Кость со стола

Мы допускаем возможность и того, что эти, действующие незаконно и скрытно, частные предприниматели открыли планету гораздо раньше, чем представители официальной косморазведки. Нарушив тем самым Закон о немедленном оповещении о таком открытии. И сейчас именно они пытаются вытеснить отсюда представителей официальных властей. Пусть даже и таким нетрадиционным и сложным способом. Но!

Пока абсолютно никаких материальных свидетельств этого, равно как и улик или доказательств чего-либо подобного – нет. А насчёт ксенопаранойи, что, дескать, всё это подстроили коварные пришельцы – тоже пока сомнительно. Крайне.

Однако мне вполне понятно стремление капрала Риглона сохранить жизнь дрона подольше, и работать без физических и психологических мучений. И разведку начинать, так сказать, издалека, и не по традиционной и утверждённой методике, постепенно приближаясь к потенциально, да и реально – опасным зонам. Так же вы не можете не знать, что я – лицо, представляющее сейчас интересы не только Федерации, но и – Флота! А правила Флота гласят, что в любых обстоятельствах мы должны максимально обезопасить людей.

К которым дроны-аватары не относятся.

– Эта мысль мне вполне понятна, майор, сэр. Однако начав с северных, не представляющих так сказать, коммерческого интереса, земель, мы никаких Инструкций или Уставов не нарушаем.

Потому что сами знаете: в подпункте девять-три Инструкции есть сноска-пояснение, где написано примерно следующее: «в случае невозможности по каким-либо объективным причинам следовать при разведке стандартной процедуре, места высадки дронов-разведчиков первой волны устанавливает руководство Подразделения Освоения непосредственно на месте». Объективные причины – налицо. Стандартная процедура однозначно отправилась в унитаз. То есть – всё зависит от вашего решения, майор.

– Хм-м… Не знал, что вы такой матёрый буквоед, доктор. И даже озаботились почитать Инструкцию. – внимательно внимая майору, доктор коротко глянул на Джона, и подмигнул. Записку с распечаткой этого и других полезных пунктов и подпунктов Инструкции, которую Джон подсунул ему заблаговременно, док, прочтя текст, незаметно для майора спрятал назад в карман халата. – Ладно, сделаем так.

Пусть капрал Риглон сам выберет место высадки. На своё, так сказать, усмотрение. А если его аватар снова окажется уничтожен, и уничтожен примерно так же, как предыдущие, я просто вычту стоимость этого аватара из будущего жалования капрала. А если денег не хватит – то и из вашего, доктор. Устраивает вас такой вариант?

Лицо доктора Гарибэя чуть побледнело и подвытянулось, когда он переглядывался с Джоном. Но надо отдать ему должное: когда Джон кивнул, док тоже не колебался ни секунды:

– Устраивает, господин майор, сэр!

Высадка на заснеженную равнину, надо признаться, не порадовала своеобразием или оригинальностью ощущений: та же болтанка, те же толчки. И муторное «одевание». Правильней, правда, сказать – ещё более муторное, чем обычно. Потому что к стандартному обмундированию добавились тёплое нижнее бельё, тёплые унты, тёплые штаны, рукавицы, куртка-парка типа «Аляска». И белый маскхалат с капюшоном на случай снегопада, или появления потенциально опасных «объектов». Проще говоря – врагов.

Но снегопада, врагов, или ещё чего, что осложнило бы жизнь Джона, к счастью, снаружи не имелось. (Ещё бы! Сам ткнул пальцем туда, где простирался обширный антициклон, позволяющий надеяться на хотя бы солнечную и спокойную погоду!)

Глаза слепило, хотя солнце, вроде, и стояло невысоко над горизонтом. Скорее всего так происходило от того, что альбедо, как выразился доктор Краузе, их геолог, зашкаливало. Джон про себя усмехнулся: всё верно. Слепит.

Он попридержал высказывания типа «Ни …рена не видно – всё отсвечивает!», или «И понёс же меня чёрт в такую ж…!» Потому что сам напросился. Да ещё рискнув зарплатой как минимум за три месяца вперёд: производство одного дрона, пусть и является стандартной же и отработанной процедурой, но – отнюдь не дёшево! Тут одного квалифицированного персонала автоклава задействовано двадцать пять человек. И работы им хватает минимум на пять дней. А у них зарплата.

И уж она – не чета зарплате даже капрала.

Пейзаж арктического типа разнообразием глаз отнюдь не радовал. Ослепительное сверкание полярного солнца, преломляясь в мириадах кристалликов, всё ещё больно слепило глаза. Надежды на то, что глаза привыкнут за минуту-другую, не оправдались. Пришлось от шлема отщёлкнуть и опустить-таки светофильтр.

Слепить перестало, но что-либо увидеть это не помогло: смотреть, кроме как на те же кристаллы, да яму, вырытую при приземлении двигателями посадочного модуля, было решительно не на что. Кроме разве что неба, имевшего здесь поистине обалденный оттенок: васильково-индиговый.

– Майор, доктор, сэр. Я на месте.

– Отлично. Побережье – в двух милях к востоку. Восток от вас будет… Э-э, короче: капрал, полоборота налево, и идите прямо.

Раздумывая, что напрасно они не позаботились дополнительно оснаститься съёмными снегоступами, и отмечая, что входящие в стандартный арктический набор ботинки с «расширенной» подошвой справляются, в-принципе, неплохо, Джон потопал в указанном направлении. Вскоре неплохо приноровился к неудобству ходьбы по снежной целине. Правда, он всё равно чувствовал себя неуклюжей и неуместной в этих бескрайних снегах уткой, снова и снова поднимая ногу вертикально из миниколодца, куда она проваливалась по щиколотку, и снова ставя её впереди себя на полметра – дальше не получалось. Монотонная, но оказавшейся чертовски тяжёлой работа – банальная ходьба! – оказалась жутко утомительна, и его ноги к ней совершенно не были подготовлены: явно он тренировал не те группы мышц. Через полчаса икры и бёдра ныли так, словно перебрал с икроножным тренажёром…

Чтоб выдерживать направление, приходилось часто оглядываться – на свою же, подозрительно часто петляющую цепочку следов. Вот уж действительно – когда нет ориентиров, движешься, словно пьяный по весне лось в тайге… Смотреть вокруг Джон не забывал, но решительно ничего ни живого, ни интересного вокруг не наблюдалось. Только впереди вскоре начало маячить нечто, похожее на океан: оно словно волшебным образом само-собой возникло из-за пологого как бы бугра.

Подойдя к краю «бугра» Джон обнаружил, что это просто небольшая приподнятость края снежной равнины, здесь, на переломе, спускающаяся к берегу довольно круто.

– Странный здесь рельеф. – это прорезался доктор Гарибэй, – Словно поработали планетоформеры. Вон как всё плоско, да полого. И скучно. И никаких тебе скал или бухт…

– Да ладно вам, доктор. Я не в претензии. Плевать на скалы и бухты. Жаль вот, пингвинов нет. Зато хотя бы чайки имеются. И моржи есть. Вон: лежат.

Действительно, над поверхностью океана где-то вдали реяли несколько смутных двукрылых силуэтов, иногда оглашая воздух пронзительно-печальными визгливыми криками. А на заснеженной отмели у кромки спуска располагались странного вида туши, напоминавшие именно названных Джоном земных животных. Лежбище, правда, было небольшим: все двадцать восемь туш, которых он насчитал, располагались на расстоянии не более двух-трёх шагов друг от друга.

– Странно, что они так близко лежат. Но – не слишком близко. Я почему-то думал, что прижавшись, они могли бы греть друг друга. – а это влез геолог, док Краузе, очевидно, обиженный, что доктор Гарибэй покусился на его вотчину – геологическую компоненту разведки.

– Нет, доктор, моржи так не греются. Ну, земные моржи. Да и здесь похоже, традиции соблюдаются. Скорее всего перед нами – одна семья. Точнее говоря – один гарем, и дети. Ну, вон от того самца. – майор явно успел с кем-то из дежурящих на КП биологов проконсультироваться. И сейчас говорил уверенно, с чувством превосходства над доктором и Джоном, которые уж точно специалистами по фауне арктических регионов не являлись.

– Ладно, понятно. Попробую подойти поближе, и выяснить, будет ли этот самец, – Джон с подозрением рассматривал полутонную тушу, явно имевшую более крупные габариты, чем остальные животные, – вести себя агрессивно.

– Может, не стоит нарываться, капрал?

– Почему же, доктор? Ведь я здесь именно за этим. Выявить все опасности и скрытые угрозы. И, если честно, думаю, эти мне не навредят. Они, скорее всего, питаются рыбой. Или ракушками. Так что думаю, у них и зубов-то приличных нет. – Джон обвёл рукой белое абсолютно пустое пространство, как бы призывая дежурящих в Диспетчерской лично убедиться, что кушать действительно – больше нечего и негде.

Док на это замечание даже не стал возражать, немного посопев, на КП проигнорировали его попытку пошутить, и Джон уже в молчании преодолел остававшийся до крайней туши десяток шагов. Здесь, на пляже, волны сделали своё дело, и вместо снега имелась, скорее, наледь. Она держала получше, чем девственный наст, ноги не проваливались. Зато скользили. Джон даже устал каждые несколько секунд чертыхаться.

– Странно, что никто не подаёт никаких сигналов. Обычно такие стада выставляют караульных. Ну, чтоб следить за врагами. И те, чуть что, подают сигнал тревоги. Голосом. – это влез доктор Ваншайс.

– Да, доктор, сэр. Но тут ничего такого не было. – Джон уже подобрался вплотную к созданию, похожему на самку, и сейчас лежащую на боку. А зайдя за неё, он даже увидел причину, вынудившую её принять такую позу: маленький серый «моржонок», по размеру и форме очень похожий на дополнительный бак для топлива, сосал из одной из двух грудей мамаши.

– Значит, так. Как говорит сейчас мне доктор Ваншайс, у этих тварей нет здесь природных врагов. То есть, полёживая тут на пляже, они могут никого и ничего не опасаться. Стало быть, враги, и те, кто нашими моржами питается, ждут своего часа там.

В воде.

Отсюда мораль для вас, рядовой: в воду не соваться!

Джон хмыкнул. Сунуться в воду, где минус два, ему бы и в голову не пришло. Но на замечание майора, очевидно, тоже претендующее на остроумие, (Дурные примеры заразительны!) он отреагировал по Уставу:

– Есть, не соваться, сэр. Но у меня просьба. Пусть дрон со сканнером полетает вдоль полосы мелководья. Ну, чтоб мы хотя бы знали, кто это там ждёт бедных моржей. Кровожадный, коварный и хитрый.

Майор поступил как и док: посопел в наушник, но, судя по тому, как паривший до этого над головой Джона дрон-коптер принялся деловито бороздить воздушное пространство над полосой прибоя, его предложение показалось начальству разумным.

– Ха! А вы оказались правы, капрал. – удивления в голосе начальства почти не было, скорее – удовлетворение, – Откиньте-ка монитор. Полюбуетесь.

Джон поспешил откинуть от предплечья рамку монитора, и с минуту наблюдал неторопливое барражирование на глубине около пяти метров, в двух десятках шагов от кромки прибоя, силуэта весьма грозно выглядевшей туши.

– Похоже на касатку, сэр.

– Точно. И питается наверняка так же. Поздравляю. С открытием первого реально большого и хищного существа на этой планете. И поскольку именно вы, Риглон, догадались, что оно тут водится, предоставляем вам честь назвать его. Как вам… – после секундной заминки, когда майор явно снова прислушивался к тому, что советовал дежурный биолог, – Монструозус Риглони?

– Спасибо, сэр. Может, всё же лучше просто – Касаткус Франческуини?

– Хм-м… Неплохо звучит. И куда точнее. Вот, кстати, не знал, что вы ещё и владеете латынью.

– Не владею, сэр. Но плазмодия проказы назвали же – Лепрус Франческуини. Добавить «ус» может любой, сэр. А тут – просто здоровенная рыба. Вернее – не рыба: вон она всплыла. Дышит.

Действительно: появление в паре сотен метров от пляжа фонтанчика из не то – пара, не то – тумана, встревожило моржей куда сильней присутствия Джона, который обходил лежбище, уже не таясь и не стесняясь: некоторые туши даже позволял себе похлопывать рукой в перчатке. А тут стадо вроде даже проснулось, повернув гладкие головы в сторону моря.

– Джон. То есть, капрал. Они, вроде, настроены мирно. Попробуйте поискать у них в шерсти. Вдруг там водятся какие-нибудь паразиты. Ну, вроде клещей. Или блох. – это майора явно опять «проконсультировал» доктор Ваншайс.

– Есть, поискать, сэр. – Джон действительно принялся усиленно «шерстить» ближайшую самку, пытаясь отогнуть «против шерсти» мощную прослойку жёсткой щетины, имевшей не менее трёх дюймов длины.

Вначале ничего не находилось. Пришлось отщёлкнуть обратно светофильтр, наплевав на слепящую белизну, упорно лезшую со всех сторон, будто он – на съёмочной площадке, и заняться поисками поусерднее. Самка наконец соизволила пошевелить сарделькообразным туловищем, приподнять и чуть повернуть голову.

На Джона уставился большой и на удивление выразительный, полный укоризны, чёрный глаз: словно ему пеняли за беспокойство. Ну прямо один в один – земная корова! Видал он в детстве этих животных вблизи.

Однако даже попытки укусить, откатиться, отползти, или как-то ещё выказать своё возмущение его манипуляциями не последовало: глаз закрылся, голова опустилась на лёд пляжа, и её обладательница снова засопела. Уснула? Может быть.

Джон на это уже внимания не обратил, потому что наконец и правда – нашёл!

Он знал, конечно, что все, кто сейчас дежурит в Диспетчерской, и док Гарибэй в операторской через контрольный монитор отлично видят то, что видит и он: глаза дрона – просто мощные биовидеокамеры, ведущие трансляцию онлайн. Но не удержался:

– Вам видно, сэр?! Ну и как оно вам?!

– Замечательно. Постарайтесь сильно не повредить. Пользуйтесь пинцетом и крючком. Конечно, было бы желательно заполучить этот экземпляр живым. И целым. Ну, или хотя бы не слишком повреждённым. – майор наверняка просто воспроизводил слова эксперта, сейчас стоявшего рядом и плотоядно потирающего руки и облизывающегося в предвкушении. Потому что таких слов, как «экземпляр» или «не слишком повреждённым», Джон от него прежде никогда не слышал.

Джон действительно достал из кармашка на бедре пинцет с фиксатором и крючок-элеватор. Повозившись, аккуратно прорезал в коже моржихи щель, и поддел экстрактором глубоко впившуюся головку сегментированного паразита, похожего на гусеницу-переростка. После чего довольно легко извлёк челюсти странной твари из упругой кожи носителя. Моржиха поёрзала, но проснуться не соизволила. Зато извлечённый паразит спокойствие явно утратил: извивался так, что, если бы не пинцет, крепко удерживающий его упругое трёхдюймовое тельце, Джона точно бы цапнули за перчатку челюстями, напоминавшими жвала осы!

– В контейнер его!

Джон и сам не горел особым желанием изучать тварюгу попристальней: поэтому буквально шваркнул на самое дно бюкса. Ещё и завинтил поплотней: мало ли!

– Я поищу ещё.

Но представителей других классов или отрядов насекомых или членистоногих он не нашёл, как ни старался. Зато кусачих «гусениц» на моржах оказалось сколько угодно: они, оказывается, концентрировались у шеи и на голове. Вероятно, оттуда бедняги рыбоеды не могли их вычесать чем-то вроде гребня, образованного сложенными вместе коготками на передних лапах-ластах – средства самообороны просто дотуда не доставали.

Эти «коготки» и ласты задних конечностей, и всё остальное, что имелось у моржей, Джон исследовал достаточно педантично, и бесцеремонно, дойдя в конце до прямо-таки откровенно наглого поведения: по указанию зоолога потолкал, а затем и попинал не желавшего просыпаться и поворачиваться на бок отца семейства-клана, чтоб удостовериться, что пенис у того «обычного типа».

За это он был наказан лишь оглушительным сердитым рёвом в свой адрес, но никаких агрессивных действий хозяин гарема не предпринял. Джон даже похлопал его на прощанье по загривку. После чего отошёл и вновь обозрел бескрайнюю пустоту:

– Никого живого больше не вижу, сэр. А ещё жаль, что пингвинов здесь нет. Разрешите на этом разведку арктических регионов считать завершённой?

Майор и сам, похоже, считал, что раз капрал прожил дольше двух часов, и даже «открыл» «Касаткус Франческуини», с него и с дежурной бригады вполне достаточно:

– Да. Возвращайтесь к посадочному модулю.

Обратный полёт прошёл штатно: то есть болтало и трясло не сильней обычного. Именно поэтому все те, кто отправлялся на планету уже в своих телах, непосредственно на освоение, предпочитали делать это натощак.

Джон сам не пользовался этой методикой: его укачивало крайне редко. Точнее – практически никогда. Может, поэтому неприятные симптомы и не мешали ему думать все сорок минут обратного полёта.

Если в крови чёртовой не то – пиявки, не то – клеща не найдётся ни плазмодиев ни каких других супербацилл, можно будет считать его теорию практически доказанной.

«Доработке» подверглись лишь обитатели тёплого и удобного для колонизации континента.

Стоило ему выйти из посадочного модуля, вернувшегося на своё место в изолированной секции ангара, как в утробу агрегата вползли роботележки автодезинсекторов: упругие струи тумана из распылителей шипели так, что только уши затыкай. Джон прошёл в карантинную камеру, где сунул контейнер с добытой тварью и использованными инструментами в приёмный бокс, снятую одежду и оборудование – в другой бокс, а сам тоже встал под тугие струи спецреагентов, долженствующих очистить его (точнее, всё-таки – дрона) бренное тело от остатков инопланетной угрозы – как макро, так и микро. Щекотало и щипало даже подошвы: он подставлял их поближе к соплам.

После камеры дезинсекции последовали камера инфракрасного и ультрафиолетового излучения, и гаммарентгеновская камера. В последней два манипулятора удалили наконец из ноздрей Джона оба фильтра, чётким движением отправив их туда же, куда всё «добытое» – в лабораторию. Третий и четвёртый манипуляторы затолкали Джону в ноздри головки распылителей, и пшикнули традиционно вонючим и липким реагентом, призванным добить в бронхах и лёгких остатки тварей, могущих туда попасть из наружного воздуха планеты.

Джон расчихался. Замёрз, что ли? Раньше такого не случалось.

Дрона он уложил в «саркофаг» – силиконовую конструкцию-ложе, где подключаемые через иглы и разъёмы системы введут тому положенную порцию пищи, проверят давление, пульс, функции печени и прочее такое – всего двести пятнадцать показателей.

Ему было приятно, что не подкачавшего сегодня бедолагу соответствующим образом подкормят, напоят, вылечат и успокоят, усыпив. И через восемнадцать часов этот «неповреждённый» дрон будет как огурчик: снова готов к покорению неизведанных пространств.

Отключил своё сознание от дрона Джон уже сам.

После чего уже техники-лаборанты отключили его и извлекли из трехкольцовой конструкции моделирования псевдопространства. При этом они даже почти не ворчали и не ругались, что от его едучего пота, дескать, разъело разъёмы-электроды, а загубник дыхательного прибора нужно держать нежней, а то опять придётся прогрызанный в пылу азарта насквозь, менять.

Джон помалкивал, про себя посмеиваясь. Он знал, что эти двое – его ярые фанаты. Как, собственно, и фанаты всех, кто летает вниз в числе первых разведчиков. И что они нагло делают ставки в абсолютно запрещённом и нелегальном тотализаторе: сколько продержится очередной кандидат! И что втихаря от начальства они просматривают позже записи миссий, чтоб узнать, где и на чём оператор их дрона прокололся.

Доктор Гарибэй сидел для разнообразия в кресле за своим столом, когда Джон вошёл. Но он встал:

– Капрал! Мои поздравления. Честно скажу: не ожидал, что из вашей-нашей затеи что-то путное выйдет. Хотя… Не поручусь, что если бы вас эта хрень цапнула, вы бы не отправились снова… – док не договорил, воздев глаза к потолку.

Джон усмехнулся:

– Спасибо за бодрящие напутствия и оптимистичные прогнозы, док. Лучше сознайтесь: вы просто рады, что не придётся выплачивать за порчу казённого имущества из своей зарплаты!

– Ну… И это, разумеется, тоже. Но вообще-то я рад. Видеть вас живым. И невредимым. – док протянул руку. Джон не без удовлетворения её пожал:

– Готов спорить на эту самую свою чёртову новую зарплату, что никаких опасных для человека плазмодиев, или, там, бацилл, в дурацком червяке не найдут!

– Хм-м… Пари звучит заманчиво… Но я всё же воздержусь! Я же – типа, учёный! А учёные руководствуются не предположениями, а фактами!

Так что подождём известий из лаборатории доктора Ваншайса!

На КП Джона приветствовали почти весело. Выглядевший весьма умиротворённо и удовлетворённо майор Гульерме Гонсалвиш, после того, как Джон по всей форме отдал положенный рапорт, пожал ему руку, и даже почти по-отечески похлопал по спине:

– Отличная работа, капрал! Наши умники из лаборатории доктора Ваншайса уже всё прошерстили.

Нет в крови паразита, а, следовательно, и у моржей – никаких возбудителей. Ну, вернее, они там, конечно, есть. Но – только такие, какие укладываются в общую стандартную схему. Любой Новы. И отлично нейтрализуются нашими стандартными наборами!

Так что поздравляю ещё раз: вы помогли совершить принципиальное открытие: особо опасны для человека именно удобные для заселения регионы центрального континента.

– Но погодите, сэр! – Джон вовсе не был так в этом уверен, – Есть же ещё континенты, вернее, большие острова у северного полюса? И – восточный малый?

– Да. Они есть. Но мы решили отправить вас в следующую миссию вовсе не туда.

Майор помолчал, очевидно пытаясь спровоцировать Джона на наводящий вопрос. Но Джон только моргал, терпеливо ожидая. Майор не утерпел:

– В следующую разведку вы, капрал, отправитесь на остров Париса. (Ну, это наша милая шутница, доктор Сесилия Боэль, его так назвала. Потому что уж больно сверху напоминает профиль какого-то там древне-греческого красавца.) А расположен этот остров на озере, в самом центре местной Евразии.

Вот и посмотрим, смогли ли туда добраться наши неизвестные, но коварные враги со своими болезнями и ядами!

А сейчас – свободны на двое суток. Даю вам дополнительный выходной. А, да: зайдите в кассу, там вам выписана премия.

За проявленную сообразительность и… Исключительную храбрость!

Добрались ли враги до острова Париса, Джону предстояло узнать в следующую рабочую смену. Поэтому он воспользовался предоставленным ему двухдневным отдыхом, чтоб действительно – «отметить» своё новое внеочередное воинское звание.

Потому что тянуть с этим – во-первых смысла не видел, а во-вторых – «не соответствует традициям Подразделения!»

«Отмечание» происходило в баре Подразделения, который в собственно бар превращался после восьми вечера, успешно выполнив основную функцию – воинской столовой. И оно ничем не отличалось, в принципе, от тех восьми застолий, в которых Джон успел за время службы поучаствовать. Пить на таких мероприятиях полагалось неумеренно, а есть – исключительно для того, чтоб не пить натощак. И, само-собой, чтоб не пачкать ещё и блевотиной полы помещения, когда начнётся драка.

А без доброй драки действительно никогда не обходилось. Обычно её начинали те, кто зубоскалил над «отмечавшим» подразделением: как давно понял Джон, частично – из зависти, а частично – в силу тех же традиций.

Если воинское подразделение долгое время не участвует в боевых действиях – ему так или иначе надо дать выход накопившейся агрессии!

А заодно и полечиться от… скуки!

Приколы, разумеется, прозвучали, и драка, разумеется, состоялась.

На этот раз, правда, имелись два основных отличия от «стандартной процедуры»: платил за всё выпитое Джон. И ещё – как-то подозрительно быстро накачавшийся сержант Трибунстон успел высказать Джону ту немудреную мысль, что капрал Шипперс ему никогда не нравился: «он же, скотина волосатая, карьерист, и тупица, ну, ты же понимаешь, что я хочу сказать?!»

Джон, разумеется из слезливых объятий сержанта выбраться не спешил, и на все то ли действительно пьяные, то ли – провокационные (чтоб послушать, не выболтает ли новоиспечённый капрал чего стратегически важного про себя!) откровения, только кивал и поддакивал, что на некоторое время спасло его от участия в уже начавшейся драке.

Но когда кто-то из соседнего взвода приложил стулом рядовому Омуро из их отделения, и тот грохнулся прямо на их столик, не вытерпел и сержант: с криком «Ах ты ж гад! Наших – бить?!» он сделал разошедшемуся не на шутку трезвому, и поэтому особенно сердитому блондинчику ловкую подсечку, после чего оседлал упавшего мужчину, и принялся вколачивать в «наглую рожу» подобающую манеру поведения по отношению к их взводу.

Джон к этому моменту уже успел сам нанести с десяток ударов и увернуться от пары летающих по залу стульев, не говоря уже о получить и в «торец», и в рёбра, и даже пинка в зад. И взаимоприятная драка оказалась уже в полном разгаре, когда в помещение бара вломился вызванный барменом дежурный патруль.

Всех разгорячённых драчунов – что «отмечавших», что не отмечавших – «успокоили» электрошокерами, сетями, и аэрозолями. После чего препроводили на полковую гауптвахту, где рассовали по одиночкам (во избежание продолжения приятного времяпрепровождения) клетушек-конур. Где на жёстких голых нарах порезвившимся и сбросившим стресс с помощью традиционного махания кулаками военнослужащим предстояла ночь «холодной», (Однако – не ниже плюс пятнадцати! Чтоб, стало быть, не простудились!) и утренний разбор на полковом суде. С не менее традиционными наказаниями – то есть, нарядами на кухню и вычетами из зарплат. За нарушение соответствующих подпунктов Воинского Устава, и на компенсацию бару за порчу его казённого имущества.

Но если честно – никто никого никогда особенно сильно не наказывал.

Потому что начальство и само всё отлично понимало. И учитывало предписания штатных психологов. Для этого на крейсере и базировался помимо бара и штатный бордель. С вольнонаёмными профессионалками. Которые каждый год сменялись – во избежание, так сказать, никому не нужных «длительных», или «серьёзных» отношений.

Полёживая на нарах, Джон думал, что ему повезло: он озаботился заранее пройти за перегородку бара-столовой, и там, на камбузе, разжиться куском сала с добрую половину ладони. Сало Джон съел с хлебом и горчицей. И это позволило ему пить как все – то есть, неумеренно, а вот пьянеть – куда медленнее.

Так что он не без интереса прослушал и прочувствовал все стадии «отмечания», выразившиеся на этот раз как всегда в тостах: от того, что, как, оказывается, все его зауважали, потому что сразу почувствовали в нём «большой потенциал», (Это – в начале!) до – «какая же ты всё-таки хитро…опая и пронырливая скотина! Чтоб тебя ксеноморфные глисты сожрали!» (Ну, это уже в конце, и – от старослужащего: рядового Эдди Лэнгфорта, которому до отставки осталось три года.)

И шутки и не– шутки говорили только об одном.

Что по-настоящему за него порадуется только мать. Да и то, только тогда, когда получит увеличившийся в размере перевод. А вот ждать «понимания» или хотя бы нейтрального отношения от совзводников – глупо. Выслужиться до сержантских нашивок хотят все. (Собственно, оно и понятно: иначе какого … они делали бы во Флоте?!) И изобретательности на сплетни и интриги у контингента хватает.

А вот смелости признать, что для этой должности у них просто маловато мозгов и способностей – не хватает ни у кого.

Нормальная, собственно, ситуация.

Джон знал, что примерно так же обстоит дело и на «гражданке».

Так что разницы нет, кроме той, что его армейская зарплата – куда как выше. Но, как сказал в анекдоте зять, когда у него умерла тёща, и с него потребовали деньги на похороны, «Всё имеет свою обратную сторону!» Муштру, казарменную дисциплину, подъём в шесть, отбой в десять, кроссы-маршброски с сорока килограммами снаряжения за плечами, разборку-сборку-чистку оружия, ежедневные два часа в качалке, и прочие «издевательства» наставников и персонала Учебки выдерживал лишь один новобранец из трёх.

Остальные отсеивались. И шли на гражданку. Злобно косясь на тех, кто сдюжил. И сокрушаясь о том, что второго шанса никому из облажавшихся не дают. Никогда.

Получалось, что мир жесток. Общество – жестоко. И более-менее прилично живут только те, кому общественное положение, или приличные зарплаты и должности позволяют отправить детей в Университеты для инженерного или научного персонала… Или уж – в Высшую Военную Академию. Что ему ни с какой стороны не светило.

Хотя…

Может ли так случиться, что если он неплохо проявит себя тут, обследуя Франческу, его как-то отметят? Как перспективного? Имеющего мозги, способности, и проявляющего полезную инициативу?

Хорошо бы, коли так.

Нет – не потому, что он реально хотел сделать какую-то карьеру в Армии, а потому, что смог бы отправлять матери и деду больше денег. И получить кое-какие льготы при выходе в отставку. Ну и, разумеется, повышенную пенсию.

Да, вот это – было бы неплохо.

Может, и правда, попробовать, раз уж так получилось с этим Шипперсом? Ведь его должность в их отделении – даёт возможности куда лучше себя… Проявить?

С этими мыслями незаметно для себя он уснул.

Разбудила его дверь: с грохотом распахнувшись, она треснулась о стену. Даже посыпалась штукатурка.

А, вот в чём дело: излишне ретивый дежурящий на губе рядовой поспешил открыть её для заявившегося начальства.

Капитан Том ВанАсбройк вошёл не торопясь. Оглядел вначале потолок, стены, словно проверял: хорошо ли и надёжно они препятствуют попыткам того, кто сидит внутри, сбежать, и лишь потом соизволил переместить ироничный взор на вскочившего и вытянувшегося в струнку капрала. Джон выдержал взор, но по спине всё равно побежали мурашки – как ни крути, холодно в одной майке и трусах при плюс пятнадцати:

– Капрал Риглон, сэр! Задержан за… Нарушения уставной дисциплины!

– Скажите уж проще: за пьяную драку. – капитан усмехнулся, и, даже не оглянувшись, – Рядовой! Я забираю капрала с собой.

– Но господин капитан, сэр!.. Дисциплинарный суд состоится только…

– Я знаю, когда он состоится. Распоряжение майора Гульерме Гонсалвиша. Этот бол… пардон: капрал имел глупость проявить сноровку и инициативу во время последней своей миссии. Нам некогда ждать, когда этого нарушителя дисциплины пропустят через обычную процедуру, с отбыванием положенных пяти суток на камбузе. – капитан направил на рядового, словно для того, чтоб придать веса своим словам, грозный взор, и снова развернул горящий теперь справедливым негодованием взгляд к Риглону, – Скажите спасибо майору и доктору Гарибэю, капрал. А Будь моя воля – вы просто снова стали бы рядовым! Потому что во время драки вы вывели из строя по-крайней мере на неделю пятерых солдат второй роты!

Джон мог бы поклясться чем угодно, что капитан ему хитро подмигнул.

Ах, вот оно в чём дело! ВанАсбройк рад, что нашёлся наконец кто-то достаточно трезвый и умелый, чтоб выиграть в неписанном соревновании: кто уложит больше «врагов» из другого подразделения – в данном случае – второй роты! – на дольший срок на койку в лазарете! А Джон, надо признать, действительно постарался.