Время лживой луны

Женщина тем временем поднялась на ноги, чуть развела руки в стороны и замерла в неестественной неподвижности. Лужа, в которой она стояла, начала исчезать, будто всасывалась в голые пятки человекоподобного существа. Всего за полминуты разлитая по полу красная жидкость исчезла, не оставив следа. И столь же странным, противоестественным образом начала высыхать влага, покрывающая кожу и волосы существа.

Через минуту перед людьми стояла женщина с длинными светлыми волосами, спадающими ей на плечи. На вид ей можно было дать лет двадцать восемь. Может быть, тридцать. Но никак не больше. Портной и Макарычев, стоявшие по разные стороны от новорожденной, видели только ее профиль, но оба готовы были признать ее симпатичной.

– Ну, что уставились? – услышал Портной голос Тарьи. – Бабы голой не видели?

Портной не нашел ничего лучшего, как только спросить:

– А где ее одежда?

– Какая одежда! – усмехнулась Тарья. – Она ведь только что на свет появилась!

– Но девочка-то была одета.

– И то верно, – Тарья с озадаченным видом коснулась пальчиком подбородка. – Может быть, у них где-то здесь и гардероб имеется?

– Нужен им гардероб, когда вокруг полным-полно уинов, – усмехнулся Макарычев. – Одежда появится, когда в ней возникнет необходимость.

Женщина, до сих пор стоявшая неподвижно, развела руки в стороны, запрокинула голову назад и чуть приоткрыла рот. Со стороны казалось, что она потягивается, очнувшись после долгого сна. Как кошка, с той же непосредственной грацией.

– Господин сержант, – негромко позвал командира Портной.

Он хотел спросить, не пора ли им возвращаться. Они нашли инкубатор чужих – и больше им тут делать нечего. Оставалось выбраться из этой дьявольской гробницы, снова улыбнуться солнышку и дождаться ликвидаторов. А потом, уже вернувшись в часть, написать рапорт обо всем случившемся. Без этого уж точно не обойтись.

Но сержант отреагировал быстрее, чем Портной успел задать свой вопрос. И совсем не так, как ожидал боец.

Со словами:

– Пора с этим кончать! – Макарычев подошел к женщине, которая, как и прежде, не обращала на него никакого внимания, поднял автомат к плечу и ударил ее прикладом в лицо.

Женщина покачнулась, но осталась стоять.

Стиснув зубы, Макарычев ударил ее еще раз.

Еще! Еще! Еще!..

Он бил с остервенением до тех пор, пока женщина не упала. Ее лицо, которое должно было бы превратиться в кровавое месиво, сделалось похожим на пластилиновую заготовку, в которой лишь угадывались едва намеченные черты человеческого лица.

Сержант переступил через распростертое на полу тело и, как только существо попыталось подняться на ноги, снова ударил его прикладом в лоб.

– Без толку, – словно отгораживаясь от происходящего, Тарья сложила руки на груди. – Так ты с ней не расправишься. Она в своей среде.

Макарычев через плечо глянул на девушку.

– Что ты предлагаешь?

– Ну-у… – задумчиво протянула Тарья. Судя по тону, никаких дельных предложений у нее не было. Но она не хотела сдаваться. Потому и сказала: – Можно попробовать отрезать ей голову.

– Она же думает не мозгом, а уинами.

– Ну-у… – На этот раз это прозвучало чуть более уверенно. – Быть может, мозг необходим ей для того, чтобы контролировать какие-то жизненно важные функции организма.

Сержант с сомнением посмотрел на расплющенную голову чужого существа.

– А что, если у нее вообще нет мозга?

– Проверь. – Тарья сделала приглашающий жест рукой.

Портному эта затея не понравилась, но, как младший по званию, он не стал встревать, предоставив сержанту право самому сделать выбор.

Секунду поколебавшись, Макарычев взялся за рукоятку ножа и поднял ногу, чтобы наступить чужаку на горло.

И в тот же миг существо, до этого подававшее лишь слабые признаки жизни, вскинулось, обеими руками ухватило сержанта за ногу, оплело его пояс ногами, резко дернувшись, опрокинуло человека на спину и взгромоздилось на него сверху, как наездник. Что оно собиралось сделать, было совершенно непонятно. Но почему-то ничего хорошего никто не ожидал.

Сержант воткнул в бок чужаку нож, но тот даже внимания на это не обратил.

– Ну, здорово, – с тоской произнес Портной.

После чего поднял автомат и короткой очередью, стреляя почти в упор, разнес чужаку голову.

– Иди, посмотри, были там мозги или нет, – предложил он Тарье.

Девушка пренебрежительно фыркнула и отвернулась.

Поди пойми, что у нее на уме.

– Крови у них нет. – Сержант поднялся на ноги и в сердцах пнул ногой все еще судорожно дергающееся тело. – Это уж точно.

– Возможно, это только заготовки, – сказала Тарья, по-прежнему глядя в сторону. – Кровь, как и одежда, появится позже.

– А вам не кажется, что мы строим предположения на тему, о которой не имеем ни малейшего представления? – спросил Портной.

– Кажется, – тут же кивнула Тарья. – В ученых кругах это называется спекуляцией.

– А нам это надо?

Вопрос повис в пустоте.

Макарычев тронул ногой затихшее было тело, в ответ на что оно вновь начало корчиться в судорогах.

– Рана на боку затянулась, – сообщил Макарычев. – А голова не восстанавливается.

– Но при этом тело и не распадается на уины, как было с девочкой, – добавила Тарья.

– Чуднó, – покачал головой сержант.

– Почему никто не занимается серьезным изучением информационных башен? – задал неожиданный вопрос Портной.

– С чего ты это взял? – спросила Тарья.

– Я ничего не читал на эту тему.

– Может быть, это закрытые исследования.

– У меня это седьмая башня. – Макарычев подкинул нож и поймал его за рукоятку. – Ликвидаторы выжигают башни до основания, так, что от них только серая труха вроде золы остается. И не было случая, чтобы вместе с ликвидаторами приезжали ученые, которые что-нибудь там замеряли, брали образцы… – Сержант еще раз подкинул нож. – По-моему, это неправильно.

Сказал – и направился к следующему вздутию на стене.

– Почему? – спросил Портной.

– Потому что врага нужно знать в лицо.

Макарычев с размаха всадил в пузырь нож и резко дернул его вверх.

Не дожидаясь приказа, Портной бросился помогать сержанту.

– Тоже мне, исследователи, – глядя на них, усмехнулась Тарья. – Любимый научный метод – вивисекция.

То ли оболочка второго пузыря оказалась тоньше, то ли Макарычев с Портным, приспособившись, действовали сноровистее, только распороть пузырь им удалось всего за несколько минут.

Как и в первый раз, из разреза сначала потекла вязкая жидкость.

– Господин сержант?

– Да?

– Вам не кажется, что эта жидкость кетчупом пахнет?

– Каким?

– Что – каким?

– Кетчупы разные бывают.

– Не знаю… Да обычным самым…

– Нет.

– А чем тогда?

– Лапшой с креветками.

– А…

– Что?

– Я никогда не ел лапшу с креветками.

– Напрасно.

Из разреза вывалилось тело.

– Вот же мерзость!

У тела были руки, ноги, голова. Даже глаза, безразлично пялящиеся в пустоту, тоже имелись. Вот только кожи у него не было. Каждая мышца, каждое сухожилие были так четко прорисованы, что чужак мог бы служить превосходным анатомическим пособием для студентов медвуза. Или сниматься в фильмах ужаса.

Скаля изумительно белые зубы, он начал подниматься на ноги.

Макарычев подошел к нему сзади, приставил к затылку ствол автомата и нажал на спусковой крючок.

– Идем дальше, – кивнул он Портному.

За полчаса они вскрыли все десять пузырей, лепившихся к стенке башни. Из каждого вывалилось тело в той или иной стадии готовности. Все чужаки были убиты выстрелами в голову. Хотя слово «убиты» в данном случае не совсем уместно. Тела с изуродованными головами то и дело начинали судорожно дергаться. Некоторое пытались подняться на ноги, но теряли равновесие и падали.

– И не противно вам? – поинтересовалась у мужчин Тарья.

– А чо? – развел руками Портной. – Крови-то все равно нет. Вот с кровью, наверное, было бы противно.

– Напрасный труд. Все равно ведь, когда прибудут ликвидаторы…

– У ликвидаторов своя работа, – перебил девушку Макарычев. – А у меня – своя.

– А смысл?

– Смысл в том, что теперь я точно знаю – эти твари не люди. И я, не задумываясь, снесу голову любой из них.

– Вот только как ты отличишь ее от человека, когда встретишь среди людей?

Глава 4

– В самом деле! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Отличный вопрос! Сможете ли вы, сержант, отличить рипа от человека?

– Кого? – озадаченно сдвинул брови Макарычев.

– Рипы – так мы называем нанореплики людей, – напомнил Безбородко. – Профессиональный жаргон. Происходит от первых букв английской фразы «Rest In Peace» – «Покойся с миром». Ее обычно на могильных плитах пишут.

– То есть вы их как бы заранее похоронили? – усмехнулся Макарычев.

– Может быть, мы их, а может, они нас, – без улыбки ответил Лев Феоктистович. – Время покажет… Так как насчет моего вопроса, Сергей?

– Я думаю, что смогу отличить рипа от живого человека. Может быть, не с первого взгляда, но смогу. Есть у них что-то необычное в поведении. Какая-то заторможенность, что ли… И взгляд пустой, ничего не выражающий. Хуже, чем у селедки на блюде.

– Скорее всего, вы имели дело с незавершенными рипами. Башня, в которой вы их нашли, выросла вдали от единого информационного пространства, поэтому ей приходилось экспериментировать. Рипы, которых мне доводилось видеть за кордоном, ничем не отличаются от обычных людей. У них даже кровь течет из порезов.

– Кот!

– Кот?

– Спиногрыз. Так зовут моего кота.

– И – что?

– Он чувствует в рипах чужаков. Вообще-то, Спиногрыз очень добрый и ласковый кот. Готов часами лежать на коленях у любого, кто согласится его гладить. Но к рипам он даже подходить близко отказался. Весь взъерошился, шипеть начал. Поначалу, когда он так на девочку отреагировал, я решил, что Спиногрыз просто не в настроении. Такое ведь и с котами случается, если встанет не с той лапы. Но потом я попытался поднести его к тому голому культуристу, которого Портной возле башни вырубил. Реакция была та же самая.

– В самом деле? – Безбородко двумя пальцами дернул себя за кончик бороды. – Очень интересное наблюдение.

– Я думаю, любая кошка способна распознать рипа каким-то своим, кошачьим шестым чувством.

– Возможно, возможно, – дважды кивнул Лев Феоктистович. – При случае нужно будет проверить.

– Вы занимаетесь изучением башен? – осторожно поинтересовался Макарычев.

– И этим тоже, – еще раз кивнул Безбородко. И сразу повернул разговор в иное русло: – Сколько времени вы провели внутри башни?

– Один час и восемнадцать минут. Я засек время.

– Зачем? – прищурился Безбородко.

– На всякий случай.

– Так, значит, перебив всех рипов…

– Нам не удалось прикончить ни одного из них. Когда мы уходили, все они подавали признаки жизни. Дергались, изворачивались… Некоторые даже пытались подняться на ноги… Но при этом ни один не издавал ни звука.

– Точно?

– Абсолютно.

– Почему?

– Не знаю. Быть может, они еще не научились говорить?

– И после этого вы беспрепятственно покинули башню?

– Да. Проем, через который мы вошли, был все еще открыт.

– Ликвидаторов не было?

– Они приехали примерно через сорок минут после того, как мы вышли из башни.

– Вы рассказали им о том, что видели?

– Конечно. Но командир отряда ответил мне, что ему нет до этого никакого дела. Его задача – уничтожить башню. И все тут. В общем, я могу его понять… Да и вход в башню к тому времени уже закрылся.

– Почему?

– Вскоре после того, как мы с Портным вышли из башни, голый рип, которого охранял ефрейтор Стецук, стал вести себя… беспокойно. Все порывался встать и куда-то бежать. Мы попытались связать его, но он начал активно сопротивляться. Едва не выдавил глаз рядовому Дергачеву… А он ведь здоровый был… В смысле – мускулистый… В общем, нам пришлось его пристрелить.

– В голову?

– Да.

– Подействовало?

– Нет. Он вроде как и не заметил, что у него дыра в башке… Затих малость, только когда ефрейтор Стецук дал ему по голове кувалдой. Рип после этого упал и принялся землю пальцами скрести, как будто зарыться хотел… Смотреть противно было… Как в кино про живых мертвецов… Стецук предложил даже облить его бензином да, на фиг, сжечь. Чтобы, значит, не раздражал… Но минут через десять рип и сам перестал дергаться. Выпустил щупальца и сдулся, как девчонка. Одна оболочка осталась. И сразу после этого вход в башню закрылся. Так аккуратно, что ни щелки не осталось, ни вмятинки.

– Тела… Вернее, то, что от них осталось, вы сдали ликвидаторам?

– Да. Они сожгли их вместе с башней… Самое интересное, я думал, что когда башня рассыплется в прах, на ее месте воронка глубокая останется. Мы ведь метров на двадцать вниз спускались. А можно было и еще глубже. Так нет же, на месте башни осталась ровная площадка. Как будто она прямо на земле стояла.

– То есть в глазах ликвидаторов вы выглядели, так сказать, трепачами?

– Вроде того, – помявшись, согласился Макарычев.

– Ясно, – Безбородко закрыл лежавшую перед ним папку, аккуратно завязал тесемочки, отодвинул в сторону и, сложив руки перед собой, пристально, проникновенно так посмотрел на Макарычева. – Ну, так что мы теперь с вами делать будем, Сергей Николаевич?

– В каком смысле? – растерялся сержант, никак не ожидавший такого вопроса.

– Я хочу предложить вам работу.

– Работу? – вконец запутался Макарычев.

– Да, – улыбнувшись, кивнул Лев Феоктистович. – Хорошую работу.

– У меня контракт…

– А, не беспокойтесь, – махнул рукой Безбородко. – Если дело только в этом, то вопрос с вашим контрактом мы решим на раз. Для того чтобы вы сегодня же могли уехать вместе со мной, мне достаточно сделать один телефонный звонок. Или просто попросить об этом вашего комбата.

– Даже так… – только и нашел что ответить сержант.

– А как бы вы хотели? – лукаво улыбнулся Лев Феоктистович.

Макарычев пожал плечами. Он еще не знал, что за работу собирается предложить ему Безбородко, но уже понял, что готов согласиться. Во-первых, Лев Феоктистович был ему симпатичен. Во-вторых, не просто же так они разговаривали об информационных башнях. Если бы Безбородко собирался предложить ему работу, скажем, вертухая, то и толковали бы они о тюрьмах и заключенных.

– Я могу вас спросить?

– Конечно! О чем угодно!

– Я останусь в армии?

– И да, и нет. Официально, по всем бумагам, вы будете продолжать служить по контракту в вооруженных силах. Будете получать соответствующие поощрения, награды и прибавки к зарплате. На деле же будете заниматься несколько иной, более серьезной и ответственной работой. Сразу скажу, что и реальное вознаграждение будет значительно выше тех выплат, что оговорены вашим контрактом.

– На кого я буду работать?

– На меня.

– Да, но…

– Никаких «но», господин сержант. Я уже вкратце обрисовал вам ситуацию. Россия осталась единственной страной, вовремя защитившейся от распространения информационных башен, а соответственно, и от покрытия всей своей территории информационным полем. Весь остальной мир считает, что поступаем мы так в силу своей врожденной тупости и невежества. Они могут осуждать нас за это, стараться вразумить имеющимися в их распоряжении дипломатическими методами, пытаться тихой сапой засеять наши земли информационными башнями. Но открыто лезть в наши внутренние дела они не имеют права. Однако, если мы только дадим им повод… Вот мы с вами, Сергей, уже говорили о том, что население практически не информировано о том, какую угрозу могут представлять собой информационные башни. Дело в том, что у нас наверху, – Лев Феоктистович пальцем указал на портрет президента, – по сей день не сложилось единого мнения по данному вопросу. Пока перевес сил на стороне тех, кто настаивает на необходимости изоляции России от единого информационного пространства. Но перевес этот весьма незначительный. Именно поэтому мы не должны давать ни малейшего шанса тем, кто лоббирует интересы закордонников. Я приглашаю вас, Сергей, возглавить отряд, или, если хотите, команду особого назначения – по мне, так название не играет большой роли, – которой официально не будет существовать. Ваши люди подчиняются только вам, и никому более. Вы выполняете только мои приказы и отчитываетесь только передо мной лично. А за все ваши провалы и ошибки отвечать придется мне. Перед кем – вам это знать ни к чему. Пока. Ваша команда будет обеспечена всем самым современным оборудованием, амуницией, оружием и транспортом. Нужен будет самолет – вы получите его по первому требованию. Танк – только скажите. Межконтинентальная баллистическая ракета… Нет, ракету вы не получите – наша деятельность пока будет ограничена территорией нашей страны. Пока. – Лев Феоктистович наморщил лоб. – Что еще?

– Вы не сказали, чем именно нам предстоит заниматься.

– Ваша работа будет связана с информационными башнями. А именно с пресечением попыток их распространения на нашей территории.

– Для этого есть ликвидаторы.

– Ликвидаторы – это мусорщики. Их обязанность – уборка территории. И не более того. Вам же предстоит иметь дело с различными феноменами, порожденными информационными башнями.

– С чем? – не понял Макарычев.

– Мы пока еще и сами до конца не знаем, на что способны информационные башни. Но исходим из того, что любое проявление их деятельности таит в себе потенциальную угрозу. Те же рипы, например.

– Нам придется уничтожать рипов?

– Возможно.

Макарычев удовлетворенно кивнул – это ему было понятно.

– Какова численность и состав команды?

– Это должен быть небольшой мобильный отряд численностью в десять-двенадцать человек. Не больше. Состав определите сами. Я бы предложил вам непременно взять в команду рядового Портного и ефрейтора Стецука. Судя по тому, что вы о них рассказали, у первого хорошая интуиция, а второй будет любой ценой добиваться поставленной перед ним задачи, даже если для этого потребуется головой проломить стену. Условия – те же, что я вам уже описал. Все отобранные вами люди пройдут ускоренный курс специальной подготовки, включающей не только специальные боевые навыки, но и основы нескольких уникальных профессий. Если вы поймете, что вам в команде требуется специалист в какой-то узкой области, только скажите – и получите самого лучшего.

– А Спиногрыза можно с собой взять?

– Непременно!

– Где мы будем дислоцироваться?

– У нас будет несколько баз, разбросанных по всей территории страны.

– Когда я должен принять решение?

– Сейчас.

– Тогда последний вопрос.

– Прошу вас.

– Почему именно я? Как я понимаю, до вчерашнего дня вы вообще не знали о моем существовании.

– Верно. Но навести справки о человеке не так уж сложно. Особенно если он служит в армии. То, что я узнал о вас, мне понравилось. Однако, не стану скрывать, выбор мой во многом случаен. Отчет о деятельности некого сержанта, без приказа и, прямо скажем, без особой на то необходимости забравшегося в информационную башню и перерезавшего там с десяток недоношенных рипов, лег на мой стол на следующий день после того, как я получил приказ в кратчайший срок создать команду для выполнения особых операций. На примете у меня никого не было, поэтому я и решил: а почему бы не взять в союзники этого самого сержанта Макарычева? С его уникальным опытом и умением управлять людьми? Вот так, – Лев Феоктистович поджал губы и развел руки в стороны. – Теперь мне остается надеяться лишь на то, что я не ошибся в своем выборе.

– Я даже не ожидал услышать настолько прямой ответ, – смутился Макарычев. – Честно.

– Дело в том, Сергей, – Лев Феоктистович положил локти на стол и подался вперед, – что, если мы будем работать вместе, мы должны будем говорить друг другу только правду. Если я что-то не могу вам рассказать – пока! – я так об этом и говорю. Малейшая ложь или даже недоговоренность положит конец нашей совместной деятельности. Это понятно?

– Конечно.

– Ну а раз так…

– Согласен.

Глава 5

Пилот не стал сажать вертолет – не было у него такого приказа. И желания, судя по всему, тоже не возникло. Машина зависла в полуметре над рыжей, измятой, спутанной, будто нечесаные космы старой ведьмы, травой. Дождавшись, когда ребята выкинули из десантного отсека все свои пожитки, пилот сделал короткий жест рукой – не то удачи пожелал, не то хотел сказать, мол, дальше сами, как знаете, – и потянул вертолет вверх, в пожухлое серое небо, готовое вот-вот начать кропить землю мелким пакостным дождичком.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, сержант Макарычев посмотрел вслед улетающему вертолету.

Стецук недовольно пнул ногой рюкзак.

– И что, дальше пешком?

Сам ведь прекрасно знал, что других вариантов нет, но ради проформы решил права покачать.

– А что бы ты хотел? Водные лыжи? – усмехнулся Дробинин.

Игоря Дробинина предложил Макарычеву в группу Безбородко. Лев Феоктистович отрекомендовал парня как лучшего в восточном полушарии техника-универсала.

– В какой области? – решил уточнить сержант.

– Да практически в любой, – скромно потупил взгляд Игорь. – От телескопа до комбайна. Все, что можно разобрать, я потому и собрать сумею. Даже из других деталей.

Макарычев недоверчиво почесал за ухом.

– Почему только в восточном полушарии?

– А те, что в западном, нашим в подметки не годятся.

На деле оказалось, что Игорь все же самую малость приврал. Он действительно мог разобраться с любым техническим устройством, но было у него одно слабое место – фонарики. Самый обыкновенный ручной фонарик отказывался работать, стоило только Дробинину взять его в руки.

– Ничего не понимаю, – в отчаянии разводил руками Игоряша, глядя на детали разобранного фонарика. – Тут ведь и ломаться-то нечему! Корпус, рефлектор, лампочка, пара контактов и батарейка!

Дробинин собирал фонарики, щелкал выключателем, стучал корпусом по ладони, пытался как следует встряхнуть – одним словом, делал все, что делает обычный человек, пытаясь заставить снова гореть внезапно потухший фонарь. Но ежели обычному человеку подобные фокусы порой удаются, то Игоряше погасший фонарик еще ни разу даже не подмигнул веселым желтым глазом.

– А почему нам никакого средства передвижения не дали? – недовольно поинтересовался Стецук.

– Это ж болото, – отозвался Портной. – Здесь только пешком.

Вертолет высадил группу на небольшой открытой площадке, со всех сторон окруженной странным, похожим на мертвый, лесом. Нет, не лесом даже, а диковатыми зарослями, здорово смахивающими на декорации к низкобюджетному постапокалиптическому фильму. Казавшиеся ободранными стволы деревьев, забыв о том, что такое вертикаль, клонились в разные стороны под самыми невообразимыми углами; ветки, облепленные чахлой бурой листвой, переплетались, ломались, тянулись не то вверх, ближе к солнцу, не то к земле, чтобы спрятаться в собственной тени. Просветы между покосившимися стволами казались провалами в полную, абсолютную, смертельно холодную пустоту.

– Я видел в буржуйских фильмах, – Стецук достал сигарету и закурил. – Там у них полицейские разъезжают по болотам на плоскодонных корытах со здоровенными пропеллерами сзади. Очень здорово, скажу я вам, разъезжают!

– У них там болота другие, – Дробинин вытянул из общей кучи свой рюкзак, достал из бокового кармана переносную рацию.

– Как это – другие? – прищурился Стецук недоверчиво, а может, ему сигаретный дым в глаз попал.

– Мангровые леса, притопленные водой разлившихся рек.

Игоряша щелкнул переключателем. Рация тихо пискнула в ответ.

– А у нас что? – не унимался Стецук.

– Сам попробуй, – Портной подпрыгнул на месте.

Почва под ним просела, слегка колыхнулась и вернулась в исходное положение. Такое ощущение, будто под ногами лопнувший, а потому потерявший упругость надувной матрас.

– Ты на вводной лекции спал, что ли?

Макарычев достал из переноски Спиногрыза и посадил себе на плечо. Кот устроился поудобнее, поджал под себя лапы и потерся щекой об ухо сержанта.

– Почему это спал! – обиделся Стецук. – Просто лектор был какой-то скучный… Говорил мудрено… В общем, я не все понял…

– А потому задремал, – закончил за ефрейтора Игоряша.

– Ну и что, – недовольно скривился Стецук. – Подумаешь, болото. Какая мне разница, сколько там метров до грунтовых вод и какая толщина торфяного слоя у меня под ногами! Я усек главное – вопреки устоявшемуся мнению, в нашем болоте невозможно утонуть!

– Ошибочка, ефрейтор, – Портной поднял затворную раму автомата, дунул под нее и коротким ударом тыльной стороны ладони поставил на место. – Утонуть в болоте можно очень даже запросто. Если в бочаг свалиться. Однако, вопреки устоявшемуся мнению, трясина не засасывает попавшего в нее человека. Но зато держит так крепко, что без посторонней помощи не выберешься.

– Ну, а я про что! – как ни в чем не бывало соврал Стецук.

– Все, закончен перекур, – скомандовал Макарычев, хотя из всей группы курил один Стецук.

Подхватив свой рюкзак, сержант закинул его на правое плечо, а затем осторожно, стараясь не потревожить задремавшего, а может, только делающего вид, что дремлет, кота, продел в лямку левую руку. Нож – за пояс, автомат – на шею, пистолет – в кобуру. Четыре гранаты – две осколочные, две нелетальные – в карманы разгрузочного жилета. Туда же – запасные обоймы, бензиновую зажигалку, крошечный фонарик-карандаш, плоскую коробку аптечки первой помощи.

Все.

– Проверили ПДА.

Макарычев оттянул рукав куртки. На небольшом плоском дисплее горели девять зеленых крестиков. Девять человек его команды. Все они могли видеть местоположение друг друга, если расстояние между ними не превышало полутора километров. Также ПДА давал возможность обмениваться короткими текстовыми сообщениями, передающимися в кодированном формате.

– Порядок.

– У меня работает.

– Все нормально…

Семь человек в команде были солдатами из взвода сержанта Макарычева, которые, так же как и он, согласились поменять место службы. И вроде никто пока не жалел. Восьмым был Игоряша Дробинин. Девятым – Петр Петрович Синеглаз. Он был немногим старше других, однако все его называли только по отчеству – Петрович. Синеглаза предложил Макарычеву в группу все тот же Безбородко. Лев Феоктистович определил Петровича как аналитика. Однако в группе все его называли просто всезнайкой. Петрович и в самом деле знал, казалось, все обо всем. А что не знал, легко мог отыскать среди вороха информации, который другому показался бы стогом сена, в котором надо найти иголку. Он всегда носил с собой небольшую, герметически закрывающуюся металлическую коробочку, похожую на портсигар, в которой были сложены флэшки с самой дорогой для Синеглаза информацией. На первый взгляд могло показаться, что хаотическая груда данных из самых различных областей знаний вряд ли могла найти какое-то практическое применение. Однако выданная в нужный момент и правильно использованная информация порой могла помочь выбраться из затруднительной ситуации. А то и жизнь спасти. Единственная проблемка заключалась в том, что сам Петрович редко делился с кем бы то ни было имеющейся у него информацией. Ее у него нужно был вытягивать. Макарычев считал, что такова уж была натура этого в высшей степени необычного человека. А вот Стецук полагал, что Синеглаз чах над своими гигабайтами, как скупой рыцарь над златом. А потому, по словам все того же Стецука, Петровича следовало не раскручивать на информацию, а раскулачивать. Вот только как это осуществить на практике, ефрейтор не знал. Надеясь подбить клинья под Синеглаза, он то и дело пытался втянуть Петровича в мудреные философские беседы. Вот только философ из Стецука был никудышный. А другого такого молчуна, как Петрович, нужно было еще поискать.

– Герасим, давай направление.

Прозвище Герасим еще в роте прилипло к Сергею Пущину. Почему – никто уже и не помнил. Странно, ведь даже по отчеству он был не Герасимович, а Алексеевич. Однако ж как пошло – Герасим, Герасим, – так и осталось. Будто второе имя, что дают шаманы новорожденным, дабы настоящее никто не знал, а значит, и вреда колдовского причинить не мог.

Пущин неторопливо – он все делал очень внимательно, серьезно, основательно и не спеша – открыл электронный планшет, с виду вроде как самый обыкновенный, но на деле прошедший высокопрофессиональный апгрейд в какой-то спецлаборатории, контакты с которой поддерживал Безбородко. Такому планшетику позавидовал бы сам мистер Бонд. Фокус заключался в том, что открытые коды доступа электронного планшета позволяли комбинировать его основные функции в любых сочетаниях, что могло привести и порой действительно приводило к самым неожиданным результатам. Так, например, однажды планшет начал сам по себе выдавать пророчества в духе «И-Цзынь». И что самое удивительное, несмотря на то что пророчества были весьма туманные, расплывчатые и неопределенные, все они сбывались! Пораженный таким открытием, Пущин хотел было всем о нем рассказать, но, подумав малость, отказался от этой идеи. Ребята, если узнают, либо засмеют, либо начнут использовать его как рыночную гадалку. Скорее всего, и то и другое разом – будут смеяться и просить погадать. А Безбородко может и отобрать планшет, чтобы его в лаборатории заново протестировали. Герасим же привык к планшету и не хотел с ним расставаться. Это ведь все равно как старый, добрый, самолично пристрелянный карабин взять да с ходу, не глядя, поменять на такой же, только новенький совсем, в заводской смазке, вощеной бумагой обернутый. На такое ж только круглый дурак пойдет.

– Туда! – указал на северо-восток Пущин.

– Вот чем мне Герасим нравится, – Стецук локтем толкнул оказавшегося рядом с ним Муратова, – своей конкретикой и определенностью. Никаких тебе азимутов, никаких координат. Широта, долгота, склонение – показуха одна. Герасим сказал конкретно – туда! Значит, туда конкретно и идем! Никаких больше вопросов! Все!

– Это ты к чему? – Муратов непонимающе посмотрел на разговорившегося ефрейтора.

– Не люблю ходить по азимуту, – недовольно буркнул в ответ Стецук.

– А ты по нему ходил? – Портной рукой отвел в сторону мешающую пройти ветку.

– Я заранее знаю, что мне это не понравится, – сказал, чтобы отвязаться, Стецук и, сделав несколько быстрых шагов вперед, нагнал Синеглаза. – Слушай, Петрович, а живность на этих болотах водится?

– А как же, – сдвинув брови, аналитик придал лицу серьезное, можно даже сказать, озабоченное выражение. – Жизнь – она повсюду.

– Не, я не о планктоне, – помахал рукой Стецук. – Я имею в виду что-нибудь крупное, – ефрейтор руками обозначил размер интересующего его объекта, примерно с бульдога. – Такое, что за ногу цапнуть может.

– По плану мы должны выйти к объекту через четыре часа, как раз к темноте, – сказал, обращаясь к Пущину, Макарычев.

– По плану – должны, – кивнул тот.

– Дойдем? – сержант почесал за ухом сидевшего на плече кота.

– Дойдем, – кивнул Пущин. – Если не застрянем где-нибудь, – и, как будто извиняясь за собственную ошибку, добавил: – Идем-то по бездорожью.

Для того чтобы ходить по болоту, требуется особый навык. При каждом шаге плотный слой дерна сначала проседает под ногой, а затем чуть подается назад, а то, и того хуже, начинает плыть в сторону. Человеку кажется, что он постоянно теряет равновесие – и чисто психологически неприятно, и на вестибулярный аппарат действует не самым лучшим образом. Это все равно что ходить по палубе раскачивающегося на волнах корабля, когда ровная, казалось бы, поверхность то и дело пытается выскользнуть из-под ног. Для того чтобы не размахивать руками, не делать неверных шагов и не шататься, как болванчик, из стороны в строну, нужно поймать верный ритм движения. Что удается далеко не сразу. И далеко не каждому.