Королевство пустых зеркал

– Я рад, что вы с пониманием и юмором относитесь к моим, не всегда нейтральным, но – необходимым вопросам. Прошу понять меня правильно. – взгляд из-под мощных линз стал вовсе не таким миролюбивым и вежливым, – Я – лишь один из барьеров, отделяющих персонал нашей Компании от тех случайных… И неадекватных сотрудников, которые могли бы… Внести беспокойство и… ненужные хлопоты в наш сплочённый, и весьма продуктивно работающий коллектив. Надеюсь, вы, Алексей Семёнович, не сочтёте, что я… нарушаю ваши Права, или покушаюсь на частную жизнь и секреты.

Алексей поспешил заверить «уважаемого Викентия Константиновича», что он всё понимает, и сам не хотел бы с такими… Разумеется, каждая большая Компания, или Корпорация, имеет право ограждать своих сотрудников… И никаких нарушений своих «прав» и покушений на «свободу личности» он не видит, и т. п…

После чего улыбка доктора заняла своё дежурное место, и опрос продолжился.

Однако Алексей оказался вынужден признать, что действительно, в его «личное пространство» доктор не лез, и почти всё, что он спрашивал, легко можно было найти в его резюме, автобиографии, и медицинской карте. Но – только почти.

Например, вопрос о потребности в алкоголе и никотине для снятия стресса Алексея пусть и не насторожил, но только потому, что его подсознание уже и так находилось в настороженном до дрожи состоянии.

– Нет, Викентий Константинович, потребностью такое потребление не вызвано. Только стремлением быть… Коммуникабельнее. – а технично он ввернул, что пьёт – только для поддержания компании. Но что делать: здесь таков менталитет: кто не пьёт с нами – тот, значит, против нас!.. – Что до курения – я не курю с детства. Как-то не понравилось…

А насчёт «алкоголя», – решил он всё же уточнить, – могу в компании с друзьями выпить – для поддержания, так сказать, «корпоративной атмосферы», а так… Нет, я практически не пью. Просто… Не нуждаюсь в таком способе снятия стрессов.

Это было правдой. Алексей не пил, потому что врезавшийся память в детстве вид буйствующего прадеда с бутылкой самогона в руке, разбивающего эту самую бутылку о голову соседа – такого же старичка-алкоголика – навечно отложился в подкорке… Или – ещё в каких-то глубинах психики. И, похоже, послужил отличной прививкой от заразы…

– Отлично, отлично… (А интересно – продолжается ли сейчас его исследование на дистанционном «детекторе лжи»? Видит ли доктор, или сообщают ему через наушник, что пациент не врёт?..) Ну, ещё пара вопросов – и мы закончим.

Вопросов, конечно, оказалась не пара. Но и не столько, чтобы Алексей начал ёрзать на стуле.

Встав, Викентий Константинович дал понять, что ему всё ясно, и он очень рад… Ну, если и не очень – то достаточно скрытен, чтобы не показать этого. (На то и врачи!)

– Мне было приятно с вами побеседовать, Алексей Семёнович. От себя лично хочу пожелать вам всяческих благ, и плодотворной работы в нашем коллективе. Если, разумеется, сам, – он воздел очи горе, – посчитает возможным… Хм. – доктор крепко потряс руку Алексея, и деловито закончил, – Прошу вас пройти снова к Марии Ильиничне в приёмную.

Мария Ильинична к его приходу уже несомненно узнала и получила всё, что полагалось узнать и получить, и указала теперь на левую дверь:

– Прошу, Алексей Семёнович. Анвар Эргашевич ждёт вас.

Раздумывая, почему Большой Босс носит имя явного выходца из Средней Азии, Алексей повторил ритуал со стуком и входом.

Странно. Кабинет Анвара Эргашевича отнюдь не блистал простором и королевским дизайном. Он оказался невелик и чисто функционален. В пространстве пять на четыре стоял стол. (Правда, большой. За таким как раз могли бы собираться члены правления, или руководители отделов, на планёрки.) За спиной Босса – четыре шкафа с папками в ряд. И вдоль стола – простые, без вычурных выкрутас и позолоты, но прочные, стулья.

Хозяин кабинета, встав, пригласил и протянул руку как бы единым движением. Алексей пожал руку, представился, услышал «Анвар Эргашевич», сказанное негромким, но с отличной дикцией, голосом, и сел, рассматривая чёрный костюм. Ага, Юдажкинд.

Анвар Эргашевич не счёл нужным ходить вокруг да около, а сразу перешёл к делу.

– Не открою вам секрета, Алексей Семёнович, сообщив, что сейчас вся биография, любого члена нашего общества, буквально с рождения, абсолютно прозрачна. Кадровая Политика нашей Корпорации… Полностью соответствует общепринятым Нормам, и стандартам Международного Права. В частную жизнь и интимные подробности биографии мы стараемся без необходимости, – он выделил это слово тяжёлым, словно тонна кирпича, взглядом, – не вдаваться. Но и не можем себе позволить принять случайного, некомпетентного, или… неадекватного работника в свои ряды.

Впрочем, вероятно вы и сами догадались, что все доступные официально сведения о вас мы уже «раскопали». И пристально изучили. Недостающую информацию дал медицинский осмотр.

У меня для вас две новости: хорошая, и… не очень.

Хорошая: вы нам подходите. И мы готовы предоставить вам вакансию дизайнера в нашем филиале в Омстердаме. С зарплатой три с половиной тысячи в месяц. В «у.е». И с двумя выходными в неделю. Плюс двухнедельный оплачиваемый отпуск каждый год.

Теперь – то, что касается – «не очень».

Сейчас я сообщу вам требования, которые Корпорация «Дизайн Инк» предъявляет ко всем своим сотрудникам… И уже вы будете решать, подходим ли мы вам.

Чего-то в этом роде Алексей и ждал. Голова как-то автоматически собралась покивать. Но он ей это запретил.

И всё равно – внутри что-то напряглось ещё сильней. Он словно бы раздвоился: он «первый» слушал Большого Босса, нахмурив брови, и прикусив изнутри предательскую щёку – чтоб не дёргалась, как уже случалось в самые неподходящие моменты.

А он «второй» – смотрел на происходящее как бы сверху, издевательски смеясь: «Ну что, придурок, угодил в лапы спецагенства?»

– Предупреждаю сразу: то, что я вам сообщу – является коммерческой тайной нашей Корпорации, и ни в коем случае не должно быть вами разглашено, к какому бы решению вы не пришли. Согласны?

Что ж. Назвался груздем – полезай в кузов.

– Согласен.

– Прекрасно. Я попрошу вас подписать этот договор… о неразглашении. – Анвар Эргашевич протянул листок, на котором в центре сиротливо маячили три строчки: «Я, … , принимая в счёт компенсации потраченного мною времени, либо в счёт аванса в случае вступления в должность …, сумму в 1000 у. е., обязуюсь никому… (и т.д) … В течении трёх лет.»

А что, резонно. Уж три-то года за 1000 у. е. нахаляву, можно и потерпеть… Да и вряд ли ему сообщат вот именно сейчас… да и вообще в дальнейшем – что-то этакое!

Нет, политика Корпорации и способы получения доходов – останутся в «компетенции» только Высшего Руководства. Собственно, как и везде.

А вот если согласится… Три с половиной тысячи, и работа в Омстердаме ему не помешают. Ох, не помешают!

Взяв ручку, торчащую из развёрнутого к нему простого мраморного пресс-папье, он подписал.

Конечно, можно было повыделываться, и достать свой «Паркер», но – зачем? Доказать, что он – самостоятельный? Вряд ли удастся, особенно, если эти ребята и вправду перерыли интернет. А они явно «перерыли». И не только общедоступные файлы…

Он улыбнулся, чуть приподняв кончики губ.

Чиновник не торопясь спрятал в стол лист с Договором, и достал оттуда же маленькую стопку купюр. Протянул Алексею.

Алексей взял, вежливо кивнув, и снова изобразив «безмерное счастье» уголками губ. Анвар Эргашевич поступил наоборот: уголки его губ чуть сжались, отчего его облик сразу приобрёл некий… Хищно-агрессивный вид. Такой мог бы быть у беркута, перед тем, как он кинется на зайца. Да, чиновник явно сидит на своём месте. Умеет человек дать понять, что шутки кончились…

– К делу. Как вы, наверняка уже догадались, Алексей Семёнович, наша Корпорация имеет дело с элитной модной одеждой. Мы… в той или иной степени сотрудничаем с большинством из существующих на сегодняшний день тринадцати крупнейших мировых Домов Моды.

Прибыли Корпорации выражаются десятизначными… и более, цифрами. – ну, уж это-то Алексей знал и так. Один покойный Верзаче зарабатывал в год до миллиарда. Этих самых «у.е.». А уж оборот всех вместе «Домов» – десятки миллиардов. А что самое интересное – реальные убытки от «пиратских копий», промышленно выпускаемых, например, теми же жайтайцами – ещё в несколько раз больше.

– Именно поэтому большая часть деятельности нашей Корпорации происходит в, так сказать, атмосфере коммерческой тайны. И мы очень заинтересованы, чтобы любые аспекты этой деятельности так в тайне бы и оставались… – взгляд узких азиатских глаз стал напряжённым и пристальным. Алексей… снова чуть кивнул, решив не перебивать.

– Поэтому, уважаемый Алексей Семёнович, если вы согласитесь работать на нас, мы подпишем уже совсем другой Договор.

Там будет указано, что вы обязуетесь хранить в абсолютной тайне всё, что будете делать сами, и всё, что будут делать ваши коллеги и подчинённые. (Да, ваша должность предусматривает небольшой штат сотрудников под вашим непосредственным руководством!). И вам предстоят весьма тесные контакты со смежными Отделами. Маркетинг. Производственные цеха. Штат демонстраторов – манекенщицы и … манекенщики. И так далее.

Более того – в договоре имеется пункт, запрещающий разглашать любые сведения о нас и нашей деятельности в течении трёх лет после того, как закончится заключённый с вами Контракт, и вы (Если захотите, конечно!) покинете… наши ряды.

Алексей внимательно слушал, стараясь никак не выдать чувств, в изобилии появившихся в его «душе». Проклятье! Точно – как пить дать промышленный шпионаж!

«Сотрудничество!»

Какое, к чертям, «сотрудничество» может быть с Домами высокой моды: те сами предпочитают открывать по всему миру фирменные бутики, и тщательно оберегают секреты новых модных трендов и тенденций, пытаясь изо всех сил объехать конкурентов! Несколько ежегодных демонстраций в Парисе, Нью-Оке, и других столицах Моды того, что создано в секретнейших и тщательно охраняемых мастерских-лабораториях, позволяют как показать своё, так и узнать – чем же ответили заклятые друзья из других Домов!

Так что подозрения Алексея ничуть не уменьшились. Но желание работать на «Дизайн Инк»…

Пока не пропало.

– Далее. Контракт предусматривает ваше трёхлетнее пребывание в должности ведущего дизайнера. Но в случае, если мы посчитаем, что ваши возможности занятая должность не позволяет… скажем так: полностью раскрыть, вы можете быть переведены на другую, более высокооплачиваемую. И, соответственно, позволяющую вам лучше проявить свои… креативные способности. Здесь – всё зависит от вас.

С другой стороны, если Руководство посчитает, что вы, – ещё один тяжёлый взгляд, – не перерабатываете, или… не совсем соответствуете, контракт по истечении трёх лет не будет пролонгирован. И мы распрощаемся.

В любом случае, вам будет предоставлено полностью оплачиваемое Корпорацией достойное жильё в одной из гостиниц Омстердама, бесплатное трёхразовое питание там же, подготовленное рабочее место буквально в нескольких минутах ходьбы от места проживания, укомплектованный штат сотрудников. И полный комплект необходимого технического оснащения вашего Ателье.

Задачи вашей группе будут ставиться уже там. На месте. И – только конкретные и реальные. В пределах вашей, Алексей Семёнович, компетенции.

Чиновник откинулся на спинку кресла, но глубокие чёрные глаза снова чуть сузились. Алексей прямо почуял, как атмосфера сгущается, хотя тон, вроде, и не изменился.

– Теперь – о… не совсем приятном. Но – это обязательное условие.

Нам необходимо, чтобы за время первых трёх лет вы не покидали Омстердам более, чем на одни сутки. Даже в отпуске. Даже в тех случаях, если вы захотите навестить родственников.

Связано это не столько с соображениями вашей безопасности и сохранения коммерческой тайны, сколько – с производственным процессом, жёсткий и, так сказать, неусыпный Авторский контроль которого с вашей стороны абсолютно необходим!

И – совсем уж «драконовский» пункт, – Анвар Эргашевич позволил губам изобразить вежливую улыбку. Но поскольку он пользовался тем же приёмом, что и Алексей, то есть, только чуть приподнимал уголки губ, оставляя безучастными внимательно глядящие глаза, угроза получилась весьма впечатляющей. И – недвусмысленной.

– Никакого интернета на протяжении всех трёх лет. А если Контракт будет продлён – то на всё время его действия.

Поясню: разумеется, в вашем распоряжении будет несколько весьма «продвинутых» компьютеров. Однако подключены к Сети они не будут. А почему, вы и сами догадались, – Алексей снова кивнул, уже с полным пониманием: про взлом паролей любой сложности и кражу непосредственно из баз данных, даже ЦРЮ, он слыхал.

– Так что переписку со… скажем, матерью, и другими вашими корреспондентами придётся вести старым, так сказать, дедовским, способом. Будете писать обычные письма: на бумаге. А наша Корпорация обязуется доставлять их в любой конец света в течении трёх дней. Соответственно, и ответы будете получать не позже трёх дней с момента их отправки.

Ого! Про систему срочной доставки Алексей, конечно, слышал… Правда, те брали обязательства доставлять всё, даже посылки – в течении суток. Но и драли – чуть ли не больше, чем стоил сам доставляемый товар. За письмо, как он узнавал лично – от 60 до 100 этих самых «у.е.». А этим три дня, наверное, нужны лишь для того, чтобы подвергнуть написанное незаметной для получателя «перлюстрации».

А он и не сомневался, что его будут прослушивать, просматривать, и всячески за ним «бдить». По-крайней мере, в первые три года.

– И ещё. Разумеется, вы столкнётесь во время работы с… желанием расслабиться, отдохнуть. Скажем, в каком-нибудь… соответствующем заведении – тем более что Омстердам в этом плане предоставляет массу возможностей. И поделиться своими… Хм. Новыми впечатлениями.

И, разумеется, наши, назовём их вежливо – недоброжелатели будут пристально наблюдать за вами. Чтобы не пропустить таких моментов, и использовать. Себе во благо, нам, соответственно, во вред… – снова хищная улыбка тронула превратившиеся в тонкую полоску губы, – Пожалуйста, ведите себя так, как будет оговорено в Контракте, в… каком бы состоянии вы ни находились!

Босс надолго замолчал, очевидно, исчерпав список угроз и предупреждений.

Алексей, решив, что терять нечего, всё же решился:

– Анвар Эргашевич. Позвольте вопрос?

– Разумеется. – после серьёзного тона сейчас голос звучал почти приглашающее. Из чего Алексей сделал вывод, что не только он в этом самом месте пытается что-то спросить.

– Если я… случайно… всё же что-нибудь раскрою… Ну, такого, что является коммерческой тайной. Что со мной будет? – помимо его желания испарина покрыла виски.

– Ну что вы, Алексей Семёнович, в самом деле! – Анвар Эргашевич уже вполне весело улыбнулся, и расслаблено поёрзал в кресле, – Нет-нет, мы вовсе не «ликвидируем» вас. И даже не будем, так сказать, «разбираться другими способами». Отнюдь. Наша Корпорация придерживается весьма гуманных норм поведения даже в отношении провинившихся сотрудников.

С другой стороны, разумеется, будет учитываться, насколько серьёзный урон вы нанесёте своим умышленным… или неумышленным «откровением». В самом худшем случае мы уволим вас досрочно. Разумеется, не выплатив последней зарплаты и выходного пособия. Ну, и проследим, чтобы в дальнейшем вас не принимали бы на работу… Наши дочерние предприятия. И деловые партнёры.

Проклятье! Мог бы просто сказать – дадим вам «волчий билет»!

Ясно. Наказание рублём – самое сильное наказание. И после такого «проступка» он может рассчитывать только на должность старшего помощника младшего ассенизатора…

С другой стороны – справедливо. Ведь убытки, которые можно нанести раскрытием секретов в сфере этой самой «высокой Моды» наверняка исчисляются суммами всё с теми же девятью-десятью нолями! А если такие секреты продать, то уж никто, наверное, не спасёт от пули наёмного убийцы: всё тайное рано или поздно становится явным.

Да из соображений только менталитета придётся убрать болтуна: чтоб не подрывать реноме «фирмы»!

– Анвар Эргашевич, я вполне… Оценил демократический подход Корпорации. Если позволите, ещё один вопрос, – на благосклонный кивок он озвучил его, – Сколько времени у меня на… обдумывание вашего предложения?

Анвар Эргашевич взглянул на часы, висящие за спиной Алексея, прямо над входной дверью. Перевёл вполне «лучезарный» взор на потенциально «ценного» работника:

– На обдумывание у вас, Алексей Семёнович, не больше суток. Завтра, в четырнадцать ноль-ноль я буду ждать вашего ответа. С другой стороны, если вы не появитесь в этом кабинете до указанного времени, мы автоматически воспримем это как отказ от нашего предложения, и займёмся следующим… Кандидатом.

– Спасибо, Анвар Эргашевич. – Алексей с тяжёлым сердцем заставил непослушные ноги приподнять со стула чуть дрожащее тело, и протянул руку хозяину кабинета.

Тот пожал её твёрдо. Не доброжелательно, не угрожающе… Просто – твёрдо.

Покидая «Приёмную» Алексей не забыл поклониться, поблагодарить и попрощаться с Марией Ильиничной, ответившей на его «реверансы» весьма доброжелательно, хоть и коротко:

– Надеюсь увидеть вас и завтра.

Интересно, сколько человек она уже так напутствовала?!..

Дождался автобуса, доехал домой и поднялся к себе на шестой Алексей на автопилоте.

Ему даже в голову не пришло, что дома хоть шаром покати – нечего есть. И что можно уже смело разменять сотню из «неразглашенческих», и накупить, наконец, еды…

Однако часов в пять, устав ходить из угла в угол, и протирать и продавливать и без того протёртый и продавленный матрац, он спустился на улицу. Разменял сотню. Зашёл в супермаркет. Набрал еды – только на ужин и завтрак. Купил карточку. Положил денег на телефон.

Подсознание настойчиво кричало – да что там кричало: вопило! – что не стоит совать голову в явную петлю (Ну, или мышеловку!), а сознание «услужливо» подсказывало, что ничто не помешает этим чёртовым «работодателям» выдать ему волчий билет и в том случае, если он как раз откажется сунуть…

Еда не внесла спокойствия и умиротворения ни в желудок, ни в мозг.

Решив заняться, наконец, полезным делом – тем более, что думать оно не мешало! – Алексей взял флакон купленного средства «для мойки посуды», и занялся горой, скопившейся, как он теперь с содроганием вспоминал, не меньше, чем за неделю. Средство работало. Стопка чистых тарелок росла. А вот мысли дальше «помогите!..» не сдвинулись.

Кой чёрт понёс его в эту «Корпорацию»! Он что, вообразил себя Гением от Дизайна?!

У него ещё на курсе были конкретные проблемы с этим самым «креативом».

Ну не мог он разработать ничего принципиально Нового – самому-то себе он мог в этом признаться!.. А вот девочки из его группы, да и единственный кроме него парень – могли. Алексей же, как ни напрягал воображение, не сжимал голову в отчаянии руками, и даже не бил ею о стену, дальше вариаций от тех же Диванши, или Мармани позапрошлых сезонов в эту самую голову ничего не мог заставить прийти…

Поэтому получая сертификат, он отлично осознавал: модельера-созидателя из него не выйдет. Построить выкройку по созданной кем-то модели – пожалуйста! Немного переработать фасон, так, чтобы лучше соответствовал возрастной категории – без проблем.

А вот что-то своё…

Посуда в мойке как-то вдруг закончилась. Он сердито схватил полотенце.

Все восемь лет, пока он пытался работать «по специальности» нельзя, конечно, полностью охарактеризовать выражением «коту под хвост».

Ведь он действительно работал на потоке, создавал лекала и шаблоны. Корректировал. Осуществлял «авторский надзор» производства.

Первые четыре года, связывающие его с Домом Нанны Шугаловой, несомненно, и самые продуктивные… Если можно так сказать о добросовестном адекватном копировании и воспроизведении чужого.

Но разве он об этом мечтал? Стоять, словно простой инженер за кульманом где-нибудь на заводе, и скрупулёзно вычерчивать «виды спереди и виды сбоку» деталек, разработанных в виде эскизных набросков Асами из Конструкторского Бюро?

Метания по частным фирмам в поисках «лица», и места, где можно было бы «проявить свой талант и потенциал» привели его, наконец, в подпольный жайтайский цех по производству джинсов, курток, пуховиков, и спецодежды.

При воспоминаниях об этой странице своей «трудовой» биографии у него краснели уши и сильней обычного дёргалась щека…

С другой стороны – отчаиваться, и подыскивать должность учителя или бухгалтера в родном «Задрючинске», наверное, всё же рановато. Пусть он – не Творец. Но определённые способности и возможности у него точно есть! На том же курсе даже Преподаватели подчёркивали, что никто из студентов столь педантично и, вот именно – скрупулёзно, не может воспроизвести фасон, предложенный для очередного разбора – уже в виде точных выкроек, как делал это он!

Диплом он всё-таки защитил на отлично! Поэтому и не удивился, что на него, и ещё двоих сразу поступили заявки от крупных Производителей.

Четыре года жизни. И – первая жена.

Теперь-то он уже не боялся признаться себе, что идея о лучшем месте для «самовыражения» – её.

Он – технарь. И действительно мог бы стать рядовым конструктором. Инженером. Добросовестным и педантичным исполнителем. «Воплощателем».

Чужих идей.

Так нет: ему все уши прожужжали «морем возможностей» и «непризнанными талантами», которые надо срочно где-то раскрыть, реализовать…

Первая же фирма, где он «создал» свою коллекцию, отказалась запустить её даже в мелкую серию. И теперь он отлично понимает, почему.

Никому не нужно подражание. Никому не нужно «развитие темы». И, конечно, никому не нужна «практичность и повседневность», на которые он сдуру сделал ставку. А если честно – просто боялся. Боялся показать свои «закидоны» в области оригинальности – чуял, что их-то точно не оценят…

Зря боялся!!! Это – МОДА, чёрт её задери!

А уж в высокой Моде: чем эпатажней, непривычней, глупей и эксклюзивней Идея – тем востребованней! Чем непрактичней и неудобней наряд – тем лучше! Тем громче гул пиара и экзальтированного восторга! Главное – эта самая чёртова неповторимость!..

Недаром же говорят, что человек, презирающий женщин, и выставляющий их полными идиотками, называется… Великий Кутюрье!..

Вот таким Великим Кутюрье, как он спустя каких-то восемь лет понял, ему уж точно не стать… С одной стороны – плохо. Но сколько таких же безвестных и непризнанных «гениев» плюнули, и ушли в ремесленники? Или – вообще – в менеджеры-клерки-разнорабочие?!

А он?

Ведь не сдался, не спился, и не вернулся домой. Он… Боролся?

Можно ли ежедневное отчаяние и добросовестное выполнение нудной и однообразной тяжёлой работы назвать Борьбой?

Когда ты, отлично осознавая равнодушие окружающих, не связанных с тобой по этой самой работе, и почти неприкрытую зависть и ненависть тех, кому ты – конкурент, вынужден по восемь часов «выдавать продукт», причём – без ошибок и «производственных потерь», поневоле взвоешь… И захочешь кого-нибудь убить.

Причём – всё равно, кого!..

Нет, рассудок у него вполне крепкий. Он пережил и это, и разрыв с «вдохновительницей», которая вначале делала вид, что переживает за его неудачи и обломы, а потом и делать перестала…

Хорошо хоть, совместных детей у них нет. Впрочем, кажется, после неудачной операции времён «бурной молодости» это ей и не грозило. Повезло, ничего не скажешь.

В-смысле, ему.

С-сука …ная!.. Б…! Ш… расчётливая! Не надо было слушать её…

Впрочем, и сам хорош.

Да и чего он так завёлся, что аж руки трясутся? Вспомнил статистику самоубийств и алкоголизма среди «творческих личностей», и невостребованных артистов?

Ну да, вспомнил.

Если верить социологическим исследованиям чёртовых учёных, по десятибалльной шкале стрессов они имеют семь и две десятых. А выше них, с показателем семь и восемь – только шахтёры… Не то, что, скажем, библиотекари: два и шесть! Жаль только, читать он не очень любит – а то бы точно пошёл в какие-нибудь архивные черви.

Э-э, кого он обманывает. Не пошёл бы. Он – дизайнер. А дизайнерам свойственны падения-взлёты как самооценки, так и вообще настроения. Вот: он успокоился. Почти.

Тщательно вытерев руки давно посеревшим и насквозь вымокшим истончившимся полотенцем, он повесил его на простой гвоздь в стене, и прошёл к столу.

Ага, мобильник зарядился. Вздохнув, он посмотрел в угол. Ничего ободряющего. Зато, когда он похлопал по карману, девять оставшихся бумажек приятно похрустели.

Оставив зарядку включённой, он сошкреб защитный слой с карточки. Так. Теперь так. А теперь – код и городской…

Сколько же он не звонил матери? Полмесяца? Месяц?.. Да нет – уже два.

Слушая гудки, он кусал губы. Как она отнесётся? Или – нужно будет всё-таки съездить? Нет, не успеть – даже если ехать вот прямо сейчас… Он надеялся, что двадцати минут карточки хватит. Даром, что ли, «обязался не раскрывать»!..

Голос, возникший вдруг в трубке принадлежал тётке:

– Аллё? Аллё – кто это? Говорите громче!

– Тётя Шура!!! Здравствуйте! Это Алексей! – он так и делал, отлично зная, что тётка хоть и глуховата, (якобы) слышит звонок и хватает трубку всегда первая, – Алексей это!

– А, Лешик! Здравствуй, солнышко моё! Ну, как ты там, как Леночка?

Вот вредоносная старуха! Отлично знает, что он «Леночку» послал лесом уже три года как, и всё подкусывает! Ну погоди ж ты!

– Леночка уехала в Магадан, на лесозаготовки, и больше не звонит. – насладившись лёгким замешательством на том конце провода, он посерьёзнел. – Тётя Шура! А мама дома? Можно её?

– А, да-да, Лешенька, конечно! Вот, она уже берёт трубку!

Разговор предстоял тяжёлый. Правда, тяжесть его заключалась только в моральной стороне.

В их странных сложно-натянутых отношениях Алексей никак не мог разобраться чуть ли не с пяти-шести лет. Когда впервые осознал, что Мать его не столько любит, сколько хочет с помощью его «гениальных» способностей утереть нос остальным Родственникам и знакомым.

Один только табурет с песнями и стихами собственного сочинения на каждый семейный Праздник с неизменным приглашением всей родни чего его нервам стоил!

– Алло! Лёша?

– Здравствуй, мама. Да, это я. Ну, как вы там?

– Здравствуй, моё солнышко! – теплота в голосе всегда отлично удавалась матери. Особенно, когда поблизости были свидетели, – Всё в порядке. А как ты сам? Работаешь? Здоров? Ну, рассказывай! Давненько ты что-то не звонил…

– Да что рассказывать-то… Всё потихоньку. Мам, я чего звоню. Мне предлагают хорошую работу… За рубежом. Но… Надо заключать контракт года на три, не меньше! Вы как – продержитесь столько без меня? – вопрос чисто риторический. А то они не «держатся» без него уже почти восемь лет! Приезды на выходные два-три раза (Один – с этой самой Леной!) явно не в счёт. Он ни крышу не перестилал, ни огород не копал…

– Что ты говоришь, Лешик? Я чего-то недослышала… – в трубке потрескивало, голос матери прерывался. Он повторил помедленней, стараясь чётко выговаривать слова:

– Я говорю, предлагают хорошую работу. За рубежом. На три года. Сможете обойтись пока без меня? Я… постараюсь высылать деньги на хозяйство!

– А-а… Хорошо, Лёшенька, я поняла… Езжай, конечно… Вдруг там сможешь закрепиться… Было бы хорошо, наверное… (Он так и не понял, кому – ему или им.) Звони хоть иногда.

– Обязательно. Буду… писать. – вспомнив в последний момент о запрете на звонки он вовремя поправился, – И денег постараюсь высылать почаще… Может, наймёте кого – крышу-то перекрыть!

– Да-да, обязательно… Как там у тебя здоровье?.. Не болеешь?

– Нет-нет, мам, всё отлично. Одеваю нижнее бельё когда холодно, и немытых фруктов не ем!

Эта традиционная шуточка родилась из регулярных же напоминаний… А других «полезных» советов он почти никогда и не слышал.

И это – от родной-то матери.

Может, сам виноват – сразу резко отдалился, когда перебрался в город? А ещё больше – когда почувствовал самостоятельность и независимость, получив ту, первую, престижную и неплохо оплачиваемую, работу…

– Ну хорошо… А у нас тут новость – Лариса замуж вышла. Во второй раз.

По сердцу резануло.

А кто ему, барану амбициозному, мешал стать первым мужем своей смешливой и хорошенькой одноклассницы? Или он втайне всё же надеялся – что после разрыва с первым мужем, алкашом старше Ларисы на пять лет, но от этого ничуть её не умней, она-то уж дождётся его… Не дождалась.

Да он и не намекал.

Сам дурак.

Значит – тем более – можно ехать. Ничто не держит.

– Очень рад за неё. Передай мои поздравления… Мам, ну так вы – как? Продержитесь?

– Ну а почему не продержаться? Наше дело пожилое: знай себе ходи до магазина, да обратно… Пенсию-то на дом приносят. Это вам, молодым, надо ещё на эту самую пенсию заработать! Так что давай – подписывай свой контрахт, да смотри – не пей там, в заграницах, много спиртного!

Он рассмеялся. Мать не оригинальна. То же самое говорила и восемь лет назад, и в каждый его приезд. С другой стороны – если бы батяня не пил, не свалился бы пьяный с крыши… Может, поэтому сам Алексей и не рвался никогда перестилать её. А вот пить…

Как отрезало – хоть не из-за батяни, а из-за прадеда… Алексей и правда, никогда не пил иначе, чем «за компанию». Или – для дела. Ни для кого не секрет, что здесь, в Столице, такой менталитет: «если ты не пьёшь с нами за общее дело – значит, что-то против нас задумал…» Гад такой.

Бизнес-отношения по-росски… Попробуй тут не выпей.

– Ладно, мам, не буду. Чесс слово! Завтра вышлю вам через Бестер-юнион молларов триста… На первое время. Потом – как смогу…

– Вот и хорошо. Ты, Лешик, не беспокойся – у нас тут пенсии-то снова прибавили… Спасибо Мутину… Так что протянем. Ну а если сможешь – присылай, конечно. Только чтоб тебе не накладно было. Триста на крышу-то должно хватить…

Алексей прикинул, что – да. Единственный его вклад в ремонт пресловутой притчи во языцех: закупка пять лет назад металлочерепицы, которая с тех самых пор так и лежит в сарае. Ждёт мастеров-кровельщиков. А то деревенские-то все…

Как батяня. Или прадед.

А всё равно – отца он почему-то вспоминал с каким-то душевным теплом!

Может, потому, что тот водил его на рыбалку. Стругал ему кораблики. Научил класть кирпичи. (Отцов отец, то есть, дед – Михаил Макарович – был деревенский печник, и батяня ещё помнил кое-что из этой сложной науки!)

Или, может, из чувства противоречия – оттого, что мать всё время ругалась на живого, и костерила, даже уже когда…

– Пришлю, мам. Ты уж найми кого в городе-то, по объявлению… Или лучше – сама съезди, поговори, выбери посолидней. Непьющих. Пусть посмотрят, да доски проверят – вдруг погнили…

Доски-то точно погнили. Он сам осматривал чердак, и видел: брусья стропил ещё ничего, прогнулись только. А вот доски под шифер придётся менять. Обязательно нужно выслать потом ещё денег.