Курортная Зона

Бармен на минуту исчез, и тут же в зал вошла ОНА. Нет, не вошла, а вплыла. Как там у Пушкина: «А сама-то величава, выступает, будто пава…»

Майор что-то пытался спросить, но Уваров совсем его не слышал. Он с замиранием сердца наблюдал, как к ним, слегка покачивая крутыми бедрами, приближается Варвара-краса – длинная коса. Хотя на самом деле официантку звали Наталья – это было написано на бейджике, прикрепленном к блузке на левой стороне груди. Павел Сергеевич окинул красотку опытным взглядом старого ловеласа. Черная форменная юбка сантиметров на десять не доставала до колен и позволяла оценить стройные загорелые ножки в туфлях на высоком каблуке, а белая блузка-безрукавка плотно облегала груди пятого размера. «Мой любимый размер», – вспомнил Уваров фразу ослика Иа из мультфильма про Винни-Пуха. Две верхние пуговицы на блузке случайно оказались расстегнуты. Это позволило похотливому взору подполковника разглядеть достаточно, чтобы его буйная фантазия дорисовала остальное. Густые темно-каштановые волосы девушки были заплетены в толстую косу, которая целомудренно лежала на ее правой груди. Кожа у красавицы отливала бронзовым загаром, таким редким у бледнолицых северных девушек. Лицо вполне стандартное – губки бантиком, слегка вздернутый носик, ямочки на щечках. Только острый, пронзительный взгляд зеленых, как у кошки, глаз выдавал непростой характер.

– Будете смотреть меню или сразу закажете? – спросила фея общепита бархатным голоском.

– Нам триста грамм коньяка и закусить – по салатику и чего-нибудь мясного на ваше усмотрение, – выйдя из оцепенения и пытаясь не смотреть на девушку, произнес Уваров.

– Коньяк у нас только молдавский – «Белый аист», салат советую взять «Столичный», мясное блюдо, наше фирменное, – отбивная из оленины, на гарнир – жареный картофель, – проворковала богиня, словно голубица.

– Вот и отлично, – принял предложение подполковник, даже не поинтересовавшись мнением майора.

Официантка поплыла в сторону кухни, все так же призывно покачивая бедрами, а Павел Сергеевич понял, что пропал. Стрела амура поразила его в самое сердце.

Обед оказался на удивление вкусен, особенно блюдо из оленины. Майор как мог старался развлечь шефа. Постоянно рассказывал разные истории. Видимо, очень смешные, поскольку после каждого рассказа Алексеев заливисто хохотал. Уваров вежливо улыбался, но все его мысли были совсем о другом. Он ни на минуту не мог забыть эту обворожительную ложбинку, на которую невольно бросал взгляд каждый раз, когда официантка нагибалась, чтобы поставить или забрать тарелки.

Наконец подошло время расплатиться за обед. Наталья принесла счет и хотела было отойти, чтобы дать клиентам время обсудить размер чаевых, но майор Алексеев остановил ее и заявил, что желает расплатиться сразу. По счету выходило одиннадцать рублей и восемь копеек. Майор достал большой кошелек, позванивающий мелочью, выложил на стол десятку, мятый рубль и стал отсчитывать копейки.

Уваров посмотрел на красавицу и увидел в ее взгляде такой презрительный блеск, что невольно вздрогнул. Официантка забрала со стола две бумажные купюры, мелочь даже трогать не стала и уже собралась уходить, но тут Павел Сергеевич протянул ей купюру в три рубля и вежливо поблагодарил за отличное обслуживание. Красотка моментально изменилась в лице, широко улыбнулась, продемонстрировала свои ровные белоснежные зубки, мягким, кошачьим голоском произнесла на французский манер: «Мерси» – и поплыла на кухню, еще откровеннее покачивая своими аппетитными формами.

Остаток дня Павел Сергеевич провел в своем номере. Распаковал вещи, принял ванну, а затем краем глаза взглянул на бумаги, оставленные майором Алексеевым. Это были различные приказы об организационной структуре, штатном расписании и прочая лабуда.

«Зачем он мне это в гостиницу притащил? Выслужиться хотел, рвение показать? Странный он какой-то, этот майор. Ну да ладно, время покажет. Если что, заменить его никогда не поздно», – подумал новоиспеченный начальник ЛТП, бросил бумаги на подоконник и стал укладываться спать.

Во сне к нему явилась обворожительная официантка. Совершенно обнаженная, в одних туфлях на высоком каблуке. Наталья расплела косу, и густые каштановые волосы закрыли ее очаровательные перси. Уваров предпринимал попытку за попыткой, чтобы обнять чаровницу, но всякий раз красотка каким-то чудом ускользала из его рук, заливаясь при этом звонким, бесстыдным смехом.

В то время как Павел Сергеевич предавался сладким эротическим снам, майор Алексеев общался по телефону со своим закадычным другом, заместителем начальника ЛТП по оперативной работе майором Сысоевым:

– Скажу тебе, Коля, без прикрас – попали мы, как кур в ощип. Этот спуску не даст. Серьезный мужик. Я перед ним и так, и этак, анекдоты смешные травлю, а он брови насупил, смотрит в одну точку и о чем-то своем все время думает. Я и за обед в ресторане заплатил, одиннадцать целковых отстегнул, а он сделал вид, что ничего не заметил. Нет, Николай, с этим не забалуешь, не даром из области слухи доходили, что он любимчик генерала Кравченко. Чует мое сердце, устроит он нам Варфоломеевскую ночь, полетят наши буйные головушки. Осталось мне до пенсии четыре года дослужить, но чувствую, не дотяну.

– Ты, Володя, раньше времени не кипешись, может, не так страшен черт, как его малюют, – успокоил товарища Сысоев, – вот до меня слухи дошли, что лечебно-трудовые профилактории хотят скоро вообще закрыть. У нас же теперь курс на демократизацию, понимаешь ли. А держать больных людей, не совершивших уголовных преступлений, за колючей проволокой – это, говорят, не совсем демократично. Вот такая петрушка.

– Ну ты, брат, «успокоил». Только не верится мне, что такую махину могут разом ликвидировать. Ты вот сам подумай, сколько лет выстраивали систему. И вот так взять и все разрушить? Расползутся алкаши и наркоманы по стране, как тараканы. В результате получим взрывной рост преступности. А куда девать бомжей? Мы ж на весь мир раструбили, что у нас в стране с бродяжничеством раз и навсегда покончено…

Майор Алексеев еще долго и вполне аргументированно доказывал своему другу, что система принудительного лечения алкоголиков и наркоманов незыблема, как скала.

А что, собственно, представляла собой эта система? И каковы ее исторические и правовые корни?

Уже в первые годы своего существования молодое Советское государство озаботилось необходимостью борьбы с алкоголизмом. Одной из самых эффективных и перспективных мер большевики считали принудительное лечение. 11 сентября 1926 года Совет народных комиссаров РСФСР издал декрет «О ближайших мероприятиях в области лечебно-предупредительной и культурно-воспитательной работы по борьбе с алкоголизмом». Декретом предписывалось Народному комиссариату здравоохранения организовать лечение алкоголиков, а Народным комиссариатам внутренних дел, юстиции и земледелия – разработать и внедрить эффективные меры принуждения.

Сразу возник вопрос, по каким критериям определять круг лиц, подлежащих насильственному лечению. Разъяснения внесла «Инструкция по применению принудительного лечения алкоголиков, представляющих социальную опасность». Согласно инструкции, датированной 9 апреля 1927 года, принудительному лечению подлежали лица, у которых на почве алкоголизма проявляются психические расстройства, а также граждане, злоупотребляющие алкоголем и при этом систематически нарушающие общественный порядок и несущие угрозу семье и окружающим.

И все же вплоть до конца 50-х принудительное лечение считалось чисто медицинской проблемой и правоохранительные органы привлекались к этому процессу исключительно в порядке оказания помощи медикам.

15 декабря 1958 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об усилении борьбы с пьянством и наведении порядка в торговле спиртными напитками», которое стало основой для принятия союзными республиками собственных правовых актов. Упор делался на принудительной госпитализации алкоголиков и наркоманов в психоневрологические больницы, правда, исключительно по предписаниям медиков.

Дальше всех пошли в Украинской ССР. Там по постановлению суда хронических алкоголиков, ведущих паразитический образ жизни и уклоняющихся от общественно полезного труда, стали направлять в лечебно-трудовые профилактории, созданные при исправительно-трудовых колониях. Максимальный срок реабилитации – один год. По сути, ввели для алкоголиков уголовное наказание.

Первый не связанный с исправительными колониями лечебно-трудовой профилакторий появился в 1964 году в Казахстане. В РСФСР первые ЛТП открылись после опубликования Указа Президиума Верховного Совета республики от 8 апреля 1967 года «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании злостных пьяниц (алкоголиков)». В соответствии с указом, в лечебно-трудовые профилактории направлялись лица, уклоняющиеся от лечения, нарушающие трудовую дисциплину, общественный порядок и правила социалистического общежития. Решение о направлении принимал суд на основании обращения государственных органов, в первую очередь – милиции, общественных организаций, трудовых коллективов или близких родственников. Срок реабилитации устанавливался от одного года до двух лет, на усмотрение суда, в зависимости от общественной опасности алкоголика.

В 1969 году были внесены изменения в «Основы законодательства СССР о здравоохранении». В новой редакции документа алкоголизм и наркоманию отнесли к заболеваниям, представляющим опасность для окружающих, и провозгласили право СССР и союзных республик законодательно устанавливать порядок принудительного лечения граждан, страдающих алкоголизмом и наркоманией.

В 1971 году приняли Закон РСФСР «О здравоохранении», который ввел обязательное диспансерное наблюдение больных алкоголизмом и наркоманией и их принудительное лечение в ЛТП.

В развитие положений Закона 25 августа 1972 года вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании больных наркоманией», согласно которому наркозависимые граждане, уклоняющиеся от лечения в органах здравоохранения, по решению суда направлялись в ЛТП на срок от полугода до двух лет. Что интересно, для наркоманов был установлен минимальный срок реабилитации в полгода, а для алкоголиков – год. Видимо, наркомания считалась меньшим злом, чем алкоголизм. А возможно, причина в том, что заставить наркоманов заниматься физическим трудом было крайне сложно. Да и какие из них работники.

1 марта 1974 года Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании хронических алкоголиков» расширил перечень оснований для направления на принудительное лечение. Добрались до бомжей. Согласно тексту указа, подлежали направлению в ЛТП хронические алкоголики, не имеющие постоянного места жительства и занимающиеся бродяжничеством или попрошайничеством либо ведущие иной паразитический образ жизни.

Еще одним нововведением в середине семидесятых стали женские лечебно-трудовые профилактории.

Новое дыхание системе принудительного лечения придала антиалкогольная кампания, которая развернулась в СССР с приходом к власти М.С. Горбачева. 7 мая 1985 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». Согласно пункту 4 постановления органам власти всех уровней предписывалось упростить порядок направления в ЛТП лиц, страдающих алкоголизмом. Теперь для направления в профилакторий требовался лишь формальный отказ алкоголика от добровольного лечения или продолжение употребления алкоголя после проведенного лечения. Допустим, закодировали медики алкаша, а он возьми да и раскодируйся. И вышел из «завязки». Кто виноват? Да, конечно, он сам и виноват, мало ли, что лечение оказалось профанацией, а где же сила воли, стремление к здоровому образу жизни и тому подобное? Если медицина оказалась бессильна, наверняка поможет трудотерапия. А потому отправляйтесь, больной, на три буквы – в ЛТП. Там, практически в санаторно-курортных условиях, и поправите здоровье.

Может быть.

Последним значимым правовым актом, подводящим черту под формированием системы, стал Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 августа 1986 года, который предусматривал организацию принудительного лечения несовершеннолетних наркоманов, достигших шестнадцатилетнего возраста, в лечебно-воспитательных профилакториях. Этот указ стал своеобразной «вишенкой на торте». Правовое здание системы принудительного лечения алкоголиков и наркоманов приняло окончательный вид. Однако реального воплощения идея создания лечебно-воспитательных профилакториев для подростков-наркоманов не получила. Наступили новые времена.

В своей речи на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 года Горбачев объявил курс на демократизацию и гласность.

И в эти новые реалии система насильственного принуждения алкоголиков и наркоманов к лечению вписывалась с большим трудом, поскольку под фиговым листком «трудотерапии» скрывалась обыкновенная эксплуатация дешевой рабочей силы. Лечебно-трудовые профилактории входили с состав пенитенциарной системы и к медицине имели отдаленное отношение. Управление ЛТП было возложено на органы внутренних дел. Внешне профилактории мало чем отличались от исправительно-трудовых колоний общего режима. Тот же глухой забор с колючей проволокой и наблюдательными вышками плюс внутренние ограждения периметра из нескольких рядов колючки «егоза», те же штрафные изоляторы для злостных нарушителей дисциплины, такое же деление на жилую и рабочую зоны. Вот только тюремные бараки, официально именуемые общежитиями, имели одно существенное отличие – камеры в них не закрывались на запор. Свобода передвижения в пределах жилой зоны в дневное время не ограничивалась. В жилой зоне, кроме общежитий, располагались здания штаба, столовой, банно-прачечного комплекса, а также медицинской части, где проводились все процедуры, предусмотренные лечебными планами. Пациенты профилактория имели возможность в любое время обратиться к дежурному медперсоналу за медицинской помощью. Правда, перечень процедур и лекарственных средств был весьма скудным.

Организационная структура лечебно-трудовых профилакториев была такой же, как в исправительно-трудовых колониях. Алкоголиков и наркоманов, проходящих лечение в ЛТП, как и отбывающих наказание в ИТК, делили на отряды, начальниками которых служили офицеры МВД.

Бригадиров, звеньевых, нарядчиков и прочих руководителей низшего звена назначали из числа административно-осужденных. Для этой категории лечащихся предусматривалась существенная привилегия – при отсутствии грубых нарушений режима администрация профилактория могла принять решение о сокращении срока лечения в два раза. Рядовые пациенты ЛТП пренебрежительно называли их «половинщиками». А особо рьяных, которые всячески выслуживались перед начальством, открыто презирали.

Но среди «половинщиков» встречались и признанные авторитеты, как правило имевшие за плечами уголовное прошлое.

Система принудительного лечения алкоголиков и наркоманов в СССР достигла вершины своего развития к концу 1986 года, когда в 314 ЛТП единовременно лечились более 100 тысяч пациентов. А общее число административно-осужденных, прошедших за более чем 20 лет через лечебно-трудовые профилактории, превысило полтора миллиона человек.

Но уже к началу 1988 года, под воздействием общественно-политической трансформации советского общества, система принудительного лечения стала приходить в упадок.

А 4 июня 1988-го к непосредственному исполнению обязанностей начальника лечебно-трудового профилактория приступит подполковник Уваров.

Но это будет утром, а пока Павел Сергеевич спит и видит чудесный сон, в котором он настиг-таки красавицу Наталью и заключил ее в свои объятья.

Глава 2. Первые шаги

Утром подполковника Уварова у входа в пансионат ожидал служебный «УАЗ-469». За рулем сидел худой, наголо бритый водитель лет сорока пяти в синей тюремной робе. Он настороженно смотрел на нового начальника глубоко посаженными глазами. Когда Павел Сергеевич разместился на переднем сиденье, водила представился:

– Административно-осужденный Зимин.

– А имя у тебя есть, осужденный? – с легким сарказмом спросил Уваров.

– Иван, гражданин подполковник.

– Ты вот скажи мне, Ваня, кто тебя научил так обращаться к начальству?

– Так ваш предшественник, полковник Мищенко, гражданин подполковник.

– Ну что ты заладил, как попугай: «гражданин» да «гражданин», ты же не уголовник какой-нибудь и твои гражданские права никто не ограничивал, так что называй меня впредь Павел Сергеевич, добро?

– Добро, гражданин, ой, извините, Павел Сергеевич.

– А ты скажи мне, Ваня, как так получилось, что хроническому алкоголику, находящемуся на принудительном лечении, разрешили управление автомобилем и, более того, доверили возить начальника ЛТП, у тебя что, и права водительские есть?

– Обижаете, Павел Сергеевич, я без малого четверть века за баранкой. Первый класс и ни одного серьезного ДТП. И пьяным за руль ни разу в жизни не сел.

– А как же ты в профилакторий угодил?

– Да жена, сука, сдала. Я дальнобойщиком работал, две-три недели в рейсе, домой приеду, с ребятами в гараже, естественно, расслаблюсь. А как без этого, стресс-то снять надо. Домой приду, а она – в истерику, да еще руки распускать стала. А тут слухи до меня дошли, что любовник у нее завелся, ну я ее пару раз приложил слегка – в воспитательных целях. А она, зараза, в милицию пожаловалась, а там посоветовали заявление в суд подать и отправить мужа, меня то есть, на принудительное лечение. Участковый сильно старался: и заявление ей помог составить, и свое ходатайство приложил, и нескольких соседей уговорил жалобы на меня накатать… Вот и упекли меня на два года. А жена тут же развод оформила и за участкового выскочила. Вот такие дела. А здесь я не пью и не чифирю, хотя трудно удержаться, когда в бараке все чифирем балуются. Мне полковник Мищенко даже разрешил в гараже шконку сколотить и там спать. Я все машины в ЛТП наладил. А опытного вольнонаемного водителя разве найдешь? Вон, на стройке водилы по пять сотен в месяц зашибают, а на рудниках на «БелАЗах» и по семьсот, и по восемьсот заколачивают. А в ЛТП оклад у гражданского водителя – сто рублей. Даже со всеми «полярками» на руки больше двух сотен не выходит. Сами увидите, какие «спецы» работают, ни хрена в машинах не разбираются, наездники. Вот я полковника и возил. У меня ласточка всегда в порядке, и шоферить мне в радость, хоть двадцать четыре часа в сутки, я привычный.

Иван закончил свою исповедь, а Уваров подумал, что это весьма удобно, когда водитель всегда под рукой и его можно эксплуатировать круглые сутки. Вот только для поездок в город надо бы его гражданской одеждой обеспечить, чтобы не вызывать лишних вопросов.

Сорок пять километров от города до ЛТП ехали без малого час. Иван управлял автомобилем аккуратно, ловко объезжая многочисленные ямы и выбоины, но «козел», как в народе прозвали «УАЗ-469», подпрыгивал даже на самых мелких неровностях дороги, и подполковника раз за разом подбрасывало к потолку автомобиля. К тому же в цементобетонном покрытии трассы дорожники нарезали деформационные швы и залили их битумом. Работу они выполнили на тяп-ляп, а потому машины на этих швах часто лишались амортизаторов, теряли глушители и другие плохо закрепленные детали…

На всем протяжении бетонки слева по ходу движения пролегали горные хребты, а справа – заболоченные пустыри, поросшие мелким кустарником и деревьями, преимущественно березками.

На дороге часто попадались малые мосты-акведуки. Под ними протекали быстрые каменистые речушки, сбегающие с гор и несущие свои воды к озерам, которых немало встречалось в здешних краях.

Параллельно бетонке у самого подножья гор тянулась электрифицированная железнодорожная ветка, по которой то и дело медленно тащились думпкарные «вертушки» – вагоны-самосвалы, нагруженные под завязку рудой. А навстречу им гораздо быстрее следовали такие же составы, но уже порожняком. Руда добывалась на руднике «Северном» открытым способом и отправлялась на обогатительную фабрику, где превращалась в концентрат. А оттуда, уже в закрытых, хоперных вагонах направлялась по железным дорогам страны на заводы по производству минеральных удобрений и в морские порты, для отправки на экспорт.

В пятнадцати километрах от города Уваров обратил внимание на грандиозную стройку, развернувшуюся справа от бетонки. Да и невозможно было не заметить такое. Строительная площадка заняла территорию, равную небольшому городу, и растянулась вдоль дороги на несколько километров. На одном из съездов с трассы Павел Сергеевич рассмотрел на высокой бетонной стеле надпись: «Всесоюзная комсомольская ударная стройка». А под текстом плотным строем шагали молодые веселые парни и девушки в строительных спецовках и касках. Текст и изображение выложили на бетоне мозаичной плиткой.

Нетрудно было догадаться, что это и есть будущая третья обогатительная фабрика Каменногорского ГОКа. По всем признакам, строительство приближалось к финишу. Практически все здания и сооружения были подведены под крышу, прокладывались многочисленные инженерные коммуникации, автомобильные проезды и железнодорожные пути, а кое-где даже приступили к благоустройству и озеленению.

– Вот здесь и вкалывают наши мужики, – зачем-то заметил водитель, как будто Уваров без него этого не знал.

За несколько километров до конечной точки пути низкорослые березы сменили стройные и довольно высокие сосны и ели, а болотистые, торфяные почвы перешли в песчаные и моренные грунты с большим содержанием камней разной крупности – от мелкой гальки до валунов размером с железнодорожный вагон.

Наконец «УАЗик» подъехал к бетонной площадке шириной в полсотню метров, по обе стороны которой размещались административные, бытовые и технические здания рудника. По левую сторону находилась автобаза, с гаражными боксами высотой с пятиэтажный дом. Перед воротами одного из них стоял огромный самосвал «БелАЗ», рядом с передним колесом которого курил человек, видимо водитель этого громилы. Его макушка не доставала даже до оси колеса. Рядом с «БелАЗом» высился шагающий экскаватор с ковшом размером с деревенский дом.

«Среди таких громадин чувствуешь себя, как Гулливер в стране великанов», – подумал Павел Сергеевич.

На противоположной стороне площадки расположились пожарная часть и столовая, а чуть поодаль – административно-бытовое здание и ремонтно-механические мастерские. В глубине двора, за пожарной частью, вздымалась к небу кирпичная труба рудничной котельной, которая обеспечивала теплом и горячей водой не только рудник и ЛТП, но и расположенный в трех километрах от профилактория небольшой поселок Торфяновка.

«УАЗик» повернул перед пожарной частью вправо, проехал мимо котельной и оказался перед контрольно-пропускным пунктом лечебно-трудового профилактория. От КПП в обе стороны уходил глухой дощатый забор, по верху которого на специальных кронштейнах была протянута колючая проволока. Местами ограждение накренилось к земле и удерживалось от падения исключительно благодаря подпоркам из бревен. По всему периметру забора, на углах поворота и на протяженных прямых участках, торчали деревянные смотровые вышки, на которых прогуливались охранники с автоматами. Оружие служило чисто для психологического воздействия, поскольку патроны охранникам не выдавали. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь чокнутый солдатик перестрелял больных людей, находящихся на лечении в профилактории.

За пределами периметра располагались гаражи из четырех боксов и хозяйственные постройки, назначение которых новому начальнику еще предстояло узнать.

У входа в КПП Уварова встретили два его зама – Алексеев и Сысоев. Вообще-то согласно штатному расписанию, которое в числе других документов подполковнику накануне вручил майор Алексеев, начальнику ЛТП полагалось четыре заместителя. Павел Сергеевич смотрел документы всего пару минут, но благодаря своей феноменальной зрительной памяти хорошо запомнил многие детали. Кроме замполита и зама по оперативной работе, в штатном расписании значился заместитель по производству. На данный момент эта должность была вакантной. В ранге заместителя также находился начальник медицинской части. Но так уж повелось, что начальники ЛТП старались не вмешиваться в работу медиков, а лишь оказывали им содействие в решении организационных и хозяйственных вопросов. Да и как они могли вмешиваться в лечебный процесс, не имея профильного образования? Так что медицинская часть была в некотором роде государством в государстве.

Вместе с двумя замами новый начальник ЛТП пересек КПП, вошел в здание штаба, поднялся на второй этаж и переступил порог своего кабинета. Уваров обратил внимание, что на входной двери красуется новенькая, отливающая золотыми буквами табличка с надписью: «Начальник ЛТП подполковник П.С. Уваров».

«Грамотно прогнулись, черти, ничего не скажешь», – подумал Павел Сергеевич и невольно улыбнулся.

Кабинет произвел на подполковника удручающее впечатление. Поставленные Т-образно столы, два шкафа – платяной и книжный, дюжина стульев и тумбочка с телевизором «Горизонт» – вот, собственно, и вся обстановка. Вполне стандартный набор. Но дело в том, что вся мебель имела цвет «темный дуб». Таким же лаком покрыли паркет на полу и панели на стенах.

«Какая-то мрачная деревянная шкатулка, надо будет здесь сделать ремонт и оживить этот канцелярский ужас», – подумал Уваров и погрузился во вращающееся кожаное кресло.

«А вот это – удобная вещь, единственное, что стоит здесь оставить, – подумал Павел Сергеевич, развернулся в кресле на сто восемьдесят градусов и уперся взглядом в портрет Горбачева, – ну и это, так и быть, пусть висит».

Все это время два его заместителя скромно стояли у входной двери и ждали дальнейших распоряжений. Наконец Уваров обратил на них внимание и велел пригласить руководящий состав ЛТП на совещание. Заодно и познакомиться.

Через двадцать минут в кабинете начальника собрался командный состав ЛТП. Кроме майоров Алексеева и Сысоева, с которыми Уваров уже был знаком, на совещании присутствовали: начмед – подполковник медицинской службы Егоров; начальник охраны капитан Павленко; три начальника отрядов – капитаны Сомов, Трусов и Ложечкин; начальник квартирно-эксплуатационной службы старший лейтенант Слободян и главный бухгалтер старший прапорщик Травкина Лариса Николаевна. Имя и отчество главбуха Уваров мягко выяснил у нее самой, поскольку не привык обращаться к женщинам по званию и фамилии.

На первое совещание все явились в парадной форме. Павел Сергеевич обратил внимание, что из присутствующих только на старшем прапорщике Травкиной форма сидит как влитая. Было заметно невооруженным глазом, что Лариса Николаевна тщательно следит за фигурой. «Видимо, находится в активном поиске», – со знанием дела определил Уваров. А вот мужики, все, кроме майора Алексеева, имели явно выраженный лишний вес, а у майора Сысоева китель вообще не сходился на заметно выпирающем животе. Да и замполит не отличался военной выправкой, только на нем, наоборот, форма висела, как на вешалке.

«Да, распустились мужики. Служба – не бей лежачего. А с другой стороны – на себя посмотри. Ну ничего, будем исправлять ситуацию», – подумал новый начальник и предоставил слово главбуху.

Лариса Николаевна четко доложила о текущем финансовом положении учреждения. Из доклада следовало, что львиную долю доходов и прибыли ЛТП получает по договорам со строительными организациями, в которых трудятся лечащиеся. А вот собственное производство приносит одни убытки. Еще хуже обстояло дело с подсобным хозяйством, призванным обеспечить потребности ЛТП в свежих мясопродуктах. Как выразилась Травкина:

– Это просто какая-то черная дыра. Вбухиваем деньги в закупку кормов, платим коммунальные платежи, закупаем поросят и крольчат, а на выходе получаем какие-то крохи.

Павел Сергеевич поинтересовался, кто из руководителей отвечает за собственное производство и подсобное хозяйство. Выяснилось – никто. Место зама по производству пустовало уже больше года. Предшественник Уварова, полковник Мищенко, решал все производственные вопросы с бригадирами, назначенными из числа лечащихся. А следить за подсобным хозяйством поставил коменданта Тарасова, тоже из числа административно-осужденных. К обсуждению подключился майор Сысоев и заявил, что неоднократно докладывал полковнику Мищенко свои подозрения о злоупотреблениях коменданта Тарасова, но начальник доверял этому алкашу, как самому себе. Павел Сергеевич предложил не спешить с выводами, а Сысоеву, как заму по оперативной работе, не заниматься пустословием, а представить конкретные доказательства и предложения. При этих словах шефа майор заметно покраснел, втянул голову в плечи и украдкой посмотрел на своего друга Алексеева. В ответ замполит едва заметно пожал плечами, что могло означать: «А я тебя предупреждал!».

Следующим взял слово подполковник Егоров. Он так долго и нудно рассказывал об успехах медицинской службы, что некоторые присутствующие стали засыпать. А в конце доклада начмед посетовал, что антиалкогольная кампания, которая в последние годы проходит в стране, негативно отражается на работе медиков, поскольку постоянно снижаются лимиты и наблюдаются сбои в поставках водки, так необходимой для результативного лечения.

Уваров обещал разобраться с этой проблемой, после чего отпустил всех, кроме главного бухгалтера. Оставшись наедине с шефом, Лариса Николаевна одарила подполковника взглядом, в котором читалась такая преданность и готовность исполнить любое его желание, что Павел Сергеевич невольно смутился, опустил глаза в стол и насколько мог официально обратился к Травкиной:

– Лариса Николаевна, объясните мне, пожалуйста, что вы имели в виду, когда назвали подсобное хозяйство черной дырой?

– Дело в том, что какие-то странные у нас свиньи, Павел Сергеевич, – дрожащим голосом поведала главбух. – Я сама выросла в сельской местности, и у нас если сдавали свинью на мясокомбинат живым весом, то не меньше центнера. А согласно отчетам коменданта Тарасова и заведующего складом Мамедова, наши свиньи за сезон набирают живой вес в среднем сорок кило. А по данным заведующего столовой, из такой «туши» выходит около пятнадцати кг мяса и пять-шесть кило сала.

– А вы спрашивали Тарасова, как такое возможно?

– Конечно, спрашивала. Но у него на все один ответ: «Как кормим, так и растут». Но на корма мы тратим уйму денег. Я вам могу показать платежки, – лицо Ларисы Николаевны от волнения покрылось красными пятнами, а на лбу выступили капельки пота.