Ян, скрестив ноги, сидел на нарах и пытался зашить расползавшуюся по шву рубашку. Расползалась она исключительно от ветхости, но надежда, как известно, умирает последней. Облизывая исколотые иглой пальцы, Ян шепотом чертыхался. Патрик, как обычно, лежал, отвернувшись к стене.

– Успеть бы до колокола, – вслух вздохнул Ян и зашипел: – А-а-а-а, черт!

– Эй, – крикнул кто-то. – Принц, ты там где? Тебя комендант хочет!

– Нежно хочет? – хмыкнули рядом.

– И так хочет, и этак… Эй, уснул, что ли?

Принц молча поднялся, сунул ноги в башмаки и вышел. Ян проводил его обеспокоенным взглядом. Комендант хочет, значит… А зачем?

За окнами раздались крики, топот множества ног, захлопали двери, кто-то даже выстрелил, словно в панике. Ян вскинул голову. Что случилось?

Грохнула дверь, в барак ворвался незнакомый парнишка и ликующе заорал:

– Братва, король умер! Помилование будет!!

В бараке загомонили, задвигались. Ян выронил иголку, не поверив услышанному. А мальчишка тем временем приплясывал и кричал:

– Помилование будет! Король умер, люди!

И выбежал, хлопнув дверью. Голос его зазвенел уже во дворе, ударила дверь соседнего барака…

Очнувшись, Ян отшвырнул рубаху и вскочил. Охнув от боли в отсиженной ноге, выскочил из барака и, не обращая внимания на идущих навстречу солдат, которым полагалось кланяться, кинулся к комендантскому домику. Охранника у входа, против обыкновения, не было. Ян влетел в дверь, промчался по коридору – комендантский денщик заступил было дорогу, но потом махнул рукой, только проворчал что-то вслед, – рванул дверь комнаты. Фон Штаббс сидел за столом и что-то писал. Услышав стук двери, он поднял глаза и, не удивившись, сказал невозмутимо:

– Пошел вон.

– Господин комендант, – выдохнул Ян, – скажите, это правда?

– Что именно? – поинтересовался Штаббс, с любопытством глядя на него.

– Говорят, что король…

– Да, к сожалению. – Штаббс встал и так же невозмутимо перекрестился. – Его величество Карл Третий Дюваль изволил почить с Богом… впрочем, полагаю, ваш друг вам все расскажет. Закройте дверь с той стороны, осужденный, если не хотите неприятностей.

Ян выскочил на улицу.

Лагерь охватило сумасшествие. Люди кричали, обнимались, кто-то плакал, кто-то грозил небу кулаком, кто-то молился. Начальство не показывалось. В общем радостном крике отчетливо выделялись женские голоса. Какая тут работа, какой колокол?

Но где же Патрик? Ян пробежал весь лагерь, оглядел все закоулки – пусто.

Он нашел принца в бараке. Патрик сидел на нарах, ссутулившись, свесив руки между колен и уставившись неподвижным взглядом в пространство. Прочие обитатели барака то радостно гомонили, то смущенно шикали друг на друга, кивая на принца, но он не видел и не слышал ничего. Лицо его было бледным и очень спокойным.

– Патрик… – Ян опустился рядом.

– Я знаю, – отозвался тот невнятно и монотонно.

Ян сжал его ладонь.

– Принц, – шепнул он, не зная, что сказать. – Держись, Патрик…

– Я знаю, – так же монотонно повторил Патрик, по-прежнему глядя в никуда.

Ян беспомощно огляделся. Что с этим делать, он не знал. Секунды бежали, а Патрик все так же сидел, не шевелясь. Только становился все белее и неподвижнее, словно жизнь уходила, покидала это тело по собственной воле. А потом медленно повалился на нары и закрыл глаза.

– Патрик! – отчаянно крикнул Ян и обернулся. – Помогите… – прошептал он беспомощно – голос изменил ему, и принялся растирать ледяные ладони принца. – Патрик, что ты, не надо, – шептал он все так же беспомощно, не зная, что еще сделать.

От входной двери к ним обернулся Верег, подскочил, отстранил Яна и первым делом закатил лежащему на нарах увесистую пощечину. Патрик еле слышно застонал.

– Ага! – обрадовался Верег. – А ну-ка, еще! – он отвесил вторую затрещину. – Ну-ка, все вон отсюда! – крикнул он, обернувшись, и бросил Яну:

– Не стой столбом! Воды мне добудь горячей, а лучше – вина.

– Да где…

– Где хочешь! Живо!

Когда Ян вернулся с котелком кипятка, в бараке почти никого не было, а Патрик сидел на нарах, привалившись к стене и закрыв глаза. По щекам его струились слезы.

– Поплачь, поплачь, – сказал Верег устало. – Полегчает. Ф-фу… – он увидел Яна. – Вот и водичка пришла. Эх ты, Принц… Возьми вот кипяточку попей…

Патрик послушно сделал несколько глотков из грязной кружки, но поперхнулся, закашлялся и закрыл лицо ладонями.

Ночью Ян долго лежал без сна, напряженно прислушиваясь. Тишину барака, по обыкновению, прорезали звуки – храп, стоны, кашель, несвязные ругательства, бормотания во сне. Рядом, справа, было тихо. Патрик лежал почти беззвучно, но Ян готов был поклясться, что тот не спит.

Весь этот день Ян разрывался между другом и Ветой, пытаясь не оставлять надолго никого из них и не в силах решить, кому помощь нужнее. Мелькнуло мимоходом, что в этот день плакал об умершем короле только один человек из тех нескольких сотен, что считали себя верноподданными его величества. Ян горько усмехнулся. Сам он в тот момент не чувствовал ничего. Сначала. А потом горевать стало некогда. Нужно было отыскать и хоть как-то успокоить Вету.

Вечером, снова зайдя в каморку лекарки, Ян нашел Вету уткнувшейся носом в тряпье на топчане. Она плакала – горько, совсем по-детски, но Ян, осторожно гладя ее по плечам, втайне вздыхал с облегчением. Слезы – это не страшно, это жизнь.

Гораздо больше пугало его каменное, тяжелое молчание Патрика. Правда, глаза у принца стали чуть более живыми, из них смотрело уже не смертное равнодушие – отчаянное, черное упрямство. Он двигался, как автомат, – и молчал, молчал, молчал.

Словно в ответ невеселым мыслям справа донесся шепот.

– Я должен бежать, – тихо проговорил Патрик – так тихо, что Ян подумал было, что ему послышалось.

Он приподнялся на локте и посмотрел на принца. Патрик лежал, не шевелясь, широко раскрытыми глазами глядя в потолок. Лицо его опять было мертвенно-бледным.

– Патрик, – медленно проговорил Ян, – сейчас это невозможно.

– Я должен бежать сейчас, – повторил Патрик, словно не слыша его. – Другого выхода нет.

– Но почему? – с отчаянием спросил Ян, хотя понимал прекрасно – нет иного выхода, нет. – Почему именно сейчас?

Патрик перевел взгляд на него. Горькая гримаса на миг исказила лицо.

– Я боюсь за мать и сестер, – очень ровно и спокойно проговорил он. – И больше даже за сестер, чем за мать. Королеве ничего не грозит – ее голос мало что значит, сторонников у нее не так уж много. А девочки… особенно Изабель… Колобки еще малы, про них в суматохе забудут, а Изабель уже достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж и родить наследника. Зачем давать шанс ее возможному мужу и сыну? Боюсь, что именно ее будут использовать в первую очередь. И уж конечно, использовать не так, как нужно или хотелось бы ей самой. Ян, как я могу оставить ее на произвол судьбы? Как я могу прохлаждаться здесь, если моей сестре грозит опасность?

– Принц, – успокаивающе сказал Ян, – с чего ты взял, что ей грозит опасность? Кто может ей угрожать? Наоборот, ее будут оберегать как будущую мать возможного правителя.

– Ей будет угрожать тот, кто сам захочет захватить трон. Янек, ну неужели даже тебе объяснять? Отца нет. Принц Август – единственный мужчина из рода Дювалей, пусть и боковая ветвь – еще ребенок. А женщины не наследуют. И сейчас – либо регент, либо… либо кто-то из иностранных королей, связанных с нами узами родства седьмой воды на киселе, предъявит права на престол. Власть желанна многим, кто откажется от такого лакомого куска? Да они будут драться клыками и когтями, как собаки за кость. И кто посмотрит, что она – еще девочка, если встанут во главу интересы государства? Да ее отравят ночью, только и всего. Разве я могу допустить это? Теперь отца нет, и я не связан словом верности, я свободен от обязательств перед королем… я могу делать все, что… что смогу.

Патрик говорил по-прежнему ровно и спокойно, но Ян заметил, что пальцы друга, вцепившиеся в край куртки, побелели. Ян осторожно попытался разжать их.

– Но формально вы отреклись, принц. И теперь вы – никто. Каторжник. Осужденный. Что вы сможете сделать, как защитите принцессу?

– Есть еще и право крови, – возразил Патрик. – Как ни крути, во мне течет кровь Дювалей, и этого никто не может отнять. И потом, кто теперь осмелится сказать что-то перед лицом того, что мы можем просто потерять свое государство?

– Потерять государство… почему?

– Янек, – усмехнулся принц, – да все просто. Если, не приведи Господь, с Августом что-то случится – а я допускаю и такой вариант, – то род Дювалей, считай, пресекся. И в этом случае страну просто разорвут на части, которые перейдут под управление соседей. Мы перестанем быть единой державой, понимаешь? Мы беззащитны теперь – и стали слишком легкой добычей. Вспомни, кто сидит на троне Элалии? Король Йорек, который троюродный племянник моего деда. Как ты думаешь, станет он упускать свой шанс? А королева Версаны, моя троюродная… нет, четвероюродная тетушка. И ей все равно, что у нас женщины не наследуют, все равно, что шансы у нее ниже, чем у Йорека… у нее сын и племянник. Станет она отказываться от борьбы?

– С таким же успехом может претендовать на трон герцог Гайцберг, – медленно сказал Ян.

Патрик приподнялся на нарах.

– Черт побери, точно! Про него-то я и забыл… – он умолк, а потом заговорил вновь: – Мне нужно бежать, Ян, и как можно быстрее. Не для того отец так стремился к укреплению королевства, чтобы сейчас позволить ему развалиться.

– Патрик, – Ян сжал его руку, – ты ведь понимаешь, как мало шансов на успех – у тебя? И понимаешь, что с тобой сделают, если поймают? Только плетьми дело не обойдется. И если даже мы доберемся до столицы, что ты станешь делать?

– Мы? – переспросил Патрик, пристально глядя на него.

– Конечно, – Ян не отвел взгляда. – Или ты считаешь, что я упущу свой шанс вырваться на свободу?

Патрик рассмеялся – впервые за все это время – и хлопнул его по плечу.

* * *

В возможность побега не верилось. Да и не виделось ее, возможности этой; несмотря на отчаянное желание вырваться отсюда любой ценой, оба понимали, что оставить здесь Вету они не смогут ни при каком раскладе. Оба отчаянно искали хоть малейшую зацепку, и оба же признавали, что не видят ее. А бежать наудачу – глупо.

Два дня друзья ломали головы, стараясь, чтобы со стороны их отчаяние было не слишком заметно. Дни эти не принесли никаких изменений в их судьбе, и внешне все оставалось как обычно. Но и Патрик, и Ян кожей ощущали, как утекают минуты, которые – вполне возможно – могут стоить им жизни.

Их даже особенно не трогали – ни свои, ни начальство. Неопределенность, установившаяся на руднике, очень напоминала первые дни – никто не знал, что с ними делать. Этим нужно было воспользоваться – но как?

Третьей ночью Ян не выдержал.

– Мне иногда хочется плюнуть на все – и рвануть через стену на глазах у всех. Пусть стреляют! Что угодно, лишь бы не…

– Потерпи, – монотонно ответил Патрик. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Барак храпел на разные лады, и говорить можно было спокойно, даже не особо понижая голос. – Не все так сразу.

– Время уходит, – тихо сказал Ян. – Понимаешь?

– Понимаю, – так же монотонно проговорил Патрик. – Но нетерпением делу не поможешь… погубишь только.

– Ты… – закипая, начал было Ян, но услышал скрип двери. Вскинулся, резко сел.

К ним подошел солдат внутренней стражи.

– К коменданту тебя, – сказал он шепотом Патрику. – Тихо только.

Ночной воздух был удивительно свежим – только что прошел дождь. Шагая по двору, Патрик вспомнил такой же вечер год назад – его вели на свидание к отцу. Черт возьми, мог ли он предполагать тогда, что его ждет впереди? Мысли о короле тяжело давили на душу. Неужели отец так и умер, не поверив ему, не простив? Это терзало горше, чем все остальное.

Все великие дела свершаются ночью. Он усмехнулся. Зачем и кому он нужен на этот раз?

Штаббс стоял у двери и на его поклон едва кивнул.

– Я вас оставлю, – сказал комендант очень тихо – и быстро вышел.

Это почти напоминало бегство.

Патрик огляделся.

– Ваше высочество, – услышал он тихий голос.

Ему навстречу поднялся невысокий, невзрачный человек в поношенном штатском костюме, неприметно-пыльный, словно белесый гриб, с белесыми маленькими глазками.

– С кем имею честь? – после паузы холодно спросил Патрик.

– Мое имя Йорверт Крэйл.

– И чего же вы хотите, – Патрик едва слышно вздохнул, – Крэйл?

– Вам привет от лорда Маркка… и пожелание доброго здравия.

– Взаимно. Вы ехали в такую даль только для того, чтобы сообщить мне это?

– Не только. Присядьте, прошу вас, у нас с вами будет долгий разговор, ваше высочество.

– Теперь меня называют совсем по-другому, – усмехнулся Патрик, придвигая стул. Усевшись на него верхом, он положил на спинку скованные руки и оперся о них подбородком. – Я вас слушаю, Крэйл…

– Я бы хотел сообщить вам о последних событиях в столице…

– Если вы хотите сообщить мне о смерти Его Величества, – как можно более равнодушно сказал принц, – то не трудитесь, я это знаю. Или вы привезли еще какие-то столичные сплетни?

– Увы, не сплетни, ваше высочество. Вы знаете, принц Август еще мал, чтобы управлять страной…

Патрик кивнул.

– Но Его Величество ваш отец не успел назвать имя регента. И… его вынужден был назначить Государственный Совет.

– Кто? – тихо спросил принц.

– Герцог Гайцберг, – так же тихо ответил Крэйл. – Канцлер, шеф тайной полиции.

Патрик молчал. По лицу его ничего нельзя было прочитать, лишь глаза медленно потемнели, из серебристо-серых становясь стальными.

– Этого можно было ожидать, – проговорил он, наконец, очень медленно. – Значит… ладно.

– Простите, ваше высочество… это, вероятно, неожиданная новость для вас.

– Что еще? – перебил его Патрик резко.

– Еще… – Крэйл порылся за пазухой, вытащил измятый конверт. – Это вам.

– От кого? – спросил Патрик, не двигаясь.

– Ее высочество принцесса Изабель просила передать.

Принц резко побледнел. Дрожащими пальцами выхватил он конверт, впился в него взглядом, судорожно сжал.

– Благодарю, – проговорил он глухо.

– Ваше высочество… я понимаю, что вам не терпится остаться одному, но… это еще не все.

Патрик поднял на него измученный взгляд.

– Я слушаю.

– Лорд Маркк просит вас отнестись к этому с предельной серьезностью…

– Да говорите же! – почти крикнул принц.

– Ваше высочество, страна не может оставаться без правителя. Принц Август мал и неопытен, ему еще пятнадцать лет до совершеннолетия. Бог весть, что может случиться за это время… вы понимаете? Шестилетний мальчик – слишком легкая добыча для того, кто рвется к власти. Ну, а потом, если никого из прямых наследников королевского рода не останется, уж простите, – он поклонился, – то можно будет ожидать, что троном завладеет побочная ветвь. Либо Его Величество король Йорек, либо кто-то из южных соседей – там тоже есть потомки дома Дювалей. Либо – регент. И уж тем более подойдет на роль регента – а фактически, правителя – тот, кто уже исполняет эти обязанности. Вы согласны?

– Дальше.

– А дальше… лорд Маркк просил еще передать вам, ваше высочество, – он выделил последние слова, – что в столице помнят о вас.

– Догадываюсь, – усмехнулся Патрик. – И что же?

В комнате наступила тишина. Оплывала единственная свеча, стоящая на столе.

– Вы нужны нам, ваше высочество, – тихо проговорил Крэйл.

– Это я понял. Дальше.

– Вы понимаете…

– Догадываюсь. Но мне многое неясно.

– Что же именно? Спрашивайте, ваше высочество, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Вопрос, собственно, один – с какой стати я должен верить вам? Столица, по-моему, достаточно ясно показала, насколько я там нужен. Чем вы сможете убедить меня в обратном? Как я могу быть уверен в том, что на первом же повороте меня не убьют «по случайной ошибке»?

– Ваше высочество, вам ручается своим словом лорд Маркк… а еще – лорд Лестин, если вы его помните. Вам достаточно этого?

Патрик помолчал.

– Слово Лестина – аргумент, но пока слишком слабый. У вас есть законный правитель, пусть и малолетний, а мне… Знаете, Крэйл, если говорить честно, пока мне неплохо и здесь, – он хмыкнул. – Никаких тебе дворцовых интриг. Кормят, поят, одевают… живи – не хочу. И уж, по крайней мере, никто не собирается отравить или зарезать во сне.

– Возможно, я открою вам глаза, – очень тихо сказал Крэйл, – если скажу, что многие мечтают о возможности… как вы выразились, зарезать вас во сне. И думаю, возможность такую, случись она, не упустят… особенно теперь. Вы не будете здесь в безопасности. Вы нигде не будете в безопасности, потому что вы – это вы. Потому что вы носите на спине примету… которая многим нужна.

– Вам потребовался год, чтобы понять, что кровь королевского дома – не вода, – с тихой горечью проговорил Патрик. – Что ж, я понимаю. Вы, очевидно, рассчитывали, что Его Величество проживет в добром здравии еще лет двадцать…

– Ваше высочество, – перебил его Крэйл, – вы вправе осуждать нас. Но подумайте о своей стране. Ведь если не вы – то кто? Герцог Гайцберг – при всем моем уважении к нему? Вы помните, каковы были его планы? Вы хотите такой власти? Зная, что ваш отец жизнь положил на то, чтобы собрать под своей рукой то, что мы сейчас имеем? И… – он помедлил и тихо закончил, – вы сами-то неужели хотите всю жизнь прожить – вот здесь?

– Вы так уговариваете меня, – вдруг рассмеялся Патрик, – словно и вправду это важнее вам, чем мне.

– Ваше высочество…

– А я ведь и не собирался отказываться. Но с одним условием, Крэйл. Со мной – еще двое, и без них я никуда не уйду…

– Ян Дейк, – кивнул Крэйл. – Конечно, ваше высочество. Все продумано.

– И Ве… Жанна Боваль.

Крэйл помолчал.

– Вы уверены? – спросил он осторожно. – Девушка – слабое звено в вашей цепи. Она слабая и хрупкая, она не выдержит весь день в седле, она будет падать в обморок…

– Я сказал: со мной двое, – повторил Патрик. – И это не обсуждается. Мы уедем отсюда вместе – или останемся тоже вместе. Я не привык бросать в беде тех, кто верен мне.

Крэйл кивнул.

– В таком случае мне нужно решить, как устроить все наилучшим образом.

– И еще. Если в пути с нами случатся неприятности, я в первую очередь буду думать о том, как вытащить из них своих друзей, и только потом – о короне. Вам понятно?

– Да, ваше высочество. Честно сказать, иного ответа я и не ждал от вас. Мы все устроим. Главное – ваше слово, ваше высочество.

* * *

«… не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, этот крик в пустоту. Не знаю, верить ли человеку, обещавшему мне передать тебе мою весточку. Одно знаю точно, в одно верю – ты жив. Потому что иначе судьба будет слишком несправедлива к нам, потому что они не могут, не имеют права убить тебя. А ты не имеешь права умереть, пока есть на свете люди, которым ты нужен. И будешь нужен всегда.

Я знаю, что ты невиновен, и всегда это знала, только не успела сказать тебе это. Мой брат – самый благородный человек из всех, кого я встречала когда-либо. Только вот как и кому доказать то, что я знаю. Никому нет дела. Совсем. Даже матушке. И это самое страшное. И я никак не пойму – значит ли это, что тебя все забыли, или же просто боятся… а вот кого? чего? Бог весть.

Впрочем, мне все равно. Я кричу во весь голос. Только меня не слышат. Я малышка и несу ерунду. Впрочем, я пока даже рада этому. До тех пор, пока я «малышка», я могу говорить правду во весь голос и оставаться в живых.

Больше всего мне жаль мальчика, который не виноват в том, что случилось. Он смеется рядом со мной и пока даже не понимает, что его ждет. Пока он лишь рад тому, как много стало в его комнате игрушек, как часто угощают его сладостями те, кто мечтает добиться его дружбы, как часто с ним играют в лошадки. Законный правитель, ха! Как будто это защитит его от ночных убийц или от яда в тарелке. Я слишком хорошо знаю того, кого мы оба знаем, чтобы наивно надеяться, что он остановится на достигнутом.

Очень часто я приезжаю к той скале, где мы любили бывать с тобой – помнишь? Я останавливаю лошадь и долго стою там. И разговариваю с тобой. Не знаю, слышишь ли ты меня. Надеюсь, что слышишь. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты это помнил и знал. И я надеюсь, что мы еще встретимся.

Даже не стану говорить тебе о надежде. Я надеюсь. Изо всех сил, потому что иначе не могу.

У нас уже рассвет. Помнишь, какие рассветы мы встречали с тобой? Прошел лишь год, а мне кажется, что это было целую жизнь назад. А может, мы становимся взрослыми?

Прости меня. Я несу всякую чушь, а тебе ведь не это нужно. Быть может, тебя больше утешили бы вести о том, что во дворце втихомолку – опять втихомолку! – шепчутся о тебе, о вас, о том, что заговор ваш был раздут из пустяка и лишь потому раскрыт, что это было кому-то нужно. А мне смешно. Я ведь знала это и так. Только мало кто слышал про это.

Отца больше нет. И я не знаю, что будет со всеми нами. И я боюсь – не за себя. За тебя. И за маму. Она почему-то думает, что поступает правильно, обвиняя тебя. А я вижу, что нет. Но как разубедить ее – не знаю.

Отца больше нет, но я не могу в это поверить. Все кажется, что вот-вот зайдет он ко мне в комнату, как бывало раньше, и рассмеется. Мы забыли, как это – смеяться. Тот совсем седой, тяжело дышащий старик, в которого превратился отец, тоже разучился улыбаться. Знай, Патрик, – он по-прежнему любит тебя… то есть любил – до самой смерти.

Читаю сказки Агнессе и Бланке и рассказываю им о тебе. Они такие забавные. Вчера Бланка спросила меня, когда ты приедешь. А я сказала, что скоро. Ее Величество хмурится, когда слышит такие вопросы, и малышки дали мне честное слово при ней не говорить ни слова.

Это письмо завтра (нет, уже сегодня) утром я отдам лорду Маркку. Он поклялся мне, что отдаст его гонцу, который повезет по стране указ. Ему я верю. И я верю, что к тебе дойдет то, что я так и не успела сказать, потому что уже светает:

Я очень тебя жду. Я очень тебя люблю. И надеюсь, что ты еще помнишь меня…

Изабель».

* * *

Наверное, лекарки нужны кому-то и по ночам, думала Вета, ежась от ночной прохлады. За все время ее новой жизни ночью ее еще никуда не таскали. Странно. Зачем она понадобилась Штаббсу? Может, у кого-то из офицеров геморрой разыгрался? Девушка хихикнула. Ей зачем-то велели взять с собой лекарскую сумку. Впрочем, что гадать-то зря… Сейчас узнаем.

Войдя в комнату, Вета невольно зажмурилась от яркого сияния свечей и не сразу заметила двоих, стоявших у стола коменданта. Подойдя, она привычно поклонилась и начала было:

– Господин комендант, по вашему приказу…

– Иди сюда, – перебил ее Штаббс, не оглядываясь. – Иди сюда, девочка…

Вета послушно подошла. И только тут увидела, что на столе коменданта расстелена большая карта, а над ней, придерживая кандалы, склонились вместе со Штаббсом Патрик и Ян.

– Что… – начала было она. Но Штаббс продолжал, не слушая ее:

– Смотрите, вот дорога, – палец его уперся в длинную черную линию. – До монастыря отсюда два дня пути. Вы уйдете сейчас вот этой тропкой. Возьмете с собой табаку, будете разбрасывать по дороге, чтобы запутать погоню с собаками. Примерно через три часа дойдете до ручья, войдете в воду и пройдете немного по течению – опять же чтобы запутать след. Ну, думаю, сообразите сами… За ночь вы успеете дойти до старого карьера – он теперь заброшен, – и спрячетесь там. Карета проедет там примерно к одиннадцати часам утра… солдат будет двое, один из них – мой человек, – он мотнул головой в сторону застывшего у двери охранника. – Дальше вы выбегаете, инсценируете нападение… собственно, оглушить придется только одного, и я думаю, что мой Вашек отлично сам с этим справится. Переодеваетесь в мундиры, берете оружие… Поедете вы вот сюда… искать вас на этой оживленной дороге, да еще под вполне легальным прикрытием никому не придет в голову. Дорога тут одна, не заблудитесь. Документы готовы. Вы, Жанна, – он, наконец, обернулся к девушке, – остаетесь самой собой, осужденной Жанной Боваль. Вас отправляют отсюда в связи со слабым здоровьем, под конвоем, в сопровождении двух солдат. Я выправил вам все соответствующие бумаги. И, к сожалению, вам нужно будет надеть кандалы – каторжников перевозят только в них. Сегодня вы ночуете здесь, рано утром вас вызовут на глазах у всех, чтобы не вызвать подозрений. Дальше. Не доезжая до монастыря, вы свернете вот тут и остановитесь у придорожного трактира. Смотрите внимательно, карту я не смогу дать вам с собой… это будет подозрительно, а, кроме того, выдаст меня с головой. Эта часть понятна?

– Да, – нестройным хором проговорили Патрик и Ян. Вета все еще непонимающе молчала.

– Дальше, – подал голос сидящий в углу человек, которого Вета сначала не заметила, – зайдете внутрь. Вас будет ожидать мой человек; зовут его Йель, он высокий, темноволосый, в черном с серебряным шитьем сюртуке, на щеке шрам, с собой длинная вишневая трубка. Он подсядет к вам и предложит купить у него раков. Вы спросите: «Почем?», он ответит: «Полтинник за фунт – совсем недорого». Вы спросите: «Золото сгодится?» – и покажете ему вот это кольцо…

Патрик повертел протянутый ему перстень с рубином, надел на шнурок нательного крестика, спрятал под рубашку.

– Проедете от трактира еще немного, в лесу будет спрятана запасная одежда, оружие, верховые лошади и провизия – Йель покажет место. Там вы бросите карету, переоденетесь в дворянскую одежду; ну, а дальше – прямо по тракту. В Еже остановитесь в маленькой гостинице на окраине города, она называется «Магдалина», там вас будет ждать еще один мой человек со сменными лошадьми. Йель все знает. Он скажет вам, что нужно делать дальше.

– Сколько времени форы будет у нас? – спросил Ян, азартно блестя глазами.

– Сколько? Ну, смотрите, – вздохнул майор. – Здесь вас хватятся утром. Я должен буду сразу отправить людей на поиски. Погоня – десяток солдат, два следопыта и собаки – вас догнать не должна, если вы все сделаете правильно. Мои следопыты проследят вас до карьера, но там поймут, что вы уехали и смысла искать дальше нет… пока туда, пока обратно – еще сутки. Потом мне придется посылать рапорт по начальству. Еще три-четыре дня. Вот и считайте… где-то неделя – за это время вам нужно будет уехать как можно дальше и потом быть очень осторожными – ваши словесные описания очень быстро появятся на всех постоялых дворах. Я дам вам оружие, свои бинты и мази возьмет с собой Жанна, в карете будет запас еды и вина – до монастыря хватит. Большего, простите, не смогу сделать. А теперь – уходите… и помогай вам Бог, господа.

– Да, ваше высочество, вам пора, – сказал Крэйл. – Ночи сейчас коротки, до рассвета нужно уйти как можно дальше.

– Еще минутку, – попросил Патрик.

Оба они обернулись к девушке.

Им нельзя было долго задерживаться, поэтому все, что они могли себе позволить, – лишь пожать друг другу руки. Вета, приподнявшись на цыпочки, поцеловала друзей в щеку.

– Все будет хорошо, – дрожа, проговорила она.

– Утром встретимся, – улыбнулся Ян. – До свидания.

Они шагнули к двери…

– Да, подождите! – вдруг окликнул Штаббс. – Кандалы…

Ян и Патрик переглянулись – и дружно захохотали. Оба так приспособились за этот год к звону и тяжести цепей, что совершенно забыли, что их нужно снять.

– А мы уже привыкли, – сквозь смех выговорил Патрик, протягивая руки.

– Сожалею, господа, – покачал головой Штаббс, – но если я сейчас сниму с вас цепи, это тоже выдаст меня с головой и даже больше. Я только хотел сказать, что ключ будет у солдат; утром вы сможете избавиться от них, а пока – простите, не могу…

Дождь моросил нудно и мелко. Пряча под полой плаща фонарь, комендант довел их до маленькой калитки за своим домом. Крэйл ежился и мотал головой – капли залетали ему за шиворот. Ключ повернулся в замке с легким скрежетом, смазанная дверь отворилась совсем бесшумно.

– Возьмите… – Штаббс протянул им небольшой сверток и флягу, – здесь хлеб – вам ведь идти всю ночь. Прощайте, господа, и удачи вам.

Патрик обернулся к нему.

– Майор Штаббс, – голос его дрогнул. – Спасибо вам. Я не забуду этой услуги, обещаю.

– Полно, ваше высочество, – отозвался комендант. – Мой род служил вашему полторы сотни лет. Я честный человек и верю вам. И не больше вашего хочу, чтобы страной управлял Тюремщик. Прощайте, ваше высочество, и простите меня за все.

Патрик крепко пожал ему руку.

– Храни вас Бог, дети, – устало проговорил майор и вздохнул.

Две высокие, худые фигуры бесшумно исчезли в сумраке леса.