Читать книгу: «Криминальное лихо. Повесть и рассказы», страница 2

Большая удача для Пашки – положить в копилку сразу 10 рублей. Однажды он запросил такую сумму с брата Андрея, которому приспичило выпить с друзьями, а мать не давала лазить в заветный «лагушок», приготовленный «для дела» – на сенокос. Он отлил пиво из фляги в бидон и долил в неё воды. Зато купюра заветная в кармане. Тот только крякнул, но отстегнул от сотенной зарплаты начинающего механизатора – магазин ночью не работал. Вот такими денежками заполнить бы всю копилку!

Произведя анализ семейного бюджета, он понял, что лучше всего экономятся семейные деньги зимой, в период с января по апрель, и полушутя, полусерьёзно потребовал свою долю в реальном выражении выдавать ему на руки. Отец тогда не увидел в этом ничего опасного или сверхъестественного, а только посмеялся над чертёнком и согласился с любимым младшеньким сыном. Мать же подчинялась воле мужа и своему материнскому чувству. Так он стал получать по заветному червонцу в месяц, с января по апрель, в последние два года жизни отца.

Однажды в споре с одноклассниками, во время которого Пашка молчал, одна из девушек, в доказательство, что она презирает жадность, выбросила целых три рубля на дорогу, он с трудом удержался, чтобы их не поднять. Отнеслись к этому, кто с одобрением, кто назвал глупостью. А девчонка ходила с неделю гордая и довольная собой. «Дура, конечно!» – решил Пашка.

С этого момента он приобрёл привычку искать деньги на дороге, и они попадались. Каждая найденная копеечка отправлялась в «хранилище». Так на практике им постигалась мудрость: копеечка рубль бережёт.

А какие особенные были у Пашки сны! Ему даже просыпаться не хотелось, когда под утро приснится целая куча денег, да не в крохотном сундучке, а в настоящем сундучище! Он будто бы трогает их руками и замирает, сознавая, что это он, Пашка, одержал победу над соблазном тратить и накопил в то время, как тысячи других сверстников проели богатство на мороженых да пирожных, прокурили на сигаретах. Будет когда-то на его улице праздник! Да ещё какой! Ни у кого такого не будет.

Пашка так же по – скупердяйски относился к своему здоровью. Ему хотелось жить долго-долго, чтобы накопить несметные сокровища, поэтому он не курил, а занимался спортом, больше – лыжами и волейболом – но и в этом он никому бы не признался.

Трудно сказать, что было бы, если бы его соклассники – комсомольцы узнали о его пристрастии. Но он никому не доверял тайны. Да и кому доверишь самое-самое, если вокруг люди без амбиций, без притязаний, со всем согласные деревенские… валенки.

«Четвёртый»

Планы на будущее всегда сладки..

А вот какими будут итоги?

Деревенский философ Григорий

Наступил август 1982 года. Благодать последних дней лета, в виде прекрасной, устойчивой, тёплой погоды, так и лилась на головы всех, живущих в Берёзовом. Нисходила она и на двух закадычных друзей, Пашку и его соседа Тимура, сидящих на крыльце жунусовского дома с летней верандой, увитой цветочной фасолью белого и ярко-оранжевого цвета. Радовались ей и грядки разноцветных астр вдоль дорожек, и клумбы жёлтых и бардовых, любимых деревенскими женщинами бархатцев, или чернобривцев – по-украински. Так же, как цветы, многое, что здесь составляло деревенский быт, называли на разных языках и понимали друг друга. На немецкое рождество стряпали штрудели и кухи, на мусульманский курбан – байрам всем хотелось попробовать курт, казы, бешбармак, на русскую пасху угощались блинами да плюшками. И песни пели вместе. Частенько «спивали» в застолье украинскую «Ой, ты Галю, Галю молодая», а то затянут « Ой, мороз, мороз“. Приняло это разноплеменное сообщество кем-то занесённую с Кавказа „Хазбулат удалой“. Танцевали под мелодичную казахскую песню „Камажай“, а то и немцам подтягивали: „Wann die Soldaten durch die Stadt marschieren…", улыбаясь переведённому содержанию о том, как девушки раскрывают окна, когда по улице идут военные. Дружили между собой ребятишки, забывая, кто какой нации. Дружили женщины, собирая застолья, перенимая традиции.

Русоголовый загорелый крепыш Пашка и черноголовый, по-азиатски изящный, смуглый Тимур, не отрывая друг от друга горящих глаз, перебивая один другого, заняты чрезвычайно важными ребячьими разговорами. Они не замечают, как хихикает Алия, младшая сестрёнка Тимура, и тычет пальчиком в них, стараясь обратить внимание матери Гульжан на мальчишек, которые запальчиво обсуждают что-то, вырывая друг у друга книжку.

– Что там с ними? – спрашивает Гульжан Омархановна и грозит дочери – «не мешай», нельзя прерывать взаимно обогащающего общения!

Гульжан Омархановна – преподаватель начальных классов. Она знает: учат не только школа и родители, легче и с большим интересом ребята получают новые знания друг от друга. Не раз она слышала весомые, отрезвляющие суждения Паши и резонно считала, что для Тимура это общение имеет большое значение.

Все в доме звали Тимурчика Абаем. Таково второе имя известного казахского поэта и мыслителя 19 века Ибрагима Кунанбаева. В переводе оно означает «внимательный». Тимур был напичкан сведеньями из разных областей знаний, черпая их из научно-популярных книг, словарей и энциклопедий. Увлечение новой темой или идеей в классе начиналось именно с него. В его руки на этот раз попала редкая тогда книжка по нумерологии. Начитавшись нового, Тимур поведал Паше, что у чисел, если верить нумерологии, есть свойство влиять на судьбу, что число его судьбы – четвёрка. Полушутя, они вместе установили, что она навязчиво влезла в его биографию, и – не единожды.

– Ты родился четвёртым в семье. А число? А месяц какой? – допытывался Тимур, зная всё про друга, только для того, чтобы он подтвердил лично, что всё так и есть.

– Четвёртого апреля. Ух, ты апрель-то – четвёртый месяц в году. Ну и подумаешь! – возражает Паша.

– Вот именно, уже три четвёрки есть. Ты четвёртый сын, появился на свет четвёртого числа, четвёртого месяца, 1966 года. Если цифры года сворачивать, складывать значимые, получится снова четыре. Я проверил.

– Вот какой я – весь в четвёрках! Тут Паша принял гордую позу! Четыре – это хорошо, значит я весь хороший! На колени, посредственность! Тут он поднял босую ногу, чтобы поставить на плечо другу, но тот среагировал и увернулся. Пашка ткнулся в перила крылечка. И парни начали валтузик друг друга под хохот Алии.

– Эзотерики заложили значение чисел в специальном списке, – продолжил Тимур. Сейчас я всё про тебя прочитаю. Смотри: «четвёрка символизирует гармонию мира. Гармония – это согласованность и порядок».

Сложив все три четвёрки, юноши бы увидели «3», но они этого не сделали. Заметили первое, что бросалось в глаза, заспорили, отвлеклись. То, что огласил Тимур, Павел принял сразу – он, действительно, любит, чтобы всё было в порядке. Получается, что он особенный. На этом Тимур остановился, слукавил от доброты. Умолчал, что промежуточное число «13», которое получается при сложении цифр года, эзотерики разлагают на 1 и 12. А значение этих чисел – «добровольно принятая смерть, жертва»… Последние слова пугали и останавливали, за них заглядывать ему и самому не хотелось. Там начиналась особая мистика, страшная, потусторонняя составляющая мира. Так и не разобравшись, правильно ли всё высчитал, он бросил свои расчёты, отложив на годы неприятное предсказание.

– Вот послушай, как можно доказать, что четвёрка – число гармонии, – продолжает разъяснять Тимур. – Существует четыре времени года: зима, весна, лето, осень. Есть четыре стороны света: север, юг, восток и запад.– Он даже привстал и показал, где они расположены в их местности. – Есть четыре периода человеческой жизни: детство, юность, зрелость, старость. Везде, повсюду – четвёрка. Вся гармония мира в этом!

– Есть четыре конечности у человека, есть верх, низ, право, лево, есть четыре ноги у коровы, есть четыре ножки у стола и у стула, четыре стороны у дома, четыре колеса у телеги и т.д, и т. п. Важная гармония? – насмехается Пашка.

Оба расхохотались. Они одинаково любили иронию и пусть глупую, но свежую мысль. Тимур настаивает:

– В чём-то ты можешь проявиться очень мощно, что-то в жизни у тебя будет особенное.

– Четыре раза женюсь, четыре института закончу, четыре раза буду награждён! – хохочет Пашка.

– Четыре места жизни сменишь, четыре друга заведёшь, четыре опасности преодолеешь, – продолжил Тимур.

– А я ещё больше хочу! Всё по четырежды четыре! Слышишь?

– Да! Ты будешь жить долго, и будет тебе всё!

– Дед Григорий говорит: Планы на будущее сладки. А каким результат будет?»

– А ты что жизни боишься?

– Ничего не боюсь! Я – Четвёртый!

В целом Пашке понравилось предсказание, и он объявил себя «Четвёртым», будто занял престол. Вскоре так же стали называть его и одноклассники. Учителя, узнав, что он – Четвёртый, не стали выяснять, почему. Решив, что это глупая кличка – так всех можно числами поименовать, но нет-нет, да тоже называли Павла Четвёртым между собой. Сколько раз за его жизнь всплывёт, почему его так зовут, и всякий раз будут находится новые объяснения.

Что там ждём впереди?

Натура сильнее ума.

Деревенский философ Григорий

Пашкина натура соответствовала времени года, в которое он родился. Апрель и есть апрель. В нём сочетались непостоянство, сумбурность и решительность, непредсказуемость, уверенность и сумасшедшая энергия. Родители, несмотря на материальные трудности, баловали младшенького и взрастили в нём человека самолюбивого, с претензиями.

В детстве в его характере уже была одержимость. Он мог подолгу заниматься одним делом. Мог не реагировать на происходящее вокруг, если был поглощён чем-то. Увлекаясь, как Тимур, многими вещами, имел не по годам широкий кругозор, благодаря отцу, обладал необходимыми для жизни в деревне умениями.

Он нравился уступчивому и мягкому добряку Тимуру, сыну парторга, который, выросши в интеллигентной, обеспеченной семье, был ограждён от многих трудностей, многое воспринимал через книжки, идеально, был честным, дружелюбным и очень любознательным. Подобно Пашке, он часто юморил или, как любят говорить подростки, был юморной. Правда, юмор его не носил, как у друга, чёрного характера. Но тут ничего не поделаешь. Всем известно: и чёрный юмор, и скептицизм имеют место быть и даже приносят немалую пользу. Друзья спорили о жизни до хрипоты. Тимур отстаивал самые высокие идеалы, Пашка разрушал их в мгновение ока примерами, с которыми трудно не согласиться. Тимур как-то спросил у своего отца, Набьюлы Бидахметовича:

– Почему с Пахой так трудно спорить, аке? Очень уж он умный.

– По уму вы оба далеко не дураки. А по жизненному опыту он старше тебя, хотя по годам вы ровесники. Ты к детству ближе, он – ко взрослой жизни. Ещё характеры у вас разные. В поступках у вас сейчас характера больше, чем ума. Ты добрый. Тебе хочется всё примирить, во всём и во всех найти хорошее. А Паха твой добро просто так раздавать не будет, даже комплимента не удостоит, – ответил он.

Разные. Поэтому Тимура и тянет к Пашке. От друга он узнавал о таких реалиях современной жизни, о которых не писали в умных советских книжках и которые ему в голову не пришли бы ещё долго. Он откровенно поражался недетским грубоватым рассуждениям и выводам Четвёртого:

– В нашем свободном обществе не хватает свободы, – однажды задал он тему, когда столкнулся с историей и обществоведением в старших классах.

– Ишь, ты, тоже философ. Докажи, – отреагировал дед Григорий.

– На словах у нас добровольно, а на деле принудительно проводятся по неделе воскресники. Это что свобода?

– Для себя же делаем, Паш. Для меня так это нормально, – подключился Тимур.

– Ладно, я ещё вам скажу. Общество эксплуатирует крестьян скрыто, зарплату дают маленькую, чтобы они на себя после работы работали, – поднял он самое близкое, что часто варьировал, потому что это было перед глазами, и продолжил:

– Крестьянин зависим от земли, которая ему не принадлежит. Он в нашей стране называется рабочим совхоза, а на самом деле он крепостной.

– Эк, куда хватил! – не одобрил дед Григорий. Но Паху уже было не остановить.

– Свободы вообще нет. Вот, например, жениться – это в кабалу попасть. Женщину замуж надо брать такую, чтобы она для тебя на всё готова была. Самому влюбиться – это не главное – поучал, не краснея, своих разновозрастных собеседников Пашка.

– Ты много чего лишнего говоришь, – возразил дед Григорий, – и не от ума, а от натуры своей. Тебе как будто всё надо наизнанку вывернуть. Ой, не знаю, что из тебя получится. Все твои братья старшие тоже не дураки по уму, но ты другой. Может, тебя блестяшее (он так и произнёс с «ш») будущее ждёт. А, может, натура всё испортит.

– Как это натура может испортить всё? Заливаешь, деда? – перешёл подросток на ты от такого разговора.

– А я тебе поясню. Мне вот натура карьеру испортила. Дам себе задание – ничего не обобщать, ничего не замечать, не вмешиваться, а пойду в «обчество» и – на тебе, опять за своё. Хотели бригадиром поставить, подумали, подумали, и – не поставили, так рядовым совхозником и проработал. Это я уже к старости начал обобщать свою жизнь, а то всё чужую. Пока понял, уже Философом звали. Вот я тебе и разъясняю: хочет человек поступить умно, умом раскидывает, а момент наступит, натура повернёт. Натура, она сильнее ума.

Павел не поверил тогда деду или не понял его, когда тот сказал, что натуру свою узнать больше времени требуется, чем ум по способностям проверить.

Не всё, услышанное от Паши, Тимур обсуждал с отцом, но так сложилось его мировоззрение под влиянием родителя, что причины многих проблем видел в самих людях, в том, что они бывают умственно и физически ленивы, равнодушны, спиваются, тратят время жизни бесцельно и бездарно. Об этом он не раз говорил другу. Набьюла Бидахметович внушил ему, что полнота и даже продолжительность жизни зависит от того, что, как и сколько ты узнаешь и сколько сам сможешь сделать за её срок. Пашкины рассуждения заставляли думать, смотреть на жизнь иначе. А, он, как и все отцы, хотел, чтобы сын понимал других и брал в жизни ответственность на себя – только так он станет сильным.

Пашке нравилась простота, дружелюбие, уважительное отношение всех членов семейства Жунусовых к нему. Он никогда не чувствовал скованности в их доме. Ему позволялось пользоваться теми недоступными вещами, которые покупались в этой семье для детей. Они охотно делились с ним – будь это магнитофон, мопед, книги. Пашка радовался психологическому комфорту и скрывал рождавшуюся зависть.

С некоторых пор он определил для себя, что вряд ли способен привязаться к человеку сильнее и с такой же страстью, как к деньгам. В них для него сосредоточилась вся гармония мира.

В ту осень он влюбился в молоденькую учительницу, их классного руководителя, но, трезво рассудив, быстро справился с этой напастью. Учительнице нагрубил на картофельном поле, когда школа помогала в уборке урожая совхозу, чтобы не лезла, куда не просят – такова мальчишеская самозащита от впервые нахлынувших чувств. Тогда дети ежегодно помогали в осенней уборке урожая – ручного труда требовалось ещё много. На полях работали повсюду картофелеуборочные комбайны, но в Восточном Казахстане приходилось использовать их возможности наполовину – вырытые корнеплоды собирали вручную, так как комья слипающейся глинистой почвы попадали в контейнер вместе с картофелем. Песчаная же почва, где-нибудь в Белоруссии, легко осыпалась от сотрясения транспортёра, и можно было обойтись без дополнительного ручного труда. Об этом они и рассуждали с Тимуром, когда к ним подошла Анна Семёновна.

Высокая, стройная, с мягким волнующим голосом, она была из тех женщин, что своей красотой, особой женственностью и грацией, невольно привлекают внимание окружающих. Она подошла и завела с Пашей разговор, о чём он думает, о чём мечтает. И услышала грубоватый ответ:

– Вырасту. Женюсь. Заведу большой дом. Куплю машину. И… всё – о, – протянул неучтиво насмешливо.

Анна Семёновна растерялась от непривычной реакции, глянула своими карими с поволокой глазами на юношу, невольно повторив его последнее слово с вопросительной интонацией:

– И… всё-о? С твоими способностями можно хорошую профессию приобрести, и себе, и людям – польза. Ты же спорт любишь, вот и поступай в педагогический институт на факультет физического воспитания.

– Это, чтобы ради чьего-то сопливого счастья прыгать, бегать в поту, ещё за них же и отвечать? Я другого от жизни хочу, – сказал, не отрывая взгляда от её милого лица, от нежных пухлых губ.

– Ну, что ж, попробуй! – сказала она, не понимая, почему он так отреагировал на обычный вопрос и направилась к Тимуру.

А Пашка затосковал. Уходит, как мираж. Какая-то она слишком уж хорошая. Внимательная, добрая. А всё равно жизнь её измотает, будет она со временем, как все, усталая и равнодушная… На эту мысль его натолкнул рассказ парторга о пожилой учительнице, отдавшей школе все силы и ставшей к концу жизни ворчливой занудой. На неё жаловались ему, а он пытался её защитить и призвать людей к пониманию – столько сил отдала детям.

Буркнув:

– Попробую! – он отвернулся и подумал, чтобы настроить себя:

– Пусть не лезет. (Недостижимое надо прочь от себя гнать. А она – и есть недостижимое).

Пашка не давал себе по пустому переживать – на это в жизни времени не отпущено.

– Объективную реальность, – часто признавался в старших классах, – я всегда предпочту «необъективной духовности». Духовность – не объективна, значит, её нет!

На это заявление Тимур немедленно реагировал репликой:

– Ты вульгарный материалист.

Ох, уж этот Тимка, обязательно залезет в дебри неприменяемого!

Конкретность высказанных учительнице планов и самому Павлу показалась глупой, но не раскрывать же ей подробности, которых она не поймёт. Тимур, который всё слышал, пошутил, смягчая:

– У него ребятишек будет много, они все будут служить обществу.

Учительница улыбнулась. А Пашка покраснел, может, в первый и последний раз в жизни, и отвернулся. Наблюдательный Тимур знал, как нелегко Пашку смутить, особенно коснувшись житейской темы. Мелькнувшая догадка показалась забавной: о любви они ещё не говорили. Просто посмеивались. И когда учительница отошла, он подошёл к Пашке :

– Недавно на педсовете обсуждали открытые уроки учителей. Это моя мама отцу рассказывала. Молодой этот, новый географ, насмешил всех: урок Анны Семёновны ему понравился. Только глаза, говорит, такие, что кое-кто мог её и не слышать!

Пашка не ответил, но про себя подумал, что это правда.

Заметив, что Пашке не очень понравилась его шутка, Тимур поспешил загладить свою вину:

– Ты не обижайся. Любовь, семья, дети, своё жильё – это ведь у каждого будет. Всё, как у всех. Ты прав. Вот только это не скучно, а? Не узковато?

– Узко! – огрызнулся надутый Пашка. – Я, вообще, думаю, что жизнь каждого человека – это ремейк одной и той же программы: родился, учился, вырос, женился, работал, постарел, помер. Скучно. Мало. И …глупо.

– Конечно, конечно, – согласился Тимур, чтобы не обострять отношения. А я думаю, как бы объединить гражданское служение с моим личным счастьем. Если кого я выберу себе в жёны, то на всю жизнь. Чтобы больше проблемой личного счастья не заморачиваться. Не веришь?

– Веришь, веришь. Помнишь, как читали в одной книжке: будет у тебя перед глазами одно и то же лицо мелькать. Обалдеешь. Любовь, кто её нашёл и в неё поверил, может всю жизнь сожрать и не подавится. Я вижу, как некоторые ненавидят друг друга, а живут, не расходятся. Знаешь, почему? Не потому что любят друг друга. Лень им, и времени жалко, как раз по-твоему.

– А если просто любить не умеют!

– Нет, просто любовь – вымысел. Перспектива – принадлежать всецело кому-то, а не себе – дурость. Будет тобой какая – нибудь командовать: подай это, принеси то, не ходи так, не сиди эдак. Знаешь, как они любят распоряжаться. Жениться – это для большинства и для тебя, а не для меня.

– А что для тебя главное?

– Жить лучше всех, – вылетело у Пашки.

– Да, ну, тебя. Лучше всех я не хочу.

– Не хочешь? Врёшь!

– Ну, тебя, пристал, – Тимур хотел уйти. Пашке уже не остановиться. Пошёл на разоблачение. Тут он и друга не пожалеет, тем более только что задевшего его:

– Жизнь не карамельки. Все знают – это работа, хитрость, жадность, в конце концов, – выпалил Пашка, – А ты знаешь, что крестьянин ворует себе корм для скотины, потому что купить негде столько, сколько надо. А не сворует, скотину не вырастит, семью не прокормит. Крестьянское благополучие не только на труде, на хитрости тоже держится.

Тимуру опять трудно было спорить с Четвёртым. Но тут ему вспомнился разговор отца с уехавшими на север за «длинным рублём» Амантаевыми.

– Помнишь, как Амантаев отцу моему ответил на вопрос:

Чем вам там, на Севере, лучше, чем здесь?

– На жизнь вот так хватает! – повторил он жест ответившего, проведя ребром ладони по горлу.

И Тимур заключил:

– Надо, чтоб на жизнь хватало. «От нехватки хитрят, но не все, понимая, что в хитрости нет справедливости. Хитрый сам себя накажет, – говорит аке, – и обязательно будет разоблачён».

– Значит, государство обманывая всех и себя, по теории твоего отца, скоро будет разоблачено и произойдёт его крах. А я согласен с ним. Хоть какой строй, хоть какое государство, а выгоду всегда будут искать. Рыба ищет, где глубже. Своя рубашка ближе к телу. Это даже государство понимает…

– Государство тоже должно приспосабливаться, чтобы выжить. Но это как-то некрасиво! Хотя, знаешь, я государство, как отец, ставлю выше себя, – неуверенно возразил друг.

– Это называется прогибаться, – нашёл формулировку Павел.

– Не совсем так. Понимаешь, народ, история, страдания и труды прошлых поколений вырастают передо мной в таком величии, что я, правда, преклоняюсь.

– И что быть козявкой перед всем этим?

– Нет, просто человеком.

– Ну, и будь!

Тимуру стало не по себе от жестокой дерзости Павла, и он замолчал. Спорить не хотелось, а согласия добиться было невозможно.

Они разошлись в разные стороны и продолжали работать на расстоянии. Обоим вдруг открылось, что взрослеют они по-разному.

Один – мучительно сопоставляя свои представления с жизнью, готовился преодолевать противоречия. Другой – изучить, понять, чтобы тем или иным способом лавировать.

Незаметно, но планомерно, эгоизм и самоуверенность превращались в Павле в наглость и презрение к людям, а это, в свою очередь, как правило, порождает жестокость. Но это будет потом, в далёком потом…. И у Тимура его судьба, определённая временем и натурой, тоже не будет лёгкой, но он никогда не перейдёт за черту доброты.