Государь Петр I – учредитель Российской империи

По состоянию здоровья молодой царь Федор Алексеевич не мог заниматься активной государственной деятельностью. От рождения он страдал тяжелой формой цинги. Поэтому с его воцарением власть при дворе сразу же захватили Милославские и их родня. Особый вес приобрели два ближних боярина – бывший казанский воевода Иван Богданович Милославский, руководивший обороной Симбирска от разинцев, и Иван Михайлович Милославский, возглавивший гонения на род Нарышкиных.

К слову говоря, эти два древних рода – Милославских и Нарышкиных с их многочисленной родней давно «местничали» между собой, то есть их вражда видится в истории застарелой. Она то утихала, то вспыхивала по случаю вновь. В 1676 году Нарышкины оказались в опале, или, как тогда говорили, «в нелюбье». Царицу Наталью Кирилловну вместе с малолетним сыном отселили во «вдовью горенку» Московского Кремля. Она тогда много натерпелась от Милославских.

Первым делом Милославские удалили из царского двора ненавистного им Артамона Матвеева. Его обвинили за любовь к книгам, в чернокнижии и в нерадении о здоровье царя Алексея Михайловича. Матвеева лишили звания боярина, имения и, дав только тысячу рублей, сослали подальше, в Пустозерск, на берега ледовой Арктики. Оттуда он вернулся только через шесть лет.

Вслед за Артамоном Матвеевым в ссылку отправили по разным обвинениям двоих Нарышкиных, в том числе старшего брата царицы Ивана Кирилловича. Вдове-царице Наталье Кирилловне волей-неволей пришлось съехать с царского двора и с детьми удалиться в подмосковные села Коломенское, Воробьево и, наконец, в Преображенское. Там она жила в постоянном страхе за судьбу своего сына Петра Алексеевича.

У вдовы царя Алексея Михайловича был в Преображенском свой штат царицы: стольники и дети боярские, боярыни и постельницы, своя мастерская с мастерицами (швеями). В стольники назначались сыновья бояр, окольничих и ближних людей из числа дворян, начиная лет с десяти. Дети боярские составляли почетную стражу.

В стольниках у Натальи Кирилловны числились ее близкие родственники: родные братья Лев, Мартемьян и Федор, ее племянники – Василий, Андрей и Семен Нарышкины и другие лица из рода Нарышкиных. Род их Милославскими, когда они «роились» вокруг царского трона, держался в опале. Нарышкиных «обходили чинами и честью», не давали значимых мест в приказах и не ставили на воеводство.

После смерти отца о маленьком Петре Алексеевиче, переехавшем вместе с матерью из хором Кремлевского дворца в царское село Преображенское, как-то позабыли. Он рос крепким и здоровым, любознательным и жизнерадостным мальчиком. Еще в малом возрасте среди его игрушек были детские сабельки, луки со стрелами, булавы и перначи, ножички и топорки, барабаны, «потешные пистоли, карабины и пищали».

Князь Борис Куракин в своих «Записках» свидетельствовал: «В малых своих летах Петр обучался обращению с ружьем и солдатскому строю у стрельца Присвова Обросима Белого полку и барабанным боям у Федора, барабанного старосты Стремянного полку».

К играм маленького царевича привлекались стольники царицы и карлы, которые годами были немногим старше Петра. Еще в Кремлевском дворце отец сделал для сына из «свинцовых досок пруд». Он предназначался для полива растений в «набережном саду», устроенном на верху большого каменного здания, стоявшего близ Боровицких ворот. «Пруд» стал местом для плаваний двух потешных лодок – «карбуса» и «шняка». По некоторым предположениям, на них размещались царевич «с товарищами». Таким образом, Петр в 8 лет получил охоту к воде, впоследствии обратившуюся в страсть.

Первым учителем маленького царевича стал Никита Зотов, по такому случаю одетый в пожалованную от казны одежду. Обучение Петра азбуке началось с того, что патриарх прочитал «молитву перед началом ученья». Учить арифметике его стали где-то лет с четырнадцати…

Тем временем в первопрестольной Москве «вызревали династические страсти». Родовитые Милославские во всем придерживались русской старины. На их стороне было именитое боярство, которое противилось любым «ветрам» из Европы. Главой партии Милославских стали дядя царя и властолюбивый патриарх Иоаким, опорой которых стали приказы (полки) московских стрельцов, составлявших основу столичного гарнизона.

Царь Федор Алексеевич, как ученик Полоцкого, придерживался польско-киевского культурного влияния. Он знал польский язык и латынь, любил проводить время за книгами и даже сочинял музыку. Государь довольно скоро стал тяготиться своей властолюбивой родней, и через три года Милославским пришлось уступить свое место у трона другим людям.

Теперь самыми влиятельными приближенными самодержавного властелина России как-то незаметно стали люди совсем не знатные, но честные – постельничий Языков и спальник Лихачев. К делам государства и ко двору приблизился и молодой, образованный князь Василий Васильевич Голицын. Со временем он стал любимцем, а затем и любовником царевны Софьи Алексеевны, будущей правительницы.

Когда пришла пора жениться, царь Федор Алексеевич сам выбрал для себя невесту. Избранницей стала полька, дочь смоленского шляхтича Агафья Семеновна Грушецкая, незнатная, но образованная. При царском дворе впервые стали брить бороды, стричь волосы и носить «немецкое платье». Но на такие поступки решались лишь немногие. Через год после свадьбы царица умерла при родах.

Второй женой царя Федора Алексеевича стала родственница пастельничего Языкова Марфа Апраксина. К тому времени – свадьба состоялась в феврале 1682 года – царь был уже безнадежно болен и 27 апреля того же года скончался на двадцать первом году жизни. Потомства, то есть прямых наследников, он после себя не оставил, равно как и не назначил себе преемника на российском троне. Однако Федор Алексеевич пережил трех своих братьев из пяти, которые умерли еще при жизни отца.

Непродолжительное царствование третьего государя из династии Романовых оказалось для государства относительно спокойным. Если не считать дел украинских, связанных с разночтимыми поступками гетманов Малороссии, и Русско-турецкой войны 1676–1681 годов.

Война выразилась в двух Чигиринских походах турецкой армии и конницы Крымского ханства. По мирному договору за Россией осталась Левобережная Украина, а на Левобережье, кроме Киева, ее владениями стали еще и города Васильков, Триполь, Тайки. Вопрос о подданстве запорожцев остался открытым. Крымский хан обязывался не нападать на московские пределы. Война длилась почти все царствование Федора Алексеевича.

За время его правления в царстве каких-либо серьезных преобразований не прпоизошло. Если не считать, что военная сила Москвы окрепла. Лишь при восшествии на престол государь «явил новизну», открыв в столице духовное училище на 30 человек, в котором преподавали монахи Греческой православной церкви. Царь Федор государственными делами по состоянию здоровья себя не обременял. Делами у него заправляла Боярская дума. Ее члены – бояре, окольничие и думные дьяки обязывались царским указом прибывать на «рабочие места» в первом часу после рассвета.

Третий венценосный Романов вошел в народное сознание как монарх, заботившийся о бедных людях. За счет государственной казны он строил дома для многих тысяч убогих и нищих людей. При нем предварительные дела в Разбойном приказе решались без промедления. В «Уложении» по вопросам судопроизводства появилось много новых статей. Царь лично рассматривал дела о «тюремном мучительстве».

Федор Алексеевич все же сделал немало существенного для продолжения отцовских военных преобразований, хотя реформатором в этой области его назвать трудно. В 1680 году он передал руководство военными приказами – Разрядным, Рейтарским и Иноземным (ведавшим солдатскими полками) в руки одного человека – известного воеводы князя Юрия Долгорукого. Вскоре ему в подчинение был передан и Стрелецкий приказ. Благодаря этому все остальные приказы теряли свои военные функции. Все финансовые дела сосредотачиваются в приказе Большой казны. В 1680 году Россия впервые получила государственный бюджет. Поместные и вотчинные дела полностью передаются в Поместный приказ.

Самым примечательным гражданским актом правления Федора Алексеевича стало уничтожение местничества. 12 января 1682 года царь утверждает указ Боярской думы об отмене местничества и окончательном уравнивании в правах правящих слоев государства.

Ранее люди знатного происхождения законным образом претендовали на самые высокие посты не по личным качествам и заслугам, а по именитости происхождения. Такая «борьба» за места постоянно вела к личной вражде различных боярских родов и ничего, кроме зримого вреда, государству не давало.

Уничтожения местничества требовала сама жизнь. Старое боярство пришло в упадок, и потому в Боярской думе становилось все больше и больше представителей неродовитого дворянства. По царскому повелению «Разрядные книги» подверглись публичному сожжению в передней государевой палаты в присутствии патриарха, епископов, боярства и думных чинов (всего 167 человек). Историк Ключевский по этому поводу заметил, что в России «умерло боярство».

Своим преемникам Федор Алексеевич оставил усовершенствованную налоговую систему. В 1681 году он «простил» все недоимки должников, снизил общую сумму налогооблажения и установил в своих грамотах льготы для каждого уезда. Совершенствование косвенных налогов привело к росту казенной прибыли. Перед смертью царь возвратил из ссылки бывшего патриарха Никона, принял участие в его похоронах. Вскоре Никон был официально реабилитирован Собором восточных патриархов и посмертно восстановлен в патриаршем звании.

К концу своего правления самодержец Федор Романов стал крупнейшим землевладельцем в государстве. По переписи 1678 года дворовые владения царя составили 88 тысяч крестьянских дворов. Все бояре, окольничие и думные дворяне владели вместе 45 тысячами дворов. Церковные владения составляли более 116 тысяч крестьянских дворов. Вторым по богатству землевладельцем Московского царства являлся патриарх с более чем 7 тысячами дворов.

При Федоре Алексеевиче государственная граница на Юге отодвинулась на 150–200 верст. Совершенно безопасными для проживания стали 30 тысяч квадратных километров плодородных земель южнее Белгородской укрепленной пограничной линии. На Диком поле появились новые такие линии – Изюмская и Новая черта. Последняя шла от Нового Ломова через Пензу до Сызрани на Волге.

Началось быстрое заселение южнорусских степных земель. Шла раздача свободных земель дворцовой знати и служилым дворянам. Среди последних имелось большое число однодворцев, то есть не имевших еще тягловых крестьянских дворов. Землепашество на Юге заметно оживило экономическую жизнь страны: на Север пошел дешевый и обильный хлеб.

Отечественные историки не расходятся в оценке личности человека, царившего на российском престоле всего шесть лет. Так, С.М. Соловьев высказался следующим образом: «От слабого и болезненного Федора нельзя было ожидать сильного личного участия в тех преобразованиях, которые стояли на очереди, в которых больше всего нуждалась Россия, он не мог создать новое войско и водить его к победам, строить флот, крепости, рыть каналы, и все торопить личным содействием; Федор был преобразователем, во сколько он мог быть им, оставаясь в четырех стенах своей комнаты и спальни».

Последним деянием государя стало решение о посылке «Симбирского полка на китайцы» под начальством воеводы К.О. Хлопова. Это был ответ на ультиматум китайского императора нерчинскому воеводе об уничтожении русских поселений на реке Зее. Циньская империя предъявляла свои права на Приамурье.

Последним царским указом стало решение по делу полковника Семена Грибоедова, ссылавшегося на Север, в Тотьму с «отнятием в казну имений». 23 апреля 1682 года два десятка стрелецких полков и несколько полков выборных солдат направили в Кремлевский дворец своих представителей с челобитием на злоупотребления полкового командира. Ссылкой Грибоедова тогда удалось избежать «возмущения» в московских стрелецких слободах и столичном гарнизоне.

Предвидя скорую кончину безнадежно больного царя, родовитое боярство во главе с патриархом Иоакимом уже готовило государственный переворот с целью отстранения от законного наследства болезненного 16-летнего царевича Ивана, страдавшего слабоумием, в пользу 10-летнего Петра, радовавшего глаз своим здоровьем, смышленостью и недетской твердостью характера.

Царь Федор Алексеевич ушел из жизни 12 апреля 1682 года на 21-м году жизни, на 7-м году своего царствования. В «сей же час» по смерти государя на освободившийся монарший престол был посажен малолетний Петр I Алексеевич. Его современник, князь Борис Куракин, так описывал то событие: «И по обычаю, когда смерть случается коронованной главе или крове их, ударено было в соборной большой колокол трижды для знаку народного.

И тогда ж и на утрие, патриарх Иаким и вся Палата собрались и все чины знатные и персоны ко двору. И когда патриарх объявил всем о смерти и предложил о избрании на царство из двух братьев царевича Ивана и Петра Алексеевича, и стало быть несогласие как в боярех, так и площадных: одни – одного, а другие – другова. Однако ж, большая часть, как из бояр и из знатных и других площадных, так же и патриарх, явились склонны избрать меньшого царевича Петра Алексеевича.

И по многим несогласии, того ж дня избрали царем царевича Петра Алексеевича. И в Крестовой (палате), и у Спаса начали крест целовати, также и в Соборе и на площади шляхетству и народу, и на Красном крыльце гвардии (стрельцы) стоящей того дня…»

По обычаю до его совершеннолетия правительницей становилась мать малолетнего государя, вдова-царица Наталия Кирилловна. Московские стрельцы в тот день спокойно присягнули на верность новому самодержцу «всея Руси». Наталья Кирилловна с сыном покинула «вдовью горенку» и перебралась в хорошо знакомые ей царские палаты. Первым делом правительницы стал вызов в Москву из ссылки А.С. Матвеева, который «мог поправить крайне опасное состояние умов в разнузданном (стрелецком) войске при общем безначалии». Ему было предписано «ехать как можно скорее».

Казалось бы, процедура возведения на отцовский престол малолетнего Петра Романова была проста и лишена тайной дипломатии, по крайней мере долгой. И что Милославские уступили Нарышкиным шапку Мономаха без борьбы. В действительности же все смотрится совсем не так, о чем и будет рассказано ниже.

Правил Русским царством Петр Алексеевич в одиночестве всего лишь месяц. Большего срока единовластного правления ему, царевичу из рода Нарышкиных, влиятельные Милославские не позволили. У них была своя кандидатура на престол Русского царства. И вполне законная в лице царевича Ивана Алексеевича…

Что представляла собой евразийская Московская держава на год венчания Петра Алексеевича на царство? Вопрос не праздный, поскольку он болью станет отдаваться в сердце Петра I, когда тот возьмет бразды правления в собственные руки, пройдя через испытания борьбы с сестрой царевной Софьей и стрелецких бунтов. Можно привести такие цифры.

В XVII веке (оценочно) в тогдашнем Московском царстве проживало 14 миллионов человек, во Франции – 15, во всех немецких государствах – 20, в Испании – 10, Англии и Швеции – по 3, в Голландии – 1,2 миллиона человек. То есть Русское царство отличалось многолюдством, а еще больше – своей обширностью, которая в Европе угадывалась довольно смутно. Это и пугало неизвестностью тогдашние континентальные столицы.

Но при такой численности населения Московия давала менее одного процента европейского производства железа, внешняя торговля едва теплилась. В ее городах проживало всего лишь 2,5 процента населения страны, тогда как доля городского населения в экономически развитых странах европейского континента составляла 20–25 процентов.

Какой видели Московию в Европе в самом начале царствования Петра I Великого? Прославленный французский дипломат герцог Сюлли оставил после себя мемуары, в которых есть упоминание и о России той эпохи: «Я не говорю о Московии или Руси Великой. Эти огромные земли, имеющие не менее 600 лье в длину и 400 лье в ширину, населены в значительной части идолопоклонниками, в меньшей части – раскольниками, как греки или армяне, и при этом множество суевериев и обычаев почти полностью отличают их от нас.

Помимо этого русские принадлежат Азии столько же, сколько и Европе, и их следует рассматривать как народ варварский, относить к странам, подобным Турции, хотя уже пятьсот лет они стоят в ряду христианских государств».

Таково, говоря словами герцога Сюлли, было понимание Европой изначальной сущности Русского царства. Тот же французский дипломат так говорит о возможном месте России в европейском сообществе: «Если великий князь Московский или царь русский, которого считают князем скифским, откажется вступить в это объединение (систему государств Европы. – А.Ш.), когда ему будет сделано соответствующее предложение, то с ним следует обращаться как с турецким султаном, лишить его владений в Европе и отбросить в Азию».

Европа предрекала Московии, скажем прямо, незавидную в истории континента судьбу. Герцог Сюлли был далеко не одинок в таких суждениях. Кто знает, что уготовила бы судьба Российской державе, стоявшей на границах Европы и Азии, не появись на ее престоле один из самых великих реформаторов в мировой истории в лице Петра I Алексеевича Великого из царствующей династии Романовых.

Глава 2
Стрелецкий бунт. Троецарствие. Жизнь в Преображенском. Царствование Иоанна и Петра. «Потешные» полки. Царевна Софья. Немецкая слобода. Воинские утехи. Кожуховский поход

Со смертью третьего Романова – обладателя шапки Мономаха на российском престоле возник династический кризис, грозивший государству большими потрясениями. Как внутренними, так и внешними. Ясного и точно сформулированного закона о престолонаследии тогда не существовало. Претендентов же на престол законных по мужской линии было двое – 16-летний царевич Иван и 10-летний царевич Петр.

Но ни тот, ни другой не были способны управлять царством. Первый в силу видимой слабости здоровья и по умственному развитию. Второй – по малолетству. Хотя уже разительно отличался от старшего брата сильными чертами характера: настойчивостью, упрямством, сообразительностью, смекалкой и любознательностью, не жалуясь при этом на здоровье.

За каждым из царевичей стояли могущественные боярские роды – Милославские и Нарышкины, каждый со своими сторонниками. И те и другие были готовы к самой решительной, бескомпромиссной борьбе за высшую власть. Они прекрасно понимали, что в противном случае их ждет бесчестие, ссылки, заточение, лишение поместий и, вполне возможно, жизни. Причем речь шла не об отдельных личностях, а о двух многочисленных семействах, немало лет соперничавших между собой при царском дворе.

Смерть царя Федора Алексеевича сделала положение Милославских более затруднительным, чем Нарышкиных. Они уже не имели сколько-нибудь сильных и решительных личностей, способных умело действовать в той непростой династической ситуации. Все же такой лидер у них нашелся – царевна Софья Алексеевна, шестая дочь Тишайшего от Марии Милославской.

Она резко выделялась среди других царевен. Родившись в 1657 году, Софья затворницей просидела до двадцати лет в царском тереме. Обычный путь оттуда царевнам лежал в престижный женский монастырь. Софья же сама выбрала себе иной путь, решившись бороться за «царство», хотя в конечном итоге оказалась в положении проигравшей.

В юности она стала прилежной и способной ученицей знаменитого Симеона Полоцкого, обучавшего царских детей. В ее сильном характере переплетались старозаветные и вполне современные черты женщины своего времени. С одной стороны, Софья читала толстые церковные книги, обожала жития святых, много общалась с юродивыми и старицами, во множестве кормившихся при царском дворе. С другой стороны, царевна, обладая любознательностью и острым умом, хорошо писала, сочиняла стихи, была знакома с латынью и свободно владела польским языком.

Историк Н.М. Карамзин через полторы сотни лет писал, отзываясь о литературных трудах (!) русской царевны, схватившейся за власть с Петром Великим, следующее: «Софья занималась и литературой, писала трагедии и сама играла их в кругу приближенных. Мы читали в рукописи одну из ее драм и думаем, что царевна могла бы сравниться с лучшими писательницами всех времен».

Но для борьбы за власть на Руси от характера царевны требовались иные черты личности. Сам Петр I Алексеевич так отзывался о своей жаждущей высшей власти старшей сестре: «Жаль, что при великом уме своем имеет она великую злость и коварство…»

Петр I был не одинок в подобных отзывах современников. Его дипломат Андрей Матвеев, родной сын Артамона Матвеева, отзывался о царевне Софье весьма нелестно, обличая ее «высокоумие, хитрость, зависть, сластолюбие и любочестие». Книгохранитель Московского печатного двора Сильвестр Медведев называл ее «больше мужского ума исполненная дева».

Более правдивую характеристику царевне Софье для ее времени мог дать, пожалуй, только посторонний человек. Таковым оказался француз Невиль, оказавшийся в Москве под видом польского посланника. Он отозвался о царской дочери так: «Эта принцесса с честолюбием и жаждой властолюбия, нетерпеливая, пылкая, увлекающаяся, с твердостью и храбростью соединяла ум обширный и предприимчивый».

Царевна не отличалась внешней красотой, была тучна, круглолица, обладала, в отличие от ее братьев по матери, крепким здоровьем. Хотя при отцовском дворе соблюдались порядки и обычаи Домостроя, девица Софья открыто завела себе фаворита в лице женатого князя Василия Васильевича Голицына. Она прочила ему завидную судьбу.

В борьбе за власть у царевны Софьи Алексеевны нашлось немного деятельных сторонников. Среди них выделялся лишь князь Иван Андреевич Хованский из рода Гедиминовичей, опора раскольников при царском дворе. Он оказался у Софьи тем преданным человеком, который был готов исполнить ее самые щекотливые поручения.

Московский люд прозвал его за «шумную» деятельность и умение говорить «красное слово» Тараруем. В русской столице имя князя было у всех «на слуху», что свидетельствовало о личной популярности среди горожан этого знатного человека. Ко всему прочему, Хованский-старший породнился с Милославскими, женив своего среднего сына Андрея на сестре Софьи Екатерине Алексеевне.

И во главе лагеря противников Милославских оказалась женщина, мать малолетнего Петра Алексеевича – Наталья Нарышкина. По свидетельству друга ее сына князя Бориса Куракина, вдовая царица была женщиной «доброго темпераменту, токмо не была ни прилежная и не искусная в делах и ума легкого». То есть в истории она не смотрится такой сильной личностью, какой являлась царевна Софья. Но ее и сына поддерживали образованные и способные люди – Артамон Матвеев, Иван Языков, Апраксин, высшие духовные лица.

Когда царь Алексей Тишайший ушел из жизни, Нарышкины и их сторонники обратились к патриарху Иоакиму с предложением обратиться к народу с Красного крыльца Кремлевского дворца с вопросом: «Кому быть царем всея Руси? Царевичу Ивану или царевичу Петру?»

В той непростой ситуации это был, пожалуй, самый верный шаг к разрешению вопроса о престолонаследии. Патриарх, не питавший особых симпатий к Милославским, так и поступил, обратившись к огромной толпе москвичей, толпившихся в Кремле у царского дворца по печальному случаю. Народ в ответ на обращение патриарха достаточно единодушно прокричал: «Петра! Петра! Петра!..»

Так десятилетний Петр I Алексеевич Романов был провозглашен российским самодержцем, царем, обладателем шапки Мономаха. Но перед тем как многотысячная толпа московского люда «выкрикнула Петра на царство», вопрос о престолонаследии был решен на совещании Земского собора, на котором присутствовали члены Боярской думы и патриарх, предложивший избрать на царство кого-либо из двух братьев.

Автор «Гистории о царе Петре Алексеевиче» князь Б.И. Куракин, по близким и свежим воспоминаниям участников того события, пишет следующее: «…Стало быть несогласие, как в боярех, так и площадных: один одного, а другие другова. И по многом несогласии избрали царем царевича Петра Алексеевича».

Об ожесточенности споров на самом высоком уровне свидетельствует такой факт. Приверженцы Петра – князья Борис и Иван Алексеевичи Голицыны и князья Долгорукие, отправляясь в Кремлевский дворец по случаю кончины царя Федора Алексеевича, надели под платье панцыри. Они опасались, что спор с Милославскими дойдет до ножей.

…Казалось бы, все становилось на свои места. Вдовая царица Наталья Кирилловна становилась опекуншей севшего на престол малолетнего сына и временной правительницей государства. Боярин Артамон Матвеев, как и при царе Федоре Алексеевиче, становился первым человеком в правительствующей Боярской думе.

Нарышкины сразу же возвышались, а Милославских ждала неизбежная опала. Если не всех, то многих. Царевне Софье, пусть и не сразу, оставался один-единственный традиционный путь – в монастырь, скорее всего в столичный Новодевичий. Разумеется, там ее ожидала судьба не родовой монахини, но все равно затворницы, лишенной светского образа жизни. Но тут в дела государственные вмешались московские стрельцы.

Полки нового иноземного строя еще не стали основной массой государственного войска. В 1681 году насчитывалось 55 тысяч стрельцов – московских и городовых. Большая часть их квартировала вдали от столицы. Стрелецкие приказы (полки) являлись огнестрельной пехотой. Лишь один полк – «Стремянной» (или «царский»), небольшой по численности, был конным и имел дополнительно на вооружении саадак – лук со стрелами.

На то время из общего числа стрелецкого войска в Москве числилось 22,5 тысячи человек. Это были привилегированные ратные люди. Они получали (в отличие от городовых стрельцов) за службу довольно регулярно «царское жалованье» деньгами, хлебом, солью и сукном на платье. Имели одинаковое вооружение и одежду, цвет которой различался по полкам (красный, белый, голубой, ярко-зеленый, малиновый). Одевались в нарядный длиннополый подпоясанный кафтан, сафьяновые, большей частью желтые сапоги и бархатную шапку с собольей опушкой.

Каждый из рядовых стрельцов был вооружен пищалью – ручницей, саблей и бердышом, с которого в огневом бою велась стрельба стоя. Через плечо висела белая берендейка – ремень с подвешенными к нему пищальными зарядами. Реально в столице весной 1681 года находилось 19 стрелецких полков численностью в 14 198 человек. Численность полка тогда не превышала сотни человек с огнестрельным оружием.

Прожить на одно жалованье, которое к тому же выплачивалось нерегулярно, московские стрельцы с семьями не могли. Поэтому им разрешалось «царской волей» держать торговые лавки на городском посаде, заниматься ремеслом. Каждая семья имела в стрелецких слободах свою усадьбу с огородом и садом.

Стрельцы, подобно казакам, управлялись «кругом». Но полковых командиров назначали боярские власти. Те часто злоупотребляли начальственным положением над подчиненными: присваивали полковые деньги, заставляли стрельцов работать на себя, строго наказывали неугодных.

Сильное брожение в московских полках началось еще в последние годы жизни царя Алексея Михайловича. За четыре дня до его смерти стрельцы подали ему челобитную с жалобой на своих корыстолюбивых полковников, среди которых особо отличался Семен Грибоедов. Через шесть дней, уже после смерти государя, была подана новая челобитная. В ней говорилось:

«На наших землях, на наши деньги полковники выстроили себе загородные домы; посылают наших жен и детей в свои деревни, чтобы пруды копать, плотины и мельницы строить, дрова рубить; нас самих употребляют на самые тяжелые и грязные работы, побоями принуждают на собственный наш счет покупать себе цветные кафтаны с золотыми нашивками, бархатные шапки и желтые сапоги; государева жалованья нам не выдают и много вычитают из денег и хлебных запасов».

Нарышкины в те тревожные дни, особенно братья царицы, занимались дележом государственных постов. И потому они не желали видеть назревавшего бунта в стрелецких и солдатских выборных полках столичного гарнизона. Это и послужило им самую плохую службу: только-только полученная державная власть уплыла из рук Нарышкиных.

Сложившейся ситуацией умело распорядилась царевна Софья и Милославские. Стрельцы теперь собирались не только на тайные сходки, но и на открытые совещания, обсуждая свои требования и вспоминая про прежние обиды. Московский гарнизон быстро превращался в пороховую бочку.

30 апреля 1682 года вооруженные стрельцы ворвались в Кремль и потребовали от боярской власти выдать им на расправу 16 военных командиров, особенно злоупотреблявших своим положением и восстановивших против себя не только стрелецкие полки, а весь столичный гарнизон.

Царица-регентша и ее ближние люди, растерявшиеся и бессильные против многотысячной толпы вооруженных людей, уступили ее требованиям. Виновных военачальников сняли с занимаемых постов и подвергли публичному наказанию кнутом. Казалось, что напряжение было снято.

Из ссылки был срочно вызван деятельный Артамон Матвеев. Он вместе с боярами – отцом и сыном князьями Долгорукими (главой Стрелецкого приказа и его товарищем, то есть заместителем), не владевшими ситуацией, высказался за применения сыска к бунтовщикам. Стрельцам стали из Кремля грозить силой и наказаниями. Но потушить только начинающее разгораться пламя Стрелецкого бунта не удалось.

Софья и князь Иван Хованский, становившийся среди стрельцов все более популярным человеком, не теряли время даром, стремясь не упустить выгодного момента. Царевна в борьбе за власть открыто сделала ставку на московских стрельцов, что впоследствии ее и погубило.

Стрельцам стали раздавать немалые деньги. В столице заговорили, что Нарышкины хотят истребить всех Милославских, а Москву отдать на прокорм иноземцам. Наконец был пущен слух, что брат царицы Иван Нарышкин «примерял» в Кремлевском дворце царское одеяние. И что в Кремле «тайно задушен добрый и благочестивый царевич Иван».

15 мая стрельцы и солдаты с оружием в руках – пищалями, бердышами и даже пушками, под звуки набата, с барабанным боем и развернутыми знаменами заняли Кремль. Был окружен царский дворец. Восставшие действовали по заранее намеченному плану, взяв столицу фактически в свои руки.

Стрельцы шумно потребовали показать им царевича Ивана. Царица Наталья Кирилловна, патриарх Иоаким и бояре вывели на Красное крыльцо царевича Ивана («тайно задушенного») и царя Петра I. Они были поставлены на всеобщее обозрение. Здесь же была и царевна Софья. Стрельцы кричали государю Петру Алексеевичу: «Свет ты наш!.. Объяви ты нам своего государева брата!.. Жив ли есть или мертв!»