Читать книгу: «Навсегда в строю», страница 7

Блокадный дневник

Мой дневник, прости, что я не писала в тебя уже несколько дней. Уж больно тошно, страшно и холодно в Ленинграде. Гитлерская авиация всё чаще появляется над нашими крышами, гремят взрывы, небо затягивается серым дымом.

Сегодня объявили блокаду. Город окружён. Никаких сообщений о снятии осады. Столица культуры и науки стала осаждённой крепостью. Муж ушел на фронт добровольцем. Моё сердце болит оттого, что он рискует жизнью, а я здесь, в городе, не могу ничем помочь.

Никогда не думала, что обычные слова «блокада» и «окружение» могут означать такую боль и страдание. В магазинах пусто, пайки уменьшаются, хлеба становится всё меньше. Мой желудок сводит от голода, но я стараюсь держаться.

Сегодня варила суп из картофельных очисток и соли. Голод грызет, слабость одолевает. Соседи говорят, что блокада продлится недолго, но я не верю. Разве так бывает, чтобы война и блокада длились месяцами?

Записываю всё это, чтобы помнить. И чтобы мои дети, если доживут, знали, через что мы прошли.

Холод наступает. В квартире минусовая температура, отопление отключено. Не хватает дров, и мы топим печь мебелью, книжками и бумагами. Электрический свет выключили – экономят электроэнергию. В городе темно, днем ходить опасно, по улицам ходят патрули, просят предъявить пропуска.

Ещё одна запись в дневнике сегодня: мама заболела. Плохо ей, сильно похудела, ест крохи хлеба и пьёт отвар из кожуры картофеля. Я делаю ей компрессы, но понимаю, что её здоровье ухудшается с каждым днём.

Есть нечего. Пытаюсь варить суп из подорожника и крапивы, но это не утоляет голод. Дети смотрят на меня большими глазами, просят кушать. Что я могу сделать? Разрываюсь между желанием накормить и невозможностью достать пищу.

Недавно видели объявление: «Требуются добровольцы на расчистку улиц от мусора и льда». Пойти? Работы физически очень тяжелые, платят мало, но хоть что-то. Я должна позаботиться о семье, а сил почти нет.

Дневник, как бы хотела сейчас спросить у Бога: почему это происходит? Почему голод, холод и страх – удел мирных горожан? Неужели мы заслуживаем такого наказания?

О, дневник, что я пережила за последние месяцы? Я не могу описать словами весь ужас, который охватывает меня каждый день. В квартире стало настолько холодно, что вода в ведре замерзает за считанные часы. Электричество исчезает навсегда, газеты печатаются раз в неделю, радио говорит о редких случаях снабжения.

Мама скончалась сегодня утром. Я нашла её холодной, лежащей на кровати. Наверное, смерть была лёгкой, ибо сил больше не осталось. Мы хороним её сами, без церемоний и священников. Прощай, мама, ты была моим лучшим другом и поддержкой.

Папа заболел дистрофией. Он лежит на кровати, бледный, слабый, кости торчат из-под кожи. Раньше он был высоким, здоровым мужчиной, а теперь стал похож на высохшую тряпицу. Он просит еду, но я ничего не могу ему дать. Мой дневник, я чувствую себя виноватой, что не могу спасти своих близких.

Я сама ослабла, каждый шаг дается с трудом. Трудно дышать, мерзнут руки и ноги. Пытаюсь обогревать комнату спиртовкой, варю зелёный чай из коры деревьев. Но сил нет, совсем нет.

Наверное, это конец. Вижу вокруг больных, умирающих людей. В городе нехватка врачей, лекарств, аптеки закрыты. Жизнь превращается в череду мучений и постоянных поисков еды.

На днях ходили с папой в булочную. Там очередь огромная, все молчат, боятся подойти близко друг к другу. Люди съёживаются, не верят, что получат хлеб. Выдали крошечный кусочек, размером с палец. Этого хватило на день, но силы ушли, больше не могу работать.

Дневник, прости, что ничего не выходит записать подробно. Но я обещаю тебе: мы выживем. Должны выжить.

Мой дневник, мы дошли до дна. Сегодня в квартире уже почти нечем дышать. Пахнет гарью, сыростью и отчаянием. Отец умер вчера вечером. Я нашла его лежащим на полу, холодным и неподвижным. Умер тихо, как будто просто уснул. Наверное, не хватало сил даже кричать.

Похоронили его недалеко от двора, выкопав неглубокую яму. Была ночь, никто не обратил внимания на похоронную процессию. Плакать не получается, слез нет, я будто деревянная кукла, лишённая чувств.

Сегодняшний день начался с охоты за едой. Ходила по магазинам, стояла в очередях, но безрезультатно. Всё равно нечего купить. Люди вокруг похожи на тени, еле передвигаются, сидят в подъездах, греются у костров.

Я почти потеряла счёт времени. Иногда кажется, что эта зима длится бесконечно. Вокруг – лишь смерть, боль и пустота. В горле царапает голодом, руки и ноги опухли от недостатка витаминов. Я слабею с каждым днём, зрение падает, ноги отказываются ходить.

Всегда думала, что в детстве мечтаю о чём-то большом и прекрасном. Думала, выйду замуж, заведу детей, буду счастлива. Оказалось, что судьба другая. Вместо семейного счастья – голод, холод и одиночество.

Сегодня встретила девочку лет семи-восьми, она сидела на лестнице и плакала. Я попыталась её утешить, дала кусочек сахара, найденный на дороге. Она посмотрела на меня глазами, полными отчаяния, и ушла. Что станет с ней? Сколько таких детей погибнет?

Меня зовут Лидия. Лидия Анатольевна Кирсанова. Двадцать семь лет. Преподаватель математики средней школы № 23 Ленинграда. Я никому не нужна, кроме этих листов бумаги, в которые я выливаю свою боль и отчаяние.

Дневник, прости, что пишу так отрывисто и бессвязно. Думаю, это последние записи. Скорее всего, завтра я уйду из жизни, как ушли мама и папа. Мне незачем жить, я устала бороться.

Простите меня, дневник. Простите, Ленинград. Простите, жизнь.

О, дневник, как же долго я не брала тебя в руки! Казалось, что всё закончилось, но жизнь преподносит удивительные сюрпризы.

Я жива. Да-да, именно так. Не умерла, не сошла с ума, не оставила попытки выжить. Вероятно, судьба распорядилась иначе, и моя история ещё не закончена.

Произошло чудо. Случайно встретила врача из госпиталя, он увидел меня на улице, заметил болезненное состояние и отвёл в больницу. Там мне оказали медицинскую помощь, помогли восстановиться. Конечно, я долго была слаба, часто теряла сознание, но врачи сказали, что я родилась в рубашке.

Сейчас живу в комнате общежития, работаю санитаркой в больнице. Работа тяжелая, но я рада, что могу помогать другим. Люди нуждаются в поддержке, уходе, заботе. А я, вопреки всему, живу и могу что-то сделать.

Конечно, жизнь сильно изменилась. Леня, мой муж, погиб на фронте, родители умерли от голода. Но я помню их, я помню, что обязана выжить ради них, ради Ленинграда, ради тех, кто погиб.

Сегодняшний день начался с праздника: у нас в отделении выписали пациента, он оправился от ранений и пошёл домой. Доктор сказал, что он будет жить. Это удивительно, ведь каждый выживший – маленький праздник.

Дневник, я благодарна тебе за то, что ты вёл меня через эти тяжёлые дни. Теперь, наверное, ты мне больше не нужен. Но я хочу, чтобы ты сохранился. Пусть мои дети, если будут, знают, через что прошла их мать, их бабушка.

Ленинград, мы выстояли. Мы победили. Я уверена, что победа будет за нами. А пока я буду жить, работать, помогать другим. И помнить, помнить всех, кто не дожил до этого дня.

Простите меня, дневник. Простите, Ленинград. Простите, жизнь. Я буду жить.

Петербург, 2023 год. Музей блокады Ленинграда. На витрине – пожелтевшие страницы дневника, принадлежащего Лидии Анатольевне Кирсановой. Экскурсовод рассказывает экскурсантам:

– Этот дневник хранится в музее как исторический памятник эпохи блокады. Лидия Анатольевна выжила, воспитала приёмных детей, стала известной учительницей математики. Она прожила долгую жизнь, написала воспоминания о блокаде, участвовала в сборе исторической документации.

Экскурсанты рассматривают страницы, на которых отпечатались не только буквы, но и следы крови, кусочки глины, фрагменты забытых войн.

Один молодой человек берёт в руки книгу воспоминаний Лидии Анатольевны и задумчиво говорит:

– Никогда не забуду этот рассказ. Он учит нас помнить, ценить жизнь и никогда не терять надежду.