Перевозчик

Николай включил бритву, с удовольствием состриг бороду и переключил ее на бритье, при этом на коже чувствовались какие-то странные покалывания. Потом выяснилось, что это заложено в технологию бритвы: в ее лезвие был вмонтирован механизм, который в совсем мизерной дозе впрыскивал какой-то раствор и одновременно на определенной частоте тока воздействовал на корни волос, замедляя их рост. Поэтому брились здесь всего раз в месяц, и то не для того, чтобы сбрить выросшие волоски, а чтобы закрепить уже достигнутый результат прекращения их роста, то есть просто поводить бритвой по щекам. У Николая уже после этого первого бритья только через две недели появилось небольшое ощущение щетины.

Кстати о неделе: рядом с зеркалом висел небольшой календарь, и по нему выходило, что неделя здесь составляла десять дней, каждый месяц ровно тридцать дней или три недели, а в году было тоже, как и у нас, двенадцать месяцев, только стоящий в календаре последним насчитывал тридцать пять дней. Такая вот десятичная система. (А она, кстати, была у них и во всех остальных расчетах.) Николай подсчитал дни – получалось как на Земле. Он подумал, что, может, у них и високосный год есть, если вращение этой планеты вокруг Солнца за год не укладывается в 365 дней. Правда, это осталось неизвестным, так как Николай к этим тонкостям в своем дальнейшем повествовании не возвращался, а мы, захваченные разворачивающимися событиями, забыли уточнить.

Побрившись и вглядевшись в себя в зеркало, Николай удивился своему помолодевшему виду, таким он себя помнил в двадцать пять лет. Потом он, глядя на полки и выложенный камнями куб, помечтал о баньке – поддать бы сейчас пару и попариться. Примерно он представлял принцип работы местной парилки, наверно, камни раскаляются электроспиралью, проходящей где-то внизу куба и хорошо изолированной от попадания брызг воды. А кнопки на панели, очевидно, такие: зеленая – включение, оранжевая – малый накал, красная – большой и черная – выключение. Но он не решился злоупотребить гостеприимством хозяев, побоявшись чего-нибудь напортить. Из всего помывочного «сервиса» пришлось выбрать самый простой – душ. На полке лежали мыло и три мочалки. Николай отрегулировал воду погорячей, постоял, наслаждаясь, некоторое время и, взяв мочалку побольше (наверно, Авдея), начал мыться.

Когда он закончил, переоделся в чистое и вышел, Эн продолжала возиться с рыбой. Она показала Николаю на окно: там во дворе Авдей уже распрягал лошадь. Николай вышел на улицу и направился к нему.

– Ну вот и на человека стал похож, – сказал Авдей, одобрительно оглядывая помытого и побритого Николая.

– Ты как к нам, насовсем? Собираешься остаться у нас жить?

– Да, если это возможно.

Здесь автор опять должен сделать небольшое отступление и объяснить читателю, что с этого момента удобнее будет передавать все диалоги уже в переводе с языка мимики и догадок Николаем на нормальный язык, тем более, что, пообщавшись еще этот вечер с семьей Авдея, он уже на следующий день мог сносно говорить на их языке.

– Ну что ж, завтра сходим к старосте, пусть прикинет, куда тебя определить, – сказал Авдей, заводя лошадь под навес, – обед, видно, еще не готов, нужно бы шкуру снять с твоей косули, пока не застыла. Сейчас позвоню Сашку, если он свободен, приедет, сделает.

– А кто это? – поинтересовался Николай.

– Да есть у нас мастер по этим делам, живет недалеко, через пять дворов от меня, – и Авдей достал телефон.

Поговорив минуты две, он убрал телефон и сказал: «Сейчас будет» и, обращаясь к Николаю: «Тащи косулю сюда, под навес».

Николай понял из его разговора по телефону, что речь шла и о нем, были по несколько раз произнесены слова: старовер, косуля, пришел или принес, хочет остаться у нас.

Пока Николай ходил за косулей, Авдей достал пару метровых веревок и сказал: «Велел подвесить за задние ноги, давай привяжем вон к той стрехе, она покрепче». Он передал Николаю веревки.

– Привяжи к ногам, а я принесу с крыльца табуретку.

Они уже заканчивали, когда на дороге показался, как сначала подумал Николай, велосипедист, но почему-то он не крутил педали, как потом оказалось, педалей вообще не было, только подножки, как у мотоцикла. Это был электромопед, причем работавший почти без звука – мотор лишь слегка шуршал. Устройство его Николай тогда в пансионате объяснил нам в меру своего «высокого», как вы, надеюсь, помните, образования, по-дилетантски просто. Он сказал, что на его задней вилке находился небольшой электромотор и два аккумулятора, каждый размером всего со спичечный коробок, работали они поочередно, один работает, а другой заряжается. И когда наш пансионатский отдыхающий – «интеллектуал» (вы помните, был такой) недоверчиво прервал рассказ Николая словами о том, как могут такие маленькие аккумуляторы обладать большой мощностью, его оборвал наш пессимист-доминошник, ставший во время рассказа самым заинтересованным и внимательным слушателем. Он сказал: «Не мешай слушать, здесь тебе не научный семинар, и, если у тебя с головой все в порядке, ты поймешь, что техника везде имеет свойство развиваться». И дальше подколол его с явным намеком:

– Если у нас будет поменьше таких «ученых», возможно, и мы дойдем до этого.

Не научный семинар – отличное выражение в нашем случае, возьмем его путеводителем для нашей хроники и не станем слишком придираться к Николаю, тем более что дальше будут еще более удивительные технические вещи, также дилетантски описанные Николаем, ведь, как выяснится позже, Николай попал в цивилизацию, на две с половиной тысячи лет, а может и на все три, опередившую нас. А дилетантство Николая нисколько не помешает нам. И задачу свою автор видит в по возможности сжатой социальной, а не технической, хронике, именно социальной, этих двух с половиной или трех тысяч лет. По ходу его рассказа у нас появится возможность проследить, как менялась жизнь с развитием цивилизации, как бы в назидание, как говорится: век живи – век учись, а тут сразу столько веков, чего же не поучиться?

Сашок, подъехав, поставил мопед и поздоровался. Он выглядел уже достаточно пожившим человеком лет пяти-десяти-шестидесяти, сильно заветренное огрубевшее лицо, морщины на лбу и в углах глаз, почти полностью седые волосы. Когда он уже приступил к своей работе, а Николай с Авдеем, чтобы не мешать, отошли в сторону, Николай спросил:

– А сколько ему лет?

– Сто два будет в этом году.

Сначала Николай подумал, что тот шутит, но, посмотрев на серьезное его лицо, задумался и почему-то решил спросить:

– А тебе сколько?

– Мне еще пятьдесят один.

– А Эн?

– Мы с ней ровесники, а чего ты спрашиваешь, тебе то сколько?

– Мне сорок семь, – ответил Николай.

Сашок провозился еще больше часу, Эн уже два раза выходила и звала обедать. Сняв шкуру и разделав тушу на постеленной под навесом клеенке, Сашок, отказавшись от приглашения на обед и захватив с собой шкуру, голову и одну заднюю лодыжку косули (так здесь принято), пристроив все это на багажник мопеда, попрощавшись, уехал.

Николай с Авдеем перенесли оставшееся разделанное мясо в уличный холодильник. (Был еще холодильник на кухне, в который Эн перенесла сложенные Сашком отдельной кучкой сердце, печень, почки и еще что-то.)

Наконец, позвав Кида, они уселись обедать, он был совсем не обильным; Эн налила по чашке бульону с хлебом, на второе по два куска рыбы и картошка с подливой, на третье кисель, похоже клюквенный. Все было очень вкусно приготовлено: и бульон, и подлива, и кисель, но проголодавшийся и отвыкший от домашней пищи, Николай не наелся, а попросить еще стеснялся, и Эн, уловив его замешательство, положила ему в тарелку еще картошки и рыбы. Когда он начал есть, Кид, допивавший кисель, значительно предупредил его: «Переедать вредно для здоровья». Авдей, защищая Николая, сказал: «Ему можно, он долго был в лесу и проголодался». Николай, поощрительно обращаясь к Киду, спросил: «Где же ты уже постиг науку о правильном питании, в школе, наверно?»

– Нет, просто это известно каждому, а в школу я еще не хожу.

– Как, почему? – обращаясь уже к Авдею, удивился Николай.

– Да, год пропустил, ему в этом уже исполнится одиннадцать, а в том году учительницу не присылали, потому что не набралось и пятнадцати десятилетних детей – неполный класс получался, у нас всего двести пятьдесят дворов. Вот в этом году составится класс ребятишек тридцать пять, и будут учиться вместе и десяти- и одиннадцатилетние.

– Значит, у вас в школу идут с десяти лет?

Авдей удивился: «А у вас, что, не так что ли? А хотя у вас там свои законы». Чтобы не выдать себя, Николаю не следовало показывать явную неосведомленность о местной жизни, но, подумав, что его любопытство оправдательно тем, что он человек из леса, как они говорят, старовер, все же решился и спросил:

– А сколько же лет учиться?

– Как и положено, два года.

– Всего? Чему же можно научиться за два года?!

– Всему, что и положено: будет уметь читать, писать, считать и историю узнает.

– А если он захочет дальше учиться?

– Опять учиться? Что он дурак, зачем второй раз учиться? – улыбаясь такой наивности Николая, ответил Авдей. – Ты сам-то учился?

– Я нет, не пришлось, – на всякий случай соврал Николай.

– А как же, должны же быть ученые, инженеры, – Николай, продолжая выспрашивать дальше, повел вокруг рукой, – вот телевизор, телефон, электроплита, энергетика ваша, кто все это делает? А если что сломается, кто отремонтирует?

Дальше Авдей, возмущенный непониманием Николая, как ему виделось, самых простых и естественных вещей, чтобы исключить дальнейшие глупые вопросы, по своей инициативе решил его просветить и разразился эмоциональной тирадой, смысл которой Николай уже смог понять, но оттенки, например ругательные, уловил лишь день-два спустя по мере освоения языка. Нам же, тогда в пансионате, он передал ее, конечно, сразу в абсолютном переводе.

– Ты прямо тупой какой-то, – начал Авдей. – Слушай, вот отучится Кид два года в школе, потом, когда исполнится ему пятнадцать лет, будет полугодовая комиссия в специальном лагере, которая и определит, где и в каком качестве предстоит ему жить. Первая категория – быть военным, следить за порядком в городе; вторая – значит быть спортсменом; следующая – рабочая категория для работы в городе в мастерских и других местах; последняя – вернется домой для хозяйства. А техника, она не ломается, чего ее ремонтировать, она сама себя подправляет, на то она и техника; вот сарай у меня перекосился, так его отремонтировать учиться не надо, небось, и такой неученый балбес, как ты, подправить его сможет. Ну бывает ЧП раз лет в пятьдесят, или сильным ветром ветряк свернет, или что другое, или новый дом кто поставит, так установить на крышу энергоустановку пришлют из города рабочую бригаду, на то и есть категория рабочих людей.

Пока у Николая не укладывалось в голове, что, с одной стороны, двухклассовое образование, а с другой – колоссальный прогресс в технике, вот загадка-то: кто-то же все это изобрел? Они уже сидели за столом на кухне одни. Кид, допив кисель, сразу же схватил мяч и убежал к ребятам играть, а Эн, помыв и убрав посуду, ушла на огород.

Авдею и самому, похоже, понравилась роль лектора, он вошел во вкус и смотрел на Николая, как бы ожидая новых вопросов. Уловив эту его готовность к «факультативу», Николай счел возможным задать еще несколько вопросов.

Прямо против двери на стене висела хорошо исполненная картина. На ней с небес исходила мощная, яркая вспышка, как бы от взрыва, направленного на землю, а внизу валялись изуродованные, обожженные человеческие тела, оторванные конечности и головы с глазами, полными ужаса. Сверху, на фоне взрыва, просматривался изображенный почти контурно, но все же отчетливо угадываемый лик то ли человека, то ли животного, зло взиравшего на землю. У него были непропорционально большие уши и глаза, а на лбу две здоровенные шишки. Николай спросил:

– А что изображено на этой картине?

– Это момент, когда наш бог окончательно расправился с неверными.

– Бог? – Николай удивился и, продолжая оценивающе рассматривать картину, добавил: – Он же и на человека-то не похож… какие-то несуразные уши… шишки на лбу, что это рога что ли?

– Он и не должен быть похожим, это же не человек, а бог, – объяснил Авдей, – а большие глаза и уши означают, что он все видит и слышит, а то, что ты назвал рогами, в них вся сила, они изрыгают громы и молнии и поражают всех, кто пойдет против него.

«Ну и страсти», – усмехнулся про себя Николай и, решив перейти к следующему вопросу, спросил:

– Авдей, а еще какая-нибудь категория людей у вас есть?

Он слегка задумался (наверно, обдумывал, как сформулировать ответ), потом сказал:

– Есть, но это не совсем категория – это начальство, они не работают, только рисуют на бумаге разные рисунки, а по ним уже рабочие все сами делают, правда, они хорошо людей лечат, да, еще они книги разные читают.

– А вы книги читаете?

– А зачем их читать, а телевизор на что, про все расскажут и даже покажут.

«Ну вот наконец Авдей вспомнил, что где-то у них есть интеллигенция, – подумал Николай, – но странно, почему она не образовывает свой народ, а, похоже, специально задерживает его интеллект на уровне второго класса».

– А ты, сколько классов кончил? – спросил Николай.

– Я – полных два класса, – с некоторым оттенком гордости заявил Авдей.

– Вот ты говорил, что в школе изучают историю, а какая она, ваша история?

– Какая-какая… – уже почему-то недовольным тоном, посмотрев на часы, начал скоро, словно торопясь, говорить Авдей, – такая же, как и ваша, на одной земле живем. Когда-то давным-давно была большая война, погибло очень много людей, но наш бог – самый сильный, и мы победили и теперь живем на земле очень счастливо, никаких войн не бывает. С той победы ведется у нас новое летоисчисление, вот сейчас две тысячи девятьсот восьмой год.

Закончив, Авдей переключил телевизор на другую программу и, снова посмотрев на часы, сообщил:

– Через пять минут начнется футбол, за нашу команду играет мой старший сын Нико. А ты любишь футбол?

Удивленный Николай (здесь еще и футбол?!) опрометчиво сказал:

– Да, конечно, я и сам играл.

– За какую же команду ты играл? – скептически удивился Авдей.

– Да так, у нас на любительском уровне, – нашелся Николай.

Футбол здесь оказался очень приличного уровня, и, что интересно, правила почти не отличались от земных. Играли также по одиннадцать человек в каждой команде. Примерно таких же размеров ворота, поле тоже сто на пятьдесят метров, но было и несколько различий: чуть-чуть побольше мяч, почти как баскетбольный, и играли три тайма по тридцать пять минут.

Сын Авдея был центральным защитником. Игра проходила очень упорно, первый тайм наши проиграли 0:1, ко второму тайму прибежал Кид, он спросил счет и расстроился. Стали болеть втроем. В итоге наши одержали победу 3:2 и вышли в финал.

Это был полуфинальный матч чемпионата планеты, чемпионата мира, он проводился раз в два года. Оказалось, что страна в этом мире была одна и состояла из шести республик. И между ними раз в два года разыгрывалось звание чемпиона. Но в результате назывался этот чемпион все равно чемпионом мира. Названий республик по национальному или по какому-то другому признаку не было. Они обозначались только численно. Наша была вторая, а играли мы с пятой.

Все это по ходу матча удалось узнать у Авдея. Потом показывали второй полуфинальный матч между третьей и четвертой республиками. Все закончилось очень поздно, и уже стало темно. Эн приготовила легкий ужин, и пора было укладываться спать. Николаю постелили в небольшой комнатке, расположенной на втором этаже.

Впервые здесь Николай лег спать в удобную чистую постель, имея под головой мягкую подушку, и без боязни подвергнуться какой-нибудь внезапной опасности. Но странное дело, в этот раз ему не спалось: неожиданные события последнего дня перевернули его однообразную, уже лишенную надежды на встречу с людьми местную жизнь, и он невольно начал перебирать в уме все детали этого дня. Начинался новый этап его жизни на этой, пока непонятой, планете. Какое-то необычное для высокой цивилизации жизнеустройство вырисовывалось здесь. Вот в этой деревне живут простые, по-видимому, очень добрые люди, пользуются плодами этой цивилизации, и в то же время возникает чувство, что они живут, вернее, их кто-то держит как бы за производителей продукции (как сказал Авдей, для хозяйства). Кто-то распределил людей по категориям и предписал оставаться в ней, в этой категории, навсегда и внушил мысль, что учиться ни к чему. А действительно, зачем учиться, зачем думать, зачем читать, достаточно только уметь нажимать на кнопки, для этого вполне хватает двух классов. Не надо даже ремонтировать технику, по выражению Авдея, «она сама себя подправляет», наверно, программируется чем-нибудь похитрее нашей электроники. В общем, одно было безусловно ясно Николаю: цивилизация этой планеты намного старше нашей, ну а дальше, как говорится, пока одни «непонятки», особенно в социальном плане. Тут он вспомнил, что завтра идти к старосте.

«Ну что же, – подумал Николай, – утро вечера мудренее…» – И с этой мыслью наконец уснул.

4

Проснулся Николай, едва только забрезжил рассвет и запели первые петухи. Он долго лежал с открытыми глазами. Потом снизу послышалось, как Эн загремела ведрами, наверно, пошла во двор доить коров (их было две). «Как на Земле», – подумалось ему. Вспомнилось, как в детстве ездил он в деревню к тетке, так же по утрам кричали петухи, тетка выгоняла со двора корову… а по селу с мычаньем проходило стадо… щелкал кнутом пастух… Эти воспоминания, эта похожесть снова повернули его мысли на философский лад.

Оказывается, Создатель, которого считают на Земле Богом, как пишут в священных книгах, создал жизнь и человека «по образу и подобию своему» не только на одной Земле, но и в бесконечной Вселенной. Создатель един во всей Вселенной, и поэтому во многих удаленных от Земли уголках нашей Вселенной люди оказались одинаковы не только по внешнему виду (и значит не правы земные фантасты, показывающие в своих фильмах каких-то монстров), но, наверно, он вложил в них и все другие качества, присущие нам, землянам, а именно достоинства и пороки. Значит, и жизнь на наших планетах развивалась по схожим законам. Правда, местная цивилизация, наверно, опередила нашу, она постарше, но все равно, раз люди одинаковы, и здесь встретятся ему и подлецы, и честные люди и они также радуются и страдают. Только по-прежнему непонятно было ему: с какой целью переместили его сюда, а цель, безусловно, есть.

Уже совсем рассвело. Внизу стукнула дверь, и послышался негромкий говор. «Авдей проснулся, пора и мне подниматься», – решил Николай. Он встал, заправил кровать, оделся и спустился вниз. Эн уже возилась на кухне, она заулыбалась и сразу начала говорить: «Проснулся? Доброе утро! Как спалось на новом месте?» Видно было, что она, как и все остальные нормальные женщины, мягко говоря, чтобы не обидеть читательниц, очень не любила молчать. Николай собрался ответить, но она не дала такой возможности и тут же продолжила: «Летом мы умываемся на улице, выйдешь и сразу налево, за углом под навесом умывальник, там и полотенце висит». Николай вышел и прошел за угол, под небольшим навесиком из стены дома выходил обычный смеситель и под ним раковина. Авдей уже умылся, они поздоровались, и он сказал:

– Давай быстрей умывайся, скоро будет рейсовая машина, поедем в центр тебя регистрировать. Пока он умывался, Эн позвала завтракать. На завтрак была жареная печенка и творожная запеканка. Кид еще спал.

Позавтракав, они вышли на дорогу и, пройдя пару домов, остановились ждать. Николай предложил: «Да мы бы и пешком могли дойти». «Скажешь тоже, – возразил Авдей, – деревня протянулась никак не меньше верст на пятнадцать, а то и больше, посчитай, сколько топать до центра». Потом он еще решил объяснить: «Сейчас посевная закончилась, машина ходит всего два раза в день, а в страду она курсирует каждый час, иначе как людей доставлять и перебрасывать по рабочим местам». Дальше, пока ждали, Авдей успел рассказать, что у них были и свои частные огороды, и государственные поля для обеспечения города. Дорога, проходившая вдоль деревни, была хорошо вымощена булыжником. С одной стороны дороги стояли дома с пристроенными к ним сзади скотными дворами, а с другой, где протекала река, стояли амбары и сараи. Между рекой и амбарами было пространство, занятое частными огородами и парниками. А вот выше, со стороны скотных дворов, находились государственные поля, а ближе к центру парники, на которых местные крестьяне обязаны были трудиться, за работу немного, но платили. Получался своего рода колхоз, председателем которого был староста, на него же возлагались и все управленческие функции. Он вел учет населения, распределял рабочую силу, рассчитывался за произведенную работу, имел связь с городом и обеспечивал ему поставки продукции.

Подошла, как ее называл Авдей, машина, это был электромобиль-автобус немного подлиннее нашей «Газели», но ниже ее, он имел с каждой стороны по пять двухместных сидений и общий сплошной ряд сзади. Пока добрались до центра, подобрали еще человек двадцать, на работу ехали и мужчины, и женщины. Мужики, едва поздоровавшись, тут же начинали обсуждать вчерашний футбол – выход нашей команды в финал. И вот что интересно, все мужики были одинаково одеты, такие же, как у Николая с Авдеем, кроссовки, штаны и куртки. И сами они все были почти одного габарита, не было ни коротышек, ни толстяков, ни худышек. Да, еще на голове нелепые странные бейсболки с коротким козырьком. У Николая невольно возникла мысль, что одеты они прямо как в наших тюрьмах и лагерях.

Подъехали к центру. В этом месте деревня прерывалась, и на площади примерно два на два километра находилось все колхозное хозяйство. Здесь были ангары для хранения сельхозтехники, заводик для переработки молока, птичник, еще какие-то помещения, а также и контора старосты.

Автобус остановился у крыльца конторы, люди вышли и разбежались по рабочим местам. Авдей с Николаем зашли в контору. Староста сидел за столом и общался по видеотелефону с какой-то женщиной. На противоположной стене размещался большой, метр на метр, экран, с которого эта женщина что-то ему надиктовывала, а он это записывал. Посмотрев на вошедших, староста рукой указал им на лавку. Они сели. Напротив двери, на стене, висела такая же картина, как у Авдея на кухне. Потом Николай узнал, что они, как иконы, находились у них в каждом доме.

Староста был очень пожилой мужчина, возраст которого Николай определить сам уже не решился, он уже несколько раз в этом ошибся, и потихоньку спросил Авдея. Ответ был – сто десять лет.

«Прямо планета долгожителей, – подумал Николай, – значит, у них не только техника, но и медицина на очень высоком уровне».

Закончив, староста обратился к посетителям:

– Знаю ваш вопрос, уже наслышан, даже не хочу знать причину твоего желания перейти жить к нам, могу только приветствовать это желание. Авдей, может он пока пожить у тебя?

– Конечно, места хватит, – сказал Авдей.

– Есть еще вариант с жильем, – обратился староста уже к Николаю – У нас есть вдова, в прошлом году у нее в городе убили мужа, надо узнать, может, возьмет она тебя на постой за недорогую плату. Она живет вдвоем с маленькой дочерью, все-таки мужик в доме всегда пригодится, гвоздь забить или еще для чего… – при этих словах он посмотрел на Николая, озорно прищурился и подмигнул ему.

Потом достал из стола толстый журнал и сказал: «Ну а пока давай тебя зарегистрируем, иди сюда, как звать-то тебя и сколько лет?» Николай ответил и подошел к столу.

– Тебе присваивается номер одна тысяча сто семнадцать, обязательно запомни его, между прочим, это освободившийся номер убитого мужа Яны, распишись здесь, – и он указал на записанную им последнюю строку и графу для росписи.

Там стояли цифры и слова, наверное, его имя и номер. Местной грамоты Николай пока не знал, он просто взял и скопировал свое имя с написанного старостой. Он только подумал: «Как странно, ни фамилии, ни отчества у них нет, только имя и номер».

– Теперь скажи, на каком месте ты бы хотел работать?

Николай не представлял, что ответить, и спросил:

– А какие есть места?

– Везде рабочие руки не лишние, смотря к чему у тебя склонность есть: если любишь землю – полевые работы или в парниках, животных любишь – пастух нужен и конюх, технику любишь – механизатором или перевозчиком.

– А что перевозчик делает? – спросил Николай.

– Заказы развозит в город и еще кое-куда.

«Во, как раз по специальности устроюсь здесь, вспомнив, что он таксист», – про себя обрадовался Николай, а вслух сказал:

– Хочу перевозчиком.

– Зря парень, опасная это работа, город – это не у вас в лесу и даже не у нас в деревне, там совсем другие нравы, вот как раз Янин муж был перевозчиком, а его в городе убили.

Николай был городским жителем, и все перечисленные старостой деревенские специальности его совсем не устраивали, поэтому он, стараясь быть убедительным, сказал:

– Я постараюсь быть очень осторожным, если одного убили, это не значит, что всех будут убивать, потом, кому-то надо работать перевозчиком, а я очень хочу.

Староста смотрел на него, с сомнением качая головой, но все же согласился.

– Ну раз не боишься, смотри сам, я тебя предупредил. Управлять машиной ты, конечно, не умеешь, но это небольшая проблема, легко научишься. Теперь перевозчика замещает мой внук, несколько раз съездите вдвоем, обучишься и заодно точки изучишь. Вот как раз сегодня получил большой заказ, – староста кивнул на экран, – на доставку ранних овощей на послезавтра. Приезжай в контору утренним автобусом, тебя будет ждать мой внук, загрузитесь, и начинай работать. А сейчас получи аванс пятнадцать рублей.

Он достал ведомость и велел расписаться. Потом отсчитал ему семь бумажных рублей и бросил на стол кожаный кошель, типа кисет, в котором, как он сказал, еще восемь рублей мелочью.

– Это пригодится в городе, в столовую сходить или еще на что-нибудь, – посоветовал он.

– Два дня пока поживешь у Авдея, а после командировки посмотрим, пока будешь в отъезде, я сам попробую договориться с Яной, думаю, рубля за четыре в месяц она согласится тебя взять на постой. Ну, с тобой все.

Потом он обратился к Авдею:

– Слушай, Авдей, заказ на овощи очень большой, завозить нужно аж в три точки, у нас в колхозе столько не набирается, придется обратиться к частникам, у тебя что-нибудь есть? Расплатимся в получку.

– Это вопрос к Эн, но, кажется, ящика по два помидоров и баклажанов наберется. Баклажаны у Эн всегда выходят отличные.

Пусть читателя не смущает, что все названия овощей, да и вообще все остальные названия в дальнейшем рассказе Николая идентичны нашим. Он объяснил это тем, что во-первых, они и по виду, и по вкусу были тождественны нашим и, во-вторых, нам так будет понятней, он сказал: «Зачем вам забивать голову, ведь не на курсах изучения языков вы здесь сидите», – и мы с этим согласились. Я уверен, что и читатель в этом с нами будет солидарен. Ведь вот тут же в его рассказе вышла заминка, Николай никак не мог придумать или вспомнить название прибора, по которому староста обратился к жителям деревни с просьбой приготовить кто сколько может ранних овощей. Николай замялся и начал объяснять нам, что староста нажал у себя на столе кнопку, в результате во всех домах деревни прекратили работать телевизоры и прозвучало обращение старосты.

А как Николаю нужно было назвать этот прибор, чтобы нам сразу все стало бы понятно? Не абракадабра же? Или какая-нибудь латифундия.

– Селектор, – неожиданно при этой заминке выскочил наш пансионатский «ученый» – шахматист.

– Во, правильно, – поддержал его хохмач-доминошник и, заметив, что тот уже стал очень заинтересованным слушателем, потихоньку ехидно добавил рядом сидящим: – Исправился.

В общем, согласовано было всей пансионатской аудиторией и рекомендовано, не стесняясь, называть вещи проще и понятней по-русски, колхоз так колхоз, получка так получка, огурец так огурец. Многие предложили также и имена пусть уж будут русские.

После такой нашей рекомендации рассказ Николая продолжался уже без заминок.

Закончив свое оформление на работу, Николаю захотелось ознакомиться с местной инфраструктурой коллективного хозяйства, а Авдей вызвался провести его по всем отделениям. Староста одобрил это, но предупредил, чтобы поторопились, если хотят попасть домой раньше вечернего рейсового автобуса, через полтора часа от конторы отправится грузовой фургон собирать овощи и может их захватить.

Они в темпе прошли по молочному заводу, затем посетили все животноводческие помещения: свиноферму, птицеферму, большое помещение для крупного рогатого скота и поменьше для мелкого. Все это не очень интересовало Николая, он только отметил, что везде было очень чисто, все механизировано: и уборка, и доставка кормов, и дойка. В основном здесь, в центре, были сосредоточены и колхозные парники: они располагались в верхней части площади. Сквозь их стеклянные стены виднелись несколько работниц. Туда наши экскурсанты из экономии времени решили не заходить. Зашли в магазин – это был обычный сельский магазин, где продавали все: мясо, бакалею, электротовары. Николай заинтересовался и чуть не купил мобильный телефон – все они были по четыре рубля и работали от батареек, которые нужно было менять всего один раз в два-три года, и никаких подзарядок. Его остановил Авдей: усмехнувшись, он сказал:

– Погоди пока, сначала обживись, кому тебе звонить, а деньги еще пригодятся.

Посмотрев на него, Николай согласился и похвалил, он сказал:

– Ты хороший практик, – и чтобы не обидеть, про себя не зло юморнул: – Не зря тебя учили целых два года.

Задержались они лишь в ангарах с техникой: там стояло штук пятнадцать колесных электротракторов, несколько комбайнов, разные прицепные устройства, культиваторы и тому подобное, а также две очень крупные и странные машины. Они были похожи на цистерны, стоящие на шести небольших колесах, по три с каждой стороны, у одной из них была откинута вниз задняя стенка, и открывался вид на вместительное помещение.

– А это что за агрегаты? – спросил Николай у Авдея.

– Это как раз то, на чем ты будешь перевозить грузы на склады в городе.

– Мне кажется, такие махины, да еще на небольших колесах, не очень удобны для перевозок, ведь у вас, по-моему, и дорог-то хороших не видно, – заметил Николай.

– А дороги и не нужны, это универсальные машины, на воздушной подушке, они пройдут и по бездорожью, и по болоту, по глубокой воде, втянув колеса, могут плыть, как катер, и по воздуху на большой высоте полетят.