Предиктор с Зеи. Том 1

Глава 3
Поход

Промасленная картонная коробка была почти пуста – лишь у дальней стенки сиротливо жались друг к другу последние банки тушёнки. Их оставалось всего четыре и Екатерина, сдержав вздох, закрыла крышку, ставя поверх короба ещё один, когда-то до краёв забитый плотными пачками лапши быстрого приготовления. Ежедневный пересчёт оставшихся запасов был для неё чем-то навроде ритуала – оглядывая консервы взглядом она, на краткие мгновения, предавалась воспоминаниям и перед её внутренним взглядом возрождались картины прошлого, такого лёгкого и беззаботного.

Припасы им собирал отец – ещё тогда, в той другой реальности, отсечённой от настоящего вспышкой в небесах. Это он настоял, чтобы они трое – мать, брат и она, сестра и младший ребёнок в семье, захватили с собой эти, тогда, год назад, казавшиеся совершенно излишними, припасы.

– Всё одно – на машине поедите, – стоял он на своём: – Самим не понадобится, собаке скормите, – следовал кивок на щенка финского шпица, крутившегося вокруг ног споривших родителей. Айка, так звали щенка, был его подарком дочери, заканчивавшей девятый класс и готовящейся к поступлению в техникум.

– Мы на пару недель всего едем, – не уступала ему мать, которой очень не хотелось выглядеть посмешищем в глазах своих старых подруг – короткий отдых было провести в небольшом провинциальном городке, откуда она была родом: – Ну ты чего? Что люди подумают, когда мы, приехав всего на две недели, такую гору продуктов вытащим?!

Но отец был непреклонен и мать, не продолжая ворчать, сдалась.

Да, тогда – чуть более года назад, подобное казалось бредом.

Ну что могло случиться?! Будущее, наполненное светом любви Богородицы, казалось таким светлым и безмятежным, что подобное отдавало если и не паранойей, то, как минимум, бредом.

А затем, за один день, всё переменилось.

Вспышка в небе, волна тошноты, и оседающая на землю, уже мёртвой, мать. В тот день, она оказалась одной из многих, поспешно похороненных горсткой выживших. Брат рыдал, стоя на коленях у общей могилы, а она… У неё в душе просто стало пусто – словно что-то большое, тёплое и надёжное, просто ушло прочь, оставив вместо себя пустое, залитое холодом пространство.

Что стало с отцом она не знала и до последнего не принимала, не слушала новости, приносимые беженцами из столицы, превращённой спустившимися с неба механоидами, в огромную груду щебня. Целыми днями просиживая у окна она высматривала в беженцах знакомую фигуру, ожидая что та, усталая, оборванная и израненная, отвернёт от общего потока, направляясь к их дому.

Но чуда, так и не произошло – поток людей истончился, а отец, тот самый – первый и главный мужчина её жизни, так и не появился, чтобы встать на защиту своих детей.

Все напасти, обрушившиеся на мир, обошли стороной их городок – объятые пламенем обломки рушились в отдалении, а ужасные машины, питавшиеся живыми людьми – так, по крайней мере выходило по словам беглецов, не появлялись даже на горизонте.

Но жизнь, начавшая было налаживаться, подкосила иная проблема.

Попы.

Екатерина, воспитанная в совсем не религиозной семье, всегда относилась равнодушно к закутанным в длиннополые одеяния, бородачам. Они хотят молиться своему богу? Да ради его самого, бога их, то есть. Ко мне только не лезьте – и делайте, что хотите. Хоть лбы себе порасшибайте, отбивая усердные поклоны.

Вот только теперь, после произошедшей катастрофы, они и полезли.

Сперва – робко.

Стучась в двери, святые отцы, сменившие кресты, на образки с Богородицей, поначалу и вправду стремились помочь людям – кому продуктами из своих запасов, кому свечами – электричество, как и все прочие блага цивилизации, пропало сразу после произошедшего, а кому и словами утешения, не хуже, а порой и лучше, чем профессиональные психологи, врачуя душевные раны.

Но постепенно, медленно обретая силу над потрясёнными и потерявшими ориентиры, людьми, их риторика начала меняться.

Теперь они не просили – требовали!

Требовали молитв, сгоняя людей на общие бдения.

Требовали работ – направляя мужчин на заготовку дров, а женщин на огороды.

Требовали верного поведения, заставляя отбивать поклоны, требовали правильно одеваться – запрещая яркие расцветки и требовали, требовали, требовали.

Тех же, кто решался протестовать, не соглашаясь жить по их правилам, ждало суровое наказание. Обзаведясь силовой поддержкой – нашлись среди выживших крепкие парни и мужчины, готовые работать кулаками и дубинками за особо крупный паёк, жрецы новой веры натравливали их на любого инакомыслящего, гася сопротивление в зародыше. Ну а учитывая то, что в ряды еретиков угодить было даже слишком легко – бывшие попы жёстко карали даже за недостаточно, по их мнению, глубокий поклон, то редкий день обходился без показательной порки, или прогона сквозь строй.

Но что более всего раздражало Екатерину, так это покорность, с которой большинство приняло новую власть. Выжившие словно сломались, когда произошла та беда. Свободно критиковавшие власть и готовые отстаивать своё мнение люди, теперь разве что шепотом, опасливо оглядываясь по сторонам, рисковали обсуждать последние новости и моментально смолкали, стоило только на горизонте появиться жрецу, или, вооружённому дубинкой, служке.

В дверь постучали и девушка, отбросив прочь невесёлые мысли, посветлела лицом – три частых удара и два чуть позже – то был брат, вернувшийся с обязательных работ. В принципе, в таком стуке – так прежде звонил в дверь их отец – один длинный и два коротких звонка, в таком сигнале необходимости не было – её щенок, сопровождавший Анатолия на работы, уже нетерпеливо потявкивал с другой стороны двери, царапая лапами полотно.

– Загоняли просто, – пройдя на кухню, брат тяжело опустился на стул, прежде выложив на стол пол буханки чёрного хлеба и небольшую баночку консервов.

– Сегодня опять паёк урезали, – продолжая копаться в сумке, сообщил он неприятную новость: – Святые старцы говорят, что запасы до сбора урожая тянуть надо. Ну а как соберём, то… Ага… вот она где! – В его руке появилась банка редких по нынешним временам консервов – рыбных, с печенью трески судя по этикетке.

– Это тебе Отче Фаммий просил передать. Говорит, что мол непорядок, когда такая девушка голодом себя морит. Он очень просил передать, – поставив банку на стол, Толя отвёл глаза в сторону, словно желая по подробнее разглядеть узор кафельной плитки: – Что не исповедовалась ты давно. И что он готов стать твоим духовным пастырем.

– Перебьётся! – Катю передёрнуло, когда перед её глазами предстала жирная, густо, по глаза заросшая неровной бородой, туша попа.

– Вернёшь завтра, – пододвинула она пальцем банку к краю стола.

– А толку? – Вздохнув, Анатолий отщипнул от буханки: – Всё одно заставит – вся сила у них, – он снова вздохнул: – И еда.

Последнее, как это не было печально, было правдой.

Как, каким образом все городские запасы оказались в церковных подвалах, не знал никто, а стоить догадки и, тем более их озвучивать было чревато, да и некому было этим заниматься. Поначалу, когда жрецы, зарабатывая авторитет, были мягки, людям было не до того – горечь утрат затмевало все прочие чувства, а после… А после появились дубинки и крепкие, сытые парни, были готовы вбить непочтительный вопрос назад в глотку любого, осмелившегося на подобное.

– Ты только о брюхе и думаешь! – Зло бросила она брату и, вытащив из коробки пачку доширака, сунула её ему в руки: – Грызи! Или, – Катя мотнула головой в сторону площади, где на кострах кипели котлы с водой: – За кипятком прогуляйся.

– Я ж только с работы. Мне бы отдохнуть, – заныл брат, которому совсем не улыбалось вылезать на улицу: – Ты дома сидела – вот и сходи, разомнись.

– И схожу! – Решение, давно зревшее в ней, наконец прорвалось наружу:

– Ухожу. Сил моих больше здесь быть нет!

– Уходишь? – Рука Анатолия, отщипнувшая очередной кусок мякиша, замерла в воздухе: – К попам что ли?

Как Катя не отвесила ему оплеуху, что удержало её руку, этого она и сама на поняла. Резко выдохнув и развернувшись на месте, она шагнула прочь из кухни, на миг задержавшись на пороге.

– Дурак! Из города ухожу. Совсем.

– И куда пойдешь? – Вопрос брата застал её, когда рюкзачок был почти полон. Анатолий стоял, привалившись к проёму двери и неспешно перемешивая ложкой содержимое банки с тушёнкой.

– Твоя, с хлебом на столе, – кивнул он ей, заметив, как сестра сглотнула наполнившую рот слюну:

– Так куда собралась? Здесь хоть как-то, но можно жить. Меня, вон, – он обмакнул хлебную корку в мясное месиво: – В служки зовут. А там кормят куда как лучше. Оставайся, я тем пайком нас обоих прокормить смогу.

– И тебе не противно будет? – Подойдя к застеклённому шкафу, Екатерина, приоткрыв створку, сняла с полки выцветшую фотографию родителей. Фото было сделано здесь же, в городке, года за два до рождения брата. Обнимавшие друг друга родители, молодые и полные сил, весело улыбаясь, уверенно смотря в будущее, оказавшееся таким…

Почувствовав, как на глаза накатываются слёзы, девушка коснулась пальцами своих губ, а затем перенесла поцелуй матери и отцу.

– Противно, – наблюдавший за ней брат нахмурился: – А что делать? Не за малую же пайку лес валить?

– Ну так в чём дело? – Вложив фотографию в блокнот с рисунками – рисовать её научила мать, получившая художественное образование, девушка повернулась к Анатолию: – Иди. Бери дубинку и лижи задницу Фаммию. Уверен – он и мальчиком не побрезгует!

– Кать!

– Отстань! – Отодвинув его плечом, она протиснулась на кухню: – Половину консервов я заберу, – закинув в рюкзачок две банки, она вытащила все оставшиеся пачки доширака из второй коробки и отправила их вслед за консервами: – Дошик – тоже. Ты и пайком, – хмыкнула она: – Усиленным.

– Ты что? Серьёзно? – Насухо вытерев банку коркой, Анатолий, присев на корточки, протянул её Айке и та, мгновенно потеряв интерес к коробкам, подскочила к нему весело виляя колечком хвоста.

– И куда пойдёшь? – Посмотрел он на неё снизу-вверх, одновременно гладя и почёсывая рыжую собачью спинку: – А, Кать?

– Тебе-то, служка, какой резон?

– А такой! – Поднявшись на ноги, он развернулся в сторону комнаты: – Жди! Вместе пойдём. Меня всё это тоже достало! И это, – как и она, замер он на пороге кухоньки: – Жратву всю забирай. И рыбную, – последовал кивок на банку печени: – Тоже.

Из городка они выбрались когда Солнце уже клонилось к закату, а добрые и верные новому учению жители, коротали время ожиданием сигнала, созывавшего всех на вечернее моление.

Явка на этом мероприятии обязательной не была, но, это официально. Реально же, служки, бывшие, казалось везде, вели строгий учёт уклонившихся, записывая неявившихся, чтобы после, по завершении утренней молитвы, направить таких на наиболее тяжёлые работы.

Ага, именно так, и именно ради очищения души от пагубных мыслей, нашептанных злодеями, посягнувшими на Святую Жизнь.

Но пока – улицы были пусты и парочка уже почти вышла за пределы городка, когда одна из калиток, мимо которой они шли, громко скрипнула, выпуская из-за добротного забора, сколоченного из толстых досок, невысокую фигуру молодого человека.

– О! – Подбежавший к ним парень был знаком, что Катерине, что Анатолию: – Привет-привет! И куда это вы? Сейчас же сигнал будет? Вы что – пропустить молебен решили? А сегодня старец Акакий, – кулак молодого человека завис над сердцем, а после метнулся вверх, где на секунду замеркак, едва не касаясь лба. Это был новый жест, или символ веры, пришедший на смену прежнему крестообразному движению руки. Изобретённый кем-то из попов, прошу прощения – ныне Святых Старцев, он знаменовал собой торжество любви над разумом, или сердца над головой, прямо говоря о вреде наличия излишних мыслей.

– Он как раз про путь спасения говорить будет, – Петр, так звали парня, торопливо закивал: – И вот ещё, – оглянувшись по сторонам и вжав голову в плечи, продолжил он едва слышным шёпотом: – Мне сказали… Но – тссс… Секрет это. Вот. Сказали, что те, кого Старец приметит, тем особый паёк давать будут. Зимой. А зима, – он быстро огляделся по сторонам: – Она – близко! Так в окружении Акакия говорят, – отодвинувшись, он повторил священный жест: – Вот я и спешу – чтобы в первом ряду оказаться. Кхм, – кашлянув, он отодвинулся и продолжил уже обычным, также немного более громким, чем обычно, голосом: – Так что – зря вы молебен пропустить решили. Зря! Такое я – не одобряю! – Подтверждая свои слова, Пётр рубанул воздух рукой: – Зря!

– У меня – выходной, – поддёрнув лямки своего рюкзака, Анатолий насмешливо посмотрел на раздувшегося от ощущения своей праведности парня: – Меня Фаммий к себе в служки зовёт.

– Иди ты! – Из Петра словно выпустили воздух – он съёжился, сник, а в голосе появились угодливые нотки: – И ты, Анатолий, вы – согласились? Какя честь!

– Взял двое суток на раздумья.

– Двое суток?! Раздумья?! Да я б ниц пал, позови он меня! Слёзы бы от радости лил!

– Вот поэтому он тебя и не зовёт, слизняк! – Пробормотала себе под нос Екатерина, но Пётр этих слов не расслышал, увлечённо, рассказывая о том, как бы он был счастлив подобному приглашению.

– Да. Двое суток, – перебил его Анатолий, которому было противно подобное излияние верноподданических чувств: – Ответственность большая, понимаешь?

Почтительно смотревший на него Пётр часто-часто закивал, полностью разделяя его слова.

– Вот. Вижу, что понимаешь, – неторопясь и солидно – Катя приоткрыла рот от удивления – прежде за братом подобное поведение не водилось, продолжил Анатолий: – Надо всё обдумать. Служба-то – ого-го, какая. Ответственность.

– Да-да-да, конечно-конечно, – заверещал было парень, но немедленно смолк, стоило будущему служке продолжить.

– Вот я и взял два дня. Чтобы от суеты удалиться и подумать – достоин я, или нет. А ты иди, – где-то за их спинами хлопнула ещё одна калитка, выпуская торопящегося на молебен прихожанина и Анатолий, подтолкнул Петра в сторону городской площади: – Всё, иди, а то с местами проблема будет. Да и нам поспешить надо – пока светло хотим до пещер дойти – там молиться будем. Совета и просветления ждать.

– От неё? – Сотворив символ веры, Пётр посмотрел вверх, но Анатолий не спешил ни повторить его жест, ни подтвердить его догадку.

– Иди, – оттолкнув парня, он передёрнул плечами, разминая спину под рюкзаком и двинулся по ведущему за город шоссе, прежде соединявшему городок с областным центром.

– Ага, уже бегу, спасибо за напоминание, добрый господин, принялся раскланиваться им в спину Пётр, а когда парочка отдалилась на достаточное расстояние, сплюнул себе под ноги:

– Ну, твари городские! И тут обошли! Что б Богоматерь вас приподняла, да об землю шлёпнула! То б вы в своих пещерах…

Раскатистый дребезг бронзового била, который был выплавлен из ставших ненужными колоколов, заставил его подпрыгнуть на месте.

– Опоздал! – Припускаясь вскачь, он рванул в сторону площади, на миг задержались, чтобы погрозить почти невидимым в вечернем сумраке фигурам:

– И это я вам тоже припомню! Сволочи! Городские!

– Он тебя что – и вправду пригласил? – Нарушила молчание Екатерина, когда последние заборы частного сектора остались далеко позади: – А? Толь?

– Пригласил, – буркнул он в ответ, всем своим видом демонстрируя полное нежелание развивать эту тему.

– А ты? – Сестре, как это бывало и прежде, в подобных ситуациях, было плевать на его желания: – Ты что – отказался?

– Раз с тобой иду – то да.

– А чего так?

– В цене не сошлись.

– В цене? Ты что – со Старцами торговаться начал?!

– Ну, начал. Пошли, темнеет уже. Говорю же – в цене не сошлись.

– Эээ… Нет, – забежав вперёд, она встала перед ним, закрывая дорогу: – Говори!

– Кать, не надо.

– Говори!

– Ну… Он, – поняв, что рассказа не избежать, и хорошо зная характер сестры, он сдался:

– На пригласил. Только не к себе, а вообще. Служить.

– И ты – отказался?!

– Взамен он потребовал, – посмотрел в сторону Анатолий: – Чтобы я… Ну…

– Что – ну?!

– Чтобы тебя уговорил. Прийти. На исповедь. Довольна?!

– А ты? – Екатерина была упёрта как стадо баранов, оправдывая свой знак гороскопа.

– Или, чтобы я тебя силой приволок, – тихо проговорил он и, так же тихо, добавил: – Пошли, а?

– Спасибо, Толь, – привстав на цыпочки, она чмокнула его в щёку: – Я это запомню, брат.

– Пошли, – шагнув в сторону, он обошёл её и двинулся дальше, дождавшись, когда сестра пристроится рядом.

– Так у тебя план есть? – Поинтересовался он шагов через двадцать и Катя, довольная сменой темы, наконец улыбнулась, гоня прочь навалившиеся на неё проблемы.

– План? Ха! Ты сомневаешься? Конечно есть! Сейчас, – она махнула рукой куда-то вперёд: – От городка отойдём – и расскажу!

Местом для привала было выбрано заброшенное колхозное поле. Прежде здесь выращивали лён – маленькие, потемневшие от времени снопики, ещё виднелись кое где, грустным напоминанием о прежних временах, но природа брала своё, и большую часть поля покрывали кусты побегов, спешащих утвердиться на свободном пространстве.

Найдя небольшой клочок земли меж таких кустов – место было выбрано так, чтобы оно не просматривалось с дороги, Толя принялся разбивать лагерь. Опыт подобных мероприятий у него был – в сначала будучи школьником, а после, уже учась в колледже, он не раз и не два, принимал участие в почти настоящих походах, путёвки на которые бесплатно распространялись среди учеников. Несмотря на то, что подобные мероприятия проводились по заранее подготовленному маршруту, оборудованному как местами ночёвок, так и всевозможными ухищрениями по части безопасности, кой-какой практический опыт участники всё же получали. Насколько эти знания были полезны горожанам, обречённым на жизнь в каменных джунглях, судить было сложно, но Анатолий, которому подобные мероприятия пришлись по сердцу, очень хотел повторения подобного, но, уже на новом, без опеки сверху, уровне. Кроме того, ему очень хотелось блеснуть своими навыками выживания перед друзьями из числа местных, заранее и безоговорочно записавшими его в разряд изнеженных горожан, и скептически относившихся к его рассказам о походах в Крыму и Карелии. В общем, как вы понимаете, к данному мероприятию, Анатолий готовился сверх тщательно, неоднократно вызывая недовольство отца тратами, как не раз заявлял тот, на подобную глупость. Отец протестовал, ворчал, высмеивал его желания, но, что было для Анатолия главным, деньги давал. Результат – большой, если не сказать, огромный рюкзак, захваченный им с собой, был набит всем, что могло понадобиться в коротком, на два-три дня, походе.

Походе, увы, так и не состоявшемся. По понятным причинам.

Не раз и не два, сестра требовала его распотрошить содержимое, надеясь обменять хоть что-то из собранных им запасов на еду, но все её попытки заканчивались неудачей – не желая расставаться с мечтой, или, возможно не желая терять осколки прошлой жизни, Толя был непреклонен.

И вот сейчас, пусть и не так, как он планировал и не перед теми людьми, ему выпал шанс на практике продемонстрировать свои навыки.

Расстелив на земле коврик и усадив на него сестру, он принялся с чем-то возиться на земле, старательно прикрывая своё занятие всем телом.

Звонкий металлический щелчок, характерный треск пластиковой упаковки, ещё один треск, узнаваемый – так трещит колёсико дешевой зажигалки, сдавленное шипение – он явно обжёг пальцы огоньком, бульканье воды и…

– Та-дам! – Отодвинувшись в сторону, Анатолий указал на крохотную походную горелку, согнутую из металлических пластин. На ней, грея дно в пламени таблетки сухого спирта, стояла подкопченная алюминиевая кружка, две трети которой занимала вода с каким-то мусором на поверхности.

– Три минуты, – брат прищелкнул пальцами: – И суп дня – готов!

– Суп дня? – Недоверчиво покосившись на мутное содержимое, Екатерина подалась вперёд, одновременно втягивая носом первые струйки пара, начавшие свой бег от поверхности воды. Странно, но пахло именно супом – куриным бульоном, если сказать точнее.

– Ага, – угадал её мысли Анатолий: – Бульонный порошок Магги. Или не Магги, не важно. Мне их папа сунул – сказал, мол, пригодится.

– Да, он такое любил, – кивнула она: – Помнишь, мама рассказывала, что он, ну когда они только познакомились, очень подобное любил, кубики эти. Даже гордился, что мол быстро всё – раз, и суп готов.

– Не надо, перестань, – Толя быстро отвернулся, но девушка успела заметить блеск его повлажневших глаз.

– Пока готовится, – решив сменить тему, она зашарила по карманам и через несколько секунд на её ладони появился небольшой, как брелок, диск тёмного металла с выпуклой белой кнопкой по центру:

– Вот. Это мой план.

– Эээ… Это?

– Помнишь, – она подкинула брелок на ладони: – Когда торговые дни были? До того, как их Старцы запретили? Ну, когда сверху, – мотнула она головой, указывая на быстро темневшее, но ещё без звёзд небо: – Транспорта прилетали?

– Помню, – кивнул он в ответ: – Только Старцы это дело быстро прикрыли – зачем им конкуренты, да и отток людей? Вот и запретили к нам прилетать. И вот, – взяв тряпку из своих запасов, он протянул её сестре: – Суп готов. Только кружка горячая. Ты за ручку тряпкой берись.

– Угу. – Взяв как он сказал, Катя подула на дымящуюся поверхность и осторожно, боясь обжечься, сделала небольшой глоток. Почти забытый вкус – вкус и запах той, оставшейся в прошлом мирной и спокойной жизни, накрыл её с головой, но она сдержалась и повторив глоток, продолжила:

– Я тогда с пилотом познакомилась. Был там один, молоденький, на меня запал. Позволила ему меня в сторону, за корабль отвести, ну и, – она смолкла, делая очередной глоток и Анатолий, пользуясь паузой, быстро спросил, не тая негатива в голосе: – Обидел? А ты – молчала? Эх…

– И не обидел. Руки он, конечно распускал, но…

– А ты?

– А что я? Я – девушка местная и глупая, – она озорно подмигнула ему: – Лепетала, что не надо, что нельзя так, что увидеть могут. В общем – ничего-то и не было.

– Правда? Не врёшь?

– Толь! – Катя протянула ему ополовиненную кружку: – Держи. И не вру, хотя тебя – моя жизнь, не касается! Так вот. Он, в меня, втюрился.

– Думаешь?

– Не знаю, – пожала она плечами: – У меня прежде такого не было, а спросить, – Катя тяжело вздохнула: – Сам понимаешь – не у кого. Мама бы подсказала, но…

– Кать! Не начинай!

– В общем, на втором свидании…

– У тебя и второе было?!

– Было! Не перебивай. На втором он мне вот это, – она снова подкинула диск: – И оставил. Это аварийный маяк. Настроен на его передатчик. На тот, что в его корабле. Сейчас вызовем – и на Станцию улетим. Как тебе такое, а? – Окинула Екатерина брата победным взглядом: – И пусть эти святоши здесь сидят – мы наверху будем!

– А цена? – Анатолий совсем не разделял её оптимизма: – Что взамен? Он – пилот твой, что взамен потребует? Тебя? Тут – Фаммий, там – этот.

– Там, – махнула она рукой вверх: – Хоть молодой и симпатичный. Да и, – Катя запнулась, сжала губы, но через миг, справилась с нахлынувшими чувствами: – Решила я так. Не дорогая цена за наше, – она снова споткнулась на словах: – Спасение. Спасение всех. И тебя, и Айечки, – потрепала она лежавшую у её ног собаку: – Помнишь, отец рассказывал, как девки свою девственность на аукционах продавали?

– Кать… Не надо.

– А что такого? Да, не хорошо, а что такого, ответь, Толь? Тут меня силой возьмут, а там… Не знаю, что там, но что не хуже, чем здесь – точно. Да и уйти со Станции можно. Мне так пилот говорил – к ним постоянно торговцы залетают. Устроимся на корабль – по галактике полетаем. Ты юнгой, я полы мыть буду.

– И продадут нас. Меня на рудники, тебя в бордель.

– Если контракт заключим нормальный – не продадут. Договора там, – она снова мотнула головой вверх: – Строго соблюдают. В общем ты как хочешь, а я решила. Мы с Айечкой, – потрепала она собаку меж ушей: – Улетаем.

Громко хрустнув лопнувшей блокировкой, белея кнопка вжалась в поверхность диска и принялась наливаться тёплым зелёным светом.

– Вызвала? – Окинув её неодобрительный взглядом, Анатолий налил в кружку воды из фляги и, погоняв остатки бульона по стенкам, залпом выпил остатки: – И как долго ждать?

– Не знаю, – осторожно сняв палец с кнопки, Екатерина положила её на ладонь: – Сигнал – ушёл, видишь, – показала она на пульсировавший зелёный кружок: – Раз моргает, то…

– Говорит борт Е-два-два-шесть! – Послышался от диска негромкий молодой мужской голос: – Станция Плавная Спираль. Ваш сигнал принят, назовитесь!

– Это я! Катя! – Поднеся диск ко рту торопливо заговорила она и Анатолий удивился тому, как она изменилась – теперь рядом с ним сидела донельзя напуганная девчонка, голос которой дрожал от едва сдерживаемых слёз:

– Катя! Помнишь меня?!

– Катя? – Судя по голосу говорившего, это имя, либо было ему в новинку, либо было напрочь стёрто из его памяти.

– Ну да, Катя. Мы с тобой, за кораблём твоим… Забыл? Забыл, да? – Теперь в голосе прорезались новые, не обещавшие слушателю ничего хорошего, нотки: – А обещал-то… Обещал-то! Забыл?

– Погоди, Катюша, – было ясно что её собеседник изо всех сил пытается выкопать из памяти хоть что-то: – Эээ…

– Я с собачкой была. Ну? Она ещё у нас тогда под ногами крутилась? Рыжая такая.

– Ааа! Рыжая и мелкая? Эээ… Лайка, да? – Вот теперь в голосе пилота послышалось облегчение: – Фуух!

– Не лайка, а Айка!

– Тяв! – Звонко обозначила свое присутствие та.

– Во! Точно! Кать? Что случилось? Чего не вызывала?

– Мне помощь твояяя, – немедленно принялась хлюпать носом она, сдерживая рыдания из последних сил: – Нужнаааа…

– Что случилось?

– Меня за-а-а-муж… За старика… А я не с ним, – рыдания, до того сдерживаемые, прорвались наружу: – Я с то-о-бой…

– Эээ… – было ясно, что подобный поворот застал его врасплох: – Я это… Ну – смена только… Сменился я в общем…

– Я… Ты… Я, – резко и громко выдохнув, словно решившись на отчаянный шаг, она бросила: – Согласна!

– Согласна? На… – Удивление, сопровождавшее тон пилота первые секунды, быстро сменилось решительностью: Так. Катя. С места не уходи. У меня переработок много, да и за старшим смены должок есть. В общем вылетаю я. Немедленно. Ты с собачкой?

– Да. С Айкой и братом.

– С братом? А зачем нам брат? Брат нам не нужен.

– Но ты же всех обещал?! Забыл?

– Хорошо, хорошо. – Испытывать судьбу пилот явно не хотел: – С братом, так с братом. Места всем хватит.

На заднем фоне что-то щёлкнуло и цвет кнопки начал медленно меняться с зелёного на жёлтый.

– Перевожу сигнал в режим маяка. Связь пропадёт. Жди. Минут через пятнадцать буду. Отбой.

Кнопка окончательно заполнилась жёлтым и Катя, поднявшись на ноги, выбросила в сторону городка сжатый кулак с выставленным средним пальцем:

– Ну что, святоши, съели? Отсосите, поганые!

Действительно, ждать пришлось недолго.

Прошло всего десять минут, как с неба послышался гул, и ещё через пару минут, челнок – брусок светлого металла, с короткими крыльями, остро скошенным носом и цепочкой жёлтых габаритных огней по корпусу, замер на траве метрах в двадцати от них.

Небольшая пауза и в его борту распахнулся люк, сопроводив своё движение появлением короткой аппарели, бесшумно упавшей в траву.

– Катюша! Как я рад нашей встрече! – Выскочившему наружу пареньку было лет двадцать пять. Широко расставив руки, он двинулся к ней, но, напоровшись на неодобрительный взгляд Анатолия, резко сбросил скорость и опустив руки, изменил курс, двинувшись к брату.

– Пауль, – подойдя к брату он протянул руку.

– Анатолий, – ответил крепким рукопожатием тот, переводя взгляд на челнок:

– Твой?

– Станционный, – с сожалением вздохнул пилот: – Мне на такой ещё копить и копить. Ну, здесь, на Станции. А вот если в торговцы уйти, – подал он руку девушке, помогая той подняться по трапу: – В смысле, в экипаж вольного наняться, то там да. Там пилотам хорошо платят. Пара боёв и можно свой истребитель купить.

– Это – если выживешь.

– Да пираты-то и воевать не умеют! – Принялся яростно отстаивать свою мечту Пауль: – Их все имеют! Главное обучение пройти.

– А ты чего? Не прошёл? Если так просто?

Тут им пришлось прерваться и разговор возобновился только в небольшой рубке челнока.

– Времени нет, – вздохнул пилот, щелкая тумблерами на расцвеченном множеством лампочек, пульте: – У нас же график. И он, ой какой плотный. Я вот, только за сегодня, – покосился он на Катю, которая уже сидела в правом от его, бывшим центральным, кресле: – Уже три вылета сделал.

– Ого, – уважительно покачала та головой: – Устал, наверное?

– Ну да. – Вздохнул парень, поправляя ворот серой курточки с эмблемой Станции на спине: – От скуки!

– Это как? Ты же летал?

– Ага! Если бы! Ползал! Взлёт-посадка, – невесело пробормотал пилот: – Взять торгашей и высадить в точке "А". Вернуться и тож самое – но в точку "Б". Скука смертная!

– Бедненький, – с взгляд девушки был полон сочувствия: – И так – каждый день?

– Почти, – неожиданно расплылся тот в улыбке: – Но не сегодня. Мне старший должен, – подмигнул он ей: – Я ему несколько раз, кое-что снизу привозил. Без оформления, понимаешь? – Он, со значением посмотрел на Катю, и та кивнула, одаряя его полным уважения взглядом.

– Вот он мне и выделил сорок минут. Для отработки навыков пилотирования, – гордо расправив плечи, Пауль принял героическую позу. С его точки зрения, разумеется.

– В общем – сейчас полетаем, – продолжил он, кладя руки на рычаги управления: – Ты скажи, – повернул он к ней голову и повышая голос – шум запущенных двигателей начал заполнять рубку: – Ты на Тихом океане была?

– Нет. Я только на Черном море, разок.

– Тогда сейчас туда – это быстро, потом к Америке – полюбуемся восходом, и наверх. Идёт?

– Идёт! – Весело согласилась та и челнок, чуть дёрнувшись оторвался от земли.

Летели они быстро – Пауль едва успевал перечислять города, вернее сказать – те места, где прежде располагались особо крупные людские муравейники, нынче все как один обращённые в руины и горы щебня.

– Через минуту, вон там, – махнул он рукой влево: – Будет Екатеринбург, или, если по-старому, Свердловск.

– Свердловск? – Екатерина равнодушно пожала плечами: – Первый раз слышу. Этот Свердловский, он что – известным был?

– Чем-то, наверняка, прославился, – начал было пояснять пилот, но вспыхнувшая на пульте жёлтая лампочка и раздавшийся секундой спустя тонкий писк, заставил его смолкнуть.

– Это ещё что?! – Встряхнув головой он бросил короткий взгляд на девушку, но ответный взгляд той не был способен ни на йоту прояснить ситуацию.

– Очень странно, – заработал он рычагами делая резкий поворот и всех их потащило вправо, вжимая в подушки кресел: – Нас облучают?!

Моргание и сопровождавший его писк, ускорилось и Пауль выругался, закладывая ещё одну петлю: