Преломление

Срывать с дешевой календарной кроны.

Не страшно плыть в течении реки

В тоске провинциального перрона.

Но вынырнешь – а ночь так молода!

Висит звезда – холодный света сгусток.

Высоковольтный ветер в проводах.

И пусто, и светло.

Светло и пусто.

«Запасный вход»

Запасный вход в запасную реальность

Затертых стен, заржавленных ключей.

Парадных слов позорная непарность,

Высокопарность галок и грачей.

С кирпичных спин сползает эпидермис,

Подтачивая наглой наготой

На лица нанесенную манерность,

Что не прочнее пленки золотой.

Запасный вход – настолько настоящий –

В морщинах небо, в трещинах асфальт, –

Что если ты сейчас сыграешь в ящик,

То здесь остаться и не будет жаль,

Как встать на неизвестном полустанке

Где белый свет неизмеримо бел,

Примерить мир, войдя в него с изнанки.

Так правильно: изнанкою – к себе.

* * *

И кто придумал, что проходят годы?

Напротив, не считая дней своих,

Они стоят, незыблемы, как горы,

И это мы проходим мимо них.

И, вроде, те же кручи и ухабы,

Но линия у каждого своя:

Когда один стоит на пике славы,

Другой укрыт лавиной забытья.

Достиг вершин – любуйся панорамой

И отправляйся к высоте иной,

А пройденные – как кардиограмма,

Светиться будут за твоей спиной.

* * *

Донашиваем старые углы,

Еще не нареченные потерей,

Не видя, как мы призрачно малы

Среди обломков рухнувших империй.

Заслушиваем старые хиты,

Зачитываем старые сюжеты.

Великие уходят,

как киты –

Из-под прозрачной плоскости планеты.

И временем не запасешься впрок,

И выдохнув, не ожидаешь вдоха,

И как земля, уходит из-под ног

Эпоха.

Вот, мальчику наскучила игра –

И он уходит прочь, оставив мелочь,

И застывает в космосе двора,

Не представляя, что же дальше делать.

Так после лета достаёшь пальто –

И чувствуешь, что плечи узковаты,

Размер не тот и качество не то,

И странно, что носил его когда-то.

Так чешется под кожей у змеи,

Сбегающей из чешуи вчерашней,

Так режутся дома из-под земли,

Которая всегда служила пашней.

Мал потолок, и спят на дне квартир

Запаянные в капсулы надежды,

Когда ты изменяешься, а мир

Вокруг тебя – такой же, как и прежде.

Слова и Камни

Всё думаешь: да куда мне,

Лучина не топит льды.

Бросаешь слова, как камни

Бросают в ладонь воды.

Круги разойдутся, смолкнут,

Но глянешь ли в глубину –

И только поймешь, как долго

Твой камень идет ко дну,

Где может упасть безвольно,

Стать частью материка,

А может черкнуть так больно,

Что помнится на века.

Волна своего улова

Не держит, фарватер пуст.

Ты – камень. Ты – просто слово,

Упавшее с Божьих уст.

Убогий, невзрачный, тленный,

Не видишь вокруг ни зги –

А всё же по всей вселенной

Идут от тебя круги.

* * *

Пока вертится день,

торопятся спицы рук,

мир так прост и прочен,

похож на гончарный круг,

где работа-дом,

где ком превращают в чашу.

Но мотив бессонницы выучив назубок,

видишь старый невод:

так тонок и так глубок,

что вот-вот – и не выдержит тяжесть нашу.

И понятно, что мы здесь, вроде бы, не

причём,

так как каждый еще при рождении

обречен –

в один узел завязаны тропы, пути и броды.

Но гореть – не то же самое, что сгорать.

Музыкант берет инструмент,

начинает играть –

не затем,

чтобы скорее дойти до коды.

И в четыре часа,

небесный поймав эфир,

ясно видишь:

прозрачен, прозрачен мир,

создающий опять дневную иллюзию

тверди,

и что дождь по стеклу тянет щупальца,

словно

спрут,

и что лики зеркал, как часы, постоянно

врут,

и что жизнь –

это лишь немного больнее смерти.

МИЛА МАШНОВА

Поэт, культуртрегер. Лонг-лист российско-

итальянской литературной премии «Белла» (2017 г.),

Серебряный Лауреат Национальной литературной

премии «Золотое перо Руси» (2017 г.).

Автор трёх сборников стихотворений «Неона»

(Украина, 2003 г.), «Синдром Адели» (Германия,

Канада, Украина, 2016 г.), «TABULA INCOGNITA»

(Украина, 2019 г.).

Ссылки на Творчество в сети Интернет:

https://vk.com/mila_maniya

https://www.stihi.ru/avtor/ledymila

https://www.proza.ru/avtor/ledymila

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Каньон Пустоты

Я расшатаю эту бесконечность

Молчанья у каньона Пустоты,

Там ветер перемен не переменчив,

А солнца луч – как раскалённый штырь.

Там молодость стареет за неделю,

А смерть – ничто. Искусственная мгла.

Там правдой бьют наотмашь и не стелют

Под ноги ложь, как высшее из благ.

Там память – одержимый Чикатило,

Меняющий кровавые ножи,

От скуки, на взрывчатку из тротила.

Там нечем, да и некем дорожить.

Там, выдыхая небо на закате,

Я буду у самой себя в гостях –

Сидеть и ждать, когда глаза закатит

Гордыня, уронив победный стяг.

Сhildfree

Я стою на мосту. Раз-два-три…

Я теперь childfree, childfree…

Шёпот… Голос… Срываюсь на крик:

«Что ты смотришь, луна? Не смотри!»

Время-пик раздавать буквари,

Зачеркнув слóва «Ма» материк.

Этот факт уже неоспорим –

Я теперь childfree, childfree…

Осуждают в ответ фонари,

Мол, свободу по швам распори,

Жизнь другому, как мать, подари.

Я им – в ночь – childfree, childfree…

Я сама себе ныне шериф,

Где патрульные – боль, пустыри....

Говори со мной Бог, говори…

Есть диагноз такой – childfree?

Я не прыгну с моста на два-три…

Врач сказал: «Ты себя не кори».

Одинокие лишь январи

Будут знать – I am not childfree.

Магдалина

Твоя Магдалина сойдёт на кровавый снег,

Моя – Атлантидой исчезнет на дне

морском…

Давай затеряемся буквами картотек?

Лязгая, снимем души с тугих щеколд!

Выкатим из ангаров грудных сердца,

Сядем на землю молча – спина к спине,

И на казённых, пепельных небесах

Выведем взглядами профили сыновей.

Это сложнее, чем рисовать и петь,

Или писать расхлябанные стихи.

Ты – моё озеро, выпитое на треть

Жизнью, одетое в рвано-босой прикид.

Мне от тебя давно ничего не на-

–до сумасшествия главное не дойти!

Сзади дрожит, от плача, твоя спина…

Так закрывается счастье на карантин.

Пусть говорят, что разные лица у

Наших с тобою страждущих магдалин,

Пусть под ногами будет не гать, а грунт,

Выход из тьмы у нас всё равно один…

* * *

Когда я, безнадежно обессилев,

Оставлю от сердец одни руины,

Сошли меня, пожалуйста, в Россию,

Шинель на плечи бережно накинув.

Будь молчалив, таинственен, сакрален,

Швыряя в душу гроздья многоточий.

Как будто вместе солнце не топтали,

Не целовали землю душной ночью.

Пусть тонких губ, обветренных, прохлада

Послужит от любви анестезией.

…Когда дожди лицо твоё разгладят,

Спаси меня – отправив жить в Россию.

* * *

Ну до чего же гадостно, и жить

Желанье – механической натугой…

Тоску поставлю, как ребёнка – в угол,

Которого не холить, не растить…

Сегодня душу трижды из петли

Я вынимала. Не поверишь, боли

Не чувствовала даже! Смех застолий –

Последнее, что помнится. Стели

–ка мне постель. Так хочется уйти…

Пусть шторы снов окутают и спрячут.

Ночь стервой усмехнулась, не иначе –

Увидела, что догорел фитиль…

…Ну до чего же гадостно сего…

Я не верю в себя

Я не верю в себя, словно мне до сих пор

восемнадцать,

Когда прожитый день, как плейлист, на

повторе стоит.

Где привычнее падать, вставать и опять

спотыкаться,

А покорности запах – фантастика и

дефицит.

Я не верю в себя, словно егерь – в

приветливость волка,

Когда, встретившись, оба измучены и

голодны,

Где звериная дыбится шерсть против

мушки двустволки,

И фиаско со смертью конвоем стоят у

спины.

Я не верю в себя, словно кто-то – в моё

государство.

Когда сломано всё: от истории вплоть до

людей,

Где безусые мальчики пляшут без всякого

фарса

Под немецкие гимны, не ведая дедов

корней.

Я не верю в себя, хоть хронически хочется

верить,

Отвоёвывать счастье у осени, лета, зимы…

Но сумеет ли тот, кто для мира навеки

потерян,

Над своей бесхребетностью в небо

бездомное взмыть?

Урок

Мной усвоен урок:

умирай, но ни шагу назад!

Променяй на фантом

лично свергнутых

в пропасть любимых,

Грациозно неси своё сердце,

сквозь ложь анфилад,

Но не смей возвращаться

капризными вёснами в зимы.

Не заглядывай в рот:

умирай, но любви не проси!

Даже если, от голода чувств,

замаячит больница.

А захочешь тепла –

чиркни спичкой и жги керосин,

Но не смей никогда (ни-ког-да!)

ни за кем волочиться!

Художник грусти

На всё ради меня способны Вы,

Досада в том, что мне всего не надо.

Бант Ваших губ развяжется. Как швы,

Они распустятся в улыбке горьковатой.

Я – одержимость Ваша, идефѝкс,

Три-ми-ллионный перелом гордыни,

Поэма, слово, буква и дефис…

Ваш ген бессилия, не свойственный

мужчине.

На цоколь сердца моего взойдя,

Была в Вас маяковская суровость,

Тяжёлый взгляд – удушлив, что петля,

Но фас трагедии давно мне стал не в

новость.

«Художник грусти», – назвала я Вас

Так в день знакомства. Щурились закаты…

…Бант развязался с лёгкостью. На раз…

И я почувствовала привкус горьковатый.

Старею

Старею.

Сменила полковника на майора,

(Не менее статный, зато глубоко женатый)

Но я декабристкой готова за ним и в город,

И в горы идти (неважно – куда) куда-то.

Старею.

Ладонью день не ловлю азартно,

Дарю поцелуи слов, чтоб скорей

проститься.

Всё чаще молчу, и чаще молчу – бездарно,

Порою, срывая не маски с себя, а лица.

Старею.

Прощаю всё, что прощать не стоит,

С плеча не рублю, отмерив отрезок-опыт,

Когда приезжает он – выхожу из строя, Ломаюсь китайской техникой, став

мизантропом.

Старею.

Шесть звёзд променяла беспечно нá две,

Приказы майора заменят мне даже совесть.

Боль обернётся пользой когда-то? Не верю.

Вряд ли…

Но у меня по любви к нему – чёрный пояс.

Старею…

Старею…

Старею…

Флобер

Закончится славянская война

И ты ко мне приедешь на премьеру.

Заявишься красив, как сатана,

Держа в руке подарок – том Флобера.

Портьеры покачнутся, зеркала

От удивленья треснут паутиной,

Я стану вызывающе бела,

Тайфун оваций полем станет минным –

Твой профиль поцелуем вырезать

Он не позволит мне в секунды встречи,

Когда миндалевидные глаза

Рапирами вонзятся бессердечно…

Но ты всегда – эмблема доброты,

Неважно – с АКМ1 или с цветами…

Когда-нибудь, ко мне приедешь ты,

И замигает мой сердечный таймер…

1 АКМ – Автомат Калашникова модернизированный

АНАСТАСИЯ ТУРКОВА

Пишу с 11 лет, как правило, стихотворения,

репортажи, статьи.

Экспериментирую с размерами, формами,

настроением.

В 2019 году выпустила дебютную книгу

«Диалог без диалога» в соавторстве с Дмитрием

Раевским.

Ссылки на Творчество в сети Интернет:

https://vk.com/tyilinde

https://vk.com/stixxo

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

* * *

Ты поймал меня средь прохожих –

Взгляд не страшит.

Я дыханьем плету по коже

Твой личный щит…

Опыт в душах – не книжный том,

Но раз сам просил –

В нашем мире и во втором

Наберёшься сил.

Помню: так же водил меня

Ещё день назад

Мой шаман – проводник огня,

Учитель и брат.

Мы – внуки сказанных обещаний

И дети – дел.

Мы чтим и милость, и пониманье,

И свой удел.

* * *

С той стороны – охрипли в крике.

Перетекли, крича, на хрип:

Душа не спрашивает шибко,

Когда и как болеть – ты влип.

Виновна, нет ли, мягко ль скажешь…

Сглотну, смолчав и в этот раз.

Коснусь груди – на пальцах сажа.

Так было, есть, и будет дальше –

Со мной ли, с каждым ли из нас.

Я всё сказала, что хотела,

Не утаив и не солгав.

Я воплотила в жизни делом

Громоздкость просьбы, не упав.

И я стою открыто, прямо,

От боли взгляд не отводя.

Приняв её, как примет мама

Своё рождённое дитя.

* * *

Каждого из Вернувшихся выдаст взгляд,

Потусторонность тени и –что не больно.

Мирная нега. Уединенье. Я.

Как же спокойно!

Ласково и спокойно.

Там, где шла –

Завывали ветры,

Стенали души.

Каждого слова

в плоти моей

клеймо.

Там же – мгла,

Рикошет ответов –

Шаталась суша.

Призраков – прорва.

Кровь моя ей –

вино.

А выпитому и выжженному – не жаль.

Мне мелкой речушкой моет стопу печаль:

Я в крике теряла голос – больше не взять

Дани с меня. Чему меня волновать?

Кончается ад – идущая бесконечна.

Вернувшиеся – убийцы своих же слов.

И плоть мне изрешетил этот путь

поплечно.

Я там родилась ещё раз – духоголов.

Покой медовушной сладостью грудь

наполнил,

Прозрачная ласка солнца течет по венам.

Так что мне с того, что мертвые меня

вспомнят?

Моргаю – и вижу спальню, кровать и стену.

АРИНА БЕДРИНА

С 14 лет пишу стихи.

С 18 лет печатаюсь в сборниках и журналах

Рязани, Москвы и Санкт-Петербурга.

Член Российского союза писателей.

В 2012 году с красными дипломами закончила 2

специальности в РГУ им. Есенина: «учитель истории

и английского языка» и «переводчик в сфере

профессиональных коммуникаций (история)».

В 2012 была приглашена учиться в магистратуру

факультета истории Европейского Университета в

Санкт-Петербурге, с того же года начала работать

волонтером в Фонде создания музея Иосифа

Бродского.

В 2015 году учила польский язык в Католическом

университете Иоанна Павла II в Люблине, имеет

сертификат B2.

Увлекаюсь археологией, участница

многочисленных экспедиций, с 2017 года – научный

сотрудник НПЦ «Рязанская археологическая

экспедиция», занимается переводами с английского

книг и статей на историческую тематику, а также

видеоигры с 2012 года.

В 2017 году выпустила дебютную книгу стихов

«Воды!».

С 2018 года – заместитель директора Фонда

создания музея Иосифа Бродского.

Занимаюсь ролевыми играми живого действия,

религиоведением, мифологией, рунологией.

В 2018 году вошла в Золотую сотню Всемирного

Дня Поэзии, в 2019 году – в жюри ВДП.

Участник крупнейшего проекта о современной

поэзии: «Стихи, какими они должны быть».

Ссылки на Творчество в сети Интернет:

https://vk.com/arishkiny

https://www.stihi.ru/avtor/maegvat

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

* * *

Это ты ли, Господь, расточающий серебро, Указуя на женщину, молвил им: «Се

ребро»,

Объявляя несущей конструкцией нашу

суть?

А ребру объяснил: мол, дева, не обессудь,

Ты опора для мышцы, мышцы же – суть

мужчин.

А тебе из костей и соли готовить щи.

Посмотри: ты вольна – собирать эту соль в

щепоть.

Это ты ли – Господь? После этого – ты

Господь?

Гиппопотам

На смерть брата

Где-то взрывы, и где-то там

ходит гиппопотам.

Щёки его мокры,

хочет, серый, икры,

а по талонам хлеб и пропан-бутан.

В доме его ковры.

В городе бьет там-там.

Ходит наш бегемот.

В спину кричат «идиот»,

и тогда он ревет,

но все равно идет.

Ищет, болезный, вот –

знать бы только, чего.

(Видно, гальюн. Живот

или же мочевой).

Идет бегемот. Бока

его необъятны. Тоска

его бесконечна. Он

новый Лаокоон.

Хочет, серый, к воде,

а её нет нигде.

Памятником нелепости

всходит на стены крепости.

Где-то взрывы, и там

к месту гиппопотам.

Это его баллон.

Он предъявил талон.

Берег рождений

Я уходил надолго, и вот я здесь.

В русской глубинке с тебя облетает спесь.

Ты остаешься голым, как зимний сад.

Здесь начинается черная полоса.

* * *

…Здесь начинается черная колея.

Тают снега, но под ними не тает грязь.

Если спросить себя: «А не говно ли я?»,

Долгое время можно ходить, смеясь.

Здесь ты сдаешься непобедимой лени.

Что-то она меняет в твоем мозгу.

Выйдя из дома, хочется на колени

Пасть и промолвить: «Я больше не могу».

Здесь на тебя наваливается тишь.

Если во сне ты видишь, что ты летишь,

Это не к росту, это к тому, что ты

Снова в пролете. Или же сны пусты.

* * *

Город рождения! Да сохранят нас боги

От возвращения в стены твои навеки.

Да обойдут тебя жизненные дороги.

Да позабудут путь к тебе человеки.

* * *

Так возвращаются в воду девонские рыбы.

Так контрамоты становятся – просто моты.

И осознанье всегда слишком поздно, ибо

кроме широт, у города есть длинноты.

* * *

С грузом прошедшего тяжко в одной руке,

если нет груза будущего в другой.

Но, осознав спускающимся к реке

тело своё, – настоящее под ногой.

Значит, и берег рождений – не твой причал.

Значит, отсюда тоже есть корабли,

Пусть и пустыни. В начале своих начал

Чувствуешь притяжение всей земли.

* * *

Здесь обрываются все колеи вообще.

Значит, как водится, в воздух роптать

вотще.

Значит, потребна новая, в небеса.

Так начинается белая полоса.

* * *

Высокая поэзия с политикой

высокой различаются, однако

с легчайшего пера большого критика

друг другу могут послужить дензнаком.

И там, где тьма была, зажгутся факелы,

и будут посолонь вращаться сферы,

ведь даже извращенный секс с архангелом

приемлемей объятий с Люцифером.

От моря до моря

Так средиземная волна

не сладостна, но солона,

как солон вкус того, что больше

не поднимается со дна –

из памяти: иврит, на вкус

напоминающий козленка

вне молока, кошерен, плюс

фотографическая пленка

сетчатки, что впитала вид,

который помнил царь Давид.

Так жар двух тел и жар сердец

сродни жаре и соли моря,

которое мертво, но горе

не смерть его приносит, где

покрыты камни натрий хлором,

но соль сама берет измором

живое, растворясь в воде.

Свадьба ангелов

«Вот, – говорит Господь, –

есть дух и есть плоть.

Вам же, мои солдаты,

плоть нужно побороть».

«Да, – говорит один, –

закон нам необходим,

чтоб избежать расплаты

пред тобой, Триедин».

«Нет, – говорит Всевышний, –

этот ответ был лишний.

Это скорей защита,

чтобы чего не вышло».

* * *

Ангел летит. За ним

такой же друг-аноним.

Второй догоняет первого,

чтоб полетать одним.

Беспол, как две капли похож

один на другого. Так что ж?

Зато у них есть крылья

и нет права на ложь.

Срывается с уст второго:

«Как, – говорит, – сурово

нас судить, будто смертных,

лишь по форме покрова!»

Первый промолвил: «Да,

какая-то ерунда.

Мы не тело и дух,

мы не одно из двух.

Мы единые стати

божественной благодати.

Грех невозможен, если

отсутствуют даже чресла».

«Да! – говорит второй, –

Но всё же я не герой.

Есть у меня сердце,

и сердце моё с дырой».

«Что же, – смеется первый, –

где же твои нервы,

сердце твоё и прочее

телесное средоточие?!

Второй ему говорит:

«Вот они, посмотри, –

и расправляет крылья:

– Всё у меня внутри».

* * *

«Вот, – говорит Бог, –

тот, кто в ученье плох,

и в бою ненадёжен».

И раздается: «Ох!»

«Но, – говорит Творец, –

всему приходит конец.

Даже моим законам,

когда идёшь под венец.

Кто, – говорит, – я –

идти против бытия,

если любовь острее

Лонгинова копья?»

Хаос – это лестница

Хаос – это лестница.

Тарту – это Вырица.

Вот сидит наместница.

На корону пырится.

Вот придет король законный

Путь её в проем оконный

Дети – это демоны

Рок заложен в имени

Глубина у Немана

Так себе до вымени

Жарь котлету и бекон

Переходим Рубикон

Здравствуй долгожданная