Смертельный спуск. Трагедия на одной из самых сложных вершин мира – К2

«Нет, сагиб, – ответил Пасанг, крепко держа веревку. – Давайте отложим на завтра». Изумленный Висснер был вынужден повернуть назад. Но отступление не задобрило богиню. Когда Пасанг спускался по льду, она схватила дракона за загривок и взмыла в небеса. Кругами приближаясь к Пасангу, дракон ударил его по рюкзаку, сорвав и сбросив вниз две пары кошек. Попытка достичь вершины теперь была обречена, и Пасанг стал думать, как быстрее уйти с горы.

Первой проблемой стал Висснер, решительно настроенный на восхождение. На следующий день, когда мужчины восстанавливали силы в верхнем лагере, Пасанг высматривал дракона, а Висснер загорал. «Со вчерашнего дня Пасанг не похож сам на себя, – вспоминал Висснер. – Он боится злых духов, постоянно бормочет молитвы и потерял аппетит».

На рассвете мужчины поднялись к Бутылочному горлышку, но увидели там сплошной лед. «С кошками мы бы просто забежали наверх», – утверждал Висснер. Но без кошек выбора не было – пришлось повернуть назад.

На спуске Пасанг позволил себе расслабиться. В лагерях ниже имелись припасы и снаряжение, там их ждали шерпы, готовые прийти на помощь. Он рассердил Такар Долсангму, однако каким-то образом уцелел.

Но богиня не простила его. Неподалеку от лагеря VIII Пасанг вдруг подался вперед, словно его толкнул кто-то невидимый. Он испустил «забавный писк», когда начал скользить вниз. Висснер знал, что делать. «Я нашел упор, закрепился прочно, насколько это было возможно, и удержал его на веревке». Пасанг восстановил равновесие, и они отправились дальше. Но увиденное в лагере потрясло их гораздо больше срыва. Там не было ничего – ни снаряжения, ни продуктов. И никого, кроме страдающего обезвоживанием американского миллионера Дадли Вульфа – члена их команды, который пытался напиться, слизывая подтаявший снег в складках палатки.

Они отправились вниз втроем в связке и спускались в тумане какое-то время, пока богиня, видимо, не решила поставить подножку Вульфу. Он неожиданно упал, этот рывок свалил остальных, и все трое покатились, теряя снаряжение из рюкзаков, к краю обрыва, за которым уходила вниз пропасть глубиной в шестьсот этажей. «Я думал лишь, как глупо, что все получилось именно так», – вспоминал Висснер. Где-то за двадцать метров до края ему удалось перевернуться на живот, вогнать ледоруб в склон и остановить падение.

Никто особенно не пострадал, однако теперь на троих остался только один спальный мешок. Альпинисты добрались до следующего лагеря, но здесь, казалось, прошелся енот размером с дракона: палатки были порваны, продукты разбросаны вперемешку с мусором, надувные матрасы и спальные мешки исчезли. «Я не мог вымолвить ни слова, – говорил Висснер. – Было очевидно, что это сделали намеренно». Мужчины смогли кое-как установить палатку, влезли по грудь втроем в один спальник и, дрожа от холода, провели ночь.

Утром Вульф едва поднялся на ноги. Пасанг и Висснер уже не могли вести его и стали спускаться сами в надежде на помощь в нижних лагерях. Они проходили один лагерь за другим, но все оказывались пустыми. Причина стала ясна, когда они наконец доковыляли до базового лагеря: Пасанга, Висснера и Вульфа посчитали погибшими.

Для помощи Вульфу мобилизовали шерпов, но когда они до него добрались, было уже слишком поздно. Истощенный Вульф не мог даже выползти наружу из палатки, ему пришлось ходить под себя, и он лежал в нечистотах. Шерпы вытащили его, напоили чаем и спустили ниже, где в воздухе было больше кислорода, намереваясь отнести пострадавшего вниз на следующее утро. Оставаться вместе с Вульфом было негде, и шерпы ночевали в лагере ниже.

На следующий день спасательную операцию пришлось отменить из-за шторма. Потом, когда 31 июля небо стало чистым, три спасателя – Кикули, Китар и Пхинсу – отправились наверх, чтобы вызволить Вульфа. Никто из них не вернулся. Скорее всего, сошла лавина, похоронившая их заживо. Вульф, вероятно, умер в своей палатке. Богиня Дикой горы получила первые четыре жертвы.

По возвращении домой Висснеру пришлось объясняться. «На большой горе – как на войне, – сказал он репортерам, – всегда надо быть готовым к потерям». Он, как и шерпы, создал несколько мифологизированную версию событий. По прошествии нескольких лет Висснер начал утверждать, что в ночь штурма вершины небо освещала почти полная луна. Это легло в основу мифа, что он мог бы стать первовосходителем на К2, если бы суеверный шерпа не остановил его. Однако известно, что 19 июля прошло трое суток после новолуния, и, если смотреть на небо с того места на горе, где они находились, молодой месяц света вообще не давал и был виден только в течение трех часов после захода солнца. Пасанг и Висснер столкнулись с более серьезной проблемой, чем бирюзовый дракон, – с темнотой. Налобные фонари появились только через тридцать три года после этой попытки восхождения. Пасанг в сгущающихся сумерках настоял на возвращении, это, возможно, спасло жизнь им обоим^[12].

* * *

Во время Второй мировой войны никто не пытался штурмовать К2. После войны британцы ушли из колонии, огромная страна была поделена между двумя независимыми государствами – Пакистаном и Индией, и К2 неожиданно оказалась в управляемом Пакистаном Кашмире – территории, на которую претендуют обе страны.

Раздел Британской Индии в 1947 году привел к одному из крупнейших и самых кровавых массовых переселений в истории. Религиозная нетерпимость вылилась в беспорядки и насилие. Четырнадцать миллионов человек были вынуждены покинуть свои дома: индусы бежали из Пакистана в Индию, многие мусульмане отправились в противоположном направлении. На караваны доведенных до отчаяния людей нападали фанатики-иноверцы. Беженцев убивали на железной дороге, и вагоны поездов, набитые изуродованными трупами, потом приходилось отмывать из брандспойтов от крови. В результате раздела погибло более миллиона человек, а новые правительства Индии и Пакистана обвиняли в случившемся друг друга. С тех пор в Кашмире, где находится К2, сохраняется постоянная напряженность.

Тем не менее альпинизм вернулся в Каракорум. В 1953 году американская команда получила разрешение на восхождение на К2, и эта экспедиция установила правила хорошего тона на горе.

Когда американцы отправились в Каракорум, двадцатисемилетний геолог Арт Гилки узнал, что британцы сумели впервые взойти на Эверест. Гилки надеялся, что это лето будет удачным и для него, но через восемь недель он умирал на высоте 7770 метров. Он страдал от судорог и болей в левой икроножной мышце. «Расходить» ногу не удавалось, она распухала на глазах. Как назло, разразилась буря, и Гилки и несколько его товарищей пять суток не могли даже выйти из палатки. Когда ветер утих, Гилки выполз наружу, попытался встать и тут же упал.

Врач Чарльз Хьюстон осмотрел пострадавшего и диагностировал тромбофлебит – потенциально смертельное образование сгустков в крови, которые возникают, когда человек обезвожен, страдает от кислородного голодания или слишком долго не двигается. Товарищи не хотели, чтобы Гилки умер, и попытались спустить его. Однако непогода не давала провести эвакуацию еще целых три дня. Вскоре Гилки начал кашлять, и кашель становился все сильнее. Как часто бывает при тромбофлебите, вероятно, оторвавшийся тромб попал в легочную артерию, вызвав застой крови в легких. Развившаяся в результате эмболия нарушила дыхание и кровообращение.

Как только погода улучшилась, была предпринята еще одна попытка. Гилки положили в спальный мешок, завернули в палатку, надели на его ноги рюкзак и обвязали веревками. Эти импровизированные носилки тащили по снегу, спуская больного на веревках на самых крутых участках.

В какой-то момент альпинисты отправились разведать маршрут, и один из них потерял равновесие и начал скользить по склону, сорвав своего партнера по связке. Набирая скорость, двойка снесла еще одну связку, и этот клубок из четырех человек зацепился за веревку, которой были связаны пятый альпинист и Гилки. В итоге все шестеро покатились вниз, а впереди был двухкилометровый обрыв. «Вот и все! – подумал Боб Бейтс, один из альпинистов. – Тут уже ничего не поделаешь».

Однако рядом находился двадцатишестилетний Пит Шёнинг из Сиэтла. Он бросился вперед и успел схватить веревку, привязанную к Гилки. Шёнинг обернул веревку вокруг своих плеч и закрепил рукоятку ледоруба за камнем. Последовал рывок, но Шёнинг вцепился в ледоруб и одновременно держал веревку. Каким-то образом она не лопнула, и Шёнинг остановил падение пяти человек, а также удерживал вес носилок Гилки. Альпинисты назвали этот подвиг «чудесной страховкой»^[13].

Почти столь же чудесным образом ущерб оказался незначительным. Один альпинист лишился перчаток, рюкзака и очков, другой, ударившись головой, ненадолго потерял память, третий порезался веревкой. Они встали, распутали веревки, закрепили носилки с Гилки на склоне и отправились вниз, чтобы разведать маршрут и установить палатки.

Но вскоре послышался приглушенный крик. Альпинисты повернули назад, к Гилки, однако там, где они оставили товарища, был лишь свежий снег. Хьюстон позже предположил, что Гилки сознательно отвязал страховочную веревку, чтобы никто не рисковал жизнью, спасая его. Но более вероятно, что причиной исчезновения Гилки стала лавина. Остальные с трудом спустились с горы. Носильщики сложили рядом с базовым лагерем тур из камней – мемориал, существующий и сегодня. Хотя экспедиция потеряла участника и не добралась до вершины, эта попытка восхождения считается одним из важнейших событий в высотном альпинизме. Команда держалась вместе, никто не бросил пострадавшего ради собственного спасения.

* * *

После смерти Гилки на Дикую гору решили подняться итальянцы. Роберт Пири достиг Северного полюса, Руаль Амундсен – Южного, Тенцинг Норгей и Эдмунд Хиллари поднялись на Эверест, но никто так и не смог взойти на К2. Теперь она оставалась высочайшей нетронутой вершиной.

Итальянцы, все еще деморализованные событиями Второй мировой войны, устремились на эту гору, чтобы возродить национальную гордость. Руководитель экспедиции Ардито Дезио получил разрешение на восхождение на 1954 год и убедился, что его альпинисты понимают, каковы ставки: «Если вы подниметесь на вершину, в чем я уверен, весь мир будет превозносить вас как героев даже через много лет после вашей смерти».

Эта экспедиция на К2 стала одной из самых противоречивых в истории альпинизма. Споры продолжались пятьдесят лет, и все из-за исчезновения палатки. Шесть сотен пакистанских носильщиков несли тринадцать тонн снаряжения, в том числе двести тридцать ярко-красных кислородных баллонов в базовый лагерь, но к концу июля только четыре человека могли претендовать на вершину. Самого сильного из них, двадцатичетырехлетнего Вальтера Бонатти, оставили в резерве.

За два дня до попытки штурма вершины Бонатти получил указание поднять кислородные баллоны весом тридцать шесть килограммов для штурмовой двойки. Бонатти решил заручиться помощью Амира Мехди, пакистанского высотного носильщика, который годом ранее помог спуститься с Нанга-Парбат австрийскому альпинисту Герману Булю после успешного первовосхождения. Но Мехди тоже хотел побывать на вершине, и Бонатти предложил сделку: если Мехди доставит кислород в верхний лагерь, он сможет лечь спать в палатке основной команды и примет участие в штурме. Мехди согласился, и на следующий день они с Бонатти отправились к лагерю, расположенному на отметке 8100 метров.

Но когда вечером они добрались до условленного места, оказалось, что штурмовая двойка исчезла вместе с палаткой. Бонатти стал прочесывать окрестности в поисках пристанища и громко звал пропавших альпинистов. Вскоре откуда-то сверху послышался крик: «Оставь кислород и спускайся». Тем временем, по воспоминаниям Бонатти, Мехди топтался, пиная снег ногами и страшно крича, «словно вырвавшееся на свободу стихийное бедствие». Перед восхождением Мехди пришлось обуться в итальянские армейские ботинки на два размера меньше.

Было очевидно, что спускаться ночью с человеком, который не в себе и не чувствует ног, – безумие. Бонатти бросил искать палатку и вытоптал площадку в снегу. Они с Мехди прижались друг к другу и скоротали ночь, жуя взятую с собой карамель, в ожидании смерти. Это была первая в истории ночевка на такой высоте под открытым небом. Впоследствии Мехди из-за обморожения ампутировали все пальцы на ногах и почти треть ступни.

Той ночью Акилле Компаньони, один из членов штурмовой двойки, отдыхал в палатке, потягивая ромашковый чай, и глядел на листок бумаги, в котором значилось, что он за главного. Но промокшая бумажка ничего не значила в зоне смерти. Поэтому Компаньони заранее установил палатку выше, чтобы Бонатти не смог участвовать в штурме вершины.

На рассвете Бонатти и Мехди отправились вниз, оставив кислородные баллоны. Только тогда Компаньони и его партнер Лино Лачеделли вылезли из палатки, чтобы забрать кислород. Они начали штурм вершины не через Бутылочное горлышко, но маршрут по скалам под юго-восточной стеной оказался не легче. По всей видимости, на преодоление всех препятствий ушло много времени. Кислород у восходителей закончился, они ослабели и едва шли. Их перчатки промокли, руки замерзали. У обоих начались галлюцинации: Лачеделли «увидел» свою невесту, которая шла следом, Компаньони «встретил» товарища по команде, который погиб в июне. Наконец в вечерних сумерках 31 июля 1954 года штурмовая двойка водрузила итальянский флаг на вершине К2. Они спускались в темноте, останавливаясь, чтобы глотнуть бренди, и добрались до палатки глубокой ночью.

Когда Компаньони оказался в базовом лагере, он и не думал извиняться за палатку, а наоборот, требовал объяснить, почему кислород в баллонах иссяк так быстро. Но вскоре эйфория от победы заставила позабыть споры. Возвращаясь домой на роскошном круизном лайнере «Азия», альпинисты выступали единым фронтом – никто не рассказывал журналистам подробности о вынужденном биваке. Радио и телевидение сообщили о триумфе Италии всему миру, итальянское и пакистанское правительства наградили альпинистов, папа Пий XII благословил их. Восхождение Компаньони и Лачеделли было увековечено на почтовых марках и сигаретных пачках. Как позже сказал один из известнейших альпинистов Райнхольд Месснер, победа на К2 способствовала психологическому восстановлению итальянцев от позора фашизма и травм войны.

Но десятилетие спустя появились странные обвинения. Компаньони публично обвинил Бонатти в стравливании кислорода из его баллонов на восхождении. И это несмотря на то, что маска и шланг, с помощью которых это можно было сделать, находились в палатке Компаньони. Разгневанный Бонатти подал в суд за клевету и дело выиграл. Он не собирался забывать то, как с ним поступили, не забыли об этом и остальные участники экспедиции. Когда через пятьдесят четыре года после восхождения Компаньони скончался, львиную долю некролога в New York Times отвели его решению переставить палатку. Этот поступок на К2 закрепил за ним репутацию Иуды среди альпинистов.

Мехди после ампутаций вернулся домой, в Хунзу, и убрал свой ледоруб в сарай со словами, что больше не может его видеть. Со временем он научился ходить на своих культях. Итальянское правительство уведомило, что присвоило ему рыцарское звание. В последующие годы Компаньони написал Мехди десятки писем, но пакистанец так и не перевел ни одно из них^[14].

* * *

После этих драматических событий на Дикую гору двадцать два года не мог взойти никто. Наконец в 1977 году успеха с помощью армии из полутора тысяч носильщиков добилась японская команда. В конце 1970-х власти Пакистана, ограничивавшие количество экспедиций на К2 до одной в год, стали выдавать больше разрешений. Наплыв альпинистов привел к росту числа жертв: в 1986 году всего за одно лето погибли тринадцать человек.

Одновременно менялся дух этого вида спорта. Высотные альпинисты первого поколения были гордыми «завоевателями бесполезного», первопроходцами. Но что осталось после покорения всех высочайших вершин? Альпинисты стали искать способы отличиться. Соревнуясь за внимание СМИ и спонсоров, они выбирали более сложные маршруты и более сложные условия. Просто дойти до вершины уже было недостаточно. Стали подниматься без искусственного кислорода, проходить все более сложными путями, восходить последовательно на два восьмитысячника, совершать зимние восхождения, «коллекционировать» восьмитысячники. И все это требовалось задокументировать и снять на видео.

Технологии совершенствовались. Сейчас GPS позволяет альпинистам находить путь в туман и метель, спутниковые телефоны обеспечивают связь, суперкомпьютеры предсказывают бури, у кошек появились передние зубья, качественные искусственные материалы пришли на смену тяжелой меховой одежде. Новое снаряжение сделало альпинизм, с одной стороны, более экстремальным, а с другой – более доступным. В 1990-х годах на Западе появились туристические компании, такие как Peak Freaks и Mountain Madness. Они организовывали всю логистику на популярных горах, в частности на Эвересте, получали для клиентов разрешение на восхождение, нанимали носильщиков, обрабатывали маршруты на склонах и брали за все от 30 до 120 тысяч долларов с человека.

Толпы заполонили Эверест. Любители, потренировавшиеся дома на тренажере, прибывали к горе, прикрепляли свои жумары к перильным веревкам и отправлялись наверх. Большинство шерпов, довольных, что получили постоянную работу, отмечали, что клиентам не хватает технических навыков, но с этим можно справиться. Они инструктировали слабых альпинистов не перенапрягаться и ставить во главу угла здоровье. «Мы, шерпы, дважды восходим на Эверест в рамках одной экспедиции, – рассказывал Чхиринг. – Сначала поднимаемся, чтобы провесить веревки и установить лагеря, затем спускаемся за клиентами и отводим их на вершину». Заголовок в газете The Guardian был еще более лаконичен: «Эверест: не очень выдающееся достижение». В подзаголовке замечалось: «Так много людей, в том числе знаменитостей, покорили Эверест, что это скорее курорт, а не дикая природа».

Проблема коммерческого альпинизма оказалась в центре внимания в 1996 году, когда пятнадцать восходителей расстались с жизнью на Эвересте, причем восемь из них – в один день. Мемуары Джона Кракауэра об этой трагедии «В разреженном воздухе» разошлись в количестве четырех миллионов экземпляров и стали финалистом Пулитцеровской премии^[15]. Эта книга должна была отвадить разумных людей от такого рода мероприятий. Однако «эффект Кракауэра» сработал в обратном направлении. Большинство новичков, прибывавших в базовый лагерь Эвереста, все же имели некоторый опыт восхождений, но были и те, кто считал, что заплаченные 65 тысяч долларов гарантируют подъем на вершину вне зависимости от физических способностей или погодных условий. И когда таких клиентов на горе разворачивали назад ради их же безопасности, они подавали иски о нарушении условий контракта. Даже сэр Эдмунд Хиллари беспокоился, что из-за дилетантов «укореняется пренебрежительное отношение к горе».

ПРОБЛЕМА КОММЕРЧЕСКОГО АЛЬПИНИЗМА ОКАЗАЛАСЬ В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ В 1996 ГОДУ, КОГДА ПЯТНАДЦАТЬ ВОСХОДИТЕЛЕЙ РАССТАЛИСЬ С ЖИЗНЬЮ НА ЭВЕРЕСТЕ.

Наглядный пример здесь – смерть Дэвида Шарпа в 2006 году. Шарп, тридцатичетырехлетний учитель математики, спускаясь с вершины Эвереста, упал без сил и повис на перильной веревке. Это произошло менее чем в 250 метрах от верхнего лагеря. В течение следующих двенадцати часов мимо умирающего человека прошли к вершине около сорока альпинистов. Некоторым показалось, что Шарп просто отдыхает. Другие заявили, что он явно был в беде и его можно было спасти, если бы кто-то решился помочь. Но помощь никто не оказал. Попытки что-то сделать предприняли лишь на спуске. Но к тому времени было уже слишком поздно. Шарпа просто оставили умирать. Желание попасть на вершину взяло верх над человечностью.

Подъем на Эверест потерял чистоту и престиж, и тогда профессиональные альпинисты переключились на К2. Сложность восхождения помогала горе избежать коммерциализации. Успешный подъем на нее без кислородных баллонов стал кратчайшим путем получить славу и внимание СМИ и спонсоров. Дикая гора получила еще одно название – Гора альпинистов, и шерпы тоже захотели взойти на нее. Ведь они были самыми сильными на Эвересте: удерживали рекорды в первенстве, скорости и количестве восхождений. Поэтому с каждым годом как-либо выделиться здесь становилось все сложнее. На высочайшую гору мира поднялись сотни шерпов, но только два представителя этой народности побывали на вершине К2 без кислородных баллонов.

Чхиринг собирался стать третьим, но его жена, Дава, считала, что это совсем ни к чему. Чхирингу уже было за тридцать, он обзавелся семьей, домом, а его бизнес рос, равно как и живот. К 2007 году Дава решила, что убедила мужа. «Он стал более рассудительным, – говорила она. – К2 – это несбыточная мечта. И даже если представится случай, я уверена, что смогу остановить его». Но в глубине души Чхиринг не отказался от восхождения. Он продолжал искать возможность. После десяти лет мечтаний эта возможность появилась. Ею стал Эрик Мейер.

* * *

Мейер работал анестезиологом в Колорадо. В середине 1980-х годов он шесть недель провел в декомпрессионной барокамере в рамках исследований под названием «Эверест II». Ученые ставили многочисленные эксперименты, чтобы выяснить, как недостаток кислорода влияет на организм. Эрику прокалывали мышцы, чтобы выяснить степень их атрофии, вводили зонды в артерии, чтобы проверить, насколько ухудшилась работа сердца. В обмен на все это Эрик получил четыре тысячи долларов, которые потратил на поездку в горы.

Он бегал ультрамарафоны, занимался триатлоном, выявляя границы своих возможностей, тренировал и ум, и тело. Каждое утро он в течение часа занимался йогой, его морозилка была набита коктейлями из очищенных водорослей, сока брокколи и побегов ячменя. Он изучал боевые искусства в Азии. Все это положительно сказывалось на внешнем виде Мейера. Его кожа была настолько гладкой, что казалась покрытой лаком, а шевелюра сияла здоровьем так, что волосы едва ли не светились в темноте. У него почти не было жира. Грациозный и спокойный, он разговаривал с уверенностью гуру медитации.

В 2004 году Эрик развелся и, чтобы преодолеть стресс, отправился на Эверест. На восхождении Эрик заметил Чхиринга. Все поднявшиеся в передовой базовый лагерь люди казались изнуренными, а Чхиринг был полон энергии. Руки шерпы были мощнее, чем ноги у большинства восходителей. Он ставил палатки и провешивал веревочные перила быстрее, чем его напарники. При росте в 175 сантиметров он переносил огромные, невероятные грузы. «Никогда еще не доводилось видеть такого сильного человека, – вспоминал Эрик. – Захотелось с ним познакомиться. Мы заговорили и быстро подружились. Я знал, что приобрел друга на всю жизнь».

Чхиринг рассказывал Эрику о мечте подняться на К2, о своей деревне, о дочерях, о матери, умершей в родах. Эрик рассказывал Чхирингу о своей волонтерской работе, целью которой было улучшить здравоохранение и снизить младенческую смертность в развивающихся странах. Чхиринг и Эрик вместе ели рис и дал, вспоминали разные истории и обменивались советами по технике восхождения. Они медитировали вместе. «Он не относился ко мне как к наемному работнику, – вспоминал Чхиринг. – Для Эрика я был равным. Мы стали братьями». После восхождения на Эверест Эрик пригласил Чхиринга приехать в Колорадо.

Так летом 2007 года Чхиринг и Дава оказались в Стимбот-Спрингс, известном горнолыжном курорте. Здесь повара в забегаловках называют свои сэндвичи в честь первопроходцев, а дети учатся кататься на лыжах, едва встав на ноги. Чхиринг сразу почувствовал себя в своей тарелке. Они с Эриком катались на велосипедах по горным тропам и взбирались на скалы. Они налегали на лапшу, которую Дава готовила на кухне Эрика, и бегали марафоны. Чхиринг начал водить пикап по проселочным дорогам, а чтобы не терять форму, стал учиться класть фундамент. «Казалось, он вообще не устает, таская мешки с цементом», – вспоминала подруга Эрика Дана Тредвей. Словом, это был идеальный отпуск, пока на горизонте не показалась К2.

Однажды Эрик сказал Чхирингу, что планирует уволиться с работы, купить разрешение у правительства Пакистана и взойти на Дикую гору. Не хочет ли Чхиринг составить компанию? Не как высотный носильщик, а как полноправный член команды, в которой уже было пять человек: три американца, швед и австралиец. Расходы возьмут на себя спонсоры, например Warid Telecom, так что Чхирингу нужно заплатить всего три тысячи долларов. Ему не придется нянчиться с кем-либо, а можно будет целиком сосредоточиться на восхождении. Команда пойдет по маршруту Абруцци по юго-восточному склону К2 без искусственного кислорода. В случае успеха Чхиринг попадет в элиту высотного альпинизма.

Шерпу не надо было уговаривать. Другое дело Дава. «Я не хотел вмешиваться, – вспоминал Эрик. – Есть много причин отказаться от восхождения. Я не мог гарантировать ей, что он вернется».

Дава, в отличие от мужа, плохо владела английским, поэтому не знала о планах, которые он строил с Эриком. Чхиринг рассказал ей все почти перед самым отъездом. Когда отпуск подошел к концу, Чхиринг усадил Даву на диван, вставил диск в DVD-плеер и нажал кнопку на пульте. На экране появилась игрушечная горилла в красной гавайской рубашке и сказала: «Я – Мёрф. Может быть, я выгляжу не очень, но могу многое».

«Мёрф идет на К2» – посредственный документальный фильм для детей, показывающий, как кукла благополучно поднимается на второй по высоте восьмитысячник мира. Когда экран погас, Дава, еще не веря, повернулась к мужу. Теперь она поняла, о чем ее муж разговаривал с Эриком. Неужели Чхиринг на самом деле собирается лезть на К2, как эта игрушка?

Больше всего сейчас она хотела выбежать из дома Эрика и пройти пять километров пешком до аэропорта. Но вместо этого Дава выдавила улыбку и спокойно сидела два часа, пока ее муж и Эрик шутили на языке, который она не понимала.

Когда Чхиринг и Дава вернулись вечером в свой гостевой дом, Чхиринг вел себя так, будто ничего не случилось. Он разулся, сел на пол, скрестив ноги, и начал молиться. Сидя лицом к Скалистым горам, он сжимал буддистские четки и повторял мантру «Ом мани падме хум». Этот обряд, который Чхиринг проводил дважды в день, должен был вызывать сострадание. Дава обычно молилась вместе с ним, но в тот вечер она и так проявила достаточно сострадания, держа рот на замке. Теперь настала ее очередь говорить.

– Ты оскорбляешь богов, – сказала она.

Чхиринг продолжал повторять мантру.

– Ты слышишь меня? Восхождение на К2 – грех, – снова обратилась Дава к мужу.

Чхиринг повторял мантру еще десять минут, а затем встал и быстро ушел в спальню, стараясь не смотреть в глаза жене.

Дава смотрела ему вслед и собиралась с духом. Чхиринга нельзя было назвать плохим отцом или плохим мужем… Но она собиралась сказать ему кое-что. Дава подошла к двери в спальню и открыла ее. «Ты наркоман», – сказала она. Лежавший на постели Чхиринг отвернулся к стене.

Позже ночью Дава лежала рядом с Чхирингом в ожидании сна. Прошел час. Она вслушивалась в дыхание мужа. Она знала, что он не спит, и решила продолжить: «Если ты полезешь на эту гору, я уйду».

Она никогда не говорила раньше ничего подобного, и очевидно, что это был блеф. В Непале женщина с двумя детьми крайне редко разводится с мужем. Общественное мнение будет не на ее стороне. Равно как и судебная система. «Но что еще я могла сделать? – вспоминала Дава. – Можно было просить, умолять, объяснять, почему нельзя идти туда, но он – мужчина. А в Непале мужчина решает все».

Дава заплакала. Спустя некоторое время Чхиринг сказал то, что она хотела услышать. Никто не должен подниматься на К2. Он буддист. У него есть дети. Восхождение стоит столько же, сколько стоит дом. И он не может рисковать жизнью, чтобы побывать на вершине, потому что шансы выжить на К2 ниже, чем в русской рулетке. Восхождение само по себе бессмысленно.

Но люди идут в горы не потому, что это имеет смысл. Можно придумать множество причин. Восхождение помогает обрести смысл жизни, дает друзей одинокому, хорошую репутацию – отверженному, острые ощущения – пресытившемуся жизнью. Но само стремление оказаться на вершине вне логики. Как и любая страсть. Как и полет на Луну. Есть много других занятий. Более безопасных, более дешевых, имеющих больше смысла. Но дело не в этом.

Утром, когда Эрик спросил Чхиринга, пойдет ли он на К2, шерпа даже не посмотрел на жену. Он не взял время на раздумье. Не стал объяснять и описывать жертвы, на которые придется пойти его семье. Он уже двадцать лет знал ответ и потому ответил сразу же.

Да.