Каноны и каноническое развитие. К истории развития церковного права на Востоке и Западе

II

Такой разброс сферы действия канонических правил неслучаен, поскольку Церковь пыталась соборно и прецедентно дать ответы на насущные проблемы, возникающие в том или ином месте, не особо озадачиваясь классификацией принятых актов. Как удачно выразился один автор, «феномен права Древней Церкви проявляется не как «совокупность норм», выраженных и закрепленных в канонах, но, скорее, как совокупность проблем, которые не могли быть проигнорированы правом и которые были им если не однозначно решены, то, по крайне мере, обозначены, и порой весьма рельефно»⁶.

Это были ее правила, которым она следовала в повседневной жизни. Равно как и частное право всех других религиозных организаций по римскому законодательству (jus religionis), имевшее четкие границы, за которые оно не могло выходить. Не случайно, даже во времена христианизированной Римской империи канон имел сферой своего применения исключительно внутрицерковные отношения, в отличие от императорского закона, покрывавшего все пространство этого государства и способного без всякого стеснения вторгаться и в церковную жизнь, активно ее регулируя.

Напротив, когда Отцы Карфагенского собора 339 г. попытались самостоятельно решить вопрос о разрушении языческих капищ в Африке, запрещении языческих пиршеств, празднеств и т.п. (каноны 67 -74), император св. Гонорий (395-423) немедленно напомнил им, что рассуждения о подобных вещах выходят за пределы епископской компетенции и они вправе решать лишь сугубо религиозные задачи, остальные же подлежат регулирования публичными законами царя⁷.

Эта граница между каноном и законом прослеживается еще довольно долгое время. Даже во времена Халкидонского собора 451 г. император св. Маркиан (450-457) не пожелал издавать от своего имени правила, которые были сформулированы его канцелярией по запросам разных лиц. Он посчитал правильным оформить их в виде канонов, для чего и передал готовые ответы Отцам Собора, которые и утвердили их своим определением. «Некоторые пункты, касающиеся чести вашей почтенности, – сказал царь, – мы предоставляем вам, почитая приличным, чтобы они были лучше канонически определены вами на Соборе, чем установлены нашими законами»⁸.

Лишь 131 новеллой императора св. Юстиниана Великого (527-565) от 545 г. каноны первых четырех Вселенских Соборов, бывших до него, а также правила, изданные Анкирским, Неокессарийским, Сердикским, Гангрским, Антиохийским и Лаодикийским Поместными соборами, получили статус государственного закона⁹. Отныне все они подлежали обязательному повсеместному применению.

Как следствие, с тех пор образовалась практика издания «номоканонов», т.е. совместных сборников церковных правил и императорских актов, регулирующих жизнь Церкви-Империи (от «номос» – закон и «канон» – правило). В последующем, как известно, каноническое правообразование в Восточной церкви пошло именно по этому пути. Причем, никакой заранее условленной заданности о распределении предметов регулирования между священноначалием Византийской церкви, включавшей в себя Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархаты, и императорами не существовало. Всякий раз решали конкретные обстоятельства, определявший вид акта – канон или императорский закон.

По этой вполне естественной причине на протяжении многих веков свод канонических правил вовсе не ограничивался теми, которые сегодня содержатся в «Книге Правил» (889 канонов), но включал в себя сотни царских законов, имевших прямое действие без всякой необходимости их одобрения со стороны священноначалия – Соборов различных уровней, патриархов или созданных при них синодах. В этом несложно убедиться, заглянув в комментарии современников – Алексея Аристина (XII век), Иоанна Зонары (1074-1159), Антиохийского патриарха Феодора Вальсамона (1193-1199), Матфея Властаря (1290-1360) и других.

Еще до того, как канон получил императорское «благословение», нормы церковных правил все равно формировались по принципу и технике римского гражданского права: гипотеза – диспозиция – санкция. Равно как и виды актов: устанавливающие, запрещающие, разрешающие. В последующем «калька» канона с государственного закона стала еще более наглядной, что вполне объяснимо: римское (византийское) правосознание не предполагало, что к государственным законам должен применяться один метод, а к церковным законам – другой. Они были едины, как «симфония» императорской власти и священноначалия, ставившая своей целью донести Слово Евангелия до последних окраин Ойкумены и защитить Церковь от ересей.

И, подтверждая своими актами истинность ранее принятых правил, Вселенские Соборы (и, особенно, Трулльский собор 691 г., реципировавших 625 канонов, действовавших к этому моменту) никогда не упоминали императорских законов, действовавших в Церкви и составлявших основу канонического законодательства. В глазах современников это выглядело бы безосновательной попыткой вторгнуться в компетенцию царя.

III

С тех пор многое изменилось в жизни Вселенской Церкви. Единый на протяжении веков церковный мир покрывался трещинами раздоров и терял области, выпавшие из-под единой власти Византийского самодержца: западные провинции, завоеванные вначале лангобардами, а затем и франками, и восточные, попавшие в орбиту мира Ислама. В VIII столетии завершилась эпоха Вселенских Соборов, и три попытки продлить ее историю (Константинопольские соборы 861, 869 и 879 гг.) не привели к заветному результату; эти Соборы не были реципированы в заявленном качестве. И пока на Босфоре развитие канонического права продолжало совершаться по «симфоническим» образцам, на Западе папские декреталии, хотя обычно прореживаемые или основанные на соборных постановлениях, очень скоро стали главным источником новых канонов.

Именно они вместе с актами отдельных западных Соборов доминирующе фигурировали в «Сборнике Дионисия» (Collectio Dionysiana), «Коллекции Исидора» (Collectio Isidoriana), «Капитулярии Мартина» (Capitula Martini). Само собой разумеется, ссылки в них на императорские законы Византии (по крайнее мере, частые) были едва ли уместны – Рим уже признал императорство Франкских королей в 800 г. и все более тяготел к ним, как новому центру политической власти, а не к Новому Риму на Босфоре.

После того, как пала единая Франкская империя, была проведена Клюнийская реформа, а папство победило в войне за инвеституру, форма канонического развития на Западе пошла именно по этому пути. Далеко не случайно «Декрет Грациана» появился именно в XII веке (1140 г.) – до этого всякая подобная попытка кодификации канонического права на Западе исключительно в границах Римской церкви была гарантированно обречена на провал, как не соответствующая политическим реалиям своего времени.

В скором времени «Декрет» был объединен вместе с «Summae Decretalium» в «Corpus juris canonici», в который постепенно с течением лет входили все новые и новые декреталии и соборные акты Западной церкви, и который действовал вплоть до 1917 г., пока не появился «Кодекс канонического права» (Codex juris canonici). «Кодекс» по-прежнему регулярно обновляется, в первую очередь, конечно, на Соборах, которые Римо-католическая церковь квалифицировала как Вселенские, а также актами Римского понтифика¹⁰.

Некоторые изменения произошли и на Востоке: наблюдая за резким развитием папской компетенции, Византийские василевсы считали для себя опасным создавать аналог понтифику в собственно столице. Поэтому, с X века императорское участие в делах канонического развития Церкви стало весьма заметным даже в сравнении с минувшими столетиями. Они не только издавали законы о допущении или недопущении лиц к причастию, устанавливали церковные праздники, но и определяли покаянную дисциплину за отдельные правонарушения. Не говоря уже о текущей деятельности в Церкви, включая поставление патриархов, митрополитов и определения требований к кандидату в епископы.