит и она. Она не знает, она спит… И хорошо. И пусть не узнает…

***

Прибывшие демотиваторы были безразличны и молчаливы, как всегда. Обычная процедура.

Говорил только один. Кому он говорил было непонятно. Скорей всего, это всего лишь служение. Или пустая болтовня. Или проверка эмоций Странника.

– Слышали, как любят говорить истеричные дамочки на этой планете? ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА! Они так любят это повторять, чтобы поверить им самим. Но счастливей они становятся только на мгновение, на час земного времени. Или на сутки. Ну, максимум на месяц. Или не становятся никогда.

Он отхлебнул обжигающий чай, и продолжил:

– А вы попробуйте, сказать эту фразу молодой матери, у которой вчера утонул маленький сын. Или погиб на их глупой войне муж..Или рискните сказать это безвинно осуждённому преступнику, которого завтра посадят на электрический стул. Можно поэкспериментировать и повторить эти слова парню, у которого умирает от рака мать или ребенок. – служебный Дух правдоподобно изобразил улыбку…

– Вы скажете, это частности? А для большинства ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА? Именно эти частности и исключения ведут к пробуждению от сна. Никакие радости и развлечения не могут прервать желание жить в иллюзии. И в постоянном страхе это потерять. Это люди. Они хотят верить, ждать, страдать, и при этом каким то образом стать бессмертными. Они только на время затуманивают умы безумной жаждой новых наслаждений и приключений… Влюбляются, разводятся, мечтают, размножаются, болеют и умирают. Торопятся жить. Так и не успев понять, что торопиться то было незачем и некуда.