«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

В 961 г. ему наследовал сын альХакам II (961—976), продолживший серию побед отца. Молодому вождю правоверных без особых усилий удалось обеспечить гегемонию Кордовского халифата над христианскими государствами Испании. Помимо этого, он удачно воевал с Фатимидами в Северном Марокко и дважды победил норманнов, попытавшихся овладеть Лиссабоном и Атлантическим побережьем Испании.

Увы, его преемники были не столь удачны. В скором времени и надолго возникли самые головоломные комбинации в борьбе за Халифат, где мамлюки начали играть далеко не последнюю роль. Уже при Мухаммаде II (1009) возникли трения с гвардией, которая не признавала его халифом, а короновала внука Абдуррахмана III Хишама II (1009—1013). При Сулеймане (1013—1016) начальники провинций начали открыто объявлять себя самостоятельными правителями. Наконец, при Хишаме III (1027—1031), погибшем в результате дворцового заговора, Кордовский халифат распался на множество мелких арабских государств, независимых друг от друга54.

В течение нескольких лет все провинции Испании осмысливали свалившуюся на них независимость. Простые обыватели с тревогой смотрели в будущее, зато военачальники много выграли от этой политической мозаики. Берберские командиры поделили между собой Юг полуострова, славянские – Восток. Два главных города – Кордова и Севилья приняли республиканскую форму правления. Самыми могущественными правители стали Зави – принцы Гранады, принцы Альмерии Хайран и Моджехид, правителями Балеарских островов – этнические славяне. В Толедо власть захватила старая берберская семья Бени ДхунНун, а в Кордове – ибнДжавар55.

В это же время на Западе возникла иная сила, с не меньшим успехом, чем турки, воспользовавшаяся практически состоявшимся разгромом арабов в Италии и на островах Средиземного моря. Это были дети Севера – норманны, во множестве прибывавшие в Италию с различными целями. Некоторые из них служили наемниками у Римского папы, другие – у Западного императора, а третьи, самые дерзкие, как Роберт Гвискар (1059—1085), первый норманнский герцог Апулии, решили основать в Италии собственные владения.

Как уже отмечалось в предыдущей книге, в 1053 г. норманны нанесли тяжелое поражение армии папы Льва IX и добились от того признания завоеванных ими областей в Южной Италии в качестве своих владений. Постепенно их аппетит разгорался, и с подачи Римского епископа норманны стали вынашивать более смелые планы. Роберт Гвискар поставил перед собой цель захватить все византийские владения в Южной Италии, а затем овладеть Сицилией, за несколько лет до этого едва не возвращенной Византии победами ее доблестных полководцев. Уже к концу 1055 г. Гвискар захватил города Ория, Нардо и Лечче, прошел победным маршем по Югу Италии и завладел Минервино, Отранто и Галлиполи. Оставленные Римским епископом и Константинополем, итальянские греки не могли долго сопротивляться норманнам56.

Вскоре Гвискару выпал удачный шанс – король Генрих III (1039—1056) скончался в возрасте 39 лет, а его малолетний сын Генрих IV (1056—1106) лишь номинально исполнял обязанности Германского короля. В самом же Риме разыгрались страсти по очередному понтификату. Как и ранее, схлестнулись две партии, одна из которых по настоянию Гильдебранда поставила своим кандидатом в понтифики Николая II (1059—1061), а вторая – Бенедикта X (1058—1059), впоследствии названного антипапой. Николай II заключил союз с норманнами, и те в считаные дни подвергли владения Бенедикта X страшному опустошению, а его самого захватили в плен, лишили духовного звания и заточили в церковь Святой Агнессы в Риме.

При их непосредственной помощи новый папа созвал в апреле 1059 г. Собор в Латеране, где принял новые правила об избрании Римского епископа, действующие, кстати сказать, еще и сегодня. Смысл нововведений заключался в том, что отныне Римская церковь будет сама выбирать своего предстоятеля, не прибегая к услугам императорской власти. Нет сомнений, что за спиной этого декрета стоял Григорий Гильдебранд и… норманны, без силовой поддержки которых никто бы в Риме не решился на такой смелый шаг.

Взамен папа Николай II признал за Гвискаром титул герцога Апулии и Калабрии, нисколько не позаботившись спросить об этом поступке Константинополь, где попрежнему с полным правом считали эти области своими старинными владениями. Наконец, взамен на обещание норманнов служить Римскому престолу и передать все епископии Сицилии под власть Апостольского престола, понтифик даровал Гвискару этот остров, как своему вассалу57.

Как писал один историк, «права ограбленных Византийских государей были так же мало приняты папой во внимание, как и власть Германского императора. На глазах у людей одна легитимная власть устранялась, и ей на смену ставилась другая, основанная на грабеже. Может показаться изумительной та уверенность, с которой папа отдавал чужеземцам, как свою собственность, не принадлежащие ему провинции и даже вперед утверждал за этими чужеземцами те земли, которые еще надо было покорить»58. Активную помощь в овладении островом Гвискару оказал его младший брат Рожер Отвиль (1061—1101).

…История тех седых времен, быть может, не всегда выглядит в розовом свете, зато изобилует сильными, харбктерными личностями, которым в одинаковой мере были присущи высокая религиозность, жесткость на поле боя и милосердие после него. Не стал исключением и герой нашего повествования, резко изменивший ход событий тех веков и ставший первопричиной создания норманнами собственного королевства в Сицилии. Как свидетельствует хроника тех лет, уже будучи герцогом Апулии, Роберт Гвискар поехал на охоту и, преследуя какогото зверя, отстал от своих спутников и оказался в глухой чаще. Выбираясь оттуда, он неожиданно встретил прокаженного, воззвавшего к нему о помощи. Гвискар внял его мольбам и усадил на своего коня сзади себя. В дороге тот, ссылаясь на то, что его руки окоченели, просил герцога согреть их под его одеждой, и Гвискар безбоязненно позволил прокаженному прикасаться к своему телу, нисколько не опасаясь заразиться.

Прибыв домой, в замок, он отнес прокаженного в спальную комнату, чтобы тот отдохнул, а сам предупредил жену, что гость будет ужинать вместе с ними. Но когда герцогиня пошла позвать несчастного больного, то никого в комнате не оказалось, зато вся она была наполнена невероятным благоуханием. На следующий день Роберту явился в видении Христос и открыл ему, что это Он предстал перед ним в лике прокаженного, чтобы испытать его милосердие. Господь же предупредил Гвискара, что у него с женой будет несколько сыновей, один из которых станет императором, второй королем, а третий – герцогом. Разумеется, это пророчество сильно окрылило герцога, которому с тех пор удавалось побеждать всех своих врагов59.

Вернемся, однако, к основному повествованию. Едва ли маневры папы могли вызвать одобрение в Германии, но малолетний император Генрих IV и его мать не имели никакой возможности воспрепятствовать папе и норманнам делить имперские земли. Этот конфликт, пока еще приглушенный вследствие указанной причины, вскоре породит многолетнее и тяжелейшее противостояние папы и императора, приведшее Запад к острейшему политическому и религиозному кризису. Правда, это все еще впереди…

Прежде чем начать наступление на остров, Гвискар в 1060 г. захватил оставшиеся византийские города в Калабрии – Россано, Джераче, Таранто и Бриндизи. Оставался только город Бари, но и его судьба будет скоро решена. В октябре 1060 г. Константин X Дука направил, наконец, в Италию свой флот с войском, и угроза византийцев была настолько реальна, что Роберт Гвискар был вынужден срочно собирать все наличные силы, чтобы отразить ее. Однако до серьезных сражений дело не дошло, и византийцы спокойно отправились в Бари. Конечно, без таких опытных полководцев, как Георгий Маниак, Катакалон Кевкамен или Лев Торник, разбить норманнов, не проигравших ни одного сражения в Италии за последние 30 лет (!), было невозможно. Тем не менее в течение ближайшего времени Византийское правительство пыталось помочь своим соотечественникам в Южной Италии, поднимавшим восстания против норманнов в 1064 и 1066 гг.

Впрочем, всем было ясно, что со столь могучим соперником малыми силами не справиться, но Константин X Дука и не пытался начать настоящую войну – ему было жаль для этого денег, да и армия почти прекратила свое существование. И в скором времени Гвискар со своими товарищами, завладев Сицилией и сломив остатки последнего византийского сопротивления в Италии, станет претендовать на большее – об этом речь пойдет дальше.

III. Царица Евдокия (1067) и император Роман IV Диоген (1068—1071)

Глава 1. Тайный план императрицы. Битва при Манцикерте и трагедия царской четы

Смерть императора Константина X Дуки первоначально мало что изменила во внутреннем порядке Византийского государства. По крайне мере, дела в нем не стали лучше. Царица Евдокия, получившая права регентши, вынужденно занималась всеми государственными вопросами – назначала на должности и освобождала от них, принимала посольства и взыскивала подати. Во время приемов Евдокия восседала на царском троне, прекрасно понимая, что за этой театральной пышностью нет ничего, кроме пустоты. Да, она явно превосходила покойного супруга в силе характера и старательно пыталась приобщить сына Михаила, юного представителя семейства Дук, к государственным делам. Но этого было явно недостаточно для того, чтобы нормально управлять государством.

Царице было очень тяжело: ее постоянно преследовал страх за собственную жизнь, судьбу сына и державы. Одинокая фигура между двух борющихся партий – «патриотов» и «клерикалов», Евдокия на людях всегда выдержанная и спокойная, както раз «в сердцах» проговорилась о тяжести своей ноши. На одном из богослужений Пселл, сохранивший статус первого советника и «серого кардинала», пожелал императрице, чтобы Бог хранил ее царство до конца дней. На это царица горячо возразила: «Не нужно мне такого долгого царствования, я не хочу умереть на троне!»60

Евдокию можно было понять – государство разваливалось буквально на глазах: туркисельджуки победоносно шествовали по восточным провинциям, армия практически прекратила свое существование, казна была пуста, чрезмерные налоги съедали последние средства населения, коррупция чиновников достигла своего апогея.

Казалось, внешне все было, как и прежде, но нарушилась какаято внутренняя гармония Византийской империи. Вместо традиционных приоритетов появились новые, а понятия «государство», «общее благо» растворились в «Церкви», в том значении, как ее понимали идеологи «папизма». Император, живой символ богоизбранности вечной Римской империи, теперь стал играть второстепенную роль на фоне «настоящего» главы – Константинопольского патриарха, чем, кстати говоря, были недовольны сами столичные архиереи; те, у кого хватало здравомыслия. Армейская героика подменилась фальшивым благочестием группы клерикалов. И этого всего оказалось вполне достаточно, чтобы Империя едва не прекратила свое существование.

Но, по счастью, в Византии еще сохранились люди, для которых интересы отечества всегда стояли на первом месте. Постепенно и очень осторожно, чтобы не вспугнуть представителей семейства Дук, византийские патриоты начали переговоры с Евдокией и патриархом Иоанном Ксифилином о возможном отступлении от завещания покойного Константина X. К чести императрицы и архиерея, они горячо поддержали идею найти нового василевса – естественно, путем нового замужества Евдокии, и попытаться спасти государство пусть даже за счет некоторого нарушения прав наследных принцев. Случай сам привел к престолу Романа Диогена.

Это был яркий представитель древнего и славного рода, родившийся в Каппадокии, владелец громадных имений в Харсианской феме. Долгое время Роман управлял придунайскими городами, а затем в виде награды за победу над печенегами император Константин X назначил его правителем Сердики и возвел в чин вестарха. Как патриот и государственный человек, Диоген видел слабость Византии, но до смерти царя ничего не предпринимал. Однако затем и он вошел в число заговорщиков, попытавшихся отстранить слабую Евдокию от власти и поставить на царский престол сильного императора.

Как это часто бывает, какойто армянин из числа близких слуг выдал Диогена, тот был арестован и предстал перед судом. Вина полководца была доказана полностью – впрочем, он и не скрывал на следствии своих замыслов, и его приговорили к смертной казни. Для формального оглашения приговора Диоген был препровожден к императрице в царский дворец, и здесь начались настоящие приключения.

Увидев молодого, красивого, широкогрудого и плечистого мужчину с благородной осанкой и мужественным лицом, Евдокия невольно пожалела, что такой замечательный человек должен вскоре погибнуть. На глазах ее заблестели слезы, и сенаторы, чуткие к реакции царицы, тут же предложили заменить Роману смертную казнь ссылкой в Каппадокию. Естественно, императрица утвердила новый приговор.

Диогена отправили на его родину, но данный факт не забылся ни представителями патриотической партии, ни самой Евдокией. Хотя милость царицы к Роману была вызвана не телесными страстями, а обычной симпатией к здоровому, красивому и сильному мужчине, все решили, что более удачной кандидатуры на роль ее мужа не сыскать. С царицей срочно начались тайные переговоры, и уже к Рождеству 1067 г. Диоген был отозван в Константинополь под какимто благовидным предлогом. Буквально в деньдва все было решено, и Евдокия дала свое согласие нарушить волю покойного мужа и выйти замуж за Романа Диогена.

Теперь очень много значила позиция патриарха, но царица сумела перехитрить архиерея. Она както «по секрету» сообщила патриарху, будто влюблена в его брата, но не может венчаться с ним, поскольку существует подписанная ею и всеми сановниками грамота покойному императору, хранимая ныне в Храме Святой Софии. «Вот если бы такие клятвы можно было признать отозванными, тогда все могло сладиться», – вскользь обмолвилась она.

Разумеется, Иоанн Ксифилин не стал упускать счастливой возможности породниться с царской семьей и вскоре уведомил императрицу, что никаких преград для ее нового замужества уже нет. И тогда Евдокия открыто объявила ему, что ее избранник, увы, не кто иной, как Роман Диоген. Делать нечего – патриарху пришлось обвенчать ее с Романом, а затем возложить на его главу императорскую диадему. Все происходило настолько тайно, что даже Пселл и кесарь Иоанн ни о чем не узнали до последнего дня61.

Лишь 31 декабря 1067 г., накануне венчания, Евдокия пригласила к себе Михаила Пселла и осторожно обмолвилась с ним о тяготах царского служения и тяжелом положении Римского государства. Почувствовав неладное, сановник решил выиграть время и предложил в другие дни обсудить все вопросы. На что царица с улыбкой заметила: «Ни о чем больше не надо думать, все решено и обдумано. Царского венца удостоен и всем предпочтен Роман, сын Диогена».

Ошеломленный сановник, моментально понявший, что дни их партии сочтены, лихорадочно пытался спасти положение. Он спросил, согласовано ли данное решение с царем Михаилом, сыном Евдокии. «Хорошо, что ты напомнил мне о сыне», – произнесла царица, и они поднялись в покои Михаила. К разочарованию Пселла, юный царь Михаил, точная копия своего слабовольного и миролюбивого отца, нисколько не смутился словами матери о том, что у него вскоре появится отчим, который и возьмет бразды правления государством в свои руки. Срочно приказали доставить в покои Михаила Романа Диогена, которого юный император обнял и поцеловал. Затем позвали кесаря Иоанна, брата покойного Константина X Дуки – тому оставалось только смириться перед фактом и… напиться. 1 января 1068 г. у Византии появился новый император Роман IV Диоген62.

Это был очень удачный выбор – искусный полководец, могучий и поразительно храбрый, благородный и мужественный, он представлял собой настоящий образец римского героя63. Помимо этого, император был весьма решительным человеком. А потому не стал откладывать на будущее время устранение тех проблем, которыми было полно Византийское государство64.

Правда, царствование Романа IV было далеко не свободным – клерикальная партия во главе с кесарем Иоанном и Пселлом потребовала письменно закрепить права на трон сына Константина X Дуки; естественно, Евдокия, как мать, также была заинтересована в этом. Составили договор, согласно которому Диоген был обязан царствовать только с участием юных императоров Михаила, Андроника и Константина; и их имена писались в официальных документах рядом с именем Романа IV. Но неофициально над императором довлела клерикальная партия, искусно плетущая свои интриги. Пселл и кесарь Иоанн быстро привлекли на свою сторону царевичей Андроника и Константина, а также некоторых знаменитых военачальников, недовольных тем, что императрица Евдокия предпочла им Романа Диогена.

Как человек слова и твердых нравственных убеждений, Роман IV никоим образом не собирался посягать на права царевичей. Однако Пселл и кесарь Иоанн постоянно убеждали царицу, будто Диоген только и думает о том, как бы самостоятельно править Римским государством. Внутренняя борьба в царском дворце дошла до того, что император, не выдержав, отправил кесаря Иоанна в отставку в Вифинию. Разумеется, это событие тут же интерпретировали в глазах царицы как очередное и явное подтверждение обоснованности всех возводимых на Романа IV обвинений65.

Оговариваемый и уничижаемый придворной камарильей, император прекрасно понимал, что поднять престиж царской власти может только удачная война, о существовании которых византийцы уже позабыли. Тем более что туркисельджуки опять всерьез угрожали восточным землям Римского государства. Их великолепная конница систематически опустошала земли Месопотамии, Мелитины, Сирии, Киликии, Каппадокии и даже захватила крепость Кесарию, вчистую вырезав все население города.

К сожалению, при всех полководческих талантах императора Романа IV отличала некоторая излишняя импульсивность – ему явно не хватало опыта и терпения Ираклия Великого или Василия Македонянина66. Уже в марте 1068 г. василевс во главе византийского войска направился против сельджуков. Увы, это была только тень старой доблестной ромейской армии времен императоров Македонской династии. Достаточно сказать, что в массе своей ее составляли наемные отряды – национальный элемент почти улетучился из армии в годы правления клерикалов. Разноплеменное войско, собранное из македонских славян, болгар, печенегов, узов, франков и норманнов, было не готово противостоять быстрым и стремительным атакам турецкой конницы67.

Как писал современник тех событий, «эти воины, удрученные нуждой и нищетой, не имели доспехов. Вместо мечей и другого оружия они носили охотничьи копья и щиты, не имели коней и иного снаряжения. Они были трусливы и даже на вид непригодны для серьезных военных действий. Военачальники, возглавившие эту толпу полувооруженных людей, пребывали в унынии, так как видели, как низко пало оружие ромеев и сколько средств, усилий и времени понадобится, чтобы вернуть его на прежнюю высоту. Ибо более старые и опытные не имели коней и доспехов, а подразделения, набранные из новобранцев, не имели военного опыта и не привыкли переносить тяготы, тогда как враг обладал храбростью в военном деле, выносливостью, опытом и умением воевать»68.

Однако и с такой слабобоеспособной армией Роман IV сумел провести удачную кампанию, хотя и очень не простую в военном отношении. Начав с наступления на Алеппо, василевс затем повернул к Черному морю и разбил несколько турецких отрядов у Неокесарии. Затем он завоевал город Иераполь и укрепил власть Византии в Сирии. В январе 1069 г. царь с войском триумфально прибыл в Константинополь69.

Клерикалы были недовольны и всячески преуменьшали успехи императора – в ответ тот начал открыто игнорировать их советы. Более того, в следующую военную кампанию, начавшуюся буквально уже весной 1069 г., царь взял с собой Пселла, опасаясь оставлять в столице этого «могильщика императоров». Как и прошлый раз, василевс не достиг решающего перелома в противостоянии с турками, но тем не менее дошел до Месопотамии, основательно потревожив врага70.

Не все, однако, складывалось для Диогена гладко, и отдельные успехи чередовались с откровенными неудачами. Племянник бывшего императора Исаака Комнина Мануил Комнин, командующий ромейскими войсками в Азии, был разбит турками при Севесте (Сиваше) и даже попал в плен. А затем турецкая конница дошла до фригийского города Хон (Колоссы), осквернив главную святыню города храм Св. Михаила.

Более того, и поход императора к городу Хлиат, расположенному на берегу озера Ван, не был доведен до конца по объективным причинам: туркам удалось разгромить арьергард византийской армии, которым командовал армянский военачальник Филарет Брахамия. Затем турецкая армия, которой командовал сам АлпАрслан, совершила глубокий рейд на византийскую территорию и захватила город Манцикерт. Отсюда турки могли контролировать стратегически важные области, и в первую очередь озеро Ван. Поняв, что реванш взять сразу не удастся, царь спешно возвратился в столицу, дабы пополнить свое войско и начать новую военную кампанию71.

А в Италии тем временем норманны продолжали осаждать Бари, взятый в кольцо блокады еще в 1068 г. Вначале горожане считали свой город неприступной крепостью. Они ходили по стене, бросали вверх золотые украшения и, насмехаясь над жадностью норманнов, предлагали Гвискару самому подняться и забрать остальные драгоценности. В ответ Роберт Гвискар благодарил византийцев за то, что они сохранили для него свою казну, и заявил, что вскоре он избавит их от забот по ее сохранности. Конечно, можно было сколько угодно демонстрировать свою храбрость, но городу требовались подкрепления; без внешней помощи Бари было не сохранить. И хотя войск было немного, василевс выделил весной 1071 г. катепану Стефану Патерану (1071 г.) флот и поставил перед ним задачу деблокировать Бари.

К сожалению, в тяжелом морском сражении, стоившем норманнам многих жертв, византийцы потерпели поражение. И уже через пару недель, в апреле 1071 г., Бари капитулировал. Роберт Гвискар торжественно проехал по улицам города, но оказался довольно милостивым по отношению к грекам, не допустив грабежей и убийств. Византийские флаги, в последний раз взвившиеся в воздух 16 апреля 1071 г., были спущены; теперь этот город стал владением герцога Апулии72.

Впрочем, с той армией, которая досталась Роману IV, ни на что большее рассчитывать было невозможно. Поэтому выпавшее ему время перемирия император использовал чрезвычайно плодотворно. Он погасил перед солдатами все прежние долги, закупил необходимое снаряжение и нанял новых наемников из числа армян, грузин, болгар, русов, арабов, печенегов, хазар и норманнов73. Как следствие, византийцам удалось вытеснить турок из Каппадокии и Мелитены, и император, перейдя Евфрат, нанес сельджукам чувствительный удар, взяв город Ахлат на озере Ван74.

Едва ли походы императора можно отнести к категории наступательных войн – турки настолько осмелели, что зимой 1070/71 г. углубились в Кесарию и начали опустошать ее. Получив об этом известия, василевс попытался мирно урегулировать конфликт, предложив АлпАрслану обменять взятый византийцами в последнюю кампанию Иераполь на осаждаемую турками Эдессу, которая вотвот должна была пасть.

Нет никаких сомнений в том, что это предложение было бы принято, поскольку АлпАрслан и не намеревался вести летом 1071 г. военные действия против Византии. Его целью была война с ненавистными Фатимидами, и осенью 1070 г. турецкая армия уже штурмовала стены Алеппо, эмир которого, неглупый и прагматичный правитель, принес вассальную присягу Багдадскому халифу, но категорически отказался повиноваться сельджукскому султану. Однако в силу неизвестных причин султан так и не получил предложение о мире от Диогена.

А Роман IV, посчитав его отвергнутым, проявил излишнюю горячность и тут же направил второе послание АлпАрслану, из которого несколько неожиданно для себя султан узнал, что ему объявлена война. Было ли это роковой случайностью или явилось следствием хорошо разыгранной комбинации – мы за прошествием многих веков не узнаем. Но коль война была начата, царю нужно было собирать армию и начинать новый поход. Он и начался в конце февраля 1071 г.75

В этом трагичном для него походе Роман IV сам, по обыкновению, встал во главе армии. Правда, желая устранить все причины для дворцовых сплетен и недоверия царицы, он взял с собой Андроника Дуку, которому даже передал в управление часть армии. В свою очередь АлпАрслан также принял командование над турецкими войсками; два государя шли навстречу друг другу, чтобы выявить сильнейшего на поле боя.

Однако все у византийцев не сложилось с самого начала. Зная об интригах части полководцев, император не вызвал на войну популярного военачальника Никифора Вотаниата, который считался неформальным лидером недовольных офицеров. Затем, не доверяя своему окружению, он сделал ставку на германских наемников, довольно дерзко и грубо общавшихся с остальными солдатами и местным населением. Конфликты между германцами и другими воинами стали столь болезненными и очевидными, что император в конце концов приказал расформировать немецкий корпус и отправить наемников на Балканы. Порядок и спокойствие, хотя бы и относительные, были восстановлены, но, разумеется, армия от этого не стала сильнее.

Жизнь самого царя также подвергалась постоянной угрозе: то внезапно сгорела палатка, где он должен был отдыхать, то обрушился дом, предназначенный ему для постоя. Никакого единства духа и мнения среди военачальников не было и в помине – ктото предлагал наступать на сельджуков, другие советовали занять активную оборону76.

Надо сказать, первоначальное соотношение сил было не в пользу АлпАрслана: 48 тысячам византийцев и наемников он мог противопоставить не более 30 тысяч турецких всадников и легковооруженной пехоты. Но, очевидно, общая организация ведения войны и разведка были поставлены у сельджуков на голову выше, чем у византийцев. Те совершенно не знали, где находится их враг, самоуверенно и ошибочно полагая, будто турки испугались и бежали. Это «знание» предопределило стратегию, приведшую к скорой катастрофе. На самом деле враг был рядом и горел желанием разгромить самоуверенных христиан.

Тем временем Диоген продвигался по направлению к Феодосиополю, где хранились двухмесячные запасы продовольствия для его армии – ведь ей надлежало передвигаться по вражеской территории. Само собой, перемещение такого количества фуража потребовало немалое число вьючных животных и телег, что резко замедлило скорость перемещения войска. Как следствие, пришлось перестраивать колонну, впереди которой теперь двигались 500 норманнских наемников во главе с Русселем де Байолем. Помимо прочих задач, ему надлежало найти возможные запасы продовольствя и фуража на этой разоренной войной земле и обеспечить их сохранность до подхода основных сил77.

Достигнув Эрзерума, император направил наемниковфранков в район Хлиата с приказом взять город, который он намеревался захватить еще 2 года назад. Но, видимо, ему показалось, что их сил для этого недостаточно. И василевс решил укрепить франков, отправив к ним тяжеловооруженную армянскую пехоту – элиту своей армии, чем серьезно ослабил силу главного корпуса. Теперь у него оставалось под рукой не более 20 тысяч солдат, и численное превосходство византийцев над турками улетучилось78.

В принципе это были еще поправимые ошибки, но, как обычно, вмешались субъективные причины. Франки и армяне, направлявшиеся к Хлиату, совершенно неожиданно для себя столкнулись с главными силами АлпАрслана, который, по их мнению, должен был находиться далеко от них. Запаниковав, не имея сведений о том, каким количеством воинов располагает султан, Тарханиот, командовавший армянским корпусом, и норманнский военачальник Руссель де Байоль отступили до самого Евфрата, тем самым самоустранившись от дальнейшего участия в боевых действиях. В результате накануне решающей битвы император лишился лучших частей79.

Ничего не зная о происшедших событиях, Диоген продолжал наступление и вскоре без боя овладел городом Манцикертом, где его армия и стала лагерем. А утром 24 августа 1071 г. василевсу доложили о нападении турок на византийских фуражиров. Полагая, что это не более чем легкие конные отряды турецких стрелков, Роман IV отдал приказ полководцу Никифору Вриеннию прогнать дерзких налетчиков. Однако тот встретился не с разрозненным отрядом разведчиков, а с превосходящими силами сельджуков. Полководец немедленно запросил помощь, и василевс тут же отправил к нему тяжелую кавалерию во главе с Никифором Василаки. К несчастью, он все еще не догадывался, что перед ним находится султан со всей своей армией. А потому ни сам император, ни его военачальники не проявили необходимой осторожности. Как следствие, ничего не подозревавший Никифор Василаки увлекся погоней за турками, рассыпавшимися перед его тяжеловооруженными всадниками, и попал в засаду. Его кавалерия, которой должно было найтись в предстоящей битве лучшее применение, поголовно была уничтожена; самого же Василаки сельджуки захватили в плен.

Теперь уже АлпАрслан решил перехватить инициативу и дал приказ о начале наступления на византийскую армию. Вриеннию едваедва удалось организовать отход остатков своего отряда, огрызаясь редкими контратаками. Многие военачальники оказались ранеными, в их числе сам Никифор Вриенний, чье тело поразили копье и две стрелы. Узнав о происшедшем и поняв, что перед ним сам АлпАрслан, император дал приказ строиться для сражения. Но день уже близился к концу, вечерело, и турки благополучно скрылись за холмами; византийцы не решились их преследовать80.

Вечер этого и весь следующий день прошел в чередовании турецких конных атак на римский лагерь с попытками договориться о мире. К огорчению императора, 1 тысяча узов во главе со своим предводителем Тамисом перебежала на сторону турок, что еще больше ослабило силы византийцев. Более того, после этого у императора невольно зародились сомнения в верности остальных тюркских наемников. Понятно, что с такими настроениями грядущую битву выиграть невозможно.

Желая собрать все силы в единый кулак, василевс направил посыльных к франкскому и армянскому корпусам, надеясь на их скорый подход. Византийские военачальники, до сих пор не имевшие достоверных сведений о силах турок, нисколько не сомневались, что с помощью норманнов и армян без труда разгромят сельджуков в открытом сражении. Их оптимизм, очевидно, быстро бы улетучился, если бы они знали, что эти два мощных корпуса находятся далеко от армии81.