Альпийский узел

Тему секретных объектов в пределах городской черты эти господа тщательно обходили. Делали удивленные лица, бормотали, что ни о чем подобном не слышали.

Господин Арнольд Эггер вел себя спокойнее, сохранял подобие выдержки. Но вытянутое бледное лицо говорило за себя: отпустите, господа, дайте умереть спокойно! Он был долговязый, сутулый, с лица не сходила скорбная библейская мина. Да, он занимается городскими коммуникациями, понимает в вентиляции, канализации и водопроводе, знает, как построить дорогу. Но господам из СС и СД он ничего не строил, разве что изредка выдавал разрешения на возведение того или иного объекта, но это чистая формальность – разве господам из СС и СД требуется чье-то разрешение? У них свои специалисты, свои эксперты – та же строительная организация Тодда, способная возвести любой объект в сжатые сроки и без всяких нареканий от заказчика. Нет, он сейчас не помнит, на какие объекты магистрат выдавал разрешения, – это было давно. Но можно посмотреть, поднять старую документацию. Уж будьте любезны, господин Эггер, посмотрите, если не хотите проблем с советской контрразведкой. И не позднее завтрашнего утра представьте полный отчет…

В этот момент выдержка господина Эггера отказала – он начал проявлять признаки волнения. Лицо осталось тем же, но ладони вспотели, он украдкой вытирал их о штаны, невпопад тряс головой. Да, он все понял, завтра же вся документация будет готова и предоставлена новым властям…

Госпожа Лаура Штейнер, в отличие от прежних господ, выглядела прилично, даже улыбалась. Но улыбка ее была неестественной и замороженной. Ей было не больше сорока, широкая в кости, но вполне женственная, со всеми положенными формами. Правильное лицо, светлые глаза, белокурые волосы волнистыми каскадами стекали на плечи. В какой-то момент Гордин подумал, что женщина строит ему глазки. Это было невероятно – умирать от страха и одновременно заигрывать! Чиновница сидела с прямой спиной, скромно сложив руки на коленях, и отчитывалась, как школьница перед директором.

– У вас прекрасное знание немецкого языка, господин майор, – похвалила дама. – А вы точно… русский?

– Даже не сомневайтесь, – сухо улыбнулся Андрей. – Расскажите о своей работе, госпожа Штейнер. Только воздержитесь от сложных специальных терминов.

Последовал поток красноречия, из которого майор уловил, что заменить госпожу Штейнер абсолютно некем. Ее служба занимается вопросами энергоснабжения, а заодно благоустройством городской территории, хотя эти вещи не больно-то связаны между собой. Но так сложилось исторически. Времени на отдых нет совершенно, она работает в магистрате до позднего вечера. А сейчас становится неимоверно тяжело. В связи с известными событиями многие сотрудники не выходят на работу, и она не знает, где они! Кто-то покинул город и переехал к родственникам на север – можно подумать, те населенные пункты русская армия обойдет стороной! Но она предана своему городу, никуда отсюда не уедет, и если ей позволят, будет до конца выполнять свой гражданский долг. Контрразведка не возражала – работайте, фрау Штейнер. До поры до времени, так сказать. Но если будут отмечены попытки саботажа, то на милость не рассчитывайте. Госпожа Штейнер жарко уверяла, что оправдает оказанное доверие и до конца останется с жителями родного города. Выслушав вопрос о семейном положении, она немного смутилась. В данный момент госпожа Штейнер не связана узами брака. Ее последний муж, майор артиллерии, бросил ее три года назад, забрал сына, увез его к своим родителям в Штутгарт, а сам отправился в действующую армию на Восточный фронт, где благополучно сгинул. Фрау Штейнер глубоко плевать на это. Она пыталась забрать сына, но встретила яростное сопротивление стариков и оставила попытки. Так что в данный момент она свободна и готова рассмотреть все предложения…

К таким заманчивым вещам майора контрразведки не готовили. Он продолжал задавать вопросы. Секретные объекты под эгидой СС? Фрау Штейнер задумалась. Нет, она хорошо осведомлена о городских делах, но ни с чем подобным не сталкивалась. Секретные службы рейха умело охраняли свои тайны. Но она может поспрашивать у знающих людей – глядишь, и узнает пару сплетен…

За болтливостью и показной наивностью сквозил страх. Женщина что-то знала, нервничала – возможно, имела указание от кого-то отрицать очевидное до последнего. Все эти люди что-то знали – это не вызывало у майора сомнений.

– То есть вы не знаете ни о каких секретных предприятиях на территории вашего города? – с нажимом спросил Андрей. – Не контактировали с техническими службами СС, не выполняли заказы и подряды? И даже колючую проволоку с охранниками и собаками вы не замечали?

Дались ему эти охранники и колючая проволока! Объект мог иметь мирный и неброский вид, охрана – внутри, а снаружи достаточно наблюдателей в штатском. Объект мог функционировать под любой вывеской, а дураков идти туда любопытствовать надо еще поискать.

Фрау Штейнер продолжала отвечать общими фразами, уверяла, что может все выяснить, предлагала посмотреть на нее внимательно: она похожа на человека, которому германские спецслужбы доверяют свои тайны?

Она была похожа на испуганного человека, оказавшегося между двух огней. Но применять к ней суровые меры пока не хотелось. Город должен жить, раз уж Советская власть взяла над ним «шефство». Сведений не хватало, даже контрразведка имела смутное представление, что она ищет. Гордин выпроводил фрау Штейнер и задумался.

– Темные лошадки, товарищ майор? – высунулся из смежной комнаты лейтенант Лапчик. – Я слышал ваш разговор. У них же зубы стучат от страха, они что-то знают. Вопрос только что? Типографию мы найдем, это дело времени, но что это даст? Там наверняка уже голые стены и одно вспомогательное оборудование. А вот известно ли им о нынешнем местонахождении груза – вот это вопрос…

– Людишки такого ранга это знать не должны, – задумчиво произнес Гордин. – Но колонна вернулась, не сумев прорваться, и что происходило в этой суете и кто в чем осведомлен – вопрос интересный… Нужно контактировать с местными, вести себя учтиво – только так мы что-то вытянем.

Андрей подошел к карте, стал ее внимательно изучать. В город вели три дороги – с северного, южного и западного направлений. На востоке дорог не было, к городу вплотную подступала горно-скалистая местность, и населенные пункты в этой глуши отсутствовали. Колонна вышла из-под огня, вернулась в Абервельд… и что? Ответить на этот вопрос могли только местные жители – те, у кого под окнами прогрохотала колонна.

– Товарищ майор, тут местные пришли, – сунулся в дверь капитан Зинченко. – Уверяют, что антифашисты.

– Неужели? – проворчал Гордин. – Хочешь сказать, что на ловца и зверь бежит?

И снова незнакомые лица. Мужчина средних лет, довольно тщедушной комплекции, одетый в вязаную кофту и клетчатые штаны, представился Себастьяном Курцем, показал документы. У него были ровный прямой взгляд и размеренная речь. Он сообщил, что долго ждал прихода Красной армии и теперь готов сделать все, что в его силах. Он говорил о ненависти к режиму Гитлера, о том, что немцы и австрийцы вовсе не такие, просто мозги им засорила пропаганда Геббельса. Ему сорок восемь, работал на молочном заводе, в 1940 году был брошен нацистами в концлагерь под Варнау – слишком уж активно Курц выражал свою гражданскую позицию. В том же году он потерял семью, друзей, в концлагере пробыл год, после чего его отпустили – не за примерное поведение, а из-за того, что лагерной администрации потребовались свободные места. Ожидался наплыв заключенных с востока.

Публика в учреждении была разномастной: противники режима, уголовники, гомосексуалисты, проворовавшиеся чиновники. Кого-то расстреляли, других выпустили… С тех пор Себастьян Курц стал ярым противником режима. Жил в Вене, в Гуфштадте, в Абервельде, работал в подпольных ячейках, вызволял из беды евреев – делал все, что мог в окружающих его обстоятельствах. А теперь готов сотрудничать, выполнять любые приказы – если советскому командованию требуется помощь. Кается – в коммунистической партии не состоял, но всячески ей сочувствует.

– Спросите у людей, товарищ, – Себастьян Курц бесстрашно смотрел майору в глаза, – они расскажут, кто я такой. Последние полтора года жил на полулегальном положении, дважды пользовался поддельными документами – их производила подпольная типография в Гольдштау… Познакомьтесь, этих парней зовут Тобиас и Феликс, – представил он двух молодых людей, прибывших с ним. – Они убежденные антифашисты, я ручаюсь за них, как за самого себя. Феликс учился на медика в Вене, состоял в антивоенном подполье. А когда гестапо разгромило организацию, бежал в Абервельд и жил здесь по подложным документам. Тобиас местный, член коммунистической партии, один из немногих, кому посчастливилось выжить, работает электриком…

Молодые люди не отличались болтливостью, смотрели настороженно, не знали, как себя вести. Феликс был темноволос, имел правильное лицо с лучистыми глазами, казался хрупким – возможно, это было обманчивое впечатление. Тобиас – ниже его на полголовы, старше на несколько лет, не любил бритье и опрятный вид. Он не прятал глаза – смотрел пристально, изучающе.

– Можете на нас рассчитывать, – добавил Курц, – мы всегда готовы помочь. Если выдадите оружие, будем благодарны, не выдадите – поймем.

– Повременим с оружием, – хмыкнул Гордин. Он с интересом разглядывал новых союзников. – Вам что-нибудь известно, товарищи, о существовании секретной лаборатории, работавшей в Абервельде? Может, ходили слухи или знаете что-то фактическое?

Мужчины задумались, потом переглянулись и вразнобой пожали плечами.

– Товарищ майор, мы не собираемся ничего утаивать, нам это незачем, – сконфуженно сказал Курц, – но мы пока не понимаем, о чем вы говорите. В городе были разные объекты, здесь стояла воинская часть, работал госпиталь, на западной окраине были военные склады. Точно известно, что за городской чертой собирались строить концлагерь, но эти планы, к счастью, не сбылись…

– Ладно, забудьте, – отмахнулся Андрей. – Для вас есть первое задание, товарищи. Поедете с нашими людьми, будете опрашивать местных жителей. Вам объяснят, чего мы хотим. Операция не боевая, надо поработать головой и проявить терпение.

Мужчины оживились. Они и не рассчитывали, что их сразу бросят в бой под знаменами Интернационала.

Яшу Лапчика, как единственного среди сотрудников, знающего немецкий язык, майор инструктировал особо. Взять Романчука, Несмелова (их вид, по крайней мере, не отпугнет местных), добровольных помощников, пять бойцов при полном вооружении – и выдвинуться на полуторке в северное предместье.

– Вот дорога, – Гордин показал на карте, – здесь возвращалась колонна, здесь она вошла в город. Ее не могли не заметить – это два здоровых грузовика. Куда она направилась? По каким улицам? Если проявить въедливость, можно отследить ее путь. Тактично опрашивать местных жителей, люди Курца помогут. Задача несложная, товарищ лейтенант, вперед. И бойцов проинструктируйте, чтобы вели себя вежливо, местным не хамили и ногами двери не открывали.

Разведка убыла.

Взрыв в городе прогремел как гром среди ясного неба! За сквером, там, где начиналась плотная застройка, встало облако дыма. Капитан Волынцев, грязно ругаясь, первым побежал через парк. Часть бойцов осталась в магистрате – два отделения привели в состояние повышенной готовности, остальные тоже побежали к скверу.

Обвалилась часть здания из бурого кирпича, где еще вчера работала полиция безопасности и СД. Немцы, уходя, оставили сюрприз. Провалился пол на втором этаже, сломались и осыпались стены. Взрыв произошел во время осмотра здания. Об опасности бойцов предупредили, те действовали осторожно. Мину поставили хитрую, с замедленным детонированием. Клеммы замкнулись, когда открыли дверь в крыле, где работало гестапо. Боец попался сообразительный, всполошил товарищей истошным криком. Большинство людей успели выбежать из здания. Двое остались под завалами. Их извлекли сравнительно быстро. Один погиб, другому раздробило бедренную кость. Пострадавшего отвезли в больницу.

Волынцев ругался, потрясал кулаками: ведь он предупреждал!

– Предупреждали, товарищ капитан, – развел руками молодой взводный. – Потому и не все погибли, а только один.

Центральную часть городка теперь патрулировал весь личный состав. Здание полицейского участка осмотрели с особой осторожностью, выявили и нейтрализовали заложенную взрывчатку. Бойцы недовольно ворчали: эти штуки могут оказаться где угодно.

– Всем трудно, товарищи бойцы, не только вам! – покрикивал взводный. – Ничего, поживем и на пороховой бочке!

В подвале полицейского участка обнаружили страшную находку. Бойцы доложили взводному, взводный – Волынцеву, а тот на всякий случай решил поставить в известность майора Гордина.

Подвалы под зданием были глубокие, уходили в подземелье, как в преисподнюю. Лучики света блуждали по влажным каменным стенам. Взору предстали полтора десятка расстрелянных людей. Они валялись вповалку у дальней стены – в момент расстрела падали друг на друга, так их и оставили. От увиденного волосы встали дыбом. Свет фонарей блуждал по искаженным лицам, по глазам, тускло светящимся болью и тоской.

Все расстрелянные были в штатском, большинство – мужчины, только две женщины, среднего возраста. Молодых почти не было – люди в годах, но не очень пожилые. Только одному мужчине было за семьдесят – морщинистый, худой, с торчащими клочками седых волос. Смерть они принимали безропотно – встали у стены, где по ним и открыли огонь. Глубина подвала была приличная, на улице стрельбу не слышали. В подвале стоял неприятный запах – пока еще не густой, но уже явный, вызывающий острое желание бежать.

– Командир, я тебе точно скажу, они лежат тут не больше двух суток, – проговорил на ухо капитан Зинченко. – В подвале прохладно, но не настолько, чтобы тела не разлагались… Город еще у немцев был, когда этих бедолаг порешили. Непохожи они на подпольщиков, согласись? И не евреи – обычные горожане… За что их, командир? В чем они провинились?

– Есть у меня одна версия, Алексей… Готов поспорить, эти люди имели отношение к типографии, которую мы ищем. Видимо, сотрудники, рабочий персонал. Неожиданный для них конец… Считали себя кастой, приобщенными к тайне рейха, получали, видать, неплохую зарплату, соблюдали режим секретности, домашним ничего не говорили… И вдруг – стали не нужны и даже опасны. Типографию подготовили к эвакуации, персонал собрали в полицейском участке, обманом заставили спуститься, полминуты – и концы в воду. И плевать, что загробили лучших специалистов своего дела. Это же талантливые художники-копировщики, граверы, кто там еще…

– Не слишком ли жестоко, командир? Свои же, добросовестно работали…

– О чем ты, Алексей? Все решает целесообразность. Существует хотя бы минимальный риск провала – и никто не колеблется. А ты ожидал от СС чего-то другого? Постреляли и покинули город. В тот момент наш десант еще не перекрыл дорогу. А с грузом провозились. Когда колонна двинулась в путь, наши парашютисты уже сидели в засаде…

Это была только версия, но вполне рабочая. Эти люди жили в Абервельде. Большинство имели семьи, детей. Родные в панике – их близкие пропали, нет никаких сведений. И страшно думать о том, о чем думать не хочется… Требовалось ли подтверждение этой версии? Гордин почти не сомневался. За эту ниточку не потянуть – все мертвы.

Градоначальник Шварцен сидел у себя в кабинете, говорил по телефону, пальцы нервно постукивали по столешнице. В углу на стуле прикорнула дочь Микаэла, она вздрогнула, когда открылась дверь, подняла голову. Женщина еще больше осунулась, но страх прошел.

Градоначальник от неожиданности дернулся, бросил напоследок:

– Я вам перезвоню, господин Штрауб, – и опустил трубку на рычаг. Он начал было неловко подниматься, но Гордин махнул: вольно, господин бургомистр.

– Все в порядке, господин майор? – глава городской управы настороженно посмотрел на майора. – Мы изо всех сил стараемся наладить работу, задействуем все службы… В городе небольшие разрушения, много людей пропало без вести – составляем списки. В двух местах поврежден водопровод, также выведен из строя важный блок на электростанции…

– Могу подкинуть вам еще работу, господин Шварцен. Частично разрушено здание СД и полиции безопасности. При отступлении ваши соотечественники заложили там мину. Мы потеряли двух человек…

Бургомистр втянул голову в плечи, у майора возникло острое желание ударить по ней кувалдой.

– Добавьте в список первоочередных дел разбор завалов. В подвале полицейского участка, расположенного по соседству, найдены полтора десятка мертвых тел. Они одеты в штатское. Все застрелены в упор. Полагаю, это те, кто пропал без вести. Во избежание кривотолков сразу скажу – они застрелены сутки или двое назад, когда советских войск еще и близко не было. Нужно разъяснять, кто это сделал? Соберите людей, достаньте тела, составьте список всех погибших с указанием адресов и места работы и не позднее, чем завтра к обеду, предоставьте мне.

– Хорошо, я сделаю… – бургомистр на глазах покрывался крупной сыпью. – А вам это зачем, господин майор?

– Просто сделайте и не спрашивайте. В противном случае будем разговаривать в другом тоне. И не здесь. Мы договорились, господин Шварцен?

– Конечно, о чем речь? Простите, я должен лично отдать указания… Не возражаете? – Бургомистр подавил приступ кашля, выбрался из-за стола и устремился к выходу из кабинета. Майор снисходительно посторонился – потный человек промчался мимо и хлопнул дверью.

– Зачем вы так пугаете моего отца? – тихо спросила Микаэла. – Он и так смертельно напуган. Папа хороший человек и сделает все, чтобы вам угодить. Мы прекрасно понимаем, что германские войска уже не вернутся…

– Почему мы вас пугаем? – удивился Гордин. – А как иначе? Вы уже забыли, что мы – орды неотесанных варваров, которых не приобщили к цивилизации и прогрессивным европейским ценностям? Кто мы такие? Злобные потомки Чингисхана, диких славянских племен… Ваше счастье, что вас только пугают, а не расстреливают в большом количестве. Не будем вспоминать, какие зверства вытворяли ваши соотечественники в мирных советских городах, сколько миллионов людей они убили… о чем, понятно, ваша пропаганда умалчивала. А я это видел своими глазами…

– Вы решили соответствовать своему образу? – девушка печально посмотрела ему в глаза. – Не старайтесь, я уже поняла, что вы не такой. А пропаганда… сильно преувеличивала. Вы озлоблены на нас, есть за что. Но позвольте уточнить – мы не немцы, мы австрийцы. На нас самих вероломно напали в 1938-м и насильно присоединили к Германии. И здесь тоже гибли люди, не только в вашей стране. У вас плохое настроение, господин майор?

– Отвратительное, – признался Гордин. – Ладно, не обижайтесь, обещаю держать себя в руках. Как видите, ничего ужасного не происходит. Ваш папенька снова при должности, солдаты «дикой» армии проявляют благородство и великодушие. Погромов и насилия не отмечено. Вы хорошо знаете этот город?

– Конечно, – удивилась Микаэла, – это мой родной город.

– В данный момент вы безработная, верно? Хотите поработать нашим проводником и переводчиком?

– Но вы же знаете язык… – женщина растерялась.

– Одних знаний маловато. Язык – ничто, если не знаком с менталитетом людей.

– Да, это правильно, – согласилась Микаэла. – Даже не знаю, я подумаю…

– До утра подумайте, а утром будьте готовы. Вас никто не обидит. Идите домой, не надо весь день пасти своего отца, он уже не маленький.

– Знаете, он всегда был другой… – у женщины задрожали губы. – Он был уверен в себе, знал, что делать и как выстраивать работу… Сейчас он сломлен, я его не узнаю, это другой человек…

– Все будет хорошо, – уверил Андрей, – идите домой и ни о чем не думайте. Вам требуется сопровождающий?

– Нет, я тоже не маленькая… Хорошо, господин майор, я только отца предупрежу…

Женщина поднялась со стула и устремилась к выходу.

– Меня Андрей зовут, – проворчал Гордин.

– О, у нас в стране вас бы звали Андреас… Хорошо, я запомню…

Уже темнело, когда вернулась разведка. Усталые солдаты и офицеры выбирались из кузова. Курца с его парнями высадили раньше и отправили по домам. Не ставить же эту публику на довольствие?

– Все ноги стоптали, товарищ майор, – пожаловался Яша Лапчик. – Северную окраину прочесали, заходили в каждый дом. Хоть не стреляли по нам – и то ладно. Пугливые они, эти австрияки. Со своими говорят, а с нами – в упор не хотят. В общем, неутешительный итог. В означенное время никто эту колонну не видел. И никакую другую тоже. Сутками ранее многие уходили на север, шли машины с ранеными, несколько легковушек, пара грузовиков, были даже пешие, бегущие от великой и ужасной Красной армии. Но назад никто не возвращался.

– Врут? – предположил Андрей.

– Могут, – допустил Яков. – Но почему все разом?

– Подожди, давай заново. То есть данная грузовая колонна – это призраки, их видели только наши парашютисты, вступившие с ними в бой?

– Это не совсем призраки, товарищ майор, – поправил Лапчик. – Когда колонна выходила из города в северном направлении, ее видели. Не все, но видели. И это неудивительно, ведь она проходила под окнами домов. Три единицы грузового автотранспорта – в одной из машин сидели пехотинцы в форме Ваффен-СС. Колонну сопровождал легковой «Мерседес» с начальствующим составом. Прошли – и словно в воду канули. Больше их, как говорится, не бачили. Звучит не очень достоверно, но все врать не могут. Мы посетили два десятка дворов и квартир, вели себя сдержанно и учтиво – и нам, кстати, нигде не предложили чаю. Но это нормальные люди, не пришельцы с других планет, просто немного другие. К ним можно подобрать ключики. Картина складывается такая. Колонна ушла на север, нарвалась на наш десант, охрана вступила в бой. На помощь эсэсовцам прибыло подкрепление – это тоже было отмечено мирными гражданами. Примерно через час или два – мнения разнятся – в город вернулись потрепанный грузовик для перевозки личного состава и упомянутый «Мерседес». В кузове находились раненые солдаты. Легковушка шла пустая.

– Хоть кто-то вернулся, – подметил Гордин.

– Но не те. Выжившие остались, не всех же перемолол наш десант. В город вернулись только военнослужащие вермахта. Эсэсовцы пропали.

– И что это значит?

– Значит, что они вернулись в город другой дорогой.

– Там нет других дорог.

– Не все дороги указаны на карте, товарищ майор. Их надо искать, выявлять следы колес. В город не вернулись, на север не прошли… но где-то же они есть? Я поставил себя на их место, товарищ майор, не возражаете? Офицера убили, уцелеть мог младший командир, ему и пришлось принимать решение. Да, возвращаться в город было глупо – наши войска уже подходили вплотную. Они укрыли груз – между городом и тем местом, где от них отстал грузовик с военнослужащими вермахта. Свидетели им не требовались. Эти примерно три километра – горы, скалы, сложный ландшафт. Отъехали и спрятали груз…

– Вместе с тяжелыми грузовиками? – Гордин иронично посмотрел на подчиненного – любителя плести логические узоры.

– Как скажете, товарищ майор, – развел руками Лапчик. – я предлагаю версию, а как у них технически вышло – кто знает? Но одно скажу точно: шансов уйти на север у них не было и нет. Повсюду наши войска, они и трех минут по дороге не проедут. Все, что могут сделать, – укрыть груз в безопасном месте – там здоровые мужчины числом не меньше десятка, – избавиться от грузовиков и потихоньку выбираться к своим. Или сидеть и ждать, пока их заберут. Только не спрашивайте, кто и когда, – это версия.

– У них могла быть рация, – пробормотал Гордин.

– И это так, – согласился Лапчик. – Рацией воспользовались раз или два, сообщили координаты и покинули эфир от греха подальше. Одно успокаивает, товарищ майор, никуда они не денутся, груз район не покидал.

– А вот в этом я сомневаюсь. Немцы, если прижмет, те еще выдумщики. Нужно обследовать район имеющимися силами. Если повезет, найдем следы. А еще имеется опасение, что в городе остались осведомленные лица и они будут внимательно следить за нашими действиями. Возможно, уже следят…

– Плохо, товарищ майор, – вздохнул Лапчик. – В том-то и особенность нашей службы – мы не знаем, где враг. А он, зараза, может оказаться везде…

– Как вели себя местные товарищи?

– Вы их подозреваете? – лейтенант поежился. – Вроде нормально, рвались помочь, но палку не перегибали… Феликс – забавный малый, может пошутить, – что для этих народностей редкость. Тобиас мрачноват, но все делает правильно. Курц явно хочет помочь и не похож на шпиона. Феликс признался по секрету, что у этого мужика начальная стадия туберкулеза – в концлагере подхватил, да и вообще жизнь не сахар…

– Ладно, на сегодня достаточно. Осталось выяснить: стоим ли мы на довольствии у капитана Волынцева?