Странный домик в тайге

Мария всю ночь не спала, как он ни пытался ее успокоить. Заперлась в комнате наверху и рыдала всю ночь. А Герман вновь молил призрачных дам переместить дом во времени.

Молитвы его остались не услышанными.

***

Барин пришел ближе к вечеру. Один, и даже без оружия, что было совершенно невероятным.

– Сыграем? – не здороваясь, предложил он, высыпав на стол горсть… оказавшуюся драгоценными украшениями. – Узнаешь, Машка? – мельком глянув на Марию, обратился к ней барин. Больше на нее он ни разу за вечер не взглянул. – Барынины побрякушки.

Мария их узнала. И даже повертела в руках, поражаясь собственной наглости.

– Сыграй… – вновь повторил барин. Так закоренелые алкоголики выпрашивают полтинник на бутылку. – Видишь – свербит в душе!!! Играть хочется – мочи нет! Ты же сам такой, я же вижу!!! Ну… Выиграешь – ей барынины украшения подаришь. А нет… Вот, хотя бы часы свои поставь. Ну… Часы против драгоценностей?

Герман посмотрел на Марию. Сколько унижений она вынесла от своей несносной барыни? Быть может, барские украшения хоть как-то компенсируют ее страдания? К тому же – с Яшкиной колодой он точно не проиграет…

– Один раз, – твердо сказал Герман, решившись. – Один раз сыграем, и ты уходишь. И больше никогда сюда не придешь… И Марию в покое оставишь…

Барин радостно закивал, глядя, как он тасует крапленую колоду.

***

Проклятые призрачные дамы куда-то запропастились, подвергая искушению и Германа, и даже Марию.

Одним вечером дело, разумеется, не закончилось. Потому как на следующий день барин приехал вновь.

– Дай отыграться! – хрипло сказал он. Руки его при этом тряслись, а глаза были безумными.

– Нет, – все же ответил ему Герман. Но уже не так уверенно, как вчера.

Весь вечер Мария ходила в барских драгоценностях, каждые пять минут любуясь на себя в зеркало. Понять ее можно было. Всю жизнь она вкалывала, как проклятая. Постоянно была голодной. Пара валенок (штопанных-перештопанных) переходила от одного человека к другому… А летом и вовсе она ходила босиком. И одежда ее, полусгнившая… за которую она так цеплялась, когда Герман хотел ее сжечь. И выходки барыни. И прав-то у нее никаких не было, одна непроглядная темнота…

Вот поэтому-то Герман и сдался. Ради нее… Потому что ей должно было достаться максимум благ из господского дома – ее темницы.

По крайней мере, так он оправдывал себе свое малодушие!

– Один раз, – согласился Герман. – И все! Завяжем на этом!

И вновь – он выиграл! И на следующий день – тоже. И так продолжалось уже неделю.

А потом случилось вот что.

В тот вечер барин пришел позже обычного, когда было уже темно. Парой слов перекинулся с Марией, вышедшей покормить собаку. Кивнул Герману, как своему старому знакомому. И по привычке сел на свое – уже ставшее излюбленным место – спиной к выходу.

Герман, которому эти игры уже порядком осточертели, сел напротив него. Положил возле себя револьвер. Сказал:

– Этот раз – точно последний. Придешь завтра – застрелю.

Покосившись на револьвер, барин кивнул.

– Играем? – спросил он необычайно весело. – Только на сей раз колоду-то свою смени! Поистерлась она уже, да и не доверяю я тебе, братец!

Вздохнув, Герман встал из-за стола, поднялся наверх и принес оттуда другую колоду. Не особо волнуясь по этому поводу, поскольку у Яшки все они были со своими секретиками.

Мария барина больше не боялась, и эта мысль приятно грела душу. Еще – хотелось бросить все, и уехать куда-нибудь. Вернуться бы с ней в 2020 год. Купили бы они себе на выигранные драгоценности квартиру. По миру бы поездили. Она ведь ничего, кроме окрестностей барского дома, да этого домика посреди тайги, и не видела…

А если эти проклятые дамы и дальше не появятся, то проживут они с Машей и в этом времени. Бросят дом, собаку с собой возьмут. Проживет он и здесь. Приноровится, ему не привыкать. Купцом станет, или кем еще… Изобретателем, например. Будет изобретать то, что уже есть в его прошлом мире. Например – мобильные телефоны…

Герман так размечтался, что чуть не проиграл. Но все же вовремя спохватился – выиграл. Сгреб со стола драгоценности (в этот раз горсть была значительно меньше, видимо, барин принес последнее, что было в его доме), взял в руки револьвер.

– Завтра не приходи, – он постарался сказать это как можно тверже. – Иначе – убью.

Барин смотрел на него, хитро щурясь, будто и не проиграл вовсе. И Герман насторожился, перехватил револьвер поудобнее, хоть и не был уверен, что он исправен и может стрелять.

– Завтра и не понадобится, – недобро подмигнув ему, ответил барин.

К тому, что барин вдруг достанет оружие и выстрелит в него, Герман был готов. А вот к тому, что Мария, стоящая позади него, вдруг со всей силы ударит его – его же кухонным ножом, нет!

Темнота наступила мгновенно. Сразу за вспышкой боли. Он пытался открыть глаза, но все плыло перед ним, и не хотело фокусироваться в единую картинку.

Кажется, барин спешно обыскивал ящики шкафов, сгребая в льняной мешок свои же проигранные драгоценности.

Кажется, кричала Мария.

Кажется, барин ласково успокаивал ее. Говорил, что слово свое держит! Говорил, что теперь она – не крепостная. Говорил, что с ним – Германом – жизни бы ей не было, потому как он – картежник, такой же, как и сам барин! Что теперь он выдаст ее за своего сына, в которого она с детства была тайно влюблена, что они поедут в Петербург. И, если повезет, то она станет фрейлиной самой императрицы…

А когда за ними закрылась дверь, Герман, наконец-то, потерял сознание.

В следующий раз очнулся он ночью. От боли. А еще от того, что над ним, склоняясь, хлопотали призрачные дамы.

Явились! Когда он ждал их – не приходили. А теперь не дают ему спокойно умереть!

– Делай же что-нибудь! – строго говорила та, которую Герман считал госпожой.

– Да что тут можно сделать? – оправдывалась та, которую он считал служанкой.

– Ты же сестрой милосердия была! – напомнила первая.

– А у тебя любовник был врачом, пока ты его не застрелила! – ответила ей вторая.

Вот теперь, находясь на грани жизни и смерти, Герману удалось разглядеть их лица. Госпожа была старше, но – красивее. Лицо ее, несмотря на морщины, было утонченным, породистым. Лицо второй было просто симпатичным, но на щеке красовался средней величины шрам.

– Ах, Герман, Герман, – сказала она, обрабатывая ему рану все той же жидкостью из графина. – Не выдержал ты испытания… Дурак! И обещаний своих не сдержал.

– И что теперь будет? – еле слышно, собрав на это все силы, спросил он. Но дамы его, все же, услышали.

– Посмотрим! – философски развела руками вторая. – Умрешь – так будешь с нами по ночам в карты играть веки вечные! Пока грехи свои не искупишь. А если выживешь – от тебя все зависеть будет…

***

Дни тянулись долго. Удивительно, но рана заживала на нем, как на собаке. Из-за собаки он и начал вставать, поскольку пса надо было кормить. Пес ведь не виноват, что его хозяин такой дурак!

Не виновата была и Мария, едва не убившая его. К этой мысли Герман начал склоняться через неделю. Эта мысль и позволила ему выздороветь окончательно. Ведь обещал же он не играть, а сам! Не играй он – ничего бы этого не произошло… И дамы бы не обиделись на него, и переместили бы их в другое время… И ушли бы они с Машей, и зажили счастливо…

А барин ее прав. С игроками их женам жизнь светит несчастная… Быть фрейлиной у императрицы намного лучше. Еще – всегда нужно помнить, что человек слаб. Поддался ведь он сам искушению! Так чего же он хочет от нее? Она ведь не на богатства барские позарилась, он был в этом уверен. Она хотела безопасной и более привычной для нее жизни, чем в волшебном домике с Германом: стать вольной, пожениться с давно любимым ей барским сыном. И жить спокойно.

Да, виноват был только он сам. И – вернись он в то время – он бы сам пошел искать ее, чтобы вернуть назад. Или не нужно ее возвращать? Может – ей будет лучше в Петербурге с барским сыном, чем с ним – игроком, на которого нельзя положиться.

И вновь он советовался об этом по ночам – то ли сам с собой, то ли с призрачными дамами… Но дамы спокойно играли в карты и болтовню Германа не слушали.

***

Снова – все то же самое: неожиданное лето, которое длится от силы два-три дня, сменяется поздней осенью, а то и вовсе морозной зимой. Хорошо, что Герман не страдает вегето-сосудистой дистонией, а то его организм не выдержал бы таких перепадов.

Вновь Герман охотится, рыбачит и сажает нехитрый огород. Но вот беда: все это теперь не приносит ни радости, ни успокоения.

От нечего делать начал генеральную уборку в доме. Выдраил все уголки, убрал всю паутину, отмыл полы так, что они начали блестеть. В щели на полу нашел барынины сережки. Те самые, которым так обрадовалась Мария. Не в силах смотреть на них, хотел бросить в печь. Но все же передумал – положил в шкатулку к прочим украшениям. Пусть будут. Быть может – призрачные дамы понаряжаются в них какой-нибудь ночью.