Возлюби врага своего

Глава пятая

Вольфшансе

Фюрер стоял в раздумье возле окна, всматриваясь в сосновый бор, окружающий ставку. По привычке он держал руки за спиной и о чем— то думал. Не оборачиваясь, он сказал:

– Вильгельм, – обратился он к адмиралу Канарису, – под вашим началом на данный момент находится целая дивизия Бранденбург— 800. Мне хотелось бы знать, чем сыны Великой Германии сейчас занимаются? Меня заботит истинное положение на Восточном фронте после зимы сорок первого года.

– Дивизия Бранденбург— 800 согласно директиве штаба и ваших приказов мой фюрер задействована на всех фронтах. Нами создана целая сеть разведывательных центров.

– Учитывая промахи командования в группе армий «Центр», я предполагаю, в ближайшее время заменить командный состав за срыв наступлений на Москву. Я готов выслушать ваши мнения, господа! – обратился Гитлер к руководству Вермахта.

– Мой фюрер, в ходе операции Барбаросса, нами были допущен промахи в организации не только диверсионных мероприятий в тылу врага, но и зимнего снабжения

войск, ввязавшихся в затяжные бои перед столицей большевиков, – сказал начальник штаба генерал – полковник Гальдер.

– Дорогой Франц, надо признаться честно, что Сталин нас переиграл. Мы утратили стратегическую наступательную инициативу и теперь должны зализывать раны, как бойцовые псы после жестокой схватки. Мы застряли перед русской столицей и теперь топчемся перед Москвой, словно мерин перед кобылой. Где наш напор?

– Согласно утвержденного плана, набирает обороты подготовка войск к летней наступательной операции. Танковая группа Гота по вашему приказу мой фюрер, передана группе «Север», – сказал начальник штаба Франц Гальдер.

– Я хочу предположить внести изменения в план подготовки к летней наступательной операции мой фюрер, – сказал адмирал Канарис. – Нам необходимо в короткие сроки усилить сеть агентуры на восточном фронте. Тысячи диверсантов должны превратить тыловое обеспечение русских в систематический кошмар. На данный момент необходимо расширить сеть наших диверсионных учебных подразделений, как здесь в Германии, так и на оккупированных территориях.

– Вот— вот, адмирал! – сказал фюрер, оборачиваясь к Канарису. – Ваше ведомство занимается агентурой, вам и подвластно создание мобильных диверсионных подразделений, как в тылу наших войск, так и в прифронтовой полосе русских.

– Мой фюрер, по мере продвижения наших войск на Восток мы уже организовали несколько школ. Подготовка диверсионных команд производится из числа военнопленных, присягнувших на верность великой Германии. Но, увы, их обучение не соответствует требованиям времени. Как только русские оказываются за линией фронта, семьдесят пять процентов, сдается органам НКВД. Мое предложение: продолжать набор в руководство диверсионными группами не из числа пленных, а из числа офицеров разведывательных структур вермахта. Прекрасное знание языка, культуры и повадок большевиков делают из них наиболее дееспособных агентов или командиров инструкторского состава.

Гитлер опустил глаза в пол, прикусив большой палец. После недолгой паузы он взглянул на адмирала Канариса и сказал:

– Пожалуй, я подпишу этот приказ. Готовьте план мероприятий Вильгельм.

– Так точно, мой фюрер, – сказал адмирал Канарис, щелкнув каблуками офицерских туфель, – уже в ближайшее время полковник Редль доставит его вам на ознакомление.

В голове адмирала уже давно созрел план реорганизации его детища дивизии «Банденбург— 800»

Транспортный самолет Ю— 52 уже через час полета приземлился на аэродроме Темпельгоф. Адмирал, попрощавшись с экипажем, придерживая кортик рукой, спустился по стремянке бетонную полосу. Там, на летном поле его уже ожидала служебный «Мерседес—Бенца» 500 w29. Адмирал Канарис сел в машину и тут же был «атакован» его любимыми таксами Зепплем и Сабиной, которых возил шофер навстречу с хозяином. Они, визжали от радости, лезли на руки Вильгельму надеясь получить свою долю брауншвейгской колбаски и ласки.

– Герр адмирал, домой, – спросил шофер.

– Нет, Фриц – давай в Берлин, – сказал Канарис, и, откинувшись на сиденье, погрузился в раздумье. Таксы, успокоились и, свернувшись рядом калачиком, прижались к теплой фетровой шинели адмирала.

Ставка «Абвера» на улице Тирпиц— Уферштрассе 76 ничем не выделялась среди обычных столичных домов. Здесь была вотчина шефа разведки Вильгельм Канариса, и именно из этого здания он отдавал распоряжения парням дивизии Брандербург—800.

Черный «Мерседес» адмирала, въехал во внутренний двор. Канарис, взял своих любимых собачек на руки, и, поздоровавшись с дежурным офицером, прошел к себе в кабинет.

Он снял шинель, уселся на кожаный диван и откинул голову назад. Закрыв глаза, адмирал мысленно представил в своей голове текст приказа, который ему навязал фюрер. Речь шла о реорганизации отдела «Вали». Таксы не покидали хозяина и расположились рядом на диване. Поглаживая их гладкую и чистую шерсть, он восстановил в памяти весь разговор с Гитлером. Денщик появившийся в дверях, привлек к себе внимание легким покашливанием.

Открыв глаза, Канарис, увидел перед собой ординарца. Тот держал в руках серебряный поднос с серебряным чайником и фарфоровой чашечкой.

– Ваш кофе, герр адмирал, – сказал ординарец, ставя поднос на столик.

– Макс у себя!?

– Так точно, полковник был у себя, а с вечера лег спать.

– Русские сегодня не бомбили Берлин? – спросил ординарца Канарис, зная, что большевики с союзниками иногда осыпают город огромным количеством бомб.

– Никак нет, герр адмирал, сегодня было на удивление тихо.

– Пригласите мне срочно полковника, мне нужно его видеть, – сказал Канарис, наливая себе кофе.

Эту процедуру он выполнял всегда сам, и это было известно ординарцу, поэтому он задерживаться не стал, а сразу же удалился из кабинета. Через несколько минут, в кабинет к адмиралу вошел полковник Макс Редль. Его безупречный, идеально отглаженный мундир, вызывал уважение к его обладателю. Ленточка за зимнюю кампанию. «Рыцарский крест» говорили о его былых подвигах на восточном фронте.

– Я рад вас видеть, Макс, – сказал Канарис, приглашая видавшего виды горного стрелка к столу.

Черная повязка на правом глазу из кожи и перчатка на левой руке говорили о том, что Редль, был ранен, но не ушел в отставку, а оставшись настоящим немецким воином. Потеряв руку и глаз на восточном фронте, он был признан медицинской комиссией негодным для службы на фронте. Но здесь в тылу, он служил в третьем отделе управления «Z» и подчинялся только адмиралу Канарису.

– Макс, у меня сегодня был напряженный разговор с фюрером. Он чертовски озабочен, положением нашей дивизии на восточном фронте. Гитлер поручил подготовить приказ о её реорганизации. Было решено на её базе, создать специальные подразделения – типа английских «коммандос».

– Наши парни герр адмирал лучше, чем британский коммандос, – сказал Редль, – я не вижу необходимости менять структуру диверсионных подразделений.

– Я тоже такого мнения, но фюрер считает, что эти парни должны быть машинами смерти, и выполнять немыслимые задачи по устранению командного состава врага и саботажу производства всех вооружений противника. Вы, Макс, подготовьте об этом приказ, я постараюсь дополнить его своими соображениями. Первое; на базе нашего учебного подразделения в Бранденбурге, предстоит разместить и подготовить показательный батальон. Из числа войсковой разведки вермахта, необходимо отобрать лучших из лучших. Для подобного обучения на базе в «Бранденбург—800» необходимо создать специальное отделение «Курфюрст». Там мы и будем готовить новые десантно – диверсионные подразделения. Второе: уделять особое внимание знанию языков. Кандидаты должны знать не менее двух языков. Как сказал фюрер – приоритетом в выборе может быть только чисто арийское происхождение. Мы довольно уже хлебнули горя с этими славянами. Они спутали нам все карты, и теперь явно ведут двойную игру. Восемьдесят процентов забрасываемых разведчиков и диверсантов сразу же сдаются в НКВД.

– Герр адмирал, колонисты из числа поволжских немцев могут стать отличным материалом для создания подобных диверсионных групп. Они очень злы на отца всех народов Сталина. У всех на памяти ссылка неблагонадежных в казахстанские степи.

– Макс, наши эксперты в этом разберутся, – сказал Канарис, – Третье: на оккупированной нами территории близ Смоленска, создать полевую разведывательно— диверсионную школу под патронажем офицеров отдела «Вали». После того, как Гитлер подпишет этот приказ, разослать его во все боевые части и роты. Необходимо уже в течение месяца разрешить все реорганизационные вопросы. Я поручаю вам, лично, взять на себя прием и отбор кандидатов.

– Я все понял, герр адмирал, разрешите идти?

– Да, Макс, предупредите Крюгера, чтобы он принес мне еще кофе. Сегодня будет бессонная ночь. Мне придется самому проработать некоторые детали, – сказал адмирал.

Щелкнув каблуками, полковник Редль удалился. Он закрыл за собой тяжелые дубовые двери, и в кабинете стало тихо.

Вильгельм уселся за стол и, подперев голову руками, устало взглянул на чернильный прибор, на котором сидели бронзовые фигурки трех обезьянок. Каждая из них несла определенный смысл: не вижу, не слышу и никому не скажу. Канарис пальцем погладил среднюю фигурку. В эту минуту в комнату вошел ординарец. Он щелкнул каблуками и, подойдя к столу, поставил на него серебряный поднос с серебряным кофейником.

– Ваш кофе, герр адмирал!

– Ах, да! – будто от сна очнулся Канарис. Он налил себе в чашечку душистый напиток и сделал глоток. Положив перед собой лист бумаги и ручку, он взглянул на ординарца и сказал: —Крюгер, вы до утра абсолютно свободны!

Сделав еще глоток кофе, Канарис снял с ручки колпачок и, задумавшись, вывел на бумаге: Приказ…

Глава шестая

Путь в «Курфюрст»

В один из дней мая 1942 года, когда русские части были отброшены от города, в штаб девятой армии пришел приказ из ставки. Начальник штаба полковник Кребс, тут же вызвал к себе командира разведывательного подразделения.

– Герр полковник, на основании приказа, подписанного фюрером, необходимо откомандировать в Бранденбург наших лучших разведчиков со знанием языка противника. Капитан Крамер, командир роты полевой разведки, как кандидат подходит под условия выбора. Доведите до него приказ и в течение сорока восьми часов отправить в учебное учебный полк «Курфюрст».

– Он же единственный боевой офицер, кто в данный момент необходим на этом участке фронта, герр полковник.

– Полковник, исполняйте приказ фюрера. Группа армии «Центр» зарезервирована до особого распоряжения ставки и переведена в режим обороны. Фельдмаршал фон Бок снят и на его место командующим армией «Центр» назначен уже фельдмаршал фон Клюге. По сведениям ставки, театр активных военных действий переносится на юг в направлении Кавказа и Каспийского моря. Девятая армия переходит к оборонительным мероприятиям.

– Разрешите исполнять? – сказал полковник и, щелкнув каблуками, удалился.

Сборы капитана Крамера на обучение были не долгими. Солдаты разведывательной роты поднимали здравицы, пожимали ему руки перед отъездом и передавали письма для родных и близких. Я в день убытия командира был вызван к начальнику штаба полка майору Брунке. Я вошел в штаб, я тут же доложил дежурному офицеру о своем прибытии, и сразу же был направлен по инстанции.

– Унтер – офицер Петерсен, согласно рапорта вашего командира капитана Крамера, вы, предаётесь ему в качестве ординарца на время обучения. Получите ваше командировочное удостоверение и ступайте исполнять обязанности.

Щелкнув каблуками, я отдал честь и отрапортовал:

– Слушаюсь, получить командировочное удостоверение, – сказал я и, симулируя парадный шаг, покинул помещение штаба.

Капитан Крамер для меня был олицетворением настоящего прусского офицера. Он был на удивление храбрым, смелым и каким— то разудалым (как говорят русские). Выглаженный мундир, сияющие до зеркального блеска хромовые сапоги в сочетании с наградами придавали ему вид доблестного вояки. Капитан встретил меня улыбкой и сказал:

– Черт подери, сколько ждать тебя студент? По твоей довольной роже гренадер, я осознаю о готовности стать моим ординарцем.

– Герр капитан, я готов!

– Нам! Нет мне – приказано убыть в учебный центр в Бранденбург. На месте определимся. А сейчас собери мой офицерский чемодан и жди меня. Я схожу и перед тем, как мы отправимся на родину, попрощаюсь с Ирмой. Надену ей пояс верности. Пусть фроляйн скучает только по мне.

Ирма три месяца как был подружкой моего командира, с которой он проводил минуты свободные от службы. Она добровольно служила во вспомогательной женской роте управления дивизией, связисткой. Родом Ирма была из Праги, и как чешская немка, была хороша собой настолько, что капитан Крамер влюбился в неё с первого взгляда. Для чистокровных немок её внешность – её красота, была явлением аномальным. Благодаря нашим историческим особенностям средневековья, немецкие женщины были лишены привлекательности, но вопреки этому, они не были распутны, как славянки, и были незыблемым фундаментом немецкой семьи.

Собрав свою амуницию и офицерский чемодан капитана Крамера, я перетащил все в дежурную машину, и, разомлев под весенним солнцем, задремал, ожидая командира. Сколько я дремал – не помню.

Капитан, осчастливив напоследок свою подружку страстным порывом любви, явился в добром расположении духа.

– Ну, что студент, скучаешь по своей курносенькой шлюшке? – сказал Крамер, и лукаво улыбнулся.– Не дрейфь солдат, сегодня у тебя будет шанс, потешить своего «Вилли», маленькой сопливой дырочкой. Мы выступаем, – казал он, встав на подножку дежурного «Кубельвагена».

– Угощайся Кристиан, – сказал капитан, и открыл передо мной серебряный портсигар. Не чувству подвоха, я взял русскую папиросу (так назывались короткие русские сигареты с мундштуком из плотной бумаги) и прикурил. В тот же миг я почувствовал, как русский эскадрон «казаков», вооруженных саблями, «проскакал» по моему горлу на конях. Следом за этим эскадроном из моей груди вырвался кашель, словно там – в моих девственных легких разорвалась наступательная граната.

– Что, студент приуныл? Непривычно!? Русский табачок дерет тебе горло!? – сказал капитан, улыбаясь, и тут же постучал меня по спине.

– Да, непривычно, герр капитан – чертовски крепкий!

– Ты прав студент, что русскому в радость – нашему немцу смерть! Так говорят русские. Привыкай! В разведшколе школе придется привыкать курить только русские папиросы.

Капитан Крамер влез на заднее сиденье машины, и развалился там, словно фельдмаршал. Постучав шофера по погону, он сказал:

– Что стоишь – раздолбай! Тебе, что нужно показать приказ фюрера, чтобы ты завел свою керосинку? Давай Шнитке жми на газ, нас ждут великие дела, – сказал Крамер.– Вперед!

Фолксваген тип – 62 «Kübelwagen» заурчал, и, заскрежетав шестеренками, тронулся с места, оставляя за собой пыль фронтовых дорог. Русская авиация, как по расписанию бомбила колонны армейского обеспечения, не давая нашим тыловикам полноценно обслуживать наши передовые части. Дороги России насколько я помню, были ужасны. Нет —это были не дороги. Это просто был направления, по которым русские перемещались до войны. Летом мы задыхались от глиняной пыли, а осенью и весной тонули по самые уши в жидкой грязи. На протяжении всего пути до Витебска, где находился сборный пункт и полевой аэродром вдоль обочины торчали остовы сгоревших машин. Им не суждено было попасть на фронт, и они стали олицетворением того, что могут в любой момент сделать и с тобой эти дикие русские. Колонны пленных уже были не так многочисленны, как в начале войны. Они шли на Запад, стараясь выжить и уйти от войны, но она каждый раз настигала их и «пожирала», оставляя на обочинах, их несчастные и измученные страданиями тела.

В те минуты этот унылый вид выжженной и перепаханной бомбами земли погружал моё сознание во всякого рода философские размышления. Мне казалось, что я старался всеми силами оправдать войну. Я считал её развитием цивилизации, которая словно змея сбрасывает шкуру прошлого, чтобы вновь предстать перед вселенной в своем новом обличии.

В своих фантазиях я представлял среди всех этих русских просторов многочисленные и добротные немецкие поселения. В те минуты я еще не знал, что уже скоро придет то время, когда я осознаю всю бесперспективность этого похода. Для себя я открою новый мир, который изменит мое сознание и придаст моей сущности новый вектор моего бытия.

Глава седьмая

«Бранденбург—800»

Транспортный «Юнкерс— 52», тарахтя двигателями, благополучно приземлился на испытательном аэродроме небольшого городка Темпельгоф, который находился в трех километрах от Берлина. Погода для начала лета была неуютной и пасмурной, что после целого года разлуки создавало унылое настроение при встрече с Фатерляндом.

– Господа, авиакомпания «Люфтганза» рада приветствовать вас, на земле великих галов и нибелунгов, – громко сказал Крамер, с тонкой иронией на которую может только извращенный войной мозг боевого офицера.– Смотри Кристиан, как родина встречает нас слезами, словно оплакивает тех, кто не смог прилететь, – тараща глаза в иллюминатор, сказал Крамер.

От его слов в моей груди перехватило дух, и я понял, как далеко все— таки моя отчизна находится от реалий той страшной войны. Было такое ощущение, что Германия совсем не знает, что за тысячу километров от Берлина, гибнут её лучше сыны.

– Мне не верится! Мы вернулись – герр капитан! Мы в Германии!!!

– Ты гренадер, еще разрыдайся, как юная фроляйн, перед тем как раздвинуть ноги, – сказал Крамер. – Вытри сопли, мы прилетели всего лишь командировку.

Самолет подкатил к ангару, и его моторы внезапно – заглохли, погружая нас в благодать тишины.

– Всё – выметайся студент! Прилетели! Смотри и запоминай – сейчас нас будут встречать, как настоящих героев! Через тридцать лет ты обязательно отрази это в своих мемуарах.

Двери самолета открылся, и в его проеме появилось не очень приветливое лицо гаупт— фельдфебеля люфтваффе, с блокнотом в руках.

– Господа офицеры, добро пожаловать на родину! Автобус ждет вас, чтобы доставить на базу.

– Втяни брюхо студент! Расправь плечи! Имперский оркестр играет торжественный туш, а ковровые дорожки усеяны лепестками роз!

Уже ровно год, как война шла в России, и наши войска, и экономика Германии, как никогда находились на необычайном подъеме. В то время мы искренне верили в то, что стоим за правое дело. Не было ни одного генерала, офицера или солдата, который не верил бы в скорую победу нашей огромной армии. Впервые за всю историю нашей страны под ружье было поставлено семь миллионов человек. Вся эта армада, вся эта военная машина готова была в любое время выполнить приказ фюрера и отдать жизни на алтарь благополучия великой Германии.

– О чем задумался студент!? – спросил командир и, достав из внутреннего кармана фляжку, пригубил французского коньячка, который он постоянно покупал в полевом кабаке.

– Хочу дать телеграмму. Может герр капитан, мать приедет, – сказал я, и, взвалив походный баул себе на плечи, посеменил за командиром, который шел впереди прилетевшей команды, словно главнокомандующий впереди своего войска.

– Не торопись, у тебя еще будет возможность. Хотелось бы посмотреть, что же нам такого приготовил наш папаша Канарис, чего мы с тобой не знаем?

Из группы армии «Центр» на обучение прилетело несколько офицеров чина не ниже капитана, которым по штату полагался ординарец из числа рядового состава. В основной массе это были выходцы из Прибалтики и Поволжья и из них не все служили в разведке. Таких, как капитан Крамер из войсковой разведки было всего трое.

Сразу по прибытии, офицеров пригласили в офицерскую летную столовую, где было все пристойно, как и подобает нормам летного состава любимчиков Геринга. Нас денщиков и унтер—офицерский состав младших разведчиков разместили в солдатской столовой, где от пуза накормили гороховой кашей с копчеными свиными ребрами. Для фронтовика, привыкшего на фронте к полуфабрикатам и эрзац пище, этот ужин воистину стал королевским.

Конец приема пищи возвестил сигнальный свисток фельдфебеля, который все это время расхаживал между столиков, наблюдая за нами, словно служащий СД. После ужина офицеров и нас рядовой состав, перевели в помещение спортивного зала. Высокий полковник, с кожаной повязкой на глазу, внимательно осмотрел нашу группу, и сказал:

– Меня господа фронтовики, звать полковник Макс Редль. На данном этапе я представляю интересы адмирала Канариса, и исполняю приказ фюрера, по реорганизации полевой разведки мотопехотных частей Вермахта, в разведывательное – диверсионные подразделения Бранденбург— 800

Подполковник Макс Редль был доверенным лицом адмирала Канариса, и сам лично и исполнял все его поручения. Он внимательно осмотрел прибывший контингент, и, сказал:

– В ближайшие дни наша армия готовит наступление на южном направлении к стратегическим запасам нефти на Каспии. Даю вам три минуты на сборы, вас ждет автобус! Хайль! Да поможет вам Бог!

Речь полковника, была по— военному короткой, но емкой и вполне понятной. От его слов по душе прокатилось странное волнение, и мы в те минуты почувствовали свою историческую причастность к делу третьего Рейха и нашего фюрера.

Школа дивизии Бранденбург— 800 в которой, капитану Крамеру предстояло пройти обучение, находилась невдалеке от города Бранденбурга, где была сформирована еще задолго до войны. Все пространство вокруг школы было обустроено для скоротечного и интенсивного учебного процесса. Всевозможные стрельбища, полосы препятствий, учебные классы и объекты подготовки диверсионных операций под руководством лучших и опытных инструкторов, прошедших все перипетии этой войны.

– Господа офицеры, с этого дня вам вновь присвоено ново звание курсант. Вам придется повторно пройти обучение и по окончании курса, сдать квалификационный экзамен, – сказал полковник Редль.

– Курсанты, выходи строиться для приветствия, – сказал дежурный унтер— офицер и засвистел в свисток, словно наш обер – фельдфебель.

Несмотря на то, что капитан Крамер был по званию выше, но и ему приходилось беспрекословно подчиняться унтер— офицеру. Все выскочили на плац и построились в две шеренги, как это требует боевой уклад Вермахта. Из подъехавшего «Мерседеса» вышли три офицера высшего ранга. Начальник школы – подполковник Литке, начальник штаба полка, и сам доктор разведки – адмирал Канарис.

Адмирал Канарис, был среднего роста, его черная морская форма с адмиральскими погонами и кортиком на поясе, придавали этому человеку довольно таки бравый вид. Адмирал был из тех кто уважали своих подчиненных не смотря на звания и родословную. За это офицеры и солдаты полка «Бранденбург— 800» по— простому называли его «стариком». В отличие от многих офицеров высшего звена «старик», не выпячивался, стремясь к карьерному росту. Он, как профессиональный разведчик, старался быть тихим и незаметным, в нужном месте и всегда в нужное время. Вот эта черта характера и сгубила его в 1944 году. После неудачного покушения на фюрера, по приказу начальника гестапо Мюллера он был арестован. Следствию доказать тогда причастность адмирала Канариса к заговору не удалось. Банальная страсть к ведению дневников погубила бравого разведчика. Гестаповцам удалось найти дневники генерала, из которых стало известно, что он долгое время работал на британскую разведку. 8 апреля специальным судом в лагере Флоссенбюрг, адмирал Канарис, был признан виновным в преступлениях против рейха и там же повешен. Его труп после казни, был сожжен на костре, а прах развеян по ветру. Так печально закончилась жизнь самого лучшего разведчика третьего Рейха, адмирала Канариса.

Адмирал понял руку и поприветствовал курсантов.

– Хайль Гитлер!

В ту самую минуту, грянуло дружное и раскатистое троекратное:

– Зик хайль! Зик хайль! Зик хайль!

– Господа офицеры, унтер – офицеры! По личному приказу фюрера вы прибыли для трехмесячного обучения. Наши доблестные войска успешно развивают наступление на Сталинград в направлении юга России. Поэтому, согласно приказа ставки, опытные инструктора обучат вас, ведению диверсионной войны в тылу большевиков по новой программе. Забудьте, что вы, разные по званию. На сегодняшний день вы все являетесь, курсантами элитной школы, чтоб сего за три месяца стать профессорами разведки и диверсий третьего Рейха. Война с советами переходит, в совершенно иную фазу и нам предстоит задача создать огромное количество крылатых, боевых подразделений на манер британских «командос». Фюрер возлагает на вас надежду, что вы, доблестные воины Рейха, оправдаете возложенное на вас доверие, как Гитлера, так и всей великой Германии. Каждый из вас по окончании этого учебного заведения станет командиром особой группы, которая получит свое имя и код. Да поможет вам бог! Хайль! Я надеюсь, вы, станете достойными сынами своего отечества! За наших доблестных солдат, сражающихся на фронтах рейха – за нашего фюрера Адольфа Гитлера! Хайль!!!

После сказанных им слов, воздух снова потрясло троекратное:

– Зик хайль! Зик хайль! Зик хайль!

Удивительное чувство гордости и причастности к этому великому делу наполнило мою грудь небывалым патриотизмом. От сказанных адмиралом слов, нервы натянулись, словно струны и по моей щеке прокатилась счастливая слеза моей причастности к этим историческим событиям.

У меня была уверенность, что проходить обучение будет капитан Крамер, а я лишь буду его ординарцем, который будет приносить ему пиво и чистить хромовые сапоги. Но я ошибся. Уже в первый же учебный день нас всех ждал удивительный сюрприз.

Нудный свисток дежурного унтер – офицера возвестил о подъеме ровно в шесть часов утра. Переодевшись в спортивные костюмы, вся школа выбежала на десятикилометровый кросс. Вот тогда я понял, что в тылу может быть хуже чем на фронте. Бежать приходилось по мощеной камнем дороге, которая сворачивала на песчанку, проходившую через сосновый лес. Песок был настолько мелким, что наши ноги увязали почти по самые щиколотки. Я старался бежать следом за командиром, чтобы не отстать, но с каждым разом дистанция между нами все удлинялась и удлинялась, пока схватившись от боли за правый бок, я не пошел шагом.

– Курсант, – услышал я за своей спиной и в тот же миг почувствовал жгучий удар плети промеж лопаток. Я взвыл от боли, и словно арабский скакун помчался следом за остальными.

Обернувшись, я заметил инструктора, который своей плетью подгонял отставших курсантов, не взирая ни на звания, ни на бывшие фронтовые заслуги.

Уже через несколько сот метров я почувствовал, как моя боль куда— то резко ушла. В моей груди вдруг открылось второе дыхание. Я вдыхал утренний воздух подобно кузнечным мехам и уже через некоторое время понял, что смогу так бежать не один километр.

Впоследствии подобные тренировки спасут мне жизнь, и я ничуть не сожалею, что прошел через этот изматывающий ад.

Ежедневно утренний кросс сменялся рукопашными тренировками. Те в свою очередь стрельбой из всех видов оружия и диверсионными занятиями по взрывчатым материалам и лекциям по радиоперехвату. Так на протяжении трех месяцев мы бегали, прыгали, лазили по деревьям, спускались с парашютов, взрывали рельсы и всевозможные коммуникации. За тяжелым трудом разведчика время пролетело довольно незаметно. Инструкторы вытянули из нас все жилы, превратив в настоящие боевые машины, которые могли сеять смерть направо и налево. Да, мы в то время абсолютно были лишены всяких чувств. Нам не было разницы, чем убивать своего врага, будь то саперная лопатка, или же нож. Доведенные до автоматизма, мы были простым орудием смерти и мести нашего фюрера.

Возможно, было бы все иначе, если бы каждый солдат вермахта обладал такой физической и боевой подготовкой. Вряд ли «Иваны» тогда могли бы противостоять такой силе, ловкости и бесстрашию наших солдат.

Сейчас я вспоминаю, как был наивен, когда полагал, что смогу дать телеграмму и увидеть свою мать. Первые дни настолько выматывали физически мое тело, что дальше своей кровати я никуда не хотел идти. После отбоя я падал без чувств, а утром все вновь продолжалось сначала. Так день за днем, месяц за месяцем мы прошли с моим командиром весь этот путь. В преддверии осенних событий на восточном фронте капитан Крамер, предстал перед экзаменационной комиссией и защитил звание дивизионного эксперта.

Высшие офицеры «Абвера» принимали у нас экзамены по всем дисциплинам, и мой командир достойно выдержал все испытания, оставив далеко позади своих сокурсников.

Тогда это могло показаться странным, но по окончании школы, я получил звание унтер— офицера с ношением портупеи. Это означало, что я мог стать настоящим немецким офицером, пройдя дополнительные курсы обучения в военных школах.

По сводкам военных корреспондентов и кинохроники «Wochenschau», мы узнавали, что нашим камрадам на восточном фронте сейчас необыкновенно тяжело. Большевики получили огромный опыт за время боевых действий и довольно скоро научились так мастерски воевать, что у Гитлера не хватало резервов прикрывать дыры, пробитые в нашей обороне.

Единственное увольнение, полученное капитаном Крамером, было почти перед самой отправкой на должность командира разведгруппы – позывной «Герра». Ему, как выпускнику высших офицерских курсов, предстояло реорганизовать дивизионную фронтовую разведку в структуру, которой на восточном фронте пока веще не было. Это были легковооруженные отряды сотен и тысяч диверсантов, оснащенные средствами связи и стрелковым вооружением, для работы в большевистском тылу.

– Студент! У меня на руках приказ адмирала Канариса. Через три дня мы убываем на фронт в штаб группы армий «Центр». Мне предписано принять отдельную диверсионно – разведывательную группу дивизии Бранденбург— 800.

– А мне что делать, – спросил я, – вернуться в эскадрон?

– Нет, Кристиан, ты будешь со мной! Черт побери, ты, для меня стал почти родным братом.

– Слушаюсь…

– Эскадрон расформировывается. В планах командования, реорганизация

разведывательных подразделений мото – пехотных соединений Вермахта, с передачей их подразделений непосредственно под крыло 203 группы «Абвера», которая дислоцируется в Витебске.

– Всех?

– Всех, – ответил Крамер, улыбаясь.– Поэтому поводу у меня есть идея. Я предлагаю перед нашей отправкой на фронт навестить какой—нибудь берлинский ресторанчик и погулять со столичными девочками. Не сомневаюсь, что ты, найдешь с кем провести последнюю ночь и разгрузить свои «пороховые погреба», – сказал Крамер, намекая на увольнение.

– Есть разгрузить «пороховые погреба» герр капитан!