Осторожно, меняем судьбы!

Иван

Проснувшись среди ночи, Иван Шевелев взглянул на часы и тяжело застонал: опять четыре утра, будто кто проклял! Погасив свет, он нырнул под одеяло, как в нору, и изо всех сил, собрав волю в кулак, постарался уснуть, однако ничего не вышло.

Вот уже на протяжении года всякую ночь Иван сначала долго не мог заснуть, а позже неизменно просыпался в промежуток с четырех до пяти утра, словно кто-то пробуждал его некой таинственной кнопкой, и дальше уже совсем не спал. Однажды, заметив закономерность «включения кнопки» именно между четырьмя и пятью утра, он заинтересовался этим обстоятельством и, погуглив в интернете, узнал, что это время называют «часом волка». Иван внутренне согласился с таким образным определением; в этом часе, когда, согласно статистике, умирает больше всего людей и совершается больше всего самоубийств, действительно есть что-то волчье, ощерившееся, опасное; как будто в мироздании в это время открывается бездна, засасывающая жизни. «Час волка» лучше проспать, потому что те, кому не спится, оказываются наедине со своим внутренним волком и, бывает, проигрывают битву.

Вот и сегодняшнюю битву Иван проигрывал. «В такое время, будь оно неладно, и впрямь разве что удавиться!» – подумал Иван. Он встал, подошел к окну и закурил, вглядываясь в темноту.

Ночь, полная луна, разливающаяся ядом, и где-то там, в глубине двора, очертания маленькой, детской фигуры. «Он опять пришел», – с тоской вздохнул Иван. «Он» приходил к нему уже два года. Каждую ночь. Иван, здоровый тридцатишестилетний мужик, боец спецназа, прошедший не одну войну, боялся в жизни только одного – вот этого полночного гостя. «Он» – мертвый мальчик из уничтоженной отрядом Ивана деревни в стране на Ближнем Востоке – вновь смотрел на него своими ненавидящими глазами и снова в сотый, тысячный раз повторял сказанные перед смертью слова – последние проклятия своему убийце. Иван знал о наложенном на него проклятии, потому что после смерти мальчика его жизнь словно раскололась, треснула.

Иван задернул штору: скорей бы утро… Но до утра было еще далеко – на часах только начало пятого.

Ночную тишину взорвал пронзительный дверной звонок. Иван подошел к входной двери, посмотрел в глазок – никого. «Это просто расстроенные нервы», – успокоил себя Иван. В дверь постучали.

– Кто там? – спросил Иван.

Ему ответили детским голосом, тихо, но требовательно:

– Откройте!

Иван вздрогнул – нет, он не испугался бы и роты вооруженных до зубов наемников, пришедших его убивать, или самой инфернальной нежити, но этого гостя он боялся, потому что уже знал, кого увидит, открыв дверь.

Так и оказалось. На пороге стоял мальчик— черноволосый, черноглазый, похожий на того мальчика…

– Вам письмо! – Ребенок протянул ему конверт.

Иван смотрел на мальчика как загипнотизированный и не решался взять конверт. Тогда мальчик улыбнулся – Ивану стало жутко, – положил письмо на порог и ушел.

Иван долго держал конверт в руках, наконец раскрыл. Руки задрожали: письмо начиналось со слова, написанного арабской вязью, – проклятия, что бросил ему в лицо умирающий мальчик. Ивана прошиб холодный пот: как найти рациональное объяснение тому, что сейчас произошло, учитывая, что о той истории, случившейся на Востоке, никто, кроме него самого, не знает?! А может, все это ему только показалось и к нему подбирается – уже подобралось – обычное безумие?

Он заставил себя прочесть странное послание до конца. Некто, обращаясь к нему по имени, предлагал ему встретиться, чтобы «кое-что обсудить»; и далее – место и время встречи. Речь шла о сегодняшнем дне. Иван тяжело вздохнул, мысли в голове путались: «Ну, если это за мной, то я пойду».

Семен

Сегодняшний день у сорокалетнего Семена Чеботарева определенно не задался. Когда домой к Семену приехали парни от криминального авторитета Гиви, Семен с тихой тоской подумал, что это – конец, и дальнейшие события лишь подтвердили его мрачное предположение.

Попеняв Семену на то, что своим недавно открытым бизнесом он перешел дорогу «старшим товарищам», хмурые парни из команды Гиви без всякой галантности запихнули незадачливого «бизнесмена» в машину и повезли за город. Семена привезли в лес потемнее да побезлюднее и закопали его в большую, заранее приготовленную яму так, что на поверхности осталась только его голова. После чего молодчики ушли, предоставив Семену возможность в полной мере оценить отличное чувство юмора их хозяина, решившего, что пристрелить Чеботарева было бы слишком скучно и банально (Гиви всегда тяготел к некой «театральщине» и на беду Семена, вспомнил судьбу Саида из «Белого солнца пустыни»).

Задумка Гиви удалась – театральщина была еще та: ночь, освещенный луной дремучий лес и обезумевший от ужаса человек, оставленный на верную погибель!

Чеботарев понимал, что в эти места не забредают даже грибники, а значит, рассчитывать на спасение ему не приходится; его смерть будет мучительной, страшной и довольно нескорой. От обуявшего его ужаса Семен на какой-то миг отключился и потерял сознание, а когда очнулся, то увидел обступивших его мужчин в странной черной форме. Появившиеся «незнакомцы в черном» были похожи то ли на ангелов-спасителей, то ли на демонов, пришедших за душой грешного Чеботарева. Семен, и сам не поняв, хрипло застонал: «Кто-о-о?»

– А я бы за твою жизнь сейчас не дал и копейки, – усмехнулся рослый незнакомец, по всей видимости, считавшийся у «демонов» главным.

Если бы Семен мог кивнуть, он бы кивнул: да, я бы и сам не дал… Но поскольку кивнуть он не мог, то лишь согласно замычал.

– Как же тебя угораздило, мил человек? – ласково поинтересовался начальник демонов-ангелов.

Семен и плечами пожать не мог: мол, сам не знаю, и опять промычал.

Поняв, что разговаривать с Чеботаревым, в общем-то, бессмысленно, главный ангел (нет, скорее все-таки демон) сказал, что Семена освободят, если он примет их предложение. Яростно замахать руками в знак согласия Семен тоже не мог, но он мог собрать последние силы и забормотать: да, да, согласен на все!

Тогда сводный отряд ангелов или демонов слаженно принялся за работу по освобождению Семена.

Данила

В разных частях Москвы с разными людьми в этот день происходили странные события; однако удивительные вещи случились не только в Москве – в одной южной, экзотической стране сегодня тоже произошло нечто необычное.

Этим утром тридцатилетний Данила Сумароков пребывал не в лучшем настроении, поскольку первое, что он увидел, проснувшись, был женский труп. Увидев незнакомую мертвую девушку, лежавшую с ним в постели, – рассыпанные по подушке черные волосы, лицо, искаженное гримасой боли, застывший взгляд, вывернутые руки, – Данила скатился с кровати и, захрипев от ужаса и отчаяния, попытался вспомнить, что же произошло с ним сегодняшней ночью.

События вчерашнего вечера в памяти Данилы мелькали хаотичными вспышками: вот он в ночном клубе знакомится с разбитной молоденькой мулаткой, вот они пьют, танцуют, опять пьют, потом курят траву, им весело – впереди целая ночь веселья, выпивки, секса; вот он предлагает подружке поехать к нему, а дальше – провал, вспышки воспоминаний гаснут. Полная тьма. «Ничего не помню», – застонал Данила. Съежившись, он сидел на корточках в углу комнаты, боясь посмотреть туда, где лежала мертвая девушка. Зато именно с этой точки он и увидел пару валявшихся под кроватью пакетиков с рассыпавшимся белым порошком. Что это за порошок, Данила понял сразу, непонятно ему было другое – как наркотики попали в его квартиру? Их принесла сюда девушка или здесь, кроме них, был кто-то еще? Вопросы, вопросы, и ни одного ответа…

Голова раскалывалась, в горле пересохло. Отчаявшись вспомнить, что же произошло с ним ночью, Данила подумал, что, каковы бы ни были причины смерти незнакомки, их следствие очевидно: мертвая женщина и наркотики в его квартире не сулят ему ничего хорошего. Данила знал, что даже за легкие наркотики здесь приговаривают к смертной казни. Да, из этой заварушки ему не выбраться.

Перед его глазами пронеслась вся жизнь: детство в небольшом провинциальном городке, переезд в Москву, учеба в престижном институте, тот переломный миг, когда он придумал свою теорию «экзистенциальной беспечности», содержание которой сводилось к главному принципу: никогда и ни по какому поводу «не париться»; последовавшее за этим решение бросить родину и институт. Наконец, крутой кульбит через моря, страны и приземление в прекрасной южной стране, где есть океан и золото песков, где можно беззаботно прожигать жизнь и вообще «не париться».

Однако сейчас его теория «экзистенциальной беспечности» не срабатывала – не париться из-за мертвой мулатки, «откинувшейся» в его постели, никак не получалось. И Данила «парился», «парился», покрывался холодным потом, сходил с ума от отчаяния.

На лестнице послышались чьи-то шаги, в дверь постучали. Поняв, что пришли за ним, Данила сжался: полиция! «Полицейские» на раз вышибли хлипкую дверь и ворвались в комнату. Их было четверо: трое дюжих молодчиков в черных костюмах и с ними невысокий, сухощавый господин с такой обыденной внешностью, какой обладали сотни тысяч бывших соотечественников Данилы. Чутьем Данила понял, что невысокий господин с бесцветными глазами в этой компании самый главный; кроме того, он понял, что эти люди – не полицейские.

– Нехорошо! – на чистейшем русском сказал сухощавый незнакомец и кивнул в сторону мертвой мулатки.

– Я не убивал ее, – забормотал Данила.

– Возможно, – легко согласился незнакомец, – но вряд ли тебе поверят на суде.

– И что же мне делать? – заметался Данила.

– Выбрать вид смертной казни, – спокойно посоветовал незнакомец. – В этой стране возможны варианты: казнь через смертельную инъекцию, через расстрел, посредством отрезания головы или, как знак особого расположения, могут предложить забрасывание камнями. А вы, господин Сумароков, какую предпочитаете?

– Я хочу жить, – голос Данилы дрогнул.

Незнакомец усмехнулся:

– Ну, тогда слушай меня. Сейчас ты летишь с нами на историческую родину, в Москву, где тебе кое-что предложат. И учитывая обстоятельства твоего отъезда из этой милой страны, я думаю, ты не сможешь отказаться.

Данила вздохнул:

– Что за предложение?

– Узнаешь на месте.

– А если я откажусь?

Незнакомец пожал плечами:

– Через полчаса здесь будет полиция. Дальше ты сам все знаешь. Так что согласие – твоя жизнь.

– Я согласен, – кивнул Данила.

Глава 2
Ая

Над осенней Москвой повисло яблоко полной луны. Ая вообще не любила полнолуние, чувствуя в такие ночи тревогу и раздражение (может быть, потому что в ту роковую ночь тоже была такая луна?), а сейчас она просто не находила себе места. Ее терзали сомнения: идти ли на сегодняшнюю встречу с незнакомцем, который знает о ней так много, что если вдуматься – берет оторопь…

Когда утро очертило свой спасительный круг и луна погасла, Ая решила встретиться с загадочным мистером Иксом, рассудив, что, как бы ни была опасна предстоящая встреча, вряд ли она может быть опаснее полетов из окна шестнадцатого этажа.

…Обычно утро Аи начиналось с нехитрых ритуалов и было рассчитано по минутам: ледяной душ, комплекс йоги для полного пробуждения и чашка крепчайшего кофе под любимую классическую музыку; после этого Ая ехала на работу в компанию. Но сегодня все было не так.

Стоя под привычным ледяным душем, Ая неожиданно почувствовала дикий холод и, изменив привычке, включила горячую воду, пытаясь согреться. После душа, все еще подрагивая, она пошла на кухню. Вместо обычного завтрака, состоящего из апельсинового сока, овсянки и кофе, теперь она решила ограничиться только кофе, однако чашка вдруг выпала из ее рук. Осколки фарфора и кофейные разводы на темной плитке пола, дрожь в руках. Нервы, нервы. Даже любимые арии в исполнении оперных див сегодня навевали на нее тоску, и Ая с раздражением выключила проигрыватель; впрочем, тишина показалась еще более зловещей. Она взяла книгу, которую читала в последний месяц, – «Анатомию меланхолии» Роберта Бертона, но, не сумев сосредоточиться, отложила ее.

Ая чувствовала себя потерянной и не могла собраться – расставание со Стасом, события вчерашнего дня, бессонная ночь, а главное, странный телефонный звонок и предстоящая встреча… Виски ломило, сердце выстукивало куда чаще обычного. Йоговская дыхательная гимнастика, глубокий вдох, выдох – и успокоиться! Ну же, давай! Нет, не работало. Успокоиться не удалось.

Она взглянула на часы. Пора было собираться на встречу.

Ая вошла в гардеробную, где, как и во всей ее роскошной квартире, царил образцовый порядок. Но так же, как и все ее жилище, оформленное в стиле хайтек, гардеробная выглядела стильной, блестящей, хромированной и… безжизненной. Ая сознательно исключила из интерьера квартиры все лишнее – никаких фотографий, вазочек, сувениров, салфеточек. Ничего лишнего и личного. Только необходимая мебель, много книг и на стене в гостиной ее любимая гравюра – «Меланхолия» Дюрера.

В гардеробной, несмотря на ее обширные размеры, тоже не было ничего лишнего. Все отсортировано, разложено, систематизировано: ящики, коробки, полки. Расставленные в строгом порядке туфли, сумки – одна к одной, – отобранные по цвету и размеру. На вешалках одежда исключительно монохромных тонов: ряд просто дорогих, ряд очень дорогих деловых костюмов в черной и серой гамме, невероятное количество белых мужских рубашек (преимущественно одной конторы, которая, по мнению Аи, производила лучшие рубашки в мире), строгие брюки, классические юбки. Однажды ее бывший любовник Стас, смеясь, заметил, что в ее гардеробной можно повеситься от скуки и что любой, кто заглянул бы туда, решил, что у этой женщины нет воображения. Не сочтя его шутку смешной, Ая сказала, что у нее действительно нет воображения, так же как у ее покойной матери, известной московской модели Дины Кайгородской. «У моей матери ведь тоже не было воображения. Никакого. Когда я родилась, она даже не стала особо заморачиваться над моим именем, просто взяла две буквы алфавита – первую и последнюю, и получилось – Ая. Полагаю, придумать более дурацкое имя было невозможно». Ая произнесла это с такой мрачной интонацией, что Стас осекся и перестал смеяться.

Да, в определенном смысле психолог Ая Кайгородская – женщина с блестящим образованием, недюжинным интеллектом, свободно владевшая тремя языками, была начисто лишена фантазии и воображения, потому что, с ее точки зрения, эти категории тоже принадлежали к разряду «лишних» функций. Зато у нее никогда не возникало проблем с выбором одежды – она могла не тратить на это ни время, ни энергию. Вот и сейчас она собралась быстро, как солдат: классический черный костюм, строгий тренч; никакого макияжа, украшений, парфюмерии – ничего лишнего. Только часы заоблачной стоимости – подарок отца – и серый палантин из кашемира.

Ая встала в центре гардеробной – многочисленные зеркала подхватили и отразили образ высокой, красивой, светлоглазой брюнетки (так похожей на звезду столичных подиумов Дину Кайгородскую). Во внешности Аи тоже не было ничего «лишнего» – поразительно гармоничные черты лица (про таких говорят «лицо скульптурной лепки»): изящный нос, большие серые глаза, очерченные губы; короткая стрижка «под мальчика» открывала длинную шею. Несмотря на кажущуюся хрупкость ее тонкой, изящной фигуры, у нее было сильное, мускулистое тело (сказывались годы тренировок в спортзале и многолетние занятия стрельбой из лука).

Стас, хотя и ругал ее за излишний перфекционизм, говорил про нее, что она – женщина-совершенство, эталон стиля. Что правда, то правда – она действительно всегда и во всем старалась быть безупречной и сама считала себя «отмороженной перфекционисткой».

…Женщина, глядевшая на нее из зазеркалья, выглядела уверенной и спокойной. Ая взглянула на часы – до встречи с незнакомцем оставался час, нужно было спешить.

Уже выходя из квартиры, она услышала телефонный звонок. Увидев на экране высветившийся номер отца, Ая вздрогнула: нет, общения с ним она сейчас бы не вынесла, – и не стала отвечать на звонок.

Она вышла из дома, пересекла двор, усыпанный желтыми листьями, села в свою машину – темно-зеленый «Мини-Купер» и поехала навстречу неизвестному.

Егор

Ночь была полна тревогой и сомнениями. Егор почти не спал – кругами ходил по комнате, курил, думал о предстоящей встрече. К утру он чувствовал себя совершенно разбитым. Поняв, что отвлечься от мыслей о предстоящей встрече с таинственным незнакомцем и переключиться на что-то другое не получится, Егор просто стал ждать назначенного часа – сидел на кухне за столом перед настенными часами и пил кофе. Литры кофе, и сигареты. Ему казалось, что стрелки часов застыли на месте.

…Еще кофе, и новая пачка сигарет, и вот стрелки стали медленно подбираться к намеченному часу. Он уже одевался, чтобы выйти из дома, как вдруг в дверной звонок позвонили. Егор вздрогнул – нервы, как оголенные провода: кто это там?! Но, увидев за дверью всего лишь свою сумасшедшую соседку Тину Скворцову, успокоился.

– Привет, Тина!

…Огненно-рыжая толстушка Тина поселилась в квартире напротив полгода назад. Как-то весенним вечером Егор, возвращаясь домой с прогулки, столкнулся на лестнице с незнакомой странноватой девицей, одетой в майку с Микки-Маусом и шорты в горошек. Ее рыжие волосы были накручены на бигуди, а лицо покрывал некий зеленый состав (позже Тина объяснила, что нанесла на лицо огуречную маску). Изумленный Егор отшатнулся от девицы, похожей на гуманоида. «Гуманоид» в женском обличье, державший в руках мусорное ведро, радостно объяснил Егору, что живет в квартире напротив. «А меня Тина зовут. Я мусор пошла выносить, не думала, что встречу кого-то в подъезде, ты уж извини за такой вид…» Егор пожал плечами: «Ладно, извиняю, приятно познакомиться», – и потопал к себе.

В тот же вечер новая соседка пришла к нему и попросила помочь ей прикрутить лампочку. Или отремонтировать утюг. Или одолжить ей соль. В общем, не важно – придумала какой-то предлог для знакомства. Что это был именно предлог и что Тина хотела с ним познакомиться, проницательный Егор понял сразу, но отнесся к этому великодушно: лампочку прикрутил, соли дал и разрешил барышне иногда заходить к нему в гости – так, по-соседски. Ну, он же и представить не мог, что последует дальше. Чудаковатая, веселая соседка стала частенько к нему захаживать, а вскоре, под предлогом починки телевизора, заманила его к себе в гости.

Квартира Тины Скворцовой оказалась такой же странноватой, как и сама Тина. Егор с тихой тоской разглядывал «веселенькие» картинки на стенах, нелепую штуковину из перьев над диваном (Тина сообщила, что это «ловушка для снов»), всякие восточные штучки: веера, вазочки, статуэтки и прочую бессмысленную, эклектичную дребедень. Кроме того, Тинина квартира была переполнена кошками, которые сновали тут и там и таращили глаза из всех углов. Серые кошки, белые с серым, серые с белым, рыжие, как Тина, одна черная кошка и одна невообразимо пестрая, словно сшитая из лоскутов множества кошек.

– У меня семь кошек! – радостно сообщила Тина. – Семь – вообще хорошее число!

При этом Тина не ограничилась реальными кошками – она разнообразно использовала кошачью символику и в интерьере квартиры; кошачьи изображения украшали диванные подушки, на стенах висели картинки с бесчисленными котиками, и даже на чашках были изображены кошки, кошки, кошки. «Кошек так много, что можно было бы и поменьше, право слово!» – угрюмо подумал Егор, слабо отбиваясь от настойчивых уговоров Тины отведать пирога с капустой.

Кроме капустного пирога, Тина принялась потчевать Егора рассказами о своей жизненной философии, ключевой темой которой была идея «трансерфинга». Поначалу Егор даже не понял, о чем идет речь.

– Серфинг? Какой серфинг? Ты катаешься на доске?

Тина ласково улыбнулась:

– Ну что ты! Доска тут ни при чем! Я говорю о трансерфинге – управлении реальностью.

И Тина разразилась короткой – минут на тридцать – лекцией об управлении вселенной силой мысли (эта занятная эзотерическая ересь вошла в моду в нулевых).

На середине ее пламенной тирады Егор не вытерпел и прервал девушку:

– Что за ерунда?!

Прозвучало, конечно, невежливо, но Тина ничуть не обиделась и сказала скептично настроенному Егору, что он пока просто не разобрался в сути этой замечательной теории, а вот когда разберется, его жизнь чудесным образом наладится. «Уж поверь мне!» – Тина тряхнула рыжими кудрями и рассмеялась.

Егор вздохнул: «ловушка для снов», интерьер в кошачьих тонах, семь реальных кошек разной фактуры и степени упитанности, рассредоточенные в разных частях квартиры, плюс убежденность в том, что вселенной можно управлять! Что ж, картина ясна – мы имеем дело с клиническим безумием. Егор посмотрел на Тину едва ли не с испугом. Больше он никогда не заходил к ней в гости, наврав, что у него аллергия на кошек. Зато Тина к нему повадилась – с пирогами и бредовыми теориями про этот свой трансерфинг. И если пироги Егор еще хоть как-то мог вытерпеть, то Тинины экстравагантные теории – увольте. Правда, и прогнать ее он не мог – мы же в ответе за тех, кого… Поэтому приходилось терпеть. Есть пироги. Выслушивать. Наверное, так могло продолжаться долго, если бы недавно он не заметил какой-то странный блеск в Тининых зеленых – кошачьего цвета! – глазах. «Уж не влюбилась ли она в меня, часом?!» – ужаснулся Егор.

Дальнейшее только укрепило его в подозрении, что Тина действительно к нему неравнодушна. Неделю назад мощный управленец реальности Тина Скворцова – рыжая девушка с кошками – пришла к нему без пирогов, но с письмом, которое торжественно попросила прочесть сейчас же. Немедленно.

Егор съежился, пытаясь отсрочить неизбежное:

– Может, потом?

– Сейчас! – потребовала Тина.

Ну, делать нечего – он прочел. Письмо оказалось любовным – обычные девичьи бредни. Егор молчал. И это было напряженное молчание. И Тина молчала и ловила его взгляд. Наконец Егор выдохнул (красноречия писателя Осипова хватило лишь на нелепую, скомканную фразу-уродца):

– Эээ… ммм… Зря ты это… Зря.

– Но я люблю тебя, – повторила Тина на случай, если он еще этого не понял.

– Ты заблуждаешься! – мягко возразил Егор. – Ты просто в это поверила, а на самом деле ничего нет.

– Но оно – есть, – грустно сказала Тина.

Егор впервые видел ее грустной.

Но Тина – уж такой человек – долго не могла быть грустной. Через три дня она пришла к Егору как ни в чем не бывало – с пирогом и привычной улыбкой.

Егор глазами спросил ее: ну что? Как будем жить? Сделаем вид, что ничего не было?

– Мы все равно будем вместе, – пожав плечами, сказала Тина как о чем-то само собой разумеющемся. – Так хочет вселенная.

И вот сейчас Тина стояла на его пороге. Невозможно было выбрать момент, более неподходящий для визитов. На мгновение у Егора мелькнула шальная мысль: а может, эта чокнутая Тина разыграла его вчера – проникла к нему в квартиру, забралась в компьютер? Зачем-то удалила роман и пригласила его на тайное свидание? Егор подозрительно вгляделся в Тину, но ее круглое лицо излучало безмятежность, а на покрашенных морковной помадой – в тон рыжим кудрям – губам застыла исключительно доброжелательная улыбка. Егор вздохнул: нет, не может быть, она, конечно, с приветом, но не настолько же…

– Я ухожу, – жестко сказал он, не заботясь о том, что может показаться невежливым.

Услышав назойливое Тинино: «А куда?» – он едва не застонал, уже с трудом сдерживаясь.

– Егор, у тебя все в порядке? – в зеленых кошачьих глазах Тины зажглась собачья преданность.

– Со мной все в порядке, – с холодной яростью бросил Егор. Он буквально вытолкнул Тину на лестничную площадку, вышел за ней в подъезд, захлопнул дверь своей квартиры и ринулся вниз по лестнице.

– Что-то случилось, Егор? – крикнула ему вслед Тина.