Человек третьего тысячелетия

А ведь Россия – страна неизмеримо более культурная, чем любая страна Азии, она цивилизованнее даже Японии. В Латинской Америке только большие и самые цивилизованные страны могут сравниться с Россией по уровню просвещения. «Тьма египетская» царит в головах 85 % населения земного шара. И какая тьма! Русская «тьма» – это еще очень высокий уровень общей культуры. Убили косулю? Верят в оборотней? Какие мелочи! В Индии и в Южной Америке приносят в жертву людей. В Африке еще вовсе не изжито людоедство.

В 1900 году для 85 % населения земного шара оставались практически недоступны вся литература и искусство, непостижимы все достижения науки. Есть, конечно, кучка людей, образованных «по-китайски» или «по-персидски». Но именно что кучка; и образованы эти люди примерно так же, как знать Древнего Востока в эпоху фараонов. Их образование – знание литературы, истории, священных текстов… Но образованный по-китайски может не иметь никакого представления о шарообразности Земли и об устройстве того же паровоза.

Вне цивилизации мало доступны чудеса научно-технического прогресса. Если люди традиционного мира когда-нибудь поедут на поезде, увидят газету или как говорят по телефону, они все равно не поймут, почему едет паровоз, как устроен телефон и почему для белых людей так важны события, о которых они читают на бумаге.

В китайский язык вошло слово «машинка» – то есть машина. В значении «обман», «мошенничество». Так и говорили: «не верь Лю, он машинка». Поезд или автомобиль двигаются непонятно как, потому что едут без запряженных в нее быка или лошади. В этом какой-то обман, мошенничество, наваждение. Примерно так же думала странница Феклуша в пьесе «Гроза», у Островского: то-то она своими глазами видела беса, который загребает лапами, тащит на себе поезд.^[9] Старообрядцы крестили поезда в надежде, что они растают в воздухе… но в русском языке «паровоз» все же не стал символом обмана и «надувательства». Из чего приходится сделать вывод: русские туземцы куда ближе к цивилизации, чем китайские.

У туземцев могут быть фабричные ткани и ножи, сделанные заводским способом. Но они не очень представляют, как работает фабрика или шлифовальный станок. Электричество? Вспыхивающая лампочка способна их, скорее всего, напугать. В их домах ничего подобного нет и в обозримом будущем не будет.

В 1900 году так существуют по крайней мере 1 миллиард 300 миллионов или 1 миллиард 400 миллионов человек из живущих на земле 1 миллиарда 600 миллионов.

Мир перед Мировой войной 1914–1918 годов разделен на 10–15 % тех, кто строит цивилизацию и живет в ней. И на 85–90 % человечества, которые в цивилизации не живут, ее не строят и даже не очень представляют, что это вообще такое.

Над ними, вне их мира, начинаются войны, принимаются важные решения, шумят громадные промышленные города, пишется научная фантастика, читаются лекции по органической химии и технологии производства каучука. Они не имеют к этому почти никакого отношения. Эта промышленная, умственная, политическая работа им и не очень понятна.

В традиционном мире идет совсем другая жизнь: размеренная, плавная, по своим простым, понятным циклам. Это годовые циклы погоды и урожая, циклы рождения, взросления, старения и смерти человека.

Наступила весна, пора пахать и сеять, как всегда. Дети родились и выросли. Так тоже было всегда.

Повторяющихся событий намного больше, чем исключительных. Да они и важнее, потому что мало ли какой правитель издает указы, какой военачальник ведет армии, а какой литератор что-то пишет? Все равно брошенное в землю зерно должно прорасти, буйволица давать молоко, а женщина рожать детей. Это главное. Это – основа жизни, куда важнее бегающих по рельсам «машинок» или дымящих фабричных труб.

XX век – конец распространения цивилизации?

Всю эпоху Просвещения цивилизация жила в уверенности, что скоро она распространится на весь земной шар, все станут цивилизованными. Просто одни народы передовые, а другие – отсталые, но передовые им помогут.

Но тут же величайшие умы цивилизации объясняли, что есть народы исторические, а есть – неисторические. Георг Вильгельм Фридрих Гегель прямо говорил, что недопустим выход славянских народов из состава Австрийской империи. Ведь немцы – народ исторический, а славяне – неисторические. У них нет настоящей истории, нет выдающихся личностей; их удел – служить удобрением для жизни исторических народов.

Колониализм виделся неким естественным следствием того, что Европа цивилизованнее остального мира, но и миссией Европы. Бременем белого человека, если произнести эту фразу без иронии. Колонизаторы были убеждены, – индусы и африканцы должны «развиваться». Они считали свою работу на Востоке служением этой идее – улучшения совершенствования, развития.

Но эти же колонизаторы, в своем как будто благородном служении Прогрессу, культивировали расистские представления о «неполноценности» колониальных народов, обожали отвратительные анекдоты про «бесхвостых павианов» и черных дикарей. Даже «люди латинской расы», европейцы Мексики, выглядели для американцев как люди явно второсортные.

В этом были едины и самые консервативные, и самые «прогрессивные» европейцы: есть народы исторические и неисторические. Даже самые отъявленные политические радикалы не видели реальных путей достижения хоть какого-то равенства народов. Не только Георг Гегель, но и Константин Циолковский считал, что неисторические народы обречены вымереть за ненадобностью. Зачем они нужны? Только путаются под ногами.

Маркс полагал, что когда произойдет Мировая революция, тогда пролетариат и решит, что делать с этими самыми неисторическими народами. Истребить их он прямо не призывал, но и не исключал «окончательного решения».

Конец эпохи колониализма грянул вместе с Мировыми войнами: чтобы сохранять свои империи друг от друга, колонизаторам пришлось вооружить и обучить войне сотни тысяч, миллионы туземцев. Эти миллионы сикхов, гуджаратцев, сенегальцев, хауса, яванцев и малайцев получили не только опыт обращения с современным оружием, но и опыт применения его против белого человека. Сыну Сенегала трудно объяснить разницу между французом и немцем – при том, что они хоть в чем то внешне различаются. Еще труднее объяснить жителю Гуджарата разницу между немцем и англичанином – потому что они-то практически неотличимы.

Стоило вернуться домой туземным солдатам Второй мировой – и колониальная система развалилась. В 1960-е годы человечество вступило как множество независимых государств. И с установкой на политическое равенство любого народа.

Мировые войны поставили под сомнение всю систему ценностей эпохи Просвещения. Вера в прогресс и неуклонное совершенствование сменилась пессимизмом, на место жесткой иерархии ценностей и человеческих качеств встала странная установка «постмодернизма», по которой «все равны всем» и «всё равно всему», независимо от результативности.

Лидерство Европы? Но к чему нужно лидерство, чреватое мировой бойней, лагерями уничтожения и атомной бомбой? Стало хорошим тоном рассуждать о преимуществах Востока, и даже первобытного общества.

Уже почти сто лет, после Первой мировой войны, цивилизация сомневается и в самой себе, и в своей универсальности, и в праве навязывать себя всему человечеству.

XX век – продолжение взрыва

Значит ли это, что развитие цивилизации остановилось? Что достигнут некий предел и развития больше не будет?

Вовсе не значит, взрывообразное развитие цивилизации продолжается.

Во-первых, как раз в послеколониальную эпоху, во 2-й половине XX века цивилизация распространилась на большую часть территории Земли.

Богатые и бедные страны никуда не исчезли. За последние 30 лет разрыв между уровнем жизни Британии и Индии не сократился, он даже вырос. Если мы сравним благосостояние британца в 1900 году и в 2000 году, то оно возрастет даже заметнее, чем благосостояние индуса между 1900 и 2000 годами.

Но давайте сравним иначе: сравним уровень жизни индуса в 2000 году и уровень жизни британца в 1900 году… И что же мы увидим? Прошло сто лет, и индусы стали жить лучше, чем их завоеватели жили всего сто лет назад.

Если Британия 1900 года – цивилизованная страна, то и Индия 2000 года – тоже цивилизованная страна.

Конечно, в Индии до сих пор приносят в жертву людей, устраивают погромы, ведут религиозные войны. В Индии сохраняется кастовая система; индус с рождения кого-то «выше» или «ниже», принадлежит к общине «своих», и ему бывает очень трудно не учитывать этого. Индус легко может стать жертвой жестокости властей, и никому просто не приходит в голову, что рядовой житель страны тоже имеет какие-то человеческие права.

Но это уже вопрос того, что делают с цивилизацией те, кому цивилизация… если угодно – подарена, а если угодно – навязана. Главное – она уже есть, в том числе в Индии, Нигерии, Марокко. На острове Гаити и в Папуа-Новой Гвинее она тоже есть, и что с ней делать – уже решать жителям этих стран. Они могут цивилизацией воспользоваться, а могут ее отрицать, выращивая причудливые идеи марксизма, маоизма, чучхе, истинно боливийского социализма, негритянского национал-социализма – убунти или индусского религиозного шовинизма партии «Джан Сангх». Развлекаться можно как угодно.

Но ведь точно так же «развлекались» и европейцы в конце XIX века, «изобретая» марксизм, национал-социализм, религиозный фундаментализм и прочую мерзость. И точно так же в «стране победившего социализма», невзирая на любые идеологические заклинания, цивилизация продолжала свое победное шествие.

Профессор Л. Б. Алаев хорошо показывает, что сама «теория разных цивилизаций» довольно сомнительна. Разные-то они разные, но идеи, родившиеся в Европе в век Просвещения, в них все равно побеждают.^[10]

Золотой миллиард

В 1990-е годы начали говорить о «золотом миллиарде» – о жителях самых экономически развитых государств. Всего на Земле живет порядка 7 миллиардов человек. Один из этих миллиардов – в золотых условиях, при товарном изобилии и прочих радостях жизни. Это люди, на которых хватает денег, которые зарабатывает все население Земли.

Иногда мир разделяют на богатый Север и нищий слаборазвитый Юг.

Север и Юг

Разделение это очень условно; часть стран Юга лежит севернее некоторых стран Севера. Южная Корея – это Север. Северная Корея – это Юг.

Почти вся территория Японии лежит в субтропическом климате, но это – тоже Север. А вот Гренландия с ее ледниками – это Юг.

Север – это не страны, населенные потомками выходцев из Европы. Гватемала и Бразилия – это Юг, хотя там говорят по-испански. Сингапур – тропики, населенные монголоидными жителями Южной и Восточной Азии, но это – Север. Сингапур гораздо богаче и современнее, чем Гватемала.

Разделение на Север и Юг не очень строгое. Ирландия, Иран, Тайвань, Аргентина… Север это или Юг? Не однозначно. Многие страны – Север по сравнению с одними и Юг – с другими.

Польша – это богатый Север для Украины и Белоруссии, но это Юг по сравнению с Германией.

Про Россию часто говорят, что страна страшно обнищала, что она почти целиком – Юг. Но даже в бедные городки Средней полосы России едут работники из Киргизии и Узбекистана. Псков и Владимир – Север для Азербайджана и Таджикистана.

Конечно, множатся разнообразнейшие идеи, как преодолеть отставание большей части человечества. Сложность в том, что в середине XX века стала очевидной нелицеприятная истина: для цивилизации нужны огромные природные ресурсы. Их попросту не хватит на то, чтобы все стали такими же богатыми, как страны Севера, государства Золотого миллиарда. Причем не хватит даже не металла и нефти, не хватить может кислорода и чистой воды. Когда над территорией США ежегодно сжигается 40 % всего кислорода, который вырабатывают растения всего земного шара, возникает вопрос – а что будет, если и другие регионы Земли достигнут того же уровня экономического развития?

Конференция ООН по окружающей среде и развитию 3–14 июня 1992 года в Рио-де-Жанейро показала совершенно чудовищные противоречия между требованиями развития экономики и экологией. Итогом стала странная половинчатая концепция «устойчивого развития»: чтобы и развиваться, но каким-то загадочным образом делать это «устойчиво».

Значит ли это, что большая часть человечества никогда не станет цивилизованной? Нет, не значит. Это значит ровно то, что цивилизация на большей части земного шара невозможна именно при существующей экономической модели. Очень может быть, при другой экономической модели цивилизация возможна и на всем земном шаре.

Во-вторых, вот еще более важное явление: параллельно с распространением цивилизации на весь земной шар во 2-й половине XX века цивилизация стремительно развивалась вглубь. Та часть мира, которая уже была цивилизованной, стала еще более цивилизованной, причем взрывообразно.

Сравнивать условия жизни англичан, немцев, французов 1900 и 2000 годов – то же самое, что сравнивать условия жизни пролетария и аристократа в 1900 году. Или условий жизни европейца и индуса в 1900. Эти условия жизни углубляют противоречия между странами и народами, но и ведут к изменениям цивилизованных народов. К глубоким, качественным изменениям, даже на уровне анатомии и физиологии.

К 2000 году всякий житель цивилизованной страны оказался:

• в мире техногенной цивилизации;

• в мире капитализма;

• жителем колоссального мегаполиса;

• обитателем искусственной техногенной среды;

• участником глобальной компьютерной экономики.

Благодаря этому он живет:

• в мире неслыханных богатств;

• в мире невиданных возможностей;

• в мире массового образования;

• в мире невообразимой личной свободы.

Из-за этого он:

• изменяется анатомически, физиологически, а главным образом – психологически;

• живет в три раза дольше предков;

• становится взрослым тоже намного позже;

• вынужден поддерживать свое существование искусственными мерами и химическими веществами;

• все время становится все более искусственным существом.

Впрочем, обо всех условиях нашего существования придется поговорить отдельно.

Глава 2. Взрыв экономики

Если вы возьмете все деньги мира и разделите их поровну, то вскоре они опять окажутся в тех же самых карманах, в которых были до этого.

Джим Рон

Четыре волны богатства

Есть интересные исследования о «третьей волне богатства», обрушившейся на мир после Второй мировой войны. Первая волна связана с земледелием и скотоводством. Вторая волна – с индустрией, промышленностью. Третья волна, которую мы переживаем сегодня, создается в сфере наукоемких технологий, информации, услуг.^[11]

На самом деле волн богатства можно насчитать даже четыре – до экономики обработки земли существовала экономика охоты и собирательства.

Цивилизация начала развиваться на основе земледелия и скотоводства. Страны и народы, которые создали промышленность, резко вырвались вперед.

Современная цивилизация стоит на «постиндустриальной» экономике: экономике знаний, услуг, информации.

Мы – неправдоподобно, невероятно богатые люди. Мы богаче горожан XIX века настолько же, насколько горожане индустриально развитых стран XIX века богаче крестьян тех же стран XV века или индусов «своего» XIX столетия.

Вот старый обычай – вешать подкову над дверьми дома. Почему именно подкову? Не стоит изучать форму подковы и делать далеко идущие выводы про форму скандинавских рун или иных таинственных древних значков; не стоит угадывать их тайный смысл в очертаниях подковы. Все проще: в подкове содержится около 200–250 граммов железа. Очень ценный металл, и найти его – явная удача.^[12]

Производственно-хозяйственные цепочки

Первобытный человек убивал мамонта – и ел. Находил вкусный корешок – и тоже ел. Для него не важна была переработка продукции, для него важно было извлечь необходимое из природных ландшафтов.

Если приходится выменивать у соседнего племени кремень для наконечников копий или шерсть для прядения тканей – вещь проходит уже несколько рук между природным сырьем и готовой продукцией. Появляется производственно-хозяйственная цепочка.

Средневековый меч проходил производственно-хозяйственные цепочки из девяти звеньев. Одни руки выплавляли металл из руды. Вторые руки везли и продавали крицу грубого сыродутного металла. Третьи руки проковывали крицу, удаляли из нее все неметаллические примеси, проковывали – получался чугун. Четвертые руки проковывали чугун, насыщали углеродом и превращали чугун в сталь. Пятые руки выковывали сам меч. Шестые руки вырубали ветку или рог, которым предстояло стать рукоятью. Седьмые руки делали рукоять. Восьмые руки соединяли меч и рукоять. Девятые затачивали меч.

В наше время такая производственно-хозяйственная цепочка кажется чересчур простой. Шоколадные шарики «Несквик» проходят сорок преобразований и перемещений между руками негра, срывающего плод какао на плантации, и руками ребенка или мамы, насыпающих шарики в тарелку.

Автомобиль в 1930-е годы был плодом производственно-хозяйственной цепочки из 800 звеньев. Автомобиль образца 2000 года и компьютер – порядка 4000 звеньев.

Чем меньше у цепочки звеньев – тем большее место в конечной стоимости продукта занимает цена сырья. Тем выгоднее добывать сырье. Чем больше звеньев цепочки – тем меньше доля стоимости первичного сырья в стоимости конечного продукта. Тем выгоднее работать, преобразуя сырье в конечный продукт.

Обладатель каждой пары рук хочет есть и пить. Чем больше звеньев у цепочки, тем сильнее различается цена сырья и конечного продукта.

В наше время добывать сырье – не очень выгодное занятие. В начале XX века «золотая лихорадка» на Аляске обогатила множество людей – несколько килограммов золота делали человека богатым. Джек Лондон потрудился назвать конкретные цифры: сколько золота нашли его герои. В наше время это золото не сделало бы их такими уж богатыми людьми.

500 фунтов золота – вот предел того, что намывал старатель с лотком. Это было невероятно много!

200 килограммов золота в наше время стоят порядка 1 миллиона 800 тысяч долларов. Много… Но разве это такая уж фантастическая сумма? В США живет несколько сотен тысяч миллионеров, в одном Нью-Йорке их по одним данным 250 тысяч, по другим – даже 350 тысяч.

Мы живем в мире, где быть врачом выгоднее, чем найти золотую жилу.

Какие бывают деньги?

Долгое время денег не было вообще: товар обменивали на товар.

Потом мерилом стоимости был скот. В латыни само название денег и означало: скот.

Еще мерилом стоимости стали металлы. Долгое время их оценивали по весу и обменивали вес на вес. Сказочное богатство легендарного Креза, царя Лидии, объясняется просто – на реке Пактол были золотоносные россыпи. Такие, что можно было промыть песок в обычном тазу – и найти несколько самородков. Когда жителю Лидии нужны были деньги, он просто мыл золото на Пактоле.

Монеты известны с VII века до Рождества Христова. Каждая монета стоила ровно столько, сколько стоил металл, из которого она изготовлена. Еще в сказках «Тысячи и одной ночи» описано, как на базарах говорили: «Вешай свое золото!». Ведь надписи на мягких золотых монетах легко стирались, но стоимость металла не уменьшалась.

Поэтому выгодно было «портить монету»: уменьшать содержание металла в монете, а заставлять ее принимать как полноценную. Из-за этого известно много восстаний во всех странах Древнего Мира и в Средневековье.

Конечно, металлические деньги неудобны: тяжелые, малотранспортабельные. В Средние века при международной торговле и крупных сделках приходилось применять векселя, безналичные сделки.

В Китае бумажные деньги известны с XIII или с XIV века. Они ходили и в других странах: русский путешественник И. П. Козлов находил их в мертвом городе тангутов, их столице Хара-Хото в пустыне Гоби. В Китае до XVIII–XIX веков такие деньги – обычное дело. На них даже писали: «обеспечивается всеми запасами риса и бронзы».

Европейцы отстали – до конца XVIII века у них не было бумажных денег. Деньги были только золотые и серебряные. Во время Войны за независимость США в 1772–1776 годах Джордж Вашингтон впервые в истории начал печатать бумажные деньги и платить ими зарплату своим офицерам: ведь «настоящих» денег у него не было.

С тех пор многие правительства стали вести эмиссию денег, то есть выпуск ассигнаций – бумажных денежных знаков. Правительства обязывались по первому требованию разменять бумажные ассигнации на золотые монеты… в действительности они не всегда могли это сделать, суммы бумажных денег были больше, чем золотых. Устанавливался курс – соотношение: сколько бумажных денег дают за золотые? Скажем, в 1830-е годы в Российской империи за 100 бумажных рублей давали 30 золотых.

В эту эпоху никому и в голову не пришло бы возить бумажные деньги из страны в страну. Везли золото, разумеется. И никаких законов, устанавливающих правило ввоза и вывоза ассигнаций, тоже не было.

Государства регулировали ввоз и вывоз товаров или продуктов, контрабанда была увлекательным и не очень опасным, но доходным занятием части жителей побережий. Киплинг написал весьма романтические стихи по этому поводу:

 
Если вдруг услышишь стук копыт в ночи —
Спи спокойно, крошка, а не спишь – молчи.
Не гляди в окошко, отвернись к стене —
Есть дела у джентльменов ночью при луне.
 
 
Пони друг за дружкой,
У седла – вьючок,
Пастору баклажка,
Служке – табачок,
Весточка шпионам,
Ленточки для дам —
Это скачут джентльмены по своим делам.^[13]
 

Но бумажные деньги из страны в страну не ввозили. Вывезли товар, заработали иностранные деньги – и сдали в банк. А в банке получили свои денежки, национальные.

С Великого Кризиса 1930-х годов бумажные деньги в банках на золото не меняют. В 1933 году золотой стандарт отменили в Британии. Курс денег в 22 странах стал определяться в зависимости от фунта стерлингов, а по отношению к доллару и другим валютам устанавливался в зависимости от курса фунта стерлингов по отношению к этой валюте.

Даже такие сильные страны, как Германия, Швеция, Дания, Финляндия, Япония, входили в стерлинговый блок.

В 1936 году отменили обмен денег на золото в США. Канада и государства Латинской Америки привязали свои деньги к доллару, свои валютные накопления держали в банках США и через эти банки вели все международные расчеты.

Дольше всех продержались европейцы – Франция, Италия, Польша, Бельгия, Швейцария, Голландия меняли свои деньги на золото до 1936 года. Потом золотой блок распался, все входящие в него страны ввели валютные ограничения.

Еще в 1960-е годы вы не могли свободно ввезти из Германии во Францию любое количество национальной валюты – марок. Какую-то сумму вам обменяют на границе – но и только. Немец не мог приехать во Францию с марками, взять и купить во Франции завод или земельные угодья – на марки или обменяв их на франки. На марки – купить запрещено, а обмен марок на франки ограничивали жестко.

То есть международный капитал существовал – но существовали и строгие, в целом выполнявшиеся законы, которые регулировали: какие суммы, откуда и куда можно ввозить и вывозить.

Сразу после Второй мировой войны в Германии доллар ходил почти свободно, в остальной Европе тоже охотно брали доллары – но это было временное явление, пока в Европе царила послевоенная разруха. Стоило ФРГ окрепнуть – и установились твердые правила, как можно менять марки на доллары. А как – нельзя.

Довольно свободно передвигались капиталы в рамках стран Британского содружества. У героев английских писателей – и Джона Голсуорси, и Агаты Кристи – не было проблем ввезти деньги из Британии в Австралию или вывезти. Но это ведь движение капиталов в пределах одной империи! А из других стран, не входивших в Британскую империю, а потом в Британское содружество, можно было ввозить не все и не всегда.

Герой Д. Дюморье в 1950-е годы не всегда может вывезти франки из Британии и купить фунты; для этого надо покрутиться.^[14] Так же точно и тетушка главного героя Грэма Грина вывозит валюту, как и любую другую контрабанду.^[15]

Современный британец уже с трудом поймет, о чем там толкуют эти устаревшие писатели. Потому что валютные ограничения действовали только до конца 1970-х годов. Тогда появилось понятие «свободно конвертируемая валюта» – СКВ. То есть деньги, которые можно свободно вывозить откуда угодно, ввозить куда угодно и в любом количестве.

Далеко не всякая национальная валюта стала СКВ! Таких валют изначально было всего семь: доллар США, марка ФРГ, французский франк, английский фунт стерлингов, швейцарский франк, лира Италии, иена Японии. Все!

Национальные валюты хоть как-то, но контролировало государство. Свободно конвертируемая валюта свободно перемещалась через границы, делала бессмысленными попытки регулирования экономики на уровне национальных государств.

Появление ТАКИХ денег невероятно глобализировало всю экономику – ведь теперь финансовый капитал жил сам по себе, отдельно от промышленного.