Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование

Глава 1. Изучение национального состава Красной армии: достижения и проблемы историографии

Полный обзор историографии по теме исследования приведен в нашей докторской диссертации, доступной в сети Интернет^[20]. Жанр монографии позволяет ограничиться здесь лишь очерком (который, впрочем, нельзя назвать кратким) наиболее существенных тенденций в изучении этнического аспекта истории Красной армии и остановиться на тех работах, в которых предложены попытки раскрыть национальный аспект отечественных вооруженных сил количественными методами.

Среди многочисленных публикаций, посвященных истории национальных формирований, участию того или иного народа, той или иной республики в войнах России и СССР, исследований, в которых национальные процессы в отечественных вооруженных силах проанализированы с использованием статистических источников, до сих пор было предпринято немного. Причина тому – не отсутствие интереса к теме. Напротив, национальный вопрос всегда вызывал большой ажиотаж. Однако чаще всего исследования загонялись в прокрустово ложе готовых идеологических установок о «нерушимой дружбе народов», иллюстрируемых выборочными цифровыми данными. Долго и безбедно существовало целое квазинаучное течение, которое условно можно назвать этнопатриотическим. Многие десятилетия оно фактически подменяло собой академическое изучение этнических сторон строительства вооруженных сил бравурной демонстрацией межнациональной дружбы и боевого братства советских народов.

К сожалению, в последние десятилетия мало что изменилось. Более того, прочное встраивание Великой Отечественной войны в конструкцию новой государственной идеологии «духовных скреп», среди которых Победе 1945 г. отводится, безусловно, центральное место, вновь сужает пространство для свободного научного поиска, предполагающего постановку любых, в том числе и самых неудобных, исследовательских вопросов.

Нужно сразу оговориться, что мы ни в коем случае не ставим под сомнение межнациональную дружбу, боевое братство воинов различных национальностей; считаем, что историческая Победа над нацизмом в Великой Отечественной войне – плод усилий всех народов, входивших в состав Советского Союза. Однако это не отменяет необходимости научного осмысления национальной политики в армии в 1918–1945 гг.

Главным препятствием на пути изучения национального аспекта истории Красной армии является проблема максимально полного выявления достоверного, сравнимого статистического материала, адекватно отражающего национальный состав Красной армии на разных этапах ее развития, его строго научной систематизации и анализа. Именно здесь кроется причина того, почему до сего дня этот вопрос разработан историками неудовлетворительно и даже исследовательские задачи должным образом не сформулированы. И дело не в том, что статистикой в военно-исторических исследованиях полностью пренебрегают. Напротив, цифровой материал активно привлекается в доказательство выдвигаемых тезисов. Но, как верно отмечено в одной из немногочисленных в отечественной историографии работ по военной статистике, «данные статистики только тогда оправдывают свое значение, когда они научно обработаны. В противном случае самые хорошие статистические показатели могут совершенно выпасть из поля зрения исследователя»^[21].

Вопрос выявления и квалифицированного анализа статистических источников следует считать краеугольным камнем исследований в области этнической истории отечественных вооруженных сил. Ведь крайне важно во временной и пространственной динамике продемонстрировать вовлечение конкретных этносов в дело защиты государства. Объективно оценить успешность этого процесса можно только сравнительно-статистически – путем определения роста или сокращения количественных и качественных показателей, связанных с военной службой представителей советских этносов в рядах Красной армии. Между тем, несмотря на обилие статистического материала по этническому составу РККА – как опубликованного, так и архивного, – он крайне редко используется как основа источниковой базы подобных исследований.

1.1. Отечественная историография

Статистическое изучение вооруженных сил актуализировалось во второй половине XIX в. переходом к строительству массовой армии, комплектуемой на основе всеобщей воинской повинности и оснащенной сложными видами техники и вооружения. Статистические данные о структуре народонаселения повсеместно внедрялись в систему принятия управленческих решений. В декабре 1852 г. был образован Статистический комитет (с 1858 г. – Центральный статистический комитет) МВД. На местах сбор материалов, в том числе о составе военнообязанного населения, осуществляли губернские статистические комитеты. Первое военно-статистическое исследование армии, территории и населения России принадлежит перу профессора кафедры военной статистики (организована в 1847 г.) Николаевской академии Генерального штаба А.И. Макшеева^[22]. Горячим сторонником внедрения статистических методов в планирование и анализ военного строительства был военный министр Д.А. Милютин, сам преподававший в молодости военную статистику в академии. Кроме кафедры военной статистики, дисциплина преподавалась также в старших классах средних военно-учебных заведений. «Военно-статистический сборник», охвативший своим описанием не только население Европейской России, но и азиатских владений империи и Кавказа, вышел еще в 1871 г.^[23], то есть на закате рекрутской системы комплектования войск в России.

В последней четверти XIX и в начале XX в. был накоплен немалый опыт по сбору и анализу материала в области организационной структуры и мобилизационной готовности, работы военно-учебных заведений, призывам новобранцев, учету офицерских кадров и нижних чинов, военнообязанного населения и т. д.^[24] Вообще изучение народонаселения с точки зрения ресурса для комплектования армии в военное время стало одним из основных направлений работы военных статистиков. Эта отрасль постоянно совершенствовалась и усложнялась.

В последней четверти XIX в. появились первые качественные работы с оценкой национального состава населения. Их целью было определение тягот военной повинности на населявшие империю этносы и выяснение перспектив выравнивания в распределении этих тягот. Особенно примечательны в этом отношении работы полковника А.Ф. Риттиха^[25], полковника Я.А. Гребенщикова^[26], профессора кафедры военной статистики генерал-лейтенанта А.М. Золотарева^[27], А. Сырнева^[28] и других авторов. Именно статистическое изучение процессов, связанных с комплектованием армии, со всей очевидностью показывало резкий дисбаланс в распределении тяжести военной повинности между населявшими империю этносами в пользу великорусского населения. Доказательству этого, в частности, была посвящена работа А.М. Золотарева.

В начале XX в. вышел ряд больших статей о демографических ресурсах империи и отдельных этносов с точки зрения комплектования армии, основанных на анализе статистического материала. В частности, это работы А. Антоновича^[29], М.Л. Усова^[30] и др.

Как отмечал в своей диссертации К.А. Маланьин, к началу XX в. практическая целесообразность данных военной статистики для организационного строительства армии и флота была очевидна правительственным органам и военному ведомству. Им «уже не требовалось доказательств о пользе статистических сведений, особенно обобщенных показателей, без которых невозможно было решать вопросы комплектования войск, их вооружения, снабжения и воспитания…»^[31]. Особенно важна военная статистика была в разработке мобплана, организационной и мобилизационной готовности армии. По мнению автора одной из статей по теории военной статистики Я.А. Гребенщикова, правильность и основательность всех организационных и мобилизационных расчетов самым тесным образом связана с верностью и полнотой статистических данных, составляющих фактическую основу всех расчетов, связанных с подготовкой и ведением войны^[32]. Это понимание нашло отражение и в организационных мерах: в 1892 г. при военно-окружных штабах были созданы специальные статистические отделения, собиравшие и обрабатывавшие первичную статистическую информацию. А в 1903 г. в Главном штабе отделение военной статистики было развернуто в отдел в составе четырех отделений. Кроме того, сбором и анализом статистических данных занимался Мобилизационный отдел Главного штаба^[33]. Пример умелого и массового использования данных военной статистики за длительный промежуток времени – фундаментальный многотомник «Столетие Военного министерства (1802–1902)», осветивший все аспекты и тенденции военного строительства за истекшее XIX столетие^[34].

В Советской России, а затем и в Советском Союзе в 1920-х гг. в ряде работ предпринимались попытки привлечь учетно-статистические источники к анализу проблем национального военного строительства в СССР. В этом отношении интересны издания первого десятилетия советской власти (1920-е гг.). Особенно ценны работы М.П. Захарова, возглавлявшего недолго просуществовавший отдел национальных формирований в составе Управления устройства и службы войск Главного управления РККА. В своих работах, изданных во второй половине 1920-х гг., он подвел первые итоги реализации принятой в начале 1925 г. пятилетней программы строительства национальных формирований. В небольшой по объему монографии «Национальное строительство в Красной армии» М.П. Захаров представил подробный анализ проблем выбора путей и определения этапов этого строительства, которые стояли перед руководством Наркомвоенмора в середине 1920-х гг. Автор рассмотрел вопросы штатной организации и комплектования национальных частей, подготовки командно-начальствующего состава для нацчастей и определения дальнейших перспектив их строительства^[35]. Разнообразием привлеченных источников и глубиной выводов отличается большая статья еще одного сотрудника Главного управления РККА А.Ф. Сиднева, вышедшая в двух номерах журнала «Война и революция» в 1927 г.^[36] Использовав доступный ему статистический материал, автор представил компетентный анализ комплектования нерусским контингентом армии Российской империи национальных процессов в Красной армии. В небольшой монографии А. Стеклова приведена полезная статистика социальных параметров (грамотность, партийность и проч.) личного состава Азербайджанской стрелковой дивизии – в начале военной службы и к моменту увольнения красноармейца. Армия становилась для воинов-националов школой всестороннего социального взросления, на деле «перековывала» неграмотных и невежественных жителей глухих аулов^[37].

В 1930–1950-х атмосфера повсеместной секретности практически вытеснила статистику из открытых публикаций по личному составу советских вооруженных сил.

В дальнейшем в 1960–1980-х гг. использование статистического материала было строго подчинено идеологическим задачам. В этот период институализируется советская историческая наука, в том числе ее национально-региональные школы. Публикуются обобщающие работы, посвященные вкладу народов СССР в военное строительство и в войне с нацизмом^[38], союзных и автономных республик и национальных партийных организаций^[39]. В разные годы были изданы истории многих (правда, далеко не всех) национальных соединений Красной армии, как по отдельности^[40], так и объединенных по этническому или региональному признаку (например, азербайджанских, казахских, закавказских)^[41].

Особенность работ 1960–1980-х гг. по военно-национальной тематике состоит в том, что они основаны на архивном материале и характеризуются изобилием цифр, освещающих самые различные аспекты участия советских этносов в военной организации Советского государства – от числа награжденных орденами и медалями в той или иной республике до количества собранных фронтовикам подарков. В то же время статистические сведения служили лишь инструментом для доказательства, а точнее, иллюстрацией набора догм о «нерушимом боевом братстве народов СССР». Шквал цифровых данных, несоотносимых друг с другом во времени и пространстве, подобранных из соображений выгодного освещения того или иного тезиса, лишь затуманивал картину. На деле в таких исследованиях содержательная часть в большинстве своем представляла собой краткое изложение боевого пути национальных частей, описание подвигов героев различных национальностей и усилия тружеников тыла, в то время как сложные моменты истории умалчивались. Например, К. Аманжолов и Н.А. Кирсанов в своих работах подробно рассказали о процессе формирования национальных кавалерийских и стрелковых соединений в Средней Азии в конце 1941 – начале 1942 г.^[42] В то же время авторы ни словом не обмолвились о причинах расформирования практически всех их еще до отправки на фронт.

Выходила плоская и одномерная картина, не позволявшая осмыслить проблемы несения военной службы представителями народов СССР и участия их в войнах. Из поля зрения советских историков выпали важнейшие проблемы, связанные с решением национального вопроса в военном строительстве, особенно в довоенный период. Это – комплектование войск представителями различных национальностей, организация прохождения ими военной службы, подготовка национальных командных кадров и т. д.

Как видно из обзора, многие авторы ограничивали изучение национального вопроса одними лишь национальными формированиями. Это замечание в полной мере применимо и к современной историографии. Национальные формирования словно магнит притягивают к себе внимание исследователей, отвлекая их от понимания простого факта: самодержавием, а затем и советской властью национальные части формировались вынужденно, поскольку не было условий для широкого призыва национальных меньшинств в армию на общих условиях. Поэтому рассматривать требуется весь комплекс проблем, связанных с привлечением народов нашей страны к военной службе, а не только вершину этой проблемы – национальные формирования.

Тем не менее к советскому периоду относится и несколько весьма интересных работ. Среди них – небольшая монография А.П. Артемьева, изданная в 1975 г.^[43] Автором впервые в отечественной науке предпринята попытка сравнительно-статистического анализа участия народов СССР в Великой Отечественной войне на разных ее этапах. Проанализировав доступный ему в тех условиях архивный материал по личному составу около двухсот стрелковых соединений, автор пришел к заключению, что национальный состав Красной армии в годы войны значительно колебался, что было связано с объективными изменениями фронтовой обстановки: потерей, а затем освобождением от врага огромных территорий страны, являвшихся источником для пополнения армии людскими ресурсами. Несмотря на новаторскую для своего времени методологию и тщательность исследования, нельзя не отметить несовершенство источниковой базы, сказавшееся на результатах. Автор мог пользоваться только несекретными документами уровня соединений (дивизионного звена), не имея доступа к обобщающим материалам высших руководящих органов Красной армии. Хотя тенденции этнического представительства в Красной армии в книге А.П. Артемьева отражены верно, но разнородность и фрагментарность материала стали причиной искажения обобщающих данных по целому ряду этносов. Кроме того, само обращение лишь к материалам стрелковых соединений дает заведомо неточную, ограниченную картину общего представительства в армии ряда этносов, поскольку этнический фактор, как правило, учитывался при комплектовании родов войск, а также частей действующей армии и внутренних округов. По идеологическим причинам автор не упомянул о практиках приостановок призыва в армию десятков народов, отзыва с фронта военнослужащих этносов, выселенных с исторической родины. Эти решения правительства также существенно влияли на удельный вес представителей того или иного этноса в войсках. Апробированные А.П. Артемьевым подходы дополнены и развиты в настоящем исследовании, но на значительно более обширном и разнообразном материале.

Также можно отметить подготовленную в 1981 г., но не защищенную докторскую диссертацию М.Я. Сухаря. Она посвящена проблемам комплектования и формирования воинских частей в союзных республиках Средней Азии. Работа основана на строгом статистическом исследовании учетной документации штаба одного военного округа – Среднеазиатского (САВО), – а также подчиненных ему республиканских военкоматов^[44]. На цифровом материале автор выявил и проанализировал характерные особенности контингентов военнообязанных из союзных республик Среднеазиатского региона – их недостаточный образовательный уровень, слабое владение русским языком, катастрофическую нехватку командных кадров. Диссертация М.Я. Сухаря насыщена статистическими выкладками и в то же время не перегружена обычной для работ этого периода марксистско-ленинской риторикой. Однако и в этой, весьма сильной работе не обошлось без умолчаний, вызванных идеологическими причинами. Так, например, значительная часть работы посвящена созданию национальных частей в САВО, однако о том, что подавляющая их часть была расформирована, так и не попав на фронт, автор умалчивает^[45]. Также, подробно рассказывая о формировании рабочих колонн, М.Я. Сухарь обходит вопрос их этнического состава, не упоминая того, что на их комплектование направлялся как раз национальный контингент.

Еще одна докторская диссертация К. Аманжолова, защищенная в 1987 г., также отличается достаточно тщательными подсчетами состава национальных формирований^[46]. Особенно ценны они для периода Гражданской войны, достаточно бедной источниками. Правда, исследование в основном касалось Среднеазиатского региона, а не всей территории страны, как это было заявлено в теме диссертации.

Современный период развития исторической науки характеризуется падением идеологических оков и открытием архивов. В последние десятилетия вышел ряд интересных публикаций по истории национальных воинских формирований в Русской императорской армии, а также по вопросам национальной политики царизма в военном строительстве на рубеже XIX–XX вв. и в последних войнах Российской империи. В этой области интересен анализ армии как плавильного котла складывавшейся российской нации в работах В.В. Лапина^[47]. Весьма любопытны статьи Т.А. Дмитриева^[48], который делает в целом верные выводы о тенденциях решения национального вопроса в строительстве вооруженных сил в сталинский период истории Советского Союза. Правда, автору не хватило архивных первоисточников для глубины и основательности выводов. В неплохой работе А.А. Шабаева и С.Н. Михалева, посвященной изучению потерь Красной армии в Великой Отечественной войне, сделано несколько верных наблюдений о комплектовании войск по национальности, качестве национальных контингентов и о соотношении потерь^[49]. Авторами введены в оборот некоторые важные документы, однако дальше этого они не пошли. Ряд статей Н.В. Подпрятова охватывает разные региональные аспекты истории национальных формирований^[50]. Под его общей редакцией в 2017 г. была осуществлена попытка обобщить опыт национальных формирований Русской армии в годы Первой мировой войны^[51]. Национальное строительство в вооруженных силах рассматривается в диссертациях Б.Г. Кадырова^[52], В.Н. Подпрятова^[53], В.Е. Иванова^[54], Э.-Б.Р. Назиха^[55], С.Л. Павловича^[56]. Отдельные вопросы (прежде всего, в диссертациях Кадырова, Назиха) проработаны хорошо, хотя в целом и структуру работ, и охват источников, и качество их анализа в перечисленных диссертациях нельзя признать удовлетворительными^[57]. Это еще раз подчеркивает всю сложность и многоаспектность выбранной темы исследования.

Знакомство с современной литературой позволяет утверждать, что, несмотря на радикальное расширение объема документальных источников в последние десятилетия и облегчение доступа исследователей к ним, историки недостаточно используют архивный материал по теме, даже в докторских диссертациях. Также нельзя не отметить нередко небрежный и некритичный подбор статистических материалов. Чаще всего анализу подвергаются случайные, нерелевантные цифры из разнородных источников, с опорой на которые делаются столь же необоснованные, нерепрезентативные выводы и суждения. Это является благоприятной средой для политизированных домыслов и спекуляций о масштабах участия различных этносов в войнах Советского Союза, их вкладе в дело победы, потерях, дисциплинарной и наградной практике, воинских подвигах и преступлениях представителей того или иного этноса и т. д.

Редкий в современной российской, особенно региональной, историографии пример тщательного исторического исследования проблем военно-мобилизационной работы в рамках одного национального региона представляют публикации калмыцких авторов К.Н. Максимова^[58], У.Б. Очирова^[59], С.С. Белоусова^[60] и др. Они отличаются стремлением к объективности, широким использованием архивного материала. Особенно следует отметить работы доктора исторических наук У.Б. Очирова. В большой книге, посвященной истории 110-й калмыцкой кавалерийской дивизии (написана в соавторстве с С.А. Заярным)^[61], и в отдельных статьях по вопросам военных призывов и мобилизаций в Калмыкии в 1920-х – первой половине 1940-х гг. на большом документальном материале рассмотрены как нормативная база военных призывов применительно к калмыцкому народу, так и статистические данные о результатах этих мобилизаций и национальных воинских формирований. У.Б. Очиров также дал оценку боевой эффективности национальных кавалерийских дивизий и вообще конницы в период Великой Отечественной войны. Автор квалифицированно анализирует преимущества и недостатки кавалерии в условиях «войны моторов» и варианты ее боевого применения.

Общим проблемам трансформации национальной политики, а также национальному вопросу в военном строительстве в период Гражданской войны в России, в межвоенную эпоху и во время Великой Отечественной войны посвящены работы А.Э. Ларионова^[62], А.Ю. Рожкова^[63], А.В. Ганина^[64], Ф.Л. Синицына^[65], Н.Ф. Бугая^[66], В.П. Булдакова^[67], Н.И. Хмары^[68], А.И. Вдовина^[69] и других авторов.

Немногочисленные современные попытки статистического изучения национальных аспектов отечественной военной истории нельзя признать удовлетворительными. Еще на рубеже 1980-х и 1990-х гг. на волне острого общественного интереса к человеческой цене Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне был предпринят ряд попыток уточнить боевой и численный состав советских вооруженных сил и определить масштабы потерь. Было создано несколько официальных комиссий, получивших доступ в государственные архивы^[70].

Отвечая на общественный запрос, в 1988 г. министр обороны СССР Д.Т. Язов образовал комиссию Генерального штаба по подсчету потерь под руководством начальника Главного организационно-мобилизационного управления Генерального штаба генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева. Несколько лет члены комиссии работали в архивах с подлинными документами учета личного состава и потерь. Предварительные результаты работы были опубликованы в интервью «Военно-историческому журналу» в марте 1990 г., а в 1993 г. вышло большое статистическое исследование под редакцией Г.Ф. Кривошеева «Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование»^[71]. Книга подвела итог нескольким годам работы комиссии Минобороны. Работа стала классической, в последующем она несколько раз переиздавалась в разных редакциях^[72]. В 2009 г. основные выводы комиссии Г.Ф. Кривошеева были подтверждены новой межведомственной комиссией, сформированной по инициативе министра обороны РФ. Они стали, таким образом, официальными. В современных фундаментальных^[73] и энциклопедических изданиях данные о потерях, выработанные комиссией Кривошеева, публикуются уже как «канонические», без критического анализа, в том числе и российским статистическим ведомством, от которого можно было ожидать собственного оригинального исследования^[74].

В числе прочего авторами была предложена раскладка безвозвратных потерь по национальностям, которая переходила в каждое новое издание книги и много лет некритически тиражировалась различными исследователями^[75], в том числе какое-то время – и автором этих строк.

Не подвергая сомнению в целом высокую научную ценность работы «Гриф секретности снят» (тем более что ничего сравнимого ей по масштабу за тридцать лет предложено не было), разберем столь часто цитируемую таблицу (см. таблицу 1), отражающую потери Красной армии по национальностям. Она была составлена на основе донесений о списочной численности военнослужащих Красной армии, причем данные о потерях получены расчетным способом при помощи коэффициентов смертности^[76].

Таблица 1. Безвозвратные потери Красной армии в годы Великой Отечественной войны по национальному составу

Источник: Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. М., 2001. Табл. 121.

В основу данного расчета было положено, казалось бы, очевидное статистическое допущение того, что советские этносы несли потери пропорционально их представительству в Красной армии. Для своих расчетов авторы почему-то использовали данные о списочной численности Красной армии лишь за период с 1943 по 1945 г., очевидно предположив, что соотношение этносов за годы войны не менялось и в ее конце было таким же, как и в начале. Такое предположение в корне неверно, напротив, как будет показано в данной книге, представительство народов СССР в рядах Красной армии существенно менялось. Кроме того, именно при определении масштаба потерь экстраполяция коэффициентов потерь дает наименее точные результаты, поскольку военнослужащие различных национальностей использовались в войсках неравномерно в разные периоды войны, на разных участках фронта, в разных родах войск, в действующих и недействующих войсках и т. п. Добавим к этому, что десятки советских этносов подверглись различным ограничениям на прием в ряды Красной армии или действующих войск. Все это означает, что советские народы несли боевые потери различной интенсивности, измерить которые «общим аршином» просто невозможно.

Авторы труда «Гриф секретности снят» (в частности, Г.Ф. Кривошеев и М.В. Филимошин) в других своих публикациях высказывали в целом правильную гипотезу о том, что к концу войны чрезмерно высокие потери уроженцев РСФСР (прежде всего русских) значительно сократились за счет пропорционального роста потерь граждан, призванных с освобожденных территорий Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии. Однако цифровая иллюстрация этого предположения выглядит неубедительно, и к тому же она не снабжена ссылками и объяснением методики расчета^[77].

Вообще, складывается впечатление, что пресловутый «расчетный» подход к изучению личного состава Красной армии в годы войны стал универсальным способом «латания» реальных, а чаще всего мнимых историографических «дыр»^[78]. На деле же исследователи нередко злоупотребляют расчетными данными вместо кропотливого заполнения лакун достоверными архивными документами.

В данной монографии мы принципиально избегали расчетов, доверившись источнику, разумеется, подвергнутому критическому анализу. Пожалуй, за единственным исключением, когда использование расчетных данных оказалось объективно неизбежным: при оценке численности и национальной структуры населения Советского Союза накануне Великой Отечественной войны. Здесь исследователю фактически не на что опереться, кроме недостаточно свежих данных Всесоюзной переписи января 1939 г., которая сама по себе вызывает вопросы у современных демографов в связи с известными обстоятельствами ее проведения. Не говоря о том, что уже после переписи численность и национальный состав страны претерпели значительные изменения после территориальных приобретений СССР на западных рубежах в 1939–1940 гг. Точного подсчета этих приобретений произведено не было. Поэтому в данном случае при анализе и сопоставлении национальных процессов в Красной армии накануне и в годы Великой Отечественной войны с общей этнодемографической картиной в стране, неизбежным стало обращение к расчетным данным советского статистического ведомства, имевшим официальный характер и опубликованным в служебном справочнике, носившем в свое время гриф «совершенно секретно»^[79].