На дорожках неведомых

Глава двадцать четвертая

Коварство и обман

Долго ли, коротко ли скакал Емеля по полям просторным, по лесам дремучим, пока не прискакал на широкую поляну близ болот черных. Посередь неё, к чаще передом, а к Емеле задом, избушка стояла на куриных ножках. Из её трубы вальяжно струился дымок, а воздух был наполнен сладковатым запахом гуляющей хлебной браги.

– «Эх, старая хрычовка, самогонку гонит», – сказал сам себе Емеля, всасывая воздух широко раздутыми ноздрями. – Эй! Изба осиновая, ну – ка хозяйку мне кликни, да побыстрее! Желаю зрить ведьму!

Избушка даже не пошевелилась, будто и не слышала голоса добра молодца.

Емеля слез с «козла» и подошел к избушке с тыла. Он потянулся, и хотел было уже влезть на «веранду», как в это мгновение избушка лягнула его тяжелым валенком прямо в грудь. Емеля, отлетев на несколько сажень назад, зарылся с головой в лежалый снег.

– «Ну, ни хрена себе», – подумал он, и встав на карачки, стал было уже подниматься, но было поздно.

Избушка, кудахтая, словно боевой петух, бросилась на Емелю. Топая валенками, она стала пытаться вдавить непрошеного гостя в землю. Звон посуды и крики старухи так раззадорили Емелю, что он прыгал перед хатой, заставляя её скакать на куриных ногах. Уморившись, хата присела на огромный дубовый пень, торчавший посередь поляны, и жалобно заскрипела.

– Что, халупка, уморилась?! – спросил её Емеля. – Никогда не связывайся с добрыми молодцами. Уморят, а потом и на дрова растащат.

В этот миг двери избы со скрипом открылись, и на свет божий вывалилась зеленого цвета старуха. Встав на четвереньки, она не замечая Емели, вставила два пальца в рот и вернула природе то, что скушала еще в обед и только после этого прозрела.

– Ах! Добрый молодец пожаловал. Ти, ты это скотская рожа, меня тут решил кошмарным коварством извести?

– Я – ответил решительно Емеля, и наполовину обнажил меч кладенец.-Дог Яга, платежом красен!

– А это ты Емелька – по мою душу пожаловал, – сказала старуха и, прыгнув за двери, скрылась, звякая засовами.

– А ну открывай, – старая хрычовка, – завопил Емеля, стукая ногами в дверь.

Старуха, достав шапку невидимку, натянула её себе на голову, и прильнула к окну, наблюдая за непрошеным гостем.

– Считаю до трех, – сказал Емеля, и вытащил меч-кладенец. Не откроешь! Разрублю хату на две половинки.

– А то что будет, – крикнула старуха из-за двери, провоцируя добра молодца на атаку.

– Разнесу к чертям собачьим твою колдовскую халупу. Будет тебе две порции цыпленка табака, – сказал Емеля, и решительно пошел на штурм, махая мечом.

Старуха видя, что гость тверд в своих намерениях, и готов лишить её жилья, тихо подкралась к дверям и открыла их. Емеля замахнувшись, хотел было ударить, но двери сами нежданно открылись и он, теряя равновесие, валился в хату. Вскочив с пола, он несколько раз махнул мечом, но увидев, что темные силы зла отсутствуют, замер. Он спрятал кладенец в ножны и осмотрелся, желая найти спрятавшуюся старуху, но в доме никого не было.

В углу около печи, испуская клубы пара, булькал самогонный аппарат, а колдовской хмельной напиток стекал тонкой струйкой в большой медный кувшин. На неприбранном столе Емеля увидел в беспорядке стоявшие и лежавшие всевозможные склянки, корешки и кости животных, которые Яга использовала для варки волшебного зелья. В нос ударил сильный запах каких – то грибов, прелой листвы и болотной плесени.

– «Странно – нет никого» – проговорил Емеля. – «Видать старуха тайным ходом сбежала», – сказал сам себе Емеля, и уселся на табурет возле самогонного аппарата.

Протянув палец под льющуюся струйку, он слегка оросил его и, смакуя, облизал.

– «Зелье ржаное знатное, пару бы склянок пропустить, да нельзя. Чай, Василину спасать иду, а не на рыбалку», – сказал сам себе Емеля.

Он расслабился, и в ту же секунду тяжелая еловая дубина, опустившись на голову лишила его сознания. Добрый молодец, не удержавшись на табурете, рухнул, как подкошенный. Ударившись лицом об пол, он окончательно отключился, и растянулся в позе креветки.

– Уф, уф, уф! – проверещала старуха. – Невздолил, касатик, бабушки Яги – вот те на…. Сложил Емелька буйную головушку! А на кой хрен надо было глумиться над бедной избушкой. Загонял, окаянный, мои хоромы, – прошепелявила старая карга. – За то и поплатился здоровьем да вольной волей, – сказала старуха, и сняв шапку невидимку, стала прихорашиваться перед «гостем».

Очнувшись, Емеля почувствовал, что крепко связан по рукам и ногам. Он лежал на полу, и увидел старуху, которая как ни в чем небывало переливала самогон из медного кувшина в разные склянки.

– Эй, ты, старая, ну – ка развяжи меня, а то я….

– Что ты?! Что ты?! Ты, Емелька, теперь никто, и звать тебе никак! Лежи сабе да помалкивай, пока я делом тут занимаюсь! Скоро добры молодцы, что разбойным промыслом промышляют, за сивухой пожалуют, вот и посмотрят, каков экземплярчик мне попался, – сказала Яга с издевкой.

Емеля попробовал развязаться, да веревки так стянули его руки и ноги, что из этой затеи у него ничего не получилось.

– Что соколик, чай колечко свое чудодейственное ищешь?! Не ищи, молодец вот оно родимое, – сказала Яга и, расстегнув на груди пуговицы старой замасленной кофты, вытащила кольцо, которое висело на шнурке, показав его Емеле. – Вот закончу горелку разливать, тогда и поговорим с тобой по душам! Ты мне тайную тайну поведаешь, как колечком этим управлять. А я подумаю или тебя запечь в печи в сметане как карася, или с тобой утехами плотскими заняться.

– Запеки лучше, – сказал Емеля, – со мной сама царица Персии Фатима, изволила утехами плотскими заниматься и то я не дался…

– Что так? Чай не красотой наделена была, али телом была непригожа?

– Красивая! Не тебе чета, старая хрычевка! Не баба, а огонь! И стан её прекрасен и ликом восхитительна, и даже очами кареглаза, и то я не возжелал её. Блюду верность Василине, – сказал Емеля, хвастаясь своим целомудрием.

– То, что ты блюдешь верность – это хорошо! Значит, коли меня не возжелаешь, я тебя один хрен хищноблудием домогаться буду, а своего добьюсь, чай ты пленник мой, – сказала Яга, и сняв с Емели пояс с ножнами, откинула меч в сторону. – А я что с пленниками хочу, то в любую позу их и ворочу.

Емеля лежал на полу и не знал, что делать дальше. Сейчас его больше беспокоила судьба Василины, чем своя собственная. Положение его было незавидным и даже безвыходным.

Яга, разлив по бутылям самогон, загасила печурку, на которой парилась брага и, вытерев костлявые руки об подол своего фартука, уселась перед Емелей на табурет.

– Ну что, касатик, будешь мне тайну волшебного кольца выкладывать, али я тебя сейчас буду домогаться и склонять к сожитию.

– К лешему иди – ведьма, – буркнул Емеля, и отвернулся к стене. – От меня ты ничего не узнаешь.

– А на что мне Леший? Он же старый хрыч! А ты у меня молодец добрый, и ликом красен и телом крепок! Эх, Емелюшка, я как дева до ласки голодная, как доберусь до твоей грибной «корзинки»! Эх, как достану я твой подосиновик, вот тогда и натешусь вволю тобой за все годы, – сказала Яга, просовывая свои костлявые пальцы под пояс шаровар.

Расстегнув шитый золотом кафтан, Яга внезапно увидела, вышитого материнской рукой петуха. Тот словно сказал Яге: «Только тронь».

Ведьма отпрянула, будто обожглась кипятком, оставив идею с «хищноблудием».

– Эх, и повезло тебе добрый молодец! Оберег у тебя сильный – материнской рукой шит, – сказала она. – Неведомы мне такие чары колдовские, которые заговор материнский пересилить могут. А Кощей Бессмертный с тобой справиться! Его волшебство и коварство сильнее моего будет! А вместе с ним мы заговор одолеем. Вот тогда касатик – держись, ох чую, порадуешь ты старуху любовными игрищами!

Яга, кряхтя, встала с табурета и подошла к клетке, в которой сидела мохнатая сова.

– Ну, ласточка моя, пора тебе крылышки свои – то размять! Лети к Кощею с донесением! Передашь записку, что Емелька дурашка, ко мне в плен попал и теперь нам есть кого терзать и насильничать.

– Угу – гу – гу! – сказала сова, будто понимая Ягу.

Написав записку, она привязала её суровой ниткой к ноге птицы и отпустила в окно. Сова, взмахнув крыльями, понесла донесение в тридевятое царство.

– Ну, одно дело сделано, – прошепелявила старуха. – Сейчас будем вершить другое.

Яга подошла к лежащему на полу Емеле и кочергой стукнула его по спине.

– Обернись – ка, добрый молодец, хочу в твои глаза глянуть, каков ты есть богатырь непобедимый!

Емеля повернулся на бок и уставился на старуху.

– Ну и что? Ти красив я, ти не?

– Так как сие кольцо фунциклирует? – спросила Яга, безжалостно тыкая Емелю в бок кочергой.

– Не скажу! – ответил Емеля. – Хоть ты меня, как в гестапо каленым железом пытай, хоть на дыбе крути, хоть на части рви меня конями! Ты от меня, старая чахотка, ничего не добьешься! Я язык сабе откушу, а ничего тебе, не поведаю! Грамоте я, отродясь, не обучен! Так что, тайна сия, которую я ведаю, так и останется тайной…

– Да куды ты, касатик, денешься?! Теперь оно тебе ни к чему – Кощей колечко мне заказывал. Вот я Кошеньке его и подарю на тысячелетний юбилей!

– Я его убью! – сказал Емеля, скрипя зубами.

– Нет, касатик, не убьешь! Ён, бессмертен, а смертушка его далеко спрятана! Так захована, что тебе вовек не найти её! И не видать тебе его смерти, как собственных ушей.

– Коль меня убить собираешься, так скажи, старая, где его смертушка спрятана, чего тебе бояться?

– А что я с этого иметь буду? Вот за кольцо я получу волость, а быть может

губернию, а что ты мне дашь, голодранец ты эдакий?

Емеля задумался и, немного пошевелив мозгами, сказал:

– Ты, Яга, дура дурой! У тебя кольцо страшной волшебной силы есть. На кой черт тебе эти губернии, волости, коли ты единолично всем миром управлять можешь, а Кощей тебе будет ножки мыть и в прислугах мороженое крем – брюле на серебре подносить.

Яга высморкалась в платок, больше похожий на половую тряпку и, спрятав его в карман, сказала:

– Мне, касатик, за Кощеевой спиной аки за берлинской, аль китайской стеной спокойней будет! На кой черт мне тот мир сдался? Уж больно проблем в ём много. Голодных накорми, больных излечи, для злодеев и душегубцев остроги строй! А для таких дурней как ты, дороги с асфальтовым покрытием делай, чтобы на самобеглых колясках, да печах по всей державе кататься. Нужен, мне сей мир этот, как собаке пятая нога! Я коли богатая была, я бы до Парижу, али до Лондону, прокатилась бы. Народ заморский позрить, хочется, да себя показать.

Емеля, услышав слова старухи, понял, что его уловка не сработала. Яга никакими уговорами не хотела предавать Кощея и переходить на его сторону. Оставалось только выведать, где спрятана смерть Кощея и ждать, когда его бессмертие прилетит за кольцом, чтобы выведать его тайные планы.

– Ты, касатик, особливо не волнуйся, Кощей тебя убивать больно не будет. Он лик твой носит и коли убьет тебя, то навсегда его потеряет и снова станет страшен, как нильский крокодил. Ты сам должен помереть, своей естественной смертушкой. Хоть от хворобы какой, а хоть и от голода, а хоть от утех страстных и любовных, – сказала Яга улыбаясь.

– Я сдохнуть не боюсь! Зачем Кощею девица красная – Василина? – спросил Емеля, подкрадываясь издалека.

– Василина ему и даром не нужна. Посидит сия дура в темнице малость, да пойдет домой, коли серые волки её по дороге не съедят. Кощей боится, что она князю Владимиру скажет, что он у тебя лик скрал. А теперь Кощею терять нечего, он почитай, уже есть законный зять князя. Через три недели свадьба назначена и тогда Кощей пол-царствием законно владеть будет. Кордоны откроит, да иноземных супостатов и гастарбайтеров пустит в Рассею матушку под видом холопов да трудового люду. И будут они славянские корни поедом поедать, чтобы веру православную извести.

Глава двадцать пятая

Происки Кощея

Пока Яга разговаривала с Емелей, сова благополучно достигла замка Кощея и, влетев в окно, села на трон и прокричала:

– Угу, угу, угу!

Кощей, увидев привязанную к ноге записку, приказал Соловью – разбойнику прочесть её.

– Эй, свистун хренов, от Яги СМСка пришла! Прочти – ка, касатик, а то я на глаза сильно слаб, стал, без склянок, даже блох не вижу.

Соловей развернул записку и с выражением прочел:

– «Коша, срочно прилетай! Емелька попался в плен. Волшебное кольцо у меня. Твоя незабвенная бабуся Ягуся».

От такой радостной новости Кощей подпрыгнул на месте. Он скакал на одной ноге, танцевал по залу, топая и громыхая своими железными сапогами и латами, высекая искры из мрамора. Он пел и смеялся, предчувствуя, что наконец – то его мечта о покорении мира должна свершиться с минуты на минуту.

– Емелька попался! Емелька попался! Попался! Молодец старуха! – распевало его бессмертие, радуясь этой новости, словно ребенок. – Ну – ка, слуги мои верные, слуги мои скверные, запрягайте и седлайте моих гнедых и вороных! В гости к Яге едем немедля!

Слуги засуетились, и уже через несколько минут во дворе кощеева замка послышалось ржание быстрокрылых коней. Те, предчувствуя дальнюю поездку, били копытами, высекая, как и Кощей искры из булыжника, которым был уложен замковый двор.

Его бессмертие вскочил на коня и, пришпорив его, словно ветер, понесся во владения Яги. Упыри и прочая нечисть, поскакали следом за своим боссом, вводя гиканьем и свистом всяких лесных тварей в состояние полнейшего ужаса. Солнце на время спряталось за черные тучи. Молнии пронзили небо, а еноты, лисы, барсуки в страхе попрятались в свои глубокие норы. Птицы прятались в гнезда, а олени и волки скрылись в тот же миг в болота. Где, подобно урагану промчалась кощеева компания, были поломаны деревья, примяты кусты, а снег расплавился до самой земли.

Пролетев на чудо – конях сотни верст, Кощей со своей свитой прибыл к Яге. По жуткому свисту и дикому гиканью Емеля понял, что пожаловал Кощей собственно бессмертной персоной. Старухина изба послушно повернулась и уже через мгновение в хату, гремя латами и железными сапогами, вошел сам владыка сил черных, его бессмертие Кощей Бессмертный.

– С удачной охотой тебя, старая клюшка! – громогласно сказал он и, глубоко выдохнув, присел на табурет. – Во, принимай, старая, дорогого гостя! Пятьсот верст без перерыву на обед летел, целую речь приготовил, да как увидел твою хату на куриных ногах все сразу забыл. Достал меня, Яга, склероз! Мне бы яблочек молодильных отведать, чтобы мозг мой шевелиться начал.

– С приездом, Кошенька! Вот он мой пленничек, лежит, не брыкается! Смирился, видно, со своей горькой судьбинушкой.

– Кольцо где колдовское? – спросил Кощей Ягу. – Я сотни верст, не ради этого отрока Емельки пролетел, а ради колечка заветного, которое все тайные желания исполняет и радость душе дает неимоверную.

– Нате, ваше бессмертие, держите сей дар! Пусть принесет оно вам не только славу всемирную, но и владычество безмерное, – сказала Яга заискивающе.

Кощей, трясущимися от волнения руками вцепился в кольцо и поднес его ближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть заветный тотем колдовства.

– Вот ты, какое, ядро вселенской власти! Теперь я буду властвовать миром! – сказал Кощей и надел кольцо на палец. – А тайные слова, старая, ты выведала у сего добра молодца? Что нужно говорить, чтобы оно чудо совершало и коварные силы приводило в движение?

– Не хочет он, ваше бессмертие, это говорить. Говорит: «пытайте меня хоть железом каленым, хоть пытками дьявольскими, как гестапо наших партизан пытало, ничего не скажу».

– А коли его вниз головой подвесить, да кострище под ним развести, скажет?

– Нет, ваше бессмертие, не скажу. Откушу сам сабе язык, проглочу, но тайну вы у меня не выведаете. Даже умереть при этом готов мученической смертью, чтобы ты, басурманин, вред россиянам сотворить не имел возможности.

– Надо, ваше бессмертие, не его пытать, а деву ту красную, Василину, что в башне вашей заточена! Вот тогда он точно расскажет, когда её белы кожи на ремни пойдут, – сказала Яга, потирая руки. – Любит сей добрый молодец девицу красную невиданной русской любовью.

– Дева та в башне сидит, и скакать за ней далече. Нужно добром дело решать. Может, Емелька и согласится. Эй, Емелька, коли я твою Василину отпущу, скажешь ты мне заветные слова, кои тебе щука на ухо поведала?

– Коли миром отпустишь, скажу!

– Ну, тогда говори и можешь считать, что она уже вольна, как лебедь белая.

– Нет, ваше бессмертие! Когда Василина дома у родителей будет, вот тогда я и поведаю тайные слова, от которых это колечко работает. А так можешь меня жарить в масле, кидать в серную кислоту – ничего я тебе не скажу.

Кощея в этот миг аж передернуло. Емеля оказался крепким орешком, который скорее умрет, чем выдаст тайну волшебного кольца.

– Я тебе, отрок, слово царское даю! Отпущу деву на все четыре стороны. И тебя не трону потому, что твой лик на мне. А он чарами колдовскими наложен, – сказал Кощей. – Тебя, бедолага, мне убить раз плюнуть – как муху! Только беда в том, что я красоты твоей навсегда лишусь!

Емеля, услышав, что Кощей слово дал царское, на мгновение задумался. Судя по тому, что сказала старуха, у него есть еще несколько дней жизни, за которые можно будет что – то придумать и предпринять далее. Сейчас главным делом было спасти Василину и поэтому, он все же решился сказать Кощею заветные слова, заручившись словом царским и честным.

– Дай мне слово царское и поклянись честью своей бессмертной, что отпустишь Василину!

– Даю тебе, Емелюшка, слово царское! Честью своей неподкупной кощеевой клянусь! Мне царское слово дать – раз плюнуть! Эй, Соловей, – крикнул он, подзывая к себе своего сотоварища по делам коварным.

– Слушаю, ваше бессмертие! Что исполнить изволите?

– Отправь в замок Анчутку болотного духа, пусть выпустит из башни деву красную и доставит её в дом отчий!

– Слушаюсь, сейчас исполню, как вы велите, ваше бессмертие!

Соловей вышел из хаты на улицу и как свистнул, что деревья пригнулись, а птицы попадали замертво. Уже через секунду Емеля услышал, как один из коней заржал и сорвался с места.

– Ну, вот, видишь? Я свою часть контракта к исполнению принял, теперь, добрый молодец, твоя очередь!

Емеля немного замешкался, стараясь потянуть время, и, глубоко вздохнув, сказал:

– Загадай, ваше бессмертие, желание не сильно сложное.

– Ну, загадал, – ответил Кощей, зажмурив глаза.

– Теперь, ваше бессмертие, поверни кольцо на пальце и скажи: «по – моему велению, по – моему хотению, хочу чтобы, а потом говори свое желание.

– По – моему велению, по – моему хотению, хочу, чтобы Анчутка вернулся, а дева Василина в башне осталась на всю жизнь до самой глубокой старости, – сказал Кощей и засмеялся скрипучим и поганым голосом.

В ту же секунду они услышали, как на улице вновь заржал конь. Соловей глянул в окно и сказал:

– О, глянь, ваше бессмертное благородие, Анчутка уже возвернулся! Скоро – то как!

Емелю в тот миг, словно молния ударила. Он знал, что Кощей коварен, но чтобы настолько! Это уже переходило все границы его разума.

– Ну и гад же ты, ваше бессмертие! – промычал Емеля, двигая желваками скул. – Слово ты давал честное и клялся душой своей бессмертной!

– А ты, касатик, Кощею поверил! Дурашка! Я на то и Кощей, чтобы только зло на земле вершить! Ха – ха – ха! – засмеялся он. – А чести у меня отродясь никогда не было! Кабы не бессмертен я был – был бы Бесчестен. Ты усекаешь, молодец? Ладно, Емелька, так и быть, одно доброе дело все же сделаю – оставляю тебя жить до моей свадьбы. Яга почти месяц будет за тобой доглядать и лелеять как своего мужа, чтобы ты не убег и дай бог какой хворобой смертной захворал. Пока Мендельсон не сыграет на моем венчании с Марьяной, ты мне живой нужен.

– Я, ваше бессмертие, хорошо позрю за добрым молодцем! Даю гарантию, что только через месяц он подохнет, как собака, и тогда вы, ваше бессмертие, будете полноправно ликом его владеть, – сказала Яга отирая руки.

– Ладно, Яга, забирай Емельку, но учти, коли что, с тебя спрос будет. Ежели ты с добра молодца в разврат и сожительство ввергнешь, да на сей почве умрет он, я вынужден буду тебя тоже порешить. С колечком этим мне теперь ни князь Владимир, ни сам Илья Муромец не страшен! Ох, и покуражусь над людом русским!

Кощей, попрощавшись с бабой Ягой, вышел из избушки, оставив Емелю в её власти. Уже через минуту Емеля услышал, как его банда с гиканьем и криком удалилась восвояси, еще более вытоптав тропу до самого Кощеева замка. Яга достала из сундука филигранную чарку, налила в нее самогона и в один прием употребила, закусив мочеными мухоморами.

– Бр, бр, бр! Ух, и хороша же родимая! Тебе бедолага налить? – спросила она Емелю. – Кишку свою порадуешь, да может, и меня глазом своим окинешь, как женщину страстную и до любви очень горячую?! – сказала Яга и, подняв подол сарафана, обнажила выше колен свои костлявые ноги.

– Ты, карга, даже своим умом чахлым не ведаешь, какие женщины мне в любви признанья делали. Сама царица Персии собственной персоной возжелала меня! Да я ей отказал. За это она меня головы лишить хотела. А ты мне тут свои кости, волками обглоданные, показываешь! Изыди дочь сатаны и беса, – сказал Емеля уверенно.

– Я, Емелька, триста лет мужской ласки не ведала – касатик ты мой, – сказала она, и глубоко дыша от закипающей страсти, вплотную приблизилась к добру молодцу, свернув губы в трубочку.

– Изыди, распутная! Отродье бесово – ответил тот и пустил горючую слезу от беспомощности своей. – Кабы мне руки развязать, я бы тебе всю рожу начистил.