Читать книгу: «Чемодан солнца: истории из Египта», страница 2

Песчаная царица

Песчаная царица.

Оксана ступила на раскалённый асфальт Хургады, зажмурившись от ослепительного солнца. После гниющих изб и пьяных криков её деревни этот мир казался волшебным: бирюзовое море, белоснежные отели, люди, утопающие в золоте и смехе.

Она устроилась продавщицей в магазин элитных египетских масел – тех самых, что, как говорили, носили Клеопатра и Нефертити.

Рами, владелец магазина, заметил её сразу:

– У тебя взгляд царицы.

– Жасмин – для юных девушек, – учил он, касаясь её запястья каплей масла.

– Пачули – для тех, кто уже знает цену наслаждению.

Его пальцы пахли дорогим табаком и чем-то металлическим. Позже она поймёт: это был запах денег.

•

По вечерам Рами водил Оксану в рестораны, где свет преломлялся в бесконечных зеркалах. Там её отражение казалось чужим – слишком нарядным, слишком счастливым.

– Ты единственная, кто понимает меня, – признался он однажды, показывая ей коллекцию древних флаконов, – Остальные хотят только мой кошелёк.

Оксана верила. Даже когда уборщица шептала:

– Не обманывай себя. Он спит со всеми новенькими продавщицами.

Она лишь смеялась:

– Я – другая

•

Но уборщица оказалась права. Через месяц Рами охладел к ней. Сначала появилась белокурая чешка, потом – итальянка, потом француженка с огненными волосами.

Контракт подходил к концу. Оксану ждала обратная дорога в серую жизнь – в деревню, где её ждали только пустые поля и пьяные соседи.

Нет. Этого она не допустит.

О колдунах Сахары шептались все. Говорили, их магия сильнее ветров пустыни. Они могут привязать любого мужчину – навеки.

Колдун жил в белом доме без окон.

– Ты готова заплатить? – спросил он, зажигая чёрные свечи. – Пустыня не прощает долгов.

Она кивнула.

Нож скользнул по её ладони. Кровь Оксаны смешалась с песком в медном тазу.

– Он будет твоим. Но за это ты дорого заплатишь Дьяволу.

Ты нарушаешь главный закон Мироздания – насильно подчиняешь себе волю другого.

Глаза Колдуна стали стеклянными. Он смотрел в бездну чего-то ужасного и необратимого.

– Ребёнок… давай прекратим ритуал, пока не поздно…

– Мне всё равно. Продолжай. За всё заплачу, – перебила Оксана.

Ритуал длился всю ночь. Дым, песок, кровь, чужие слова.

А наутро Рами стоял у её двери.

– Моя, моя, моя… – шептал он, целуя ей руки, словно в бреду.

Они сыграли свадьбу. Она переехала в его виллу с мраморными полами, где даже вода в бассейне сверкала, как её новые бриллианты.

А вскоре – забеременела.

•

Мальчик родился со стеклянными глазами, как у Колдуна в ту ночь, когда он просил остановиться.

На сердце малыша полыхало родимое пятно в форме трещины – в точности как на том медном тазу, где смешивали кровь с песком.

Прошли годы. Ребёнок не говорил, не ходил, не реагировал на мир. Только смотрел стеклянными глазами – в ту самую точку, куда глядел Колдун.

Рами почти не бывал дома. Каждую ночь – новая женщина.

Оксана курила гашиш, чтобы заглушить боль. Она ненавидела своё отражение – вечно уставшей старухи с пустыми глазами.

Рами боялся её взгляда.

– Ты как песчаная буря, – шептал он. – Разрушаешь всё на пути.

Однажды утром он исчез. Оставил только записку: «Прости».

•

Оксана ушла в пустыню – в том самом платье, в котором он впервые назвал её царицей.

Песок забивался в рот, уши, глаза. Где-то выли шакалы.

Перед тем как сознание померкло, она увидела Колдуна.

– Ты получила то, что хотела, – сказал он.

– Да, – прошептала она.

– Цена уплачена, – промолвил Колдун.

В магазине элитных египетских духов появилась новая продавщица – хрупкая девушка из Одессы.

– Как тебя зовут, прекрасное создание? – спрашивает Рами, поправляя галстук.

Девушка открыла рот, чтобы назвать имя.

Но ветер с пустыни ударил в витрину.

И кто-то тихо заплакал за дверью.

Миссия Фрица.

Миссия Фрица.

Утро в Хургаде началось как реклама Баунти. Люда и Таня завтракали в ресторане пятизвездочного отеля в Хургаде.

– Ну что, Тань, как хорошо, что мы выбрали именно этот отель? – вздохнула Люда, отламывая кусочек ароматного круассана.

– Да уж, после московской слякоти это просто рай! – Таня потянулась, как котёнок, и…тут

ХРРРРРРУМ-ПФФФФ!

Звук, напоминающий то ли взрыв на складе боеприпасов, то ли рёв слона в брачный период, оглушил весь ресторан. Финики посыпались с ближайшей пальмы. У официанта дёрнулся глаз.

Девушки медленно повернули головы в сторону эпицентра «взрыва».

За соседним столиком сидел высокий мужчина арийского вида, чей нос свекольного цвета пылал как беспощадная кровавая месть.

В руках он держал портянку цвета детской неожиданности размером с парусник.

– В Германии это называется гигиеническая вентиляция носовых пазух, – пояснил он, выжимая из ткани что-то блестящее. – Естественный процесс.

– Боже правый, – прошептала Таня. – Это не сморкание. Это военное преступление.

– Не переживай, – Люда отодвинула бокал со свежевыжатым соком. – В сорок пятом мы уже разбирались с такими «естественными процессами».

В обед «гигиенически вентилирующий» подошел к девушкам.

– Фриц, —представился он, —я здесь не просто турист. Хочу научить арабов правильно голосовать, протестовать и извиняться за исторические ошибки.

– А что египтяне сделали не так? – приподняла бровь Таня.

– О, вы даже не представляете! – глаза Фрица загорелись. – Они до сих пор не покаялись за эксплуатацию рабов при строительстве пирамид!

Узнав, что девушки из России, он оживился ещё больше.

– Ваша страна – это имперская диктатура. В России слышал медведи по улицам ходят? Это правда? – спросил он.

– Правда, но только по вторникам. А ещё наши медведи водку пьют— еле сдерживая смех, ответила Таня.

– Ach so! – Фриц достал блокнот и записал: «Русские вместо демократии развивают алкоголизм у дикой фауны».

На следующий день в холле отеля появилась афиша.

«Лекция: «Демократия как культурный императив». Докладчик: Фриц Мюллер. Приветствуются все, кто ещё не достиг просветления».

– Нам определённо стоит туда сходить, – сказала Люда.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Это же чистый абсурд. Как если бы кришнаиты пели политические памфлеты.

Лекция проходила у бассейна. Из слушателей были только Люда, Таня и три бармена, которые не могли сбежать с рабочего места.

– Демократия, – вещал Фриц, периодически прерываясь на «гигиеническую вентиляцию», – это не просто право голосовать. Это обязанность голосовать правильно.

Бармены кивали с вежливой отстранённостью, словно наблюдали за эксцентричным поведением диковинного животного в зоопарке.

– А теперь, – Фриц выдержал паузу, – практическое упражнение. Кто считает, что Египту необходимы реформы в духе европейских ценностей?

Люда и Таня подняли руку.

– А кто против?

Люда и Таня подняла две руки.

– Это… Это не демократично! – воскликнул Фриц.

– Напротив, – улыбаясь ответили девушки. – Это и есть настоящая демократия. Право на двойное несогласие.

К концу недели Фриц уезжал ни с чем. Его лекции посещали только эти две русские (смеха ради) и один египетский комик, записывающий материал для стендапа.

В своем блоге “Фриц Мюллер – маяк Европы” он писал:

“Миссия невыполнима. Русские смеются. Египтяне равнодушны.

Но я не сдамся. Вернусь вновь с лекциями!”

А Люда и Таня смаковали мохито на пляже. Девушки наблюдали как солнце тонет в море – с той же неспешностью, с какой Фриц сворачивал свою историческую портянку.

– Ты знаешь, что самое смешное? – спросила Таня.

– Что?

– Он всерьёз думал, что демократия – это когда тебя слушают, даже если ты надменно поучаешь и сморкаешься на пальмы.

Девушки расхохотались.

А в это время Фриц, уже в такси, доставал портянку.

Водитель в ужасе резко нажал на газ. Демократия победила.

Человек–солнце

Человек – солнце.

Утро начиналось с зеркала. Марина знала, что красива. Не просто привлекательна – эффектна, заметна, запоминаема.

Шёлковый блейзер идеально сидел на плечах, каблуки добавляли уверенности каждому шагу. Волосы, уложенные до зеркального блеска, отражали свет софитов. Маникюр с французским покрытием сверкал в свете ресторанных люстр, играя бликами в хрустальных бокалах дорогого итальянского вина.

В её мире всегда присутствовал особый звук – шелест страниц.

Но для неё это была не просто работа – это была власть в чистом виде.

Её издательство занимало целый этаж в бизнес-центре, а в кабинете стоял массивный дубовый стол, привезённый специально из Англии. На нём – бронзовая статуэтка «Деловая женщина года», которую она получила три года назад. По утрам она пила терпкий кофе, заваренный вручную в медной турке – привычка, оставшаяся со студенческих времён.

Свежие рукописи пахли типографской краской и надеждами авторов, которые она иногда покупала за копейки, а продавала за миллионы. На планёрках её голос решал всё – от размеров гонораров до судеб целых книжных серий.

«Если в этом месяце доход – миллион, в следующем он должен быть полтора», – повторяла она себе как мантру.

Выходные? Это для слабаков и неудачников. Марина не помнила, когда последний раз отдыхала. Вместо кино и встреч с друзьями – тренинги личностного роста, где тренеры с безупречными улыбками учили, как «раздавить конкурентов» и «добиться успеха любой ценой».

Художественная литература? Сентиментальная чушь! На её ночном столике лежали только пособия по увеличению дохода, испещрённые жёлтыми стикерами с пометками: «Внедрить!», «Использовать!», «Заработать!».

Родственники занимали кабинеты по соседству – своих ведь не бросают.

«Кровь дороже воды», – часто говорил дядя Костя, её правая рука и заместитель.

«Ты для нас как родная дочь», – вторила тётя Люда, главный бухгалтер издательства.

Они были её опорой, её командой, её… семьёй.

•

Издательство Марины процветало. Тираж за тиражом, контракт за контрактом. И близкие люди всегда рядом, готовые поддержать в трудную минуту. «За семьёй я как за каменной стеной», – думала она, поправляя дорогой костюм перед важными переговорами.

•

Но судьба готовила жестокий урок.

Предательство пришло не громом среди ясного неба – оно подкрадывалось тихо, как змея в траве.

Сначала пропали несколько папок с договорами – «вероятно, в архиве», сказали ей. Потом в финансовых отчётах появились странные, нестыкующиеся цифры – «ошибка системы», объяснили бухгалтеры. Затем она заметила поддельные подписи на документах о переводе крупных сумм – «нужно разобраться», пообещал дядя Костя. А потом – избегающие взгляды в коридоре, телефонные разговоры, резко обрывающиеся при её появлении, странные паузы в беседах за обедом.

Она поняла слишком поздно.

Всё рухнуло в одно мгновение. Деньги испарились, как утренний туман над Москвой-рекой. Остались лишь многомиллионные, пустой офис и холодное зеркало, в котором она больше не узнавала своё отражение.

Она пыталась бороться – нанимала юристов, писала заявления, звонила старым партнёрам. Но однажды, после очередного отказа в кредите, Марина просто опустилась на пол в своей теперь уже съёмной однушке на окраине Москвы (пентхаус, машины, драгоценности – всё ушло с молотка) и прошептала в тишину:

– Ладно. Не хотите – и не надо.

Она устроилась курьером. Дорогие лабутены сменила на дешёвые кроссовки из ближайшего спортивного магазина. Научилась считать каждую копейку, экономить на еде, откладывать на проездной.

Вечерами Марина валилась с ног, включала первый попавшийся сериал и пила самое дешёвое вино из алкомаркета. Тело стало тяжёлым и неповоротливым, кожа потеряла здоровый блеск, будто покрылась тонким слоем пыли.

А они – те самые, родные – уже переехали в элитные квартиры в центре, купили машины, которые она себе когда-то запрещала, чтобы «не распыляться». Дядя Костя теперь водил Bentley, а тётя Люда выложила в Инстаграм фото с Мальдив.

•

И всё чаще ей снился один и тот же сон:

Марина бредёт по бесконечной дороге в старых, выцветших от времени коричневых тряпках. Вокруг всё сияет золотом – золотые дома, золотые машины, золотые люди. Это ЕЁ золото, но оно теперь принадлежит другим. В её руках – лишь пустота и пыль. Ноги подкашиваются, и она падает, начинает ползти в сторону чёрного кладбища на горизонте. Без сил. Без смысла. Без будущего.

Приглашение в Хургаду пришло неожиданно, как случайная карта из чужой колоды.

Ангелина Дмитриевна, её соседка снизу – пожилая, но удивительно подвижная женщина с седыми кудряшками и молодящими её глазами – предложила за чаем:

– Мариночка, дети мне хотят подарить путёвку в Хургаду. Мне одной боязно. Давай вместе махнём к Красному морю? Отель – всё включено. Ты мне – компания, я тебе – отдых.

Марина хотела отказаться – работа, долги, стыд. Но потом её взгляд упал на потрёпанный рюкзак-холодильник – верный спутник её курьерских будней – и она неожиданно для себя сказала:

– А что терять-то, в самом деле?

•

Море оказалось таким бирюзовым, что глазам было больно. Воздух – густым и солёным, с примесью сладкого аромата цветущего жасмина.

Ангелина Дмитриевна ложилась спать с закатом, а Марина по вечерам ходила курить кальян.

Именно там, в кальянной, она встретила его – мистера Фарака, владельца отеля. Не красавца по меркам глянца – полноватый, с седеющими висками и тёплыми карими глазами. От него исходило какое-то особенное тепло – не показное, а настоящее, как от русской печки в деревенском доме её детства.

Каждый вечер повторялся один и тот же ритуал.

Мистер Фарак вдруг резко оборачивался вглубь зала, где в дымке едва виднелась какая-то тень, и кричал на всю кальянную:

– Хариди! Угли где, сынок?!

Затем, не дождавшись мгновенного ответа, ещё громче:

– Хариди! Ты там уснул, что ли?!

И тогда появлялся он – Хариди. Высокий, гибкий, с кожей цвета горького шоколада и глазами, которые светились каким-то внутренним светом, будто он знал великий солнечный секрет и готов был поделиться им со всем миром.

Он нёс раскалённые угли с такой бережностью, будто это были драгоценные камни. И при этом успевал улыбнуться каждому гостю – широко, искренне, как старому другу, которого не видел сто лет.

Воздух в кальянной буквально менялся, когда входил Хариди. Казалось, сами боги разлили вокруг свою любимую амброзию – так тепло и хорошо становилось на душе.

Марина чувствовала это каждой клеточкой, но мозг бывшей бизнес-леди отказывался понимать:

– Почему вы держите этого лентяя? – спросила она однажды мистера Фарака. – Он же вечно всё делает медленно, нерасторопно…

Мистер Фарак засмеялся – мягко, беззлобно:

– Хариди – человек-солнце. Да, он не торопится. Да, он не бежит за прибылью. Но когда он здесь – всем становится теплее.

Он сделал паузу, наблюдая, как Марина морщит лоб от непонимания, затем продолжил:

– Не все светят, потому что чего-то достигли. Некоторые светят просто потому, что умеют жить.

И затем, глядя прямо в её глаза, добавил:

– А ты знаешь, что ты тоже человек-солнце? В твоих глазах – золотая душа – целая вселенная. Тебе не нужно ничего доказывать – просто будь.

– Вы смеётесь надо мной, – фыркнула Марина. – Моё солнце давно закатилось. А душа… – её голос дрогнул, – золото моей души украли те, кому я верила больше всего.

Мистер Фарак покачал головой:

– Не украли, дорогая. Они просто очистили его огнём. Теперь твоя душа – самое чистое золото.

Той ночью Марина не сомкнула глаз.

Слова мистера Фарака крутились в голове, как заевшая пластинка. «Просто быть? Без гонки, без достижений? Без этого вечного «быстрее, выше, сильнее»?

Но что-то внутри – что-то глубокое, давно забытое – слабо шевельнулось, будто проснулось после долгой спячки.

На следующий вечер мистер Фарак принёс ей альбом с фотографиями:

– Это Нубия. Юг Египта. Там родился Хариди.

Марина перелистывала страницы. Весёлые разноцветные домики, расписанные вручную яркими орнаментами. Двери цвета ультрамарина, на фоне которых женщины в расшитых платьях несли на головах кувшины с водой. Дети, смеющиеся в облаке пыли на деревенской улице.

И вдруг она не просто УВИДЕЛА – она ПОЧУВСТВОВАЛА это: запах свежеиспечённого хлеба с тмином, аромат мяты в прохладном утреннем воздухе, звонкий детский смех, разносящийся по берегу Нила. Тепло – не от солнца, а от людей, от жизни, от простого бытия.

Её потянуло туда с необъяснимой силой – как будто это был дом, в котором она никогда не жила, но который всегда ждал её.

В Москву она вернулась другим человеком – с тихим, но настойчивым «хочу» где-то под рёбрами.

Она открыла Школу писательского мастерства – не для того, чтобы снова стать «крутой бизнес-леди». А для тех, кто хочет вытащить на бумагу свой внутренний свет, даже если пока видит только тьму.

На первом занятии она сказала то, что никогда не сказала бы старая Марина:

– Иногда, чтобы по-настоящему засиять, нужно пройти через огонь. То, что остаётся после – чище и прочнее любого золота.

Люди тянулись к ней, как к солнцу после долгой зимы. Школа росла, принося не миллионы, но достаточно для жизни – и для чего-то большего.

•

Через год Марина стояла на берегу Нила в Ассуане – том самом нубийском городке из фотографий.

Перед ней, как в детской сказке, рассыпались разноцветные домики – синие, жёлтые, розовые. Солнце, медленно садясь за горизонт, превращало воду в расплавленное золото.

Она смотрела на эту красоту и вдруг поняла – так теперь выглядела она сама изнутри.

Когда-то она была «выше, быстрее, сильнее». Потом упала с этих высот. Казалось – разбилась.

Но оказалось, её просто бросили в горнило – предательства, потерь, одиночества. А золото, как известно, не сгорает. Оно только очищается в огне.

Теперь её внутренний свет отражался в каждом золотом блике Нила, в каждом луче заходящего солнца.

Ей больше не нужно было ничего доказывать.

Не нужно было бежать, рваться, «достигать».

Она могла просто быть.

Просто светить.

Как солнце.

Как золото.

Как человек, нашедший себя.