Испытание жизнью

IХ

Прошёл месяц, как Захара забрали на службу. Без него Елене всё труднее становилось переносить упрёки свекрови.

Если смотреть поверхностно, отношение к ней в новой семье было в общем то добрым, особенно со стороны Григория. Однажды он подошёл к ней и показал связку ключей:

– Иди за мной.

Он подвёл её к кладовой и открыл замок:

– Батька с мамкой в Холм отправились за семенами, пробудут там долго.

Зайдя в кладовую, Григорий приподнял деревянную крышку одной из бочек с салом:

– Прошлогоднее, это нам не годится, – заглянул в другую бочку, – Вот это то, что надо.

Григорий достал из-за пазухи краюху хлеба,

– Держи.

Вынул из кармана складной нож и отрезал от пластины сала большой кусок:

– Захар просил тебя подкармливать. Ешь и с собой ещё возьмёшь.

– А, как узнают?

– Да не узнают. Тут его вона сколько, и не заметят даже.

– А, Дуська скажет. Она видела, как мы сюда пошли.

– Дуська? Только пусть попробует.

Елена долго мучилась, не решаясь обратиться к Григорию с просьбой:

– Гришь, я ухожу от вас домой к мамке, не могу я здесь боле. Понимаешь? Ну не могу, как в тюрьме живу. Понимаешь? Живу, света белого не вижу: огород, поле, хлев, огород, поле, хлев, а я ведь в театральный кружок ходила и в хоре пела. Не хочу постоянно ходить голодной, я что, не тружусь в полную силу? В последний раз больше батьки накосила. Если бы ни ты, давно бы ноги не держали. Ухожу. Поможешь? Мне б тачку какую, вещи перевезти.

– Понял. Помогу, конечно. Только жаль, что уходишь. Ты мне сразу понравилась. Вполне нормальная девка.

Так и сделали.

Александра долго отчитывала Елену за неблагоразумный поступок, потому что «нехорошо уходить от законного, данного богом мужа», но, видя решимость и упорство дочери, смирилась с этим:

– Живи уж, но придёт Захар со службы, что б вернулась к нему.

Пётр очень расстроился, узнав, что Елена вернулась к своим:

– Нехорошо получается. Довели девку. Всё ты, Улька, со своими упрёками да поучениями.

Он с досады замахнулся на Ульяну.

– Я не причём. Я знала, что она не приживётся, избалованная. Только знает, что толстеть, ест словно мужик.

– Так она и работает в полну силу. Не всякий мужик за ней угонится. Довели. Схожу, как ни то, попрошу вернуться.

– Захару не вздумайте отписать, – обратился он уже ко всем.

Возвратившись в родной дом, Елена, словно в машине времени, вернулась в ту беззаботную интересную жизнь, в которой жила раньше. Она вновь стала посещать театральный кружок. Участвовала в спектаклях, выступала в девичьем хоре и ездила вместе со всеми в агитационные поездки по району, словно не было свадьбы, мужа, свекрови. Захару не писала, не хотела расстраивать, а соврать не смогла бы.

Иногда после репетиция или спектакля её провожал Павел Аносов. В один из таких вечеров, прощаясь у калитки, он сказал, что передумал своё отношение к семье и предложил Елене развестись и выйти за него.

Елене он нравился, – «Умный, внимательный, культурный, интересно о многом рассказывает, симпатичный, стройный, высокого роста, не то что Захар, который больше молчит, чем говорит, и ростом ниже». Она вспомнила неуклюжие ласки Захара:

– И где же мы будем жить, если я соглашусь? У вас полна горница людей, да и нет у вас в вашей избушке горницы. На сундуке спать будем? Но мне кажется, даже сундук уже занят.

– Свой дом построим, а пока можно и у тебя. Думаю, найдётся угол.

– Угол-то найдётся, но что скажет мамка? Она меня убьёт, если я только заикнусь о разводе, а уж о свадьбе лучше вообще не думать. Узнает, что за тебя выхожу, выгонит из дому. Не очень-то хорошего мнения она о тебе, несерьёзный ты, богохульник и живёшь не по-крестьянски, без усадьбы, без хозяйства.

Однажды, сгребая и укладывая в копны сено, на поляне в конце усадьбы, Елена, вроде как невзначай, с напускным безразличием, решила проверить реакцию матери на предложение Павла:

– Мам, ты представляешь, секретарь наш комсомольский предложил мне развестись с Захаром и выйти за него.

– Безбожник, что от него ещё можно ожидать.

– Вообще-то он мне нравится больше, чем Захар… Может развестись… Не знаю, что и делать.

Александра прекратила грести:

– Ты что говоришь! Мужа несколько лет не можешь подождать! Ребёнка без отца оставить хочешь. Ишь, что удумала! Даже заикаться не смей! Смотри, Ленка, прокляну. Что б больше ни ногой туда, хватит с девками хороводы водить. Брюхо уж торчит, а она туда же, в артистки. Всё запрещаю! И запомни, ты мужняя жена. Забудь туда дорогу. Захару-то отписала, как ко мне вернулась?

Елена покачала головой.

– Отпиши. Была б я грамотная, то б Митеньке свому каждый день письма на фронт отправляла б. што б завтра же письмо было. Хороший человек страдает, а ты здесь хвостом крутишь. Откель у тебя только мысли-то такие? И девки твои, подружки, артистки, что б в мой дом ни ногой. Видно нельзя с тобой без строгости. Был бы отец жив, всё было бы по-другому.

Елена не посмела ослушаться мать, и время до родов прошло в заботах по дому и по хозяйству. В колхозе она не работала, так как Александра Щербакова отказалась туда вступать.

Когда начались схватки, Александра сама запрягла коня и отвезла Елену в Холм, в больницу. Роды прошли легко, и уже через два дня она с новорождённым, крупным мальчиком, была дома. Материнского молока было вдоволь, и ребёнок рос крепким и здоровым.

В своём письме Захар попросил назвать сына Анатолием, Елене это имя понравилось.

В ожидании мужа со службы Елена вся окунулась в заботы о первенце.

Павел Аносов искал встреч, но она его всячески избегала.

Х

Строительные работы чередовались со строевой подготовкой, стрельбами и политзанятиями. Политрук показался Захару самым вредным из офицеров, который совершенно не терпел, когда ему перечили или задавали провокационные вопросы. За малейшие ошибки в понимании современной обстановки в мире или внутренней политики партии и правительства он направо и налево раздавал наряды вне очереди.

Захару и ещё нескольким новобранцам поручили выкопать траншеи под фундамент казармы. В этой группе особо выделялся среди других рядовой Тарас Малышко. Все предполагали, что это прозвище, оказалось – фамилия, которая совершенно не вязалось с внешностью. Его природные данные (рост более двух метров, вес под сто сорок килограммов, широкая кость и полное отсутствие жира, сплошные мышцы) первое время заставляли относиться к нему с опаской. Совсем по-другому его воспринимали, узнав поближе. Малышко оказался безобидным, безграничной доброты человеком. Когда его спрашивали, откуда ты такой здоровый появился, он смущался и виновато, будто оправдываясь, каждый раз говорил: «Из Одессы. В отца я, он грузчик в порту. Сила у меня от работы. Помогал корабли загружать, вот и набрался силушки. Но с отцом не сравнюсь, куда там, он что Поддубный, а может и здоровее его будет».

Поэтому из-за его мягкотелости и неумения командовать взводный назначил старшим Захара, чему Малышко был очень рад.

Работа спорилась. Когда попадались участки с примесью камней, то их передавали Тарасу. Взяв двадцатикилограммовый лом он играючи разбивал твёрдую землю и, усевшись на край траншеи, отдыхал, ожидая работу потяжелее. Если кто-то укорял его в безделье, отвечал: «Что я баба что ли лопатой землю копать словно в огороде». На него не обижались. Всех устраивал такой порядок вещей.

Разбив очередной попавшийся камень и выбросив осколки из траншеи, Тарас попросил разрешения у Захара и пошёл к ручью попить воды. Напившись, прилёг на травку и заснул.

Работы приостановились, когда под лопатами раздался металлический звон. Солдаты обкопали вокруг, и их взгляду предстал якорь весом не менее полтонны. Расширив траншею, они вчетвером опустились в неё и, ухватившись за якорь, попытались приподнять, но не смогли даже пошевелить. Якорь словно прирос к земле. К удаче не привела ни одна из попыток, то ли из-за слабости бойцов, то ли из-за неудобства.

– Подождём Малышко, что зря мучиться. Покурите пока, – Захар стал ножом очищать от нароста грязи место на якоре, где виднелось что то похожее на надпись. Он не ошибся, выпуклыми старославянскими буквами было написано: «Св. Пётр».

Выкурили по нескольку самокруток махорки, но Тарас всё не шёл. Несколько раз приступали они к работе, но безуспешно. В конец измучившись, просушив на солнце пропитанные потом гимнастёрки и нательные рубахи, так и не дождавшись товарища, ругая его, пошли на ужин.

– Если придём, а он уже кашу трескает, доложу взводному.

– Правильно, Захар, ежели подвёл нас – отвечай, – поддержал один из солдат.

Тарас объявился только к отбою:

– Простите, мужики, задремал я, пригрелся на солнце.

Не произнеся больше ни слова, он завалился на кровать и засопел.

Когда утром пришли на строительную площадку, якорь уже лежал рядом с траншеей.

– Считайте, что сегодняшнюю норму я уже выполнил, но с вас с каждого по недельному сухому пайку.

Солдаты оторопели, не зная, что ответить Тарасу.

– Пошутил я, – и добродушная улыбка расцвела на его лице.

Взводный оценил работу Малышко:

– Ну, ты, и Богатырь. Прямо Илья Муромец. Награждаю тебя недельным сухим пайком и прикажу повару до конца месяца накладывать тебе двойную порцию. Объявляю тебе благодарность.

Тарас вытянулся по струнке:

– Служу Красной Армии и Трудовому Народу.

После команды «Вольно» продолжил:

– Товарищ лейтенант, Вы сказали до конца месяца. Сегодня же тридцать первое августа, последний день.

– Правильно.

Все засмеялись.

– Смеётесь. Я может здесь ни разу не наедался досыта. Вы хиляки, а меня с собой равняете.

Взводный нагнулся над якорем. Поводил пальцем по буквам:

– Столько лет пролежал в земле, а надпись сохранилась. Только представьте себе – якорь это послание нам из прошлого. Давным-давно к берегам штормом прибило и разбило корабль древних мореплавателей. Волны расшвыряли обломки корабля, и только якорь остался лежать на дне вблизи берега. Выжившие матросы похоронили погибших товарищей здесь наверху сопки и поставили на могиле вместо памятника якорь. А, может быть, всё было совсем не так. В любом случае это важная находка. Мы его очистим и поставим перед казармой. Это будет первый памятник на этой земле. Насчёт тебя рядовой Малышко я договорюсь с командованием об усилении твоего питания. Обрадую, завтра воскресенье, не работаем, всем увольнительная на весь день.

Когда взводный ушёл, Тарас задрал к верху нос:

– В такой знаменательный для меня день разрешаю перекур вне очереди.

За куреньем продолжили разговор о еде. Вспоминали о простой домашней пище, от которой сейчас не отказались бы. О пышных домашних блинах и пирогах, о топлёном молоке и яичнице с салом, о грушах и яблоках из своего сада.

– Я вам байку расскажу, – Тарас сел на якорь, – Пишет парубок письмо домой со службы: «Дорогая ненько, мамка значит, как же я скучаю по нашему дому, по селу и родным, а особенно по нашему саду. Закрою глаза и вижу: яблони сплошь в яблоках, а они такие крупные зрелые, золотистые, ароматные. Будешь собирать мне посылку пришли яблок. Задумался и приписал: знаешь, ненько, выкинь ты эти яблоки и положи лучше сало».

– Это письмо случайно не ты писал? – Захар положил руку на плечо Тарасу.

– А может и я.

– Раз такое дело, порадую тебя сегодня салом, домашним, с чесночком. И вам товарищи солдатики, отрежу уж по кусочку, я не жадный.

Воскресный день выдался солнечным и безветренным. Захар и его товарищи по работе решили провести день вместе и посвятить его обследованию окрестностей. Знакомой уже дорогой они направились к пристани. Порт и прилегающая территория были заняты всевозможными постройками, растянувшимися по берегу на несколько сот метров. Старые и вновь построенные здания стояли вперемешку без какой— либо организации и планировки. Выше по берегу стояли жилые бараки и избы. У причала шёл монтаж большого портового крана. Даже в выходной день вокруг кипела работа.

К причалу была пришвартована баржа с высокими бортами. Её размеры поразили новобранцев из Смоленщины, море и океанские корабли они видели впервые. Наблюдая восхищение товарищей, Тарас отметил:

– К нам в Одессу, бывает, огромней этого корабли приходят.

С баржи на пристань спускался широкий трап. Вдоль баржи выстроилась цепь солдат с винтовками. Некоторые держали на поводках собак, которые, не переставая, злобно лаяли и рвались в сторону заключённых, спускавшихся по трапу. Заключённых построили в колонну и повели вдоль берега вглубь бухты.

– На лесоповал. Теперь пойдёт работа, только успевай шевелиться, – прохожий в матросском бушлате измерил взглядом Тараса, – Вы, что не конвоиры?

– Какие ещё конвоиры, – произнёс Тарас, глядя сверху вниз на мужчину, – Мы солдаты Красной Армии.

– Где же ваша часть располагается, солдаты Красной Армии?

– А вот это уж не ваше дело. Военная тайна. Понятно. Мы выполняем важное государственное задание, – с серьёзным видом заявил Захар, показывая, что он старший среди солдат.

– Важное задание? Эх, ты, конспиратор. Я мог и не спрашивать. По вашей совсем новенькой форме понял, что вы из новобранцев, которых направили на строительство военного городка. А насчёт военной тайны вы правильно мыслите. Обстановка на Дальнем Востоке не простая. Японцы опять на нас зуб точат, но это им не при царе, получат своё, если сунутся.

– Вы нам ни подскажите, есть ли здесь магазин? – Захар прервал мужчину, чувствуя, если мужчину не остановить, то разговор будет продолжаться бесконечно.

– Есть и магазин, и медпункт, и почтовое отделение, и две столовые, – мужчина показал на, видневшуюся среди домов, чёрную крышу, – Это и есть магазин. А, вы значит, как я понимаю, в увольнении. Значит, справно исполняете службу. Прощевайте. Лёгкой вам службы, – мужчина продолжил свой путь, продолжая говорить, но уже было не разобрать о чём.

Магазин оказался открытым, не смотря на выходной день. Над входом висела вывеска, «Продмаг», написанная неровными буквами. При этом буквы «П», «м» и «г» были печатные, а остальные прописные. В рамке у двери висело объявление, написанное таким же неровным почерком: «В тёмное время суток магазин не работает по причине отсутствия освещения и керосина».

Внутри оказалось полным полно покупателей. Очередь продвигалась очень медленно, поэтому предоставлялась возможность узнать новости из местной жизни: «Намечено строить рыбзавод и небольшую электростанцию. Назначен новый комендант порта – бывший комиссар полка. Скоро всех направят на заготовку рыбы и мяса к зиме».

Женщина, стоящая в очереди, обратила внимание на вошедших солдат:

– Мужики, пропусти ли бы ребят. Им нельзя время в очереди тратить, командир не простит опоздания.

Очередь расступилась и пропустила солдат к прилавку. Продавщица полная краснощёкая женщина средних лет ловко сворачивала из нарезанной серой бумаги кульки, складывая туда то, что просили солдаты. Взвесив, она быстро гоняла туда-сюда косточки счёт, скорее для вида, чем для счёта. В основном всё прикидывалось или пересчитывалось в уме, «Примерно правильно. Что ещё вам надо».

Цены на продукты были намного выше, чем в магазине в Глушково. «Не разгуляешься. Надо экономить», – решил Захар. Купили в основном сладости. Захар купил карамель, подушечки с начинкой. Они были хотя и слипшиеся, но вкусные. Тарас купил пачку папирос «Прибой». Выйдя из магазина, он демонстративно достал папиросу, смял особым способом её бумажную гильзу, прикурил и стал, наслаждаясь, пускать кольца дыма:

– Это вам не махра.

Они шли вдоль берега, любуясь окружающей приморской природой. Для всех кроме Тараса всё было вновь: сопки, море, широченный пляж и стаи крупных кричащих чаек.

– У нас в Одессе море лучше и пляж красивее и чище, а чайки прямо из рук рыбу хватают, – Тарас опустил руку в воду, – У нас в это время вода намного теплее.

Пляж был усыпан выброшенными волнами корнями и ветвями деревьев, пучками морской травы и большим количеством ракушек. Особый интерес вызвали огромные разнообразной формы раковины, сверкающие внутри перламутром.

Один из парней поднял большую ракушку:

– Собрать да отправить в деревню. Какая красотища. Их даже вместо посуды можно пользовать. Смотрите, – и он поднял ещё одну похожую на тарелку.

– Возьму. Попрошу повара класть мне в неё кашу, во все позавидуют. Как думаешь, Захар, стоит взять?

– Не по уставу это. Не разрешат, – Захар тоже поднял ракушку и стал вертеть, разглядывая на ней, словно кем-то специально нарисованные узоры:

– Возьму. Уберу в тумбочку и буду в неё складывать нитки, иголки и прочую мелочь.

Идея пришлась по душе, и все медленно шли глядя под ноги, чтобы не пропустить раковину, какая красивее других. Найдя, поднимали, радостно восклицая, а потом выбрасывали, обнаружив ещё красивее.

За этим занятием они не заметили, как вышли на выступающую в море оконечность полуострова. Перед их глазами предстал во всём своём величии Тихий океан. Вернее часть его – Охотское море. Бескрайнее водное пространство словно уходило вверх, сливаясь с небом, и казалось, море вот-вот опрокинется и выплеснется всей своей мощью на берег. С севера дул прохладный ветерок, вызывая небольшие волны, которые катились вдоль берег шевеля своим краем разноцветную гальку.

– Что, если мы поднимемся вон на ту гору и посмотрим сверху, может быть, другой берег увидим?

– Нет такой горы, Захар, чтобы увидеть тот берег, – и с видом знатока Тарас добавил, – Если только остров какой – ни будь. Подняться, конечно, можно. Интересно, что там наверху.

Сначала решили искупаться. Выбрали чистое песчаное место, которое на некотором расстоянии от воды переходило в полосу гладких, отполированных волнами камней. На них и расположились, раздевшись догола, кто тут может их видеть.

В воду заходили медленно, предварительно побрызгав ею на себя. Она оказалась холодной и хорошо освежала и бодрила. Хотя деревенская молодёжь, живущая у реки, умела плавать, на глубину заплывать не стала. Барахтались у берега, всё-таки место незнакомое мало ли что.

– Нет, я всё-таки сплаваю, – решил покрасоваться перед товарищами Тарас.

Он несколько раз сплавал метров за тридцать от берега, потом вышел, разбежался и плюхнулся в воду, обдав купающихся водопадом брызг, и скрылся под водой. Все несколько минут напряжённо ждали. И тут вместо Тараса из воды показалась большая голова без ушей, покрытая гладкой блестящей на солнце шерстью, с выпуклыми глазами и усатой мордой и стала с любопытством смотреть на людей. Через мгновение новобранцы были уже на берегу, отбежав подальше от воды.

Тарас вынырнул и, развернувшись в сторону берега, увидел животное, которое, громко фыркая, покачивалось на волнах прямо перед ним.

Дикий крик Тараса отозвался эхом по окрестностям. Он, что было мочи, заработал руками и ногами, уплывая подальше от страшного зверя, но сообразив, что удаляется от берега, сделал полукруг и выскочил на сушу.

Животное при крике Тараса скрылось под водой. На мгновенье показалось метрах в ста и больше не появлялось.

– Вы видели? Нет, вы видели? – Тарас возбуждённо жестикулировал, – Всё, я боле здесь и на шаг в воду не зайду. Страх небесный. Что это за чудище с усами. На сома не похож, сомов я видал. Одного на сто кило вытащили и то не такой страшный был. Чего только тут ни водится. Надо было у мужика поспрашивать.

Все невольно посмотрели в сторону моря. Словно в ответ на его слова не так далеко от берега из воды поднялся фонтан воды, а затем огромный плавник хлестнул по воде с такой силой что звук, долетев до них, прогремел в ушах, словно винтовочный выстрел.

– Хорош зверюга. Далеко был, а то сожрал бы меня, – Тарас быстро собрал в охапку одежду, – Вы как хотите, а я наверх.

Отойдя подальше, оделись и стали подниматься на высокий берег.

На их счастье в гору вела еле заметная тропа, иначе бы они не смогли пройти через покрывающие склон заросли колючего кустарника.

Изрядно попотев, поднялись на сопку. Вершина оказалась плоской и свободной от деревьев и кустарника. Перед ними открылся замечательный вид на море. Первое, что заметили новобранцы, это столбик с прибитой к нему доской с надписью: «СССР». Ниже на дощечке поменьше прочитали: «Пограничный пост. Запретная зона. Проход запрещён».

Посреди поляны находился бревенчатый барак. Рядом с ним стояла высокая смотровая вышка тоже сооружённая из брёвен. На ней Захар разглядел пограничника. Когда тот отвёл от глаз бинокль, Захар, привлекая его внимание, помахал рукой. Заметив нарушителей, пограничник тут же приложил к плечу винтовку и выстрелил в воздух. Из барака выбежали три солдата с винтовками наперевес в сопровождении командира с наганом в руке. Солдаты остановились поодаль, направив на непрошеных гостей стволы винтовок. Командир, сержант, по виду сверхсрочник, подошёл, убирая на ходу наган в кобуру:

– Вы грамотные? Читали что написано? Вот арестую вас до выяснения. Кто такие?

– Так мы со строительства военного городка, работаем там и служим, – ответил за всех Захар, – Мы в увольнении. Гуляем, знакомимся с новым местом службы. Читали, конечно, но подумали, нас это не касается.

– Предъявите солдатские книжки.

Захар собрал документы и передал сержанту. Пограничник долго и внимательно изучал документы, иногда строго вглядываясь в лица солдат.

– Всё в порядке. Можете быть свободны, – и он протянул документы Захару. – А ты значит старший. Хорошие у тебя солдаты, особенно этот, – сержант посмотрел на Малышко, – Нам бы такой ой как пригодился бы и вышки не надо с его ростом, – произнёс он, добродушно улыбаясь, и продолжил вполне серьёзно, обращаясь к Тарасу, – Хочешь к нам в пограничники? Настоящая служба, это тебе не стройка.

– Не, я с ребятами. Мы все с одного призыва и земляки можно сказать. Я с ребятами.

– Товарищ старший сержант, можно вопрос? – Захар приложил руку к пилотке, – Мы от вас сможем пройти напрямую по лесу к порту.

– Почему не сможете? Сможете.

Сержант указал на прогалину среди кустов, – Там медвежья тропа, лучшей дороги не найти.

– И что медведи действительно по ней ходят?

– Ходят. Вы, если встретите, кричите во всю силу, как только можете. Медведи шума бояться. Убежит, может быть.

Захар в душе засомневался, – «Идти по тропе опасно. Лучше уж по берегу», – но не захотел показаться трусом и не проронил ни слова.

– А я могу спросить?

Сержанту было интересно, что скажет этот гигант насчёт медведя.

– Спрашивай.

– Товарищ старший сержант, что за чудище мы видели в половине километра от берега, то ли рыба, то ли зверь такой огромный?

– Это кит молодой ещё, отбился от стаи, несколько дней уже вдоль берега плавает. А вот когда лосось идёт на нерест, здесь в устье реки собирается больше двадцати китов, гиганты так гиганты.

– Так, они проглотят и не заметят, а я купался. Правильно говориться, не знаешь броду, не лезь в воду.

– Нет. Они для людей не опасны, не было случаев таких, шлюпки, правда, переворачивали, это было.

– Я был в воде, когда ещё одна зверюга рядом вынырнула. Вся морда в усах, глаза выпучила и фыркает, как лошадь. Перепугала до смерти.

– Это сивуч. Вот этот зверь при плохом настроении может и укусить. Или, если приблизишься к матке с детёнышем, то берегись. Когда самцы дерутся, тоже лучше не подходи, порвут.

Только лишь Захар и товарищи сделали несколько шагов в сторону тропы, как оттуда выскочили две лайки в компании с медвежонком. Все замерли в ожидании. Собаки, подбежав, с лаем накинулись на Тараса, но были остановлены окриком сержанта. Прекратив лаять они стали обнюхивать пришлых. Медвежонок подошёл к Захару и, вытянув морду, стал нюхать воздух, двигая ноздрями. Затем поднялся на задние лапы, тыча мордой в карман галифе. Захар вспомнил про конфеты, достал оставшиеся и вытряхнул из кулька на землю. Медвежонок с удовольствием стал угощаться, рыча на собак, пытавшихся воспользоваться случаем, чтобы полакомиться. То же самое проделали все остальные, опустошив свои карманы, и с удовольствием наблюдали за животными. Закончив трапезу, медвежонок и собаки уже с полным безразличием к людям отбежали и легли в тень у стены барака.

Сержант рассказал, как нашли этого медвежонка в тайге совсем обессиленного и потом выкармливали из бутылочки сладким чаем да разведённой в воде сгущёнкой, пока он ни начал есть вместе с собаками.

Тропа оказалась вполне подходящей, можно было идти, почти не пригибаясь. Только Малышко, чтобы лишний раз не наклоняться, иногда обламывал ветки, которые ему мешали.

Придя в порт, вновь пошли к магазину, но он оказался на замке. На крыльце сидел пожилой мужчина. Рядом на газете лежала внушительная горка вяленой воблы. Купили у него по рыбине и, находу жуя её, не заметили, как дошли до части, успев как раз к вечернему построению. После отбоя, лёжа в кроватях, новобранцы долго не могли уснуть, столь значительно было всё, что они увидели и услышали в этот день.

Жизнь и служба проходила своим чередом без особенных событий. Почти половину солдат, в том числе и Захара, перевели на строительство метеостанции.

После трудового дня в свободное от службы время Захар любил, пройдя пару километров до берега моря, сидеть на завалившемся дереве и смотреть на залив.

Каждый раз вид был иным.

Если безоблачное небо покрывалось тучами, и усиливался ветер, то совершенно спокойное море, вдруг, превращалось в бурное. Оно бросало на берег огромные пенящиеся волны, шум от которых был слышен за километры.

Иногда пустынное море заполнялось снующими туда-сюда судами.

Однажды, когда он в очередной раз пришёл на берег, перед ним открылось удивительное зрелище. Огромные киты, несколько штук, точно пересчитать было невозможно, но не менее десятка, поочерёдно появлялись на поверхности, выпуская фонтаны воды. То два, то три, они поднимались над волнами, разбрасывая по сторонам словно щепки, плавающие в бухте брёвна, которые не смогли перехватить сплавщики в устье реки, у лесопилки.

Захару невольно вспомнился родной дом, – «Жаль, наши не видят. Обязательно вытащу их сюда. Такое зрелище. Эх, видели бы деревенские, видела бы Лена. Если всё будет хорошо, привезу её сюда, пусть подивится».

Уже на следующий день поступил приказ, и весь гарнизон на том же сухогрузе перевезли из Находки во Владивосток, где в устье Амура пересадили на речные суда и направили к месту строительства укреплений.

Работы проводились спешно, в связи с осложнением внешней политической обстановки и возможностью возникновения военного конфликта с Японией в Монголии.