Дорога в Мальхару, или За первого встречного

– Но зачем кому-то надо было нападать на тебя?

– Я не знаю, – пожала плечами Экливена. – Вроде бушевали тогда какие-то повстанцы, но зачем им была семилетняя девочка?

Супруги замолчали – эта тема разговора была исчерпана, а замену ей пока не удалось найти. Экливену ещё сильнее начал интересовать пейзаж за бортом. Чем дольше они летели, тем беднее становилась растительность, тем жарче и суше становился воздух. Интересно, а каково сейчас в Мальхаре, стране пустыни?

Девушка посмотрела на Брайдса. В её памяти всплыли слова Рыцаны, о том, что за её муженьком кто-то охотится. А ведь она только что изложила ему всё о себе. Настал его черёд делиться откровениями.

– Брайдс, а, Брайдс, – хитро прищурившись, начала она. – А почему ты бежал из Мальхары? За что на тебя так ополчились власти?

– Я же тебе говорил, сбежал, чтоб почувствовать свободу, – парень почему-то сразу начал злиться. Он понимал, что когда-то она задаст эти вопросы. И Рыцана этому сильно поспособствовала, поддав жару в костёр любопытства девушки благодаря подсказке к раскрытию карты. – И мальхарская стража ищет меня именно из-за побега!

– А тогда за что тебе хотят отомстить силы, на сторону которых встала знакомая нам обоим уличная танцовщица? – не унималась девушка, не понимая, что терзает сомнениями разум Брайдса. Что будет, когда она узнает, что совершил он? Как она посмотрит ему в глаза? Парень не знал и боялся узнавать.

– Давай не будем здесь это обсуждать, Ливи. Я не хочу, чтоб меня поймали, ведь мы приближаемся к границе с Мальхарой, и здесь могут быть люди, которые меня ищут. Ты же не хочешь, чтобы меня узнали по твоей милости? – Брайдс выдохнул. Ловко он увернулся от ответа, но в другой раз такого шанса может и не быть…

– Прости… – Экливена смущённо потупилась.

Интересно, что же такого он прячет от неё? Отчего у него такой усталый взгляд? Она подняла голову, заглянула ему в глаза, как будто надеясь найти в них что-то, провела пальцами по его синей пряди волос…. А вот и тема для разговора!

– Необычные у тебя волосы, – начала она, не зная, как по-другому задать вопрос.

Парень недоумённо посмотрел на неё, на прядь, которая всё ещё находилась в руке жены, и… рассмеялся. Действительно, его хохот был столь неожиданным и по-детски счастливым, что Экливена немного забеспокоилась о здоровье его психики.

– Это тебе кажется смешным? – она даже почему-то немного обиделась на Брайдса.

– В какой-то мере да, – утерев счастливые слёзы хохота, проговорил тот. – Просто история этих волос очень занимательная и… смешная!

И он вновь залился несдерживаемым смехом. Когда же он, наконец, отдышался, то поведал заинтересованной слушательнице историю из своего совсем не скучного детства:

– Было нам тогда с Агатом, графёнком, как его у нас за глаза звали, лет двенадцать. Кстати сказать, прозвище ему подходило: шебутной был наследничек. А так как дружили мы – не разлей вода, то и приключения делили на обоих. Как-то решили мы, что забор, на который выходит окно отца Агата, тогда ещё действующего графа, слишком блёклый, неприятный взору. И захотели устроить сюрприз папочке. Рано утром, когда ещё все спали, мы тихо вышли к забору. К слову, специальной краски не нашлось, и пришлось стащить у матушки моего друга специальные настои, которыми она красила волосы. Хотя всё остальное ими тоже отлично красилось. Распылителя мы также нигде не нашли, и Агат решил опробовать свои магические навыки. Началось всё с того, что он перепутал текстуру заклинания, и краска хлынула повсюду, заливая стены, землю, нас, но только не забор, сколько б мы не старались! Да, ты не поверишь, мы повторяли заклинание по очереди. Даже вместе читать пытались! Краска становилась всё насыщеннее и трудновыводимее, а наши задницы уже предчувствовали неминуемую порку. Масло в огонь подлили приближающиеся шаги графа. Я бросился произносить заклинание торможения, но сдуру ляпнул заклинание ускорения. Радиус поражения нашего «цветного оружия» увеличился до впечатляющих размеров. Представь теперь лицо графа, когда он подошёл и увидел двух синеньких человекоподобных существ, стоящих посреди разноцветного моря из бьющих фонтаном потерянных его женой пузырьков с зельями. А во что превратился любимый утренний халат старика!

Экливена не сдерживала уже себя. Она упала на колени, прикрыв рукой глаза. Вытянувшееся лицо графа, выражавшее высшую степень удивления, и это ещё мягко сказано, одетого в халат, расцвеченный в духе лютого абстракционизма, так и стояло перед ней в её воображении, вызывая всё новые приступы хохота.

– Ох и попало тебе, наверное, хах! – сумев кое-как уровнять дыхание, сбиваемое иногда всхлипами, воскликнула Ливи. – Агату небось ничего не сделали, он же наследник!

– А вот тут ты не права – досталось нам обоим. У нас наследник считается обычным человеком: натворил – изволь отвечать. И если застали на месте преступления, то всё, жди наказания, разбирать не будут, чья эта задумка, а кому просто интересно стало. Так что задницы болели у нас обоих, да так, что я до сих пор при воспоминании об этом вздрагиваю. Единственная разница – Агата драл сам граф, а я, как недостойный такой чести, был выдран на скотном дворе.

– Почему же? Почему и Агата пороли? – Экливена поражённо пыталась принять этот факт. – У нас, например, представитель королевской крови является неприкосновенной личностью, и никто не имеет права наносить ему телесных повреждений. Их заменяют другими наказаниями: раньше, например, использовали мальчиков для порки…. Между прочим, девочек никогда не пороли!

– У нас тоже девочек не пороли, – заметил Брайдс. – Девушка должна быть женственной, нежной, а не забитой, с грубыми шрамами от хлыста! А детей правителей бьют ещё как, но об этом знают только самые близкие люди будущего графа. Но тогда нам знатно досталось, это точно. После порки нас повели отмывать – еле отмыли. Ну, а на память о столь знатном приключении я решил оставить синие волосы – теперь это навечно, такие настои снимаются только особым средством. По-моему, краска передаётся даже по наследству. И кстати, когда приедем к графу, обрати внимание на его левую руку. На память после этого инцидента он решил оставить кисть ярко-зелёной.

– Забавно, наверное, – усмехнулась девушка и глянула вниз.

Под ними неслись поля с низкой, сухой травой и торчащими кое-где безжизненными деревцами, песчаными холмами и дорогами. Пустыня была уже близко.

Часть третья

Крепость на заставе была впечатляющей – начиная с красивой прозрачной пристани для воздушных ладей и заканчивая расположенным внизу тренировочным лагерем, оборудованным даже площадкой для полётов с волшебными кольцами.

С пристани гости сошли на второй этаж здания. Вообще, крепость имела вид двухэтажной арки над тренировочным лагерем и плавно перетекала в крепостную стену, опоясывающую все границы Мальхары.

Внутри было так же прекрасно, как и снаружи: со второго этажа можно было увидеть центральный зал на первом этаже, где находилась передвижная платформа, с помощью которой можно было спуститься вниз, к лагерю. Везде были ажурные перила, коридоры украшались бархатом, гипсовыми статуями, фонтанами, гербами Димелисса и Мальхары. Всюду стояли стражники в сияющих доспехах со щитами. На стеклянной крыше, конусовидной, соединённой со стенами толстыми мраморными балками, была устроена смотровая площадка, с которой открывался вид на всю округу.

Экливена остановилась на балкончике, выступающем над первым этажом, и стала разглядывать снующую внизу разношёрстную толпу: там попадались и загорелые мальхарцы, и местные димелисские степняки, и северные воины. Она не была особо удивлена этим великолепием. Всё-таки она принцесса, жившая в роскошном дворце, и такого вида крепости были ей не в диковинку.

Брайдс на время оставил её. Его интересовало, отправляются ли отсюда в столицу Мальхары караваны, и если да, то откуда и когда. Но в крепости было много караванщиков, так что парень быстро всё разузнал и вернулся к жене.

Он старался не особо выделяться средь толпы. Стражи здесь было навалом, и бывший телохранитель не хотел, чтобы его здесь нашли. Благо, парни с его комплекцией здесь встречались, и вообще, никто не может заподозрить неладное в богатой дамочке с собственным охранником. Вот только волосы….

Иногда воспоминания о детской забаве могут стоить лишних нервов. Однако, когда он поделился этой проблемой с Ливи, та быстренько нашла решение в находящейся на первом этаже одёжной лавке. Волосы парня были идеально убраны под походный тюрбан – Брайдс даже удивился тому, что не смог додуматься сам приобрести эту незаменимую в путешествии через пустыню вещь. Также он купил себе новые шаровары из лёгкого хлопка и туфли с загнутыми носами.

Экливена тоже решила подобрать себе более лёгкую и соответствующую традициям нации, к которой принадлежал её муж, одежду. Она остановила свой выбор на тёмно-розовом сарафане с длинной многослойной газовой юбкой; синей жилетке, расшитой блёстками и восточных туфлях, подходящих по цвету к жилетке. Ещё она купила себе головной убор – замужней женщине по правилам не положено появляться на людях с непокрытой головой. Так что, когда Ливи вышла из лавки, на ней помимо платья красовался лёгкий платок, прикреплённый к натянутому на лоб обручу из эластичной ткани, расшитому бисером. Платок застёгивался на шее несколькими кнопками с сапфирами, полностью скрывая её. Женщина с непокрытой головой, шеей и плечами во все времена считалась девицей лёгкого поведения и вызывала лишь осуждение людей. Таковы были традиции Востока.

– Ливи, тебе очень идёт, – Брайдс оглядел влюблённым взглядом девушку, когда та вышла из лавки. Платье неплохо подчёркивало её фигуру, а платок выгодно оттенял лицо. Экливена не стала от этого эталоном красоты, но своего мужа она восхищала в любом виде.

– Правда? – девушка весело покружилась перед парнем, зашуршав юбками.

– Ты у меня такая красивая, – он поцеловал её в щёку, правда, тут же осёкся: телохранитель, целующий свою госпожу, выглядел очень подозрительно…

Потом они нашли укромное местечко, где можно было спокойно, без лишних глаз, перекусить. Быстро пообедав, супруги отправились дальше гулять по крепости и решили зайти на крышу.

Здесь было очень жарко. И неудивительно, ведь время только перевалило за полдень. Народу почти не было, кроме трёх караульных, смотрящих в бескрайнюю даль мальхарской пустыни и димелисских степей.

Горячий ветер подымал песок; раскалённые песчинки долетали и до смотровой площадки. За крепостной стеной тянулись пески, рассекаемые утоптанной тропинкой. На многие километры не было видно ничего, кроме верблюжьих колючек. Чуть севернее от пограничной крепости расположился городок, как бы прилипший к стене. С высоты смотровой вышки можно было увидеть, как въезжали туда и выезжали оттуда всадники и караваны. Так как этот городок был единственным оживлённым местом на всём бескрайнем полотне пустыни, Ливи устремила свой заинтересованный взор именно туда.

– Сегодня вечером нам нужно быть там, – шепнул своей жене Брайдс. – В семь отходит караван, везущий в столицу товар.

– А нас возьмут с собой? – заколебалась Экливена.

– Там всегда есть места для пассажиров. Главное – сколько заплатить. Но ты ж принцесса, и у тебя денег ещё достаточно, хотя мы много потратили в течение нашего путешествия.

Ливи кивнула и вновь повернула голову в сторону городка.

Брайдс вдохнул носом родной обжигающий воздух. Жар пустыни разжёг в груди чувство щемящей ностальгии. Как он соскучился по родному дому! Как устал скитаться вдали, оставив в прошлом своих друзей и счастье! С каким наслаждением будет ступать он по родному колючему песку!

Очень скоро солнце лениво начало садиться за барханы, осыпая всё вокруг золотом. Город потихоньку оживал, остывая после полуденного зноя. Брайдс и Экливена без труда нашли нужный караван за торговой площадью, так же без труда заняли верблюда, поставленного где-то в середине выстроенной вереницы.

Ливи залезла наверх, а Брайдс шёл рядом с её верблюдом. Он ещё играл роль телохранителя, поэтому в его обязанности входило идти пешком, охраняя спокойствие своей «госпожи». Экливена же, как женщина – а женщин особо почитали на Востоке и берегли – могла всю поездку просидеть верхом.

Ночь застала путников уже далеко отошедшими от города. Ливи, закутанная в покрывало, отданное ей по причине прохладных мальхарских ночей, восхищённо глядела на звёзды. Она ещё никогда не видела их такими крупными, как сияющие цветы или ягоды. В её родном городе, где небесный свет сполна заменили фонари, только самые яркие звёздочки пробивались, чтобы покрасоваться перед людьми, да красоваться-то им было нечем – кто обратит внимание на крохотные точки в небе?!

Копыта животных ступали по песку, который щедро серебрила луна-хозяйка, освещавшая путь вторгшимся в её владения путникам. Свежий ветерок колыхал тонкие волоски, выбившиеся из причёски девушки. Мерное покачивание спины верблюда убаюкивало. Экливена быстро заснула. Бывшая принцесса не привыкла к ночным путешествиям, которые здесь более уважали, нежели походы в дневной зной. Но всё же, как она ни боялась упасть, сон сморил её. А караван продолжал свой путь: никому, кроме единственной здесь девушки, бессонная ночь не была в тягость.

Ливи проснулась с рассветом. К слову, рассветы в этой пустыне были очень красивы. Когда солнце, большое и красное, как огромный сияющий персик, восходило, окрашивая всё вокруг своими розово-золотыми лучами, она поняла, что вот она – та красота, которую всё время ищут и находят порой художники.

Им, двум спутникам торговцев, принесли завтрак – четыре пшеничные лепёшки на двоих и кружку воды. Запасов всегда брали немного, чтобы не портились, поэтому была просто жесточайшая экономия воды. Экливена вздохнула. Еда была отнюдь не изысканной, но за всё путешествие девушка совершенно отвыкла чувствовать себя принцессой. Она давно уже не спала в мягких кроватях с балдахинами и шелками и не завтракала воздушными пирожными. Утро заставало девушку и в доме лесника, и в гостинице, предназначенной для простолюдинов, и в карете, а теперь… на верблюде.

Погонщики захлопали хлыстами, и караван вновь тронулся в путь.

К обеду солнце стало припекать. Экливена всё это время просидела на тюках, прилаженных к горбу верблюда. Все знали, что, если она пойдёт так же, как и все, то станет скорее обузой. Не привыкшая к таким нагрузкам, к такой жаре, она вылакает воды больше, чем караванщики, а прогулка по горячим пескам не пойдёт её нежным ножкам на пользу. Но и почти не напрягаясь, Ливи мучилась от жары и жажды, хотя чувство неловкости не позволяло ей просить ещё воды. Веер, прихваченный с собой из крепости, не помогал.

Увидев, в каком состоянии находится его жена, Брайдс попросил главного караванщика устроить привал на час раньше, что тот, скрепя сердцем, и сделал.

Устроили большой шатёр, рядом с которым развели огонь и начали готовить плов. Парень снял девушку с верблюда и бережно отнёс в тень. Погладил по голове. Ливи шумно выдохнула, энергично обмахиваясь веером.

– Потерпи, сегодня до вечера мы останемся здесь, а ночью опять пойдём. К полудню завтра выйдем к столице.

– Скорей бы, – Экливена улыбнулась.

После обеда все караванщики, в том числе и Брайдс, заснули после бессонной ночи в глубине шатра. Девушка спать не хотела, так как всю ночь проспала верхом на верблюде. Её назначили охранять караван, тем самым освободив от этой обязанности несколько человек, которые обычно посменно караулили верблюдов. Впрочем, это не являлось особо трудной задачей: животные были послушными, хорошо выдрессированными, и достаточно надёжно стреноженными, поэтому вероятность, что какой-то верблюд решит покинуть стоянку, была ничтожно мала. На самый крайний случай девушке дали колокольчик, чтобы быстро разбудить спящих мужчин.

Ливи села в тень, отбрасываемую шатром, и, откинувшись на его натянутый полог, задумалась.

Меньше месяца прошло с того момента, как бывшая принцесса покинула свой дворец. А кажется, что этот момент отделяют многие годы…. Сейчас она и представить не могла, что в начале их пути Ливи ненавидела своего мужа. Тогда она считала, что благородство происхождения было важнее самого супруга. Она ошибалась.

Во многих романах, перечитанных Экливеной, встречалось выражение «любовь с первого взгляда». Но теперь она понимала, что это – не любовь. Это влюблённость. Любовь не может свалиться на голову неожиданно. Её добиваются годами, жертвуя и не давая разыграться эгоизму. Любовь можно испытать к любому человеку, но влюблённость обманчива. Это страсть, которая желает только восполнения своих желаний. Но, как и влюблённость, любовь легко потерять – лишь стоит выплеснуть свой эгоизм. Настоящая любовь – это жертвенность, а не присвоение.

Да, порою большая любовь лежит через влюблённость. Но влюблённость – лишь мост, рука, указующая, кому можно отдать свою любовь, с кем связать свою жизнь. Поэтому влюблённость так быстро исчезает: когда живёшь вместе с супругом, связав свои отношения узами брака, она не нужна. На её место вступает счастье любви, вскормленное трудом, подобно тому, как беззаботное детство сменяется взрослостью, где приходится работать, чтобы жить полноценно.

У неё с Брайдсом не было поначалу влюблённости – их насильно связали друг с другом, и две половины нашлись сразу. Сейчас им удалось добиться хоть немного тлеющего огонька чувств. Остальное накопится и разгорится со временем. Труд с обеих сторон. Она прониклась к нему любовью, когда осознала, что может волноваться за его жизнь, тратить своё свободное время, жертвовать собой даже в мелочах. Когда это произошло? Наверное, когда они столкнулись с тем чудовищем в зимнем лесу, когда она на своих плечах несла больного мужа. Именно тогда она заново открыла в себе талант стихийницы, а может, это сделал именно страх за Брайдса? Наверное, да. Но их отношения ещё далеки от совершенства.

От любви до ненависти один шаг, а от ненависти до НАСТОЯЩЕЙ любви… годы совместной жизни….

***

Утро следующего дня не задалось с самого начала. Оно началось с того, что Экливена упала с верблюда, неудачно повернувшись во сне. Не будь поблизости Брайдса, она бы наверняка себе что-нибудь отшибла. А так, девушка окончательно проснулась уже на руках мужа.

– Осторожно, Ливи, – предупредил её парень.

– Можно я какое-то время пройду пешком? – простонала девушка. – По крайней мере, до завтрака.

– Иди, если хочешь, – Брайдс аккуратно поставил её на землю. Песок здесь был уже достаточно утоптан, чтобы без труда идти по нему, как по сельской дороге, и подёрнутое лимонной дымкой на востоке серовато-синее небо ещё не пылало жаром. Так что дальше бывшая принцесса бодро шагала под руку с супругом.

Когда солнце уже подняло над песками свои лучи, на дороге, ведущей в столицу, показался всадник, скачущий навстречу каравану. Бывший телохранитель сразу узнал на гонце доспехи мальхарского стража порядка. Солдаты этого подразделения занимались поиском преступников, таких же, каким здесь считали Брайдса.

Поэтому парень поправил свой тюрбан и поспешил убраться с поля зрения всадника. Верблюды остановились. Где-то впереди начался оживлённый разговор на мальхарском языке, довольно громкий, что было в повадках восточных людей.

Ливи прислушалась. Она немного учила раньше мальхарский, и что-то смогла понять из шустро спешащего потока слов.

– Куда путь держите, что везёте? – звучал голос солдата.

– В столицу, везём шелка и пряности с южной границы, – послышалось в ответ. – А вы, видно, из-за чего-то важного из столицы отправились?

– Вы правы, мне сообщили, что к нам вернулся бежавший из Мальхары два года назад преступник. Его видели на северо-западной заставе позавчера, но потом его не нашли. По всей видимости, он направляется в столицу.

– Правда? А позволите узнать, как зовут его?

– Что ж, почему бы и нет. Его имя Брайдс.

Со стороны собеседников послышались испуганные возгласы и восклицания.

– Как неожиданно! – изрёк, наконец, начальник караванщиков. – Вчера вечером, отправляясь с северо-западной границы, мы взяли двух пассажиров – девушку и парня! Она представилась какой-то богатой дамой из Димелисса, а он – её телохранителем! Но ведут они себя не как госпожа с рабом…

– Это уже интересно… Позвольте осмотреть караван.

– Да, пожалуйста!

Солдат стал обходить ряд навьюченных животных. Услышав, что шаги и цокот копыт приближаются, Брайдс занервничал и дёрнулся в сторону, собираясь подыскать более надёжное укрытие. Он потянул за собой Экливену, она рванулась, случайно толкнув верблюда, за которым они прятались. Животное громко фыркнуло и переступило с ноги на ногу. Это не осталось незамеченным, и все поспешили прямиком к нему. Брайдс тихо выругался. Ливи покраснела: ей стало стыдно за свою неловкость.

– Вот они, – один из погонщиков указал на стоящую в смятении парочку.

Брайдс машинально притянул к себе Экливену.

– Кто вы? Зачем идёте в столицу? – начал допрос страж порядка, осматривая парня с видом некоего презрения.

Бывший раб наконец-то взял себя в руки и, низко поклонившись, как подобало ему в данной роли, учтиво отвечал:

– Приветствую вас достопочтимый страж Мальхары! Я – скромный телохранитель, нанятый моей госпожой Эльвирой, прибывшей из Димелисса, чтобы её путь в нашу столицу был намного безопаснее и спокойнее. О причинах, заставивших её пересечь пустыню, я не ведаю. Да и мне ли, жалкому рабу, знать их…

–Достаточно! – перебил его стражник и обратил свой взор на слегка бледную «госпожу Эльвиру».

Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха. Сердце колотилось с бешеным ритмом.

– Что случилось? Вам нехорошо? Вы как-то побледнели… – голосом нашедшего зацепку сыщика проговорил солдат.

Девушка всё это время пыталась держать себя строго и уверенно, как должна держать себя хозяйка рядом со слугой. Но из-под царственно опущенных век глаза глядели на супруга беспокойно. И был повод: когда Брайдс кланялся, из-под его головного убора выбилась одна голубоватая прядь…

– Не беспокойтесь, всё нормально, – как можно холоднее ответила Экливена. – Просто я ещё не привыкла к здешнему климату: солнце даже в утреннюю прохладу вызывает у меня головокружение…. Дафир, убери свои волосы со лба, выглядишь, как растяпа какой!

Дафир, он же Брайдс, поняв, что последнее приказание относится к нему, быстро приладил волоски под тюрбан после покорного «Слушаюсь, госпожа».

– Извините, мне показалось, или у вашего телохранителя та прядь, что так не понравилась вам, имела голубой оттенок? – и без того узкие глаза воина подозрительно прищурились.

– Вам показалось. Наверное, это солнце так отливало в моих волосах, – ненадолго бывший телохранитель забеспокоился – всё-таки зря Ливи обратила внимание на прядь, хотя иначе она бы осталась болтаться на ветру и всё равно привлекла бы нездоровое внимание.

– А позвольте снять тюрбан, пожалуйста! – нотки в голосе солдата приобрели требовательный оттенок.

– З-зачем? – растерялся парень.

– Снимите его!

Поняв, что их маскировка в любой момент могла накрыться медным тазом, Экливена вновь подала голос:

– Он не снимет свой головной убор, – это прозвучало спокойно, твёрдо и непоколебимо, как учили бывшую принцессу. – У него серьёзная травма головы, и ему вредно оголять голову на солнце.

Ливи понимала, что оправдание весьма шаткое, так что оставалось надеяться лишь на убедительность тона. Девушка сама удивилась, как она может так легко, сохраняя лицо, врать, на ходу придумывая, каким образом.

– Так почему же он тогда отправился в столь трудное путешествие? – уже нетерпеливо заговорил их собеседник. – Рвение услужить госпоже? Я не вижу правды в ваших словах. Да и солнце сейчас нежаркое, ничего ему не будет, если он ненадолго снимет этот тюрбан!

– Вы осмеливаетесь спорить со мной!? – девушка изобразила негодование благородной дамы.

– Имею право! – жёстко отрезал её собеседник и скинул с Брайдса головной убор…

Экливена тихонько вскрикнула.

– Так-так… – издевательски заговорил стражник. – Во всей Мальхаре не сыскать другого синеволосого мужчину, кроме любимого раба господина Агата! Брайдс, вот ты и попался, грязный убийца!

«Убийца!» – испуганно прошептала Ливи, в шоке закрыв рот ладонями, будто пытаясь подавить крик. Брайдс нахмурился.

– Ты раскусил меня, – грубо бросил парень. Он весь как-то изменился, стал суровее, что ли… – И я возвращался к графу. К слову, я женился. Позвольте представить мою супругу!

Он одним движением сгрёб Экливену в охапку и приставил к её горлу большой нож, прихваченный из крепости – как знал, что придётся прорываться с боем.

– Знакомьтесь, это леди Экливена, дочь короля Димелисса! И, раз вы считаете, что я убийца, то я без зазрения совести могу перерезать ей её нежную шейку! Только попробуйте мне сделать что-нибудь!

Все люди, окружившие спорщиков, в страхе отошли на пару шагов назад. Ливи с широко раскрытыми от ужаса глазами захрипела, но сильные руки всё равно крепко держали её. Она поверила, что он по-настоящему собирается сделать это. Солдат, дёрнувшийся было свистнуть и вызвать подкрепление, остановился в замешательстве.

– Выпустите меня и не преследуйте больше, или я осмелюсь пролить королевскую кровь!

– Нет! – возразил стражник и свистнул. Из-за ближнего бархана, закрывающего сторожевую башню, выскочило около полусотни всадников.

Парень прочертил ножом серебряную линию, чуть не задевшую его врага, и бросился бежать. Он ловко вспрыгнул на стоящего за спиной отшатнувшегося солдата коня и вскинул на круп Экливену. Та, тяжело ворочаясь, смогла всё-таки принять удобное положение и крепко вцепиться в своего мужа.

Парень заставлял коня гнаться изо всех сил. Отряд солдат из сторожевой башни, поравнявшийся было с беглецами, всё же не мог догнать взмыленного скакуна. Клубы пыли, поднимаемые копытами преследователей, становились всё дальше. Конь начинал задыхаться. А перед беглецами над песками уже возникла невысокая, но имеющая много ниш скала. Завернув за неё, Брайдс бросил несчастное животное, которое, уже совсем выдохшись, упало на резком повороте, и, прихватив с собой ошарашенную и потому не сопротивляющуюся жену, поспешил укрыться в складке каменных глыб и произнести заклинание невидимости.

Воины здесь появились быстро. Поверхностный осмотр не выявил ничего, кроме полуживого коня, и всадники заторопились дальше – искать преступника.

Мало кто знал, что Брайдс владел заклинанием невидимости. Он и сам не любил им пользоваться: оно забирало кучу магической энергии, поэтому использовать его можно было только непосредственно у источника и только на весьма короткое время. Поэтому парень едва дотерпел до того момента, когда преследователи уйдут, чтобы снять чары.

Облегчённо выдохнув, бывший телохранитель покинул своё укрытие. Экливена вышла за ним, озираясь по сторонам, будто всё вокруг её удивляло. Мысли в её голове метались, как песчинки от дуновения ветра, и среди них сложно было найти ту единственную, правильную. Наконец, поймав её след, девушка вопросительно произнесла:

– Убийца?! – она хотела воскликнуть это громче, но голос не слушался, и слово проскользило на грани шёпота.

– Это чистая случайность! – заторопился с оправданиями Брайдс. – Я защищал девушку. Я убил этих двух мужчин совершенно случайно!

– Ты хотел убить меня! – смогла-таки гневно вскричать бывшая принцесса, не обращая внимания на лепетания мужа.

– Я играл перед ними. Ты была моей заложницей только в их глазах. Клянусь, я врал им, чтобы нас не схватили, чтобы мы смогли спокойно, ну, или не очень, дойти до конца!

Брайдс понимал, что когда-нибудь она это узнает. Но почему сейчас? Они слишком много прошли вместе, чтобы она перестала верить ему. Как он мог разорвать эту связь, когда до конца пути совсем немного осталось? Как!?

– Это… правда? – девушка с широко раскрытыми глазами смотрела на парня.

– Ещё раз повторяю – я не убийца в том смысле, в котором я это понимаю. Я не люблю убивать. И я не хочу твоей смерти, иначе убил бы тебя раньше или попросту не защищал тебя на всём протяжении нашего пути! Я не лишаю жизни тех, кто мне дорог, тех, чья смерть мне совершенно не нужна! А убийцей я прослыл по глупости и неправильного суда! Они не видели то, что видел я, а я поступил слишком самоуверенно!

– Как это было? – до Ливи, наконец, дошло, что пытался втолковать ей Брайдс. И она решила узнать эту историю, чтобы до конца понять своего мужа…

Это был жаркий солнечный день, впрочем, как и большинство дней в Мальхаре. Граф Агат великодушно отпустил своего раба в расположенный неподалёку от дворцовой площади кабак отдохнуть. Делал он так нечасто, чтобы не разбаловать своего лучшего друга, но и Брайдс не особо просил его об этом: они и так отлично проводили время вдвоём. Однако всегда бывают такие времена, когда и самые неразлучные друзья должны отдыхать друг от друга. К тому же в то время праздновался какой-то мелкий народный праздник, и грех было не принять в нём участие.

Парень, кроме Агата, ставшего ему почти что родственником, имел много друзей в городе: молодых лавочников, у которых часто приходилось что-нибудь покупать для нужд дворца, слуг, сынов трактирщиков и караванщиков. Именно с такой компанией телохранитель графа и веселился в тот день за кувшином вина и рисовой настойки.

Они здорово повеселились тогда, и Брайдс жалел лишь об одном: занятый государственными делами граф не смог улизнуть из дома и присоединиться к радостной команде подвыпивших простолюдинов.

Возвращаясь во дворец уже довольно пьяным, но ещё способным прямо ходить и хоть чуть-чуть здраво мыслить, Брайдс заметил, что на какую-то девушку, которую он до сих пор ни разу не видел, напали двое мужчин в чёрных мантиях, парню так же незнакомых. Все трое отлично владели магией, что и открыто демонстрировали на пока что безлюдной площади. Девушка явно проигрывала. Хмельной рассудок Брайдса, не разбирая, кто прав, кто виноват, подсказал рабу встать на сторону более слабого борца.

К слову, его военная подготовка пришлась очень кстати для девушки, и вскоре двое магов сдались. Но, распалённый боем и вином, Брайдс на этом не остановился. Он решил показать этим двум мужчинам, что «нападать на слабых женщин нехорошо», но… не рассчитал силы. В пьяном угаре один был задушен лёгким движением руки, а второго уничтожило слишком мощное заклятие. Та, которой парень помог, так и не поблагодарив, исчезла, использовав заклинание перемещения. А телохранитель растерянно стоял рядом с двумя безжизненными телами. Вскоре какой-то прохожий заметил его, потом собралось много народу, слух разлетелся по всей столице…