Моя жизнь с лимфедемой и варикозом

 Рецепт 2 (мягкая паста)

Желатин 15%

Вода 45%

Цинка окись 15%

Глицерин 25% (10%+15%)

 Рецепт 3 (плотный клей)

Желатин 15%

Вода 45%

Цинка окись 10%

Глицерин 40% (25%+15%)

 Рецепт 4 (плотный клей)

Желатин 20%

Вода 40%

Цинка окись 15%

Глицерин 40% (10%+15%)

 Рецепт 5 (твердый клей)

Желатин 3,0Вода 3,0

Цинка окись 1,0

Глицерин 3,0

Я привел здесь так много рецептов для тех, кто решится экспериментировать и опробовать разные составы. Ведь одни пасты лучше накладывать в жару, другие – в холодное время года, третьи – ещё при каких-то условиях.

Как приготавливается паста, можно было раньше узнать, наверное, из любого учебника или руководства для фармацевтов. Во всяком случае мои родители предъявляли рецепт из отделения Чижина в любую аптеку (нашу сельскую или одну из городских Бердянска) и нам делали пасту без никаких вопросов. Разве что приходилось приносить свой желатин, ибо он был тогда дефицитным товаром.

Желатин помещают в тарированную фарфоровую чашку и обливают предписанным количеством воды. Оставляют разбухать до мягких студенистых кусочков. После этого в чашку прибавляют часть глицерина (в рецептах 1-4 первое число в скобках) и нагревают смесь на водяной бане при помешивании до получения однородной массы. Взвесив чашку, восполняют убыль в весе, образовавшуюся за счет испарения воды. Окись цинка тщательно растирают со второй порцией глицерина в подогретой ступке и к полученной смеси добавляют теплый желатиновый раствор. Еще теплую смесь переливают в отпускную банку и быстро охлаждают.

Как я уже сказал, в те годы самым дефицитным компонентом для этого препарата был желатин. На две ноги требовалось 200 грамм желатина. Он выпускался в высоких картонных упаковках по 100 грамм, похожих на коробочки для флаконов с жидкими лекарствами. Стоила одна упаковка, кажется, чуть больше рубля, из-за дешевизны, возможно, его и трудно было купить. В аптеках желатина никогда не было. Единственными местами, где его можно было реально приобрести по блату или значительно переплатив, были рестораны. Мои родители, поэтому завели несколько знакомств с работниками и руководителями нескольких ресторанов в Бердянске и Донецке. Первое такое знакомство было с грузчиком ресторана при гостинице «Дружба» в Донецке, где мы остановились, когда приехали в отделение ЦЖП в первый раз.

А лечение в отделении цинк-желатиновых повязок проходило таким образом. При выписке во время предыдущего посещения назначалась дата следующего приезда. Нужно было приехать точно в указанный день, потому что резервировалась койка для каждого конкретного больного. Где-то к обеду, когда уже освободились койки с предыдущей ночи, начинался прием поступающих пациентов. При этом больной должен был предоставить необходимые анализы (если поступал впервые или если ему было предписано их сделать), а также оговоренное при предыдущей выписке количество желатина или уже готовой цинк-желатиновой пасты (допускалось или то или другое). Кроме того нужно было привезти определенное количество обычных марлевых бинтов. С бинтами тоже временами были проблемы: не было необходимой ширины или вообще приходилось покупать в аптеке и резать на полоски медицинскую марлю. Что касается анализов, то нам пришлось много побегать, чтобы сделали анализ на реакцию Вассермана. Еле нашли в Бердянске место, где такие анализы делали. Это был кожно-венерический диспансер. Эта реакция показывает, не болен ли пациент сифилисом, потому что там часто тоже бывают воспаления паховых лимфоузлов, отеки и другие схожие симптомы, как при лимфедеме и некоторых формах хронической венозной недостаточности.

Принятые пациенты проходили в палаты, занимали койки. Потом был обед, тихий час, ужин, необходимые процедуры (кажется, даже измеряли температуру тела), – в общем, все, как в обычной больнице. Кровати были с регулировкой подъема ног. Ночью нужно было спать с возвышенным положением нижних конечностей. В те годы у меня, как и у варикозных больных, отек спадал к утру полностью.

Утром был завтрак, а после него всем больным накладывали цинк-желатиновые повязки. Для этого доставляли в палату банки с уже разогретой на водяной бане пастой. Повязку накладывала медсестра. Она опускала приподнятую часть кровати, застилала постель в области ног клеенкой и на эту клеенку ставилась небольшая скамеечка под пятку. Медсестра кистью, как для покраски, наносила на конечность пасту, имевшую в подогретом состоянии вид жидкой сметаны. Язвы на ногах (у тех, у кого они были, у меня не было) ничем не обрабатывались, прямо на них наносился слой пасты. После того, как нога была покрыта слоем пасты, из марлевого бинта вырезались лоскутки и прилеплялись к смазанной пастой поверхности ноги. Обязательное условие – пальцы ног и ступню нужно была все время наложения повязки держать оттянутыми на себя до отказа. Тогда при застывании всей конструкции было комфортно ходить, как будто повязки и нет вовсе (в Андреевской ЦРБ, о которой я писал выше, этого не учли или не знали, поэтому я всё время нахождения в повязке чувствовал невыносимую боль в голеностопах при ходьбе).

После наложения первого слоя бинтов ногу «красили» вторично и накладывали второй слой лоскутков бинтов так, чтобы стыки перекрывались. Особо укрепляли пятку. Накладывали третий слой пасты и лоскутков. Потом в последний раз смазывали «сапожок» цинк-желатиновой пастой и обильно поливали слабым раствором формалина. Получалась нелипнущая корочка. После подсыхания можно было надевать на повязку простой женский чулок (тогда еще были в обиходе и простые, хлопчатобумажные чулки, не знаю, сейчас бывают?), обуваться, одеваться и идти на выписку.

Так несколько медсестер за несколько часов накладывали повязки, кажется, полусотне пациентов. Было три большие палаты для женщин и одна для мужчин. В каждой палате лежало не менее десяти человек.

Не буду судить о других пациентах, но мне эти цинк-желатиновые повязки очень помогли. В этих повязках я даже бегал, занимался физкультурой. На несколько лет развитие болезни приостановилось, и я чувствовал себя превосходно. Так как я рос, то мне было предписано менять повязку раз в две недели (взрослым – раз в месяц или более). Во всяком случае, гипсовые повязки при переломах тоже ведь долго не снимают.

Неудобства и недостатки цинк-желатиновых повязок.

Нельзя было повязку мочить, поэтому купание ограничивалось лишь обмыванием других частей тела. Ни о ванне, ни о купании в море, речке не могло быть и речи. Выход заключался в том, что повязка делалась съемной: разрезалась вдоль, снималась, делались отверстия для шнуровки или нашивались «липучки».

Нельзя было нагревать повязку. Однажды я ехал зимой в автобусе, сидел там, где нога обдувалась горячим воздухом от печки. В результате повязка «потекла», жидкая паста «чавкала» в ботинке, пока не застыла снова, оголив важные участки отечной ноги.

Иногда под повязкой в некоторых местах возникал зуд, и приходилось велосипедной спицей чесать в том месте.

Когда повязку снимали, то было очень больно, особенно для мужчин, у которых на ногах были волосы. Происходила своего рода «депиляция» волос. Приходилось даже осторожно подрезать некоторые прилипшие к пасте волосы ножницами или лезвием бритвы.

Люди приезжали в отделение ЦЖП донецкой горбольницы № 28 со всех уголков Советского Союза. Хорошо помню мужчин из Курска, Ростова-на-Дону, Волгограда… Помню также толстую столетнюю бабушку с огромной трофической язвой на ноге. Её привезли и завели в отделение внучка и внук, сами уже, по моим тогдашним понятиям, старички. Ион Моисеевич тогда ещё пошутил: «Вот видите, с вашими болезнями люди могут жить и до 100 лет!».

Что ещё вспомнил о той злополучной эпидемии 1972 года. Говорили, что все отделения больницы перепрофилировали временно под гриппозных больных. Такого карантина и такого размаха лечения я ни разу в жизни больше не видел вплоть до 2020 года, до пандемии COVID-19.

Мы тогда договорились со знакомой медсестрой из отделения ЦЖП переночевать у неё дома, а утром она дома же наложила цинк-желатиновые повязки. Потом как-то узнали, что отделение И.М. Чижина закрыли окончательно. К тому времени мои родители сами научились делать мне повязки и несколько лет еще мне их накладывали.

Глава 9. Студенческие годы: прогрессирование болезни, рецидивы рожистого воспаления. Аутогемотерапия

Как я уже писал, моим мечтам стать врачом не суждено было сбыться, ибо с моей болезнью в медицинские вузы не принимали. Я попытался поступить на физико-математический факультет Бердянского педагогического института, однако, именно в тот год его закрыли. Поэтому поступил в Мелитопольский институт механизации сельского хозяйства, где уже учился мой брат.

Быт мой во время учебы в институте (а это продолжалось пять лет) почти ничем не отличался от быта других студентов. Я жил в общежитии и непродолжительное время на квартирах. Простая железная панцирная койка в общежитии, обязательно по-военному стандартно заправленная в дневное время. Единственное, чем отличался мой отдых и сон – то, что я на это время подлаживал под ноги валик из одеяла для возвышенного положения ног. Почти все эти пять лет носил германские (ГДР) компрессионные чулки или гольфы («Диамант» и «Турмалин»). Отеки у меня были только ниже колен, и такой компрессионный трикотаж великолепно сдерживал эти отеки в минимально допустимых пределах.

От занятий физкультурой я добился полного освобождения, ни разу за пять лет на физкультуре не был. Даже в институтском спортзале был всего несколько раз, и то, как зритель или болельщик. Один раз, правда, участвовал там в соревнованиях, но это были соревнования по шахматам (у меня был второй разряд шахматиста).

Для освобождения от физкультуры чаще всего было достаточно справки врача-терапевта институтского медпункта, но временами деканат и кафедра физвоспитания почему-то ужесточали требования. Мне пытались навязать занятия в так называемых специальных и подготовительных группах, которые, как я знал, были простой формальностью, напрасной тратой времени (переодеться в спортивную форму и сидеть на скамейке, смотреть, чем занимаются другие). Я предпочитал это время проводить с пользой для себя. Добывал медицинские справки любой ценой. Бывало, что врачебно-консультационная комиссия выдавала мне справку на месяц, на два…

Необходимо отметить, что совсем без физкультуры я не обходился. Покупал себе брошюры по физкультуре и гимнастике, искал книги в библиотеках. Например, приобрел книгу «Лечебная физкультура в хирургии», где в частности были рекомендации для слоновости, варикозного расширения вен и других болезней ног. Разрабатывал для себя комплексы утренней и общей гимнастики, в которых упражнения выполнялись частично стоя, частично лёжа на полу, на коврике. Пытался самостоятельно заниматься некоторыми рекомендуемыми при лимфедеме видами спорта (велоспорт и плавание). Одно время пытался бегать по утрам в парк – тогда пошло повальное увлечение «бегом трусцой» благодаря нескольким мировым бестселлерам, переведенным на русский язык, таким, как «Бег ради жизни» Г. Гилмора. Подробнее о моих занятиях физкультурой и спортом можно будет прочитать в разделе 6. Частные вопросы жизни с лимфедемой.

Серьезные проблемы со здоровьем у меня начались на третьем курсе. Необходимо отметить, что после пребывания в Бердянской горбольнице еще в шестом классе, у меня никаких воспалений, приступов, похожих на рожистое воспаление или другое воспаление лимфососудов или лимфоузлов, совсем не было. А на третьем курсе института началось… Это было похоже на рецидивирующие приступы рожи. Сейчас уже не помню, когда и при каких обстоятельствах был первый приступ, но был он, как и все последующие в тот год, очень тяжелым. Сильнейшая боль типа судороги, спазма, покраснение конечности. Боль была такая, что я даже не мог стать на ногу и пройти несколько шагов. Надо было прыгать на одной ноге. Температура резко поднималась до 39,5 – 40 градусов. Через несколько часов судорожная боль прекращалась и температура нормализовывалась. Но воспаление кожи (красное пятно) и боль при прикосновении к этой красноте продолжались в течение нескольких дней. Хоть лечился я в домашних условиях, хоть проходил курс интенсивной терапии в больницах, хоть и не лечил вовсе – через неделю-две наступал новый приступ. Вроде бы никаких причин для этого приступа не было: кожа у меня тогда на ногах была идеально чистая, белая, без никаких ран, царапин, трещин. Можно, конечно, было считать причиной рецидива неудачное приседание, например, или передавливание лимфоузла, но это, скорее всего, было уже, когда узел был увеличен.

Абсолютно разделяю мнение московского лимфолога И.Г. Макарова и его коллег, что не рожа является причиной лимфедемы, а скорее наоборот.

Помню, приехал домой в село перед последним экзаменом – и опять начался рецидив, попал в больницу, нашу сельскую, участковую. В те времена основным лечением были инъекции пенициллина. Пролежал в больнице три дня – надо было ехать сдавать экзамен. Поехал. По приезде снова приступ. На экзамене был с температурой, еле сдал. Когда отвечал возле цветных плакатов с машинами, они плыли у меня перед глазами.

После летних экзаменов у нас начинались летние практики, после каждого курса обычно две. В тот год были полевая и заводская. Полевая практика заключалась в работе на зерноуборочном комбайне, помощником комбайнера. Я получил направление в один из совхозов около Запорожья. Поехал в Запорожье, остановился у родственников, чтобы наутро ехать в совхоз. А утром почувствовал себя снова плохо. Я такое состояние называл «призрак рожи», когда еще температуры и других симптомов нет, но чувствуется, что вот-вот начнется… К тому же в то утро у меня почему-то было носовое кровотечение. У меня вообще-то носовые кровотечения были в детстве, а также в начале учебы в институте (тогда мне отоларинголог в поликлинике чем-то прижег в носу, и больше кровотечений не было). А в Запорожье почему-то снова начала капать кровь из носа. Кровотечение я быстро остановил, меня ранее научили, как это делать. Но что делать с ногами? Куда в таком состоянии работать на комбайне в жару, иногда круглосуточно, – так тогда работали на уборочной? Решил ехать обратно в Мелитополь, просить, чтобы перевели в родное село, в свой колхоз.

Доехал до Мелитополя, вышел из автобуса, прошел несколько сот метров, сел на лавочку в скверике. Почувствовал, что дальше идти не могу. Попросил одного парня, чтобы тот позвонил из телефона-автомата, вызвал «Скорую»… Повезла меня эта «Скорая» почему-то не в стационар, а в поликлинику. Фельдшер, маленькая, хрупкая девушка сказала, что я, несмотря на невыносимую боль в ноге, должен дойти до кабинета хирурга. Сказала идти, опираясь на её плечо, она будет меня поддерживать, выдержит мой вес. А у меня, как я уже говорил, адская боль в ноге, такая, что ступить невозможно. Пришлось, преодолевая мучения, шагать, не сильно всё-таки опираясь на девушку. Короче, попал я к хирургу, дал он мне направление в стационар, в хирургическое отделение. Обратно до машины пришлось шагать таким же образом, теряя сознание от боли. Но самое интересное было потом. В приемном отделении меня заставили обмыться под горячим душем, одеться в больничную пижаму. Меня привели в большую больничную палату, где лежало человек 20, положили на чистую постель, дали под мышку градусник… и забыли. Я толи заснул, толи потерял сознание…

Очнулся я как будто в раю: ничего не болит, блаженнейшее состояние… Никогда раньше в таком состоянии не пребывал. Почему-то вспомнил о градуснике, достал его, а на нем больше 40 градусов! Спасло меня то, что догадался попросить градусник, и что вокруг было много людей, пациентов из этой палаты. Сказал кому-то из них о своей проблеме, ребята пошли искать кого-то из медперсонала. Оказалось, что все врачи на каком-то важном совещании, а все медсестры и санитарки, пользуясь случаем, разбежались по окрестным магазинам. Наконец нашли и привели какую-то медсестру из другого отделения. А она посмотрела на меня и говорит: «Без назначения врача я не имею права делать никаких процедур или инъекций!» Но, умница, спасла мне жизнь: принесла таблетку аспирина и мисочку с уксусом, мочила в этом уксусе кусочек марли и прикладывала мне ко лбу. Температуру сбила…

Так началось моё лечение в хирургическом отделении Мелитопольской городской больницы. Лечение было стандартным по тем временам: инъекции пенициллина, а также облучение пораженной конечности кварцевой лампой.

Какие ещё самые яркие впечатления запомнились из хирургического отделения Мелитопольской городской больницы? Почему-то не помню никого из хирургов и медсестер. А из больных запомнился один очень красивый и видный мужчина на костылях и с одной ногой. И жена его, очень заботливая и красивая. Часто его навещала, кормила домашними вкусностями. Однажды поздним вечером я вышел из здания подышать свежим воздухом. Заметил в сторонке этого мужчину, жадно тайком затягивающегося сигаретой… А наутро, во время обхода, врач упрекал его, даже почти не спрашивая, а как бы констатируя: “Опять курил! Ну, кури, кури, и вторую ногу скоро отрежем?!” У пациента, оказывается, прогрессирует болезнь, которая называется облитерирующий эндартериит. Возникает и развивается только у курильщиков! Я увидел воочию, насколько сильной бывает табакозависимость, если даже ампутация конечности не заставила этого мужчину навсегда бросить курить. Мне было очень жалко и его, и жену его, и детишек.

Ещё запомнилось в этой больнице, что кормили очень хорошо. Кроме того, на второй или третий день ко мне вечером после ужина подошла женщина, раздающая пищу в столовой, и сказала: «Мы знаем, что ты студент, неместный. Тебе никто не приносит передачу. Будешь каждый вечер подходить ко мне и я буду выдавать тебе некоторые продукты, “сухой паек”! И положила передо мной на стол пару яиц, пачку печенья и что-то ещё, уже не помню.

Много пришлось лежать в различных больницах, но нигде больше не видел такой заботы.

Когда меня выписали, я выпросил в институте направление на практику в свой колхоз и уехал в родное село. Работал слесарем в тракторной бригаде, собирал материалы для курсовой работы об эксплуатации машинно-тракторного парка. Снова было несколько приступов рожистого воспаления, плохое самочувствие по вечерам. Помню, что вместе с другими препаратами пил на ночь «Адонис-бром», возможно от бессонницы или нервов.

После месяца сельскохозяйственной практики начиналась практика заводская, технологическая. Я, конечно, первую практику проходил значительно меньше месяца (десять дней ведь пролежал в Мелитопольской горбольнице). Но сроки были определены четко, и к указанному дню нам необходимо было прибыть в Волгоград на Волгоградский тракторный завод (ВГТЗ).

В первый же вечер пребывания в Волгограде у меня случился сильнейший приступ рожистого воспаления. Так как идти на работу утром я не смог, ко мне в комнату общежития пожаловал сам мастер участка, где мне предстояло работать. Он понял, что работать я не смогу и рассказал, как добраться до заводской поликлиники. Здесь уместно отметить, что Волгоградский тракторный завод тогда был огромным предприятием, число рабочих которого равнялось количеству жителей небольшого города. Завод имел десятки общежитий, свою огромную больницу и даже собственный вуз.

С большим трудом я дошел до поликлиники и записался на прием к хирургу. Врач-хирург, высокая, красивая, белокурая женщина средних лет встретила меня очень недружелюбно (я часто наблюдал такое отношение к себе со стороны хирургов) и заявила, что больничный (или справку) она мне не даст. Не помню, в чем была причина. Но, в конце концов смилостивилась надо мною и направила к врачу-дерматологу. Дерматолог только посмотрел на мою ногу и без лишних слов выписал мне направление в стационар, в кожное отделение. Сказать, что меня туда положили из-за того, что у них не хватало больных (в советские времена такое бывало) нельзя, потому что отделение было переполнено, мне поставили кровать не в палате, а в больничном коридоре. До сих пор не понимаю всех хитросплетений больничной бюрократии. Очевидно, у нас на Украине были другие стандарты определения болезней, чем там, в Российской Федерации. Там было другое, своё Министерство здравоохранения, хотя и существовало общесоюзное Министерство здравоохранения СССР. Я долгое время проработал в системе образования и могу сказать, что там почти такая же бюрократия, как и в здравоохранении. Например, у нас на Украине времен СССР школьники сдавали экзамены уже с 5 класса, тогда как российские дети экзамены сдавали только в выпускных классах. Возможно, были и другие причины, почему меня положили в Волгограде не в хирургию, а в кожное отделение. Во всяком случае, считаю, что рожу более логично лечить в кожном отделении, а не в хирургическом. Я вообще не помню, были ли тогда в украинских больницах кожные отделения вообще. То, что были кожно-венерологические диспансеры, – это помню. В Волгограде в кожном отделении больные с венерическими болезнями не лежали, там были пациенты в основном с ожогами и другими поражениями кожи.

В те времена считалось (и это было во всех медицинских учебниках и справочниках), что рожу надо лечить мазями, лучше всего ихтиоловой. В Волгоградской больнице мне делали повязки с мазью Вишневского.

На рабочем месте многостаночника на ВГТЗ я так и не проработал ни одного дня. После выписки из больницы руководитель практики дал мне задание собирать материалы для курсового проекта (другие ребята этим занимались во внерабочее время) так как времени до конца практики оставалось очень мало. Нужно было скопировать вручную десятки чертежей, схем, планов, переписать много текстов. Я этим занимался вместе с однокурсником Сергеем, который, как и я попал в больницу, но из-за несчастного случая на производстве. Он работал на сверлильном станке. Вращающийся шпиндель захватил рукав его робы и его самого резко рвануло, серьезно повредив кожу живота. Вообще, тем летом на заводе работало много студентов (кадровые рабочие были в отпусках), и было много несчастных случаев на производстве. Однажды мы с Сергеем шли по цеху и увидели на полу дорожку из крови. Как нам сказали, одному парню на прессе отрубило руку и он бежал в медпункт, оставляя кровавый след… Одну девушку-студентку на наших глазах станок раздел, слава Богу, без печальных последствий. Она болтала с подругой возле своего работающего маленького токарного станка и не заметила, как край её халата и сарафана начал наматываться на медленно вращающуюся деталь. Подруга и все, кто оказался рядом кинулись выключать станок, но девушку прижало так, что кнопки управления оказались зажатыми её телом. Пока кто-то додумался выключить общий рубильник, девушка оказалась без одежды. Она не пострадала, отделалась весьма нелегким испугом и весьма неприличным видом.

Моё личное самочувствие до конца практики оставалось хорошим. После Волгограда меня ожидал месяц каникул, который я провел в селе, в родительском доме. Не помню почему, но мы с родителями решили снова наложить на ноги цинк-желатиновые повязки. Материалы у нас имелись, мама еще не забыла, как правильно накладывать такую повязку. Наверное, думали, что от повязки исчезнут рецидивы рожистого воспаления. Ведь вылечивает же такая повязка трофические и варикозные язвы. Два года я обходился без ЦЖП, компрессионный трикотаж из ГДР прекрасно справлялся с отеками.

После каникул я жил на квартире в новопостроенном дальнем микрорайоне Мелитополя. И однажды у меня снова начался приступ. Очень серьезный. Было невыносимо больно, и была очень высокая температура. Хозяйка квартиры вызвала «Скорую», которая приехала только через два часа (такой «дикий» и далекий был тогда еще этот новый микрорайон). Я уже приготовился умирать, но вдруг почему-то полез пальцами под цинк-желатиновую повязку и понял: высокая температура была оттого, что повязка сильно сдавливала воспалившуюся и пытавшуюся расшириться кожу. Я попросил у хозяйки ножницы, и вдвоем с ней мы разрезали, сняли повязку. К приезду «Скорой помощи» температура у меня была почти в норме…

Закончился 1975 год для меня полным выздоровлением от рецидивов рожистого воспаления. Минимум лет на пять я вообще забыл весь этот кошмар. Да и после приступы рожистого воспаления были чрезвычайно редки, без рецидивов, вызывались обычно травмами и протекали довольно легко. Расскажу, как я избавился от рецидивов. В начале зимы 1975 года я приехал на выходные в родное село и у меня снова начался приступ. Попал в сельскую больницу. Это еще одна из неразгаданных мною загадок медицинской бюрократии. Сейчас бы в участковой больнице никто со мной не разговаривал. Когда несколько лет назад я обратился к участковой терапевтше с небольшой проблемой простудного характера, она даже не посмотрев меня, сказала ехать в районную больницу, а там бы, скорее всего, направили в областную… А тогда меня положили в палату, госпитализировали. Но так как хирурга в участковой больнице по штату не было положено (а может быть, его на ту пору временно не было и в Андреевской центральной районной больнице), меня посадили в «Скорую» и повезли в Бердянск, в городскую поликлинику. Там принимавший врач-хирург, тихий, скромный, обаятельный мужчина, быстренько написал мне рекомендации, как и чем лечить меня в участковой больнице. Не узнал ни имени, ни фамилии этого хирурга, но буду благодарен ему всю жизнь. Еще одна из загадок медицинской бюрократии: меня не госпитализировали в стационар городской больницы, а привезли обратно в сельскую больницу, где начали лечить по рекомендациям того хирурга. И чудо свершилось – я надолго излечился от рецидивов рожистого воспаления. До сих пор считаю, что всё это произошло благодаря назначенной хирургом аутогемотерапии, потому что всё остальное лечение было обычным (инъекции пенициллина, таблетки…). Раз в день (или через день, точно не помню) у меня брали большим шприцом кровь из вены на руке и тут же вводили её внутримышечно в ягодицу. Вот и вся процедура. Курс такого лечения и заставил меня на время совершенно забыть о рецидивирующем рожистом воспалении.

Глава 10. Работа на заводе и в учебном комбинате. Эпопея с эластичными бинтами

Последующие несколько лет я прожил без каких бы то ни было жалоб на ноги. Развитие болезни временно прекратилось. Конечно, отеки никуда не делись, но не было болей и прочих симптомов. Каждое утро, не вставая с постели, я надевал прекрасные чулки или гольфы немецкого производства и не снимал их до самого вечера. Была возможность вовремя обновлять компрессионный трикотаж, не допуская утраты им нужных свойств. На ночь ложился спать, приподняв ноги на некоторое возвышение (так делал еще с детства, со времени возникновения отеков). Регулярно делал утреннюю и лечебную гимнастику, совершал прогулки на велосипеде, летом по возможности долго купался, плавал в море (оно недалеко от нашего села).

Успешно окончил институт, работал мастером сварочного участка на авторемонтном заводе, а затем преподавателем и инструктором по вождению тракторов и комбайнов в межшкольном учебно-производственном комбинате. Некоторое время был директором этого комбината. В 1981 году женился, стал жить отдельно от родителей. У меня впоследствии родились два сына и дочь.

Приступы рожистого воспаления были очень редко и не очень сильные. Чаще всего они теперь были вызваны травмированием конечности. Например, на одном из тракторов, а именно Т-40М, очень нехорошо была расположена ступенька в кабину и я неоднократно сильно или слабо травмировал больную ногу о железный выступ. Также на моем мотоцикле у меня были травмы во время запуска двигателя кик-стартером.

Летом 1979 года я с матерью ездил в Ленинград (ныне Санкт-Петербург) к родственникам. Мой дядя Борис, двоюродный брат матери, служил тогда на Балтийском флоте в Кронштадте военно-морским врачом. Он решил проконсультироваться по своему ведомству насчет моей болезни. Ведь известно, что и сейчас большинство врачей имеют весьма смутные знания о лимфедеме, а тогда тем более. Если даже профессор в областной больнице, как я уже писал выше, затруднялся поставить мне правильный диагноз. Дядя Боря выписал мне официальное направление якобы на «члена семьи военнослужащего подполковника Пругло» в Военно-Медицинскую Академию и мы пошли с ним вдвоём в это внушительное здание. Были в кабинете у генерал-майора медицинской службы, как оказалось, ведущего в стране специалиста по ангиохирургии. Тот нам объяснил, что советская военная медицина такими болезнями, как у меня, не занимается, и они ничем мне не могут помочь. Я, может быть, и не вспомнил бы сейчас в книге об этом эпизоде с посещением Военно-Медицинской Академии, но недавно на одном из китайских сайтов с удивлением обнаружил, что в КНР ведущие специалисты по лимфедеме как раз и курируются военно-медицинским ведомством. Я сохранил этот сайт в закладки, однако через некоторое время сайт исчез. Нам трудно иногда понимать китайцев, возможно, они эти исследования засекретили. Помню, что там, на сайте, был портрет ведущего специалиста по лимфедеме в китайской армии, полковника по званию.

К началу 1980-х годов я вынужден был полностью отказаться от компрессионных чулок и перейти на бинтование ног эластичными бинтами. Заметил, что старенькие чулки стали плохо сдерживать отеки, а новых в аптеках не было или были не того размера. Эластичные бинты фабрики «Лаума», что в г. Лиепая (бывшая Литовская ССР) очень хорошо сдерживали отеки, при правильном бинтовании великолепно держались на ногах, не передавливали конечности в отдельных местах. С той поры и до сегодняшнего дня я пользуюсь для компрессии только эластичными бинтами. Тем более, что в последние годы из-за неблагоприятных факторов ноги сильно деформировались и на них уже не подобрать правильные чулки.

Не хотелось бы в этой книге писать о политике или экономике, но на возможность приобретения мной эластичных бинтов очень сказывалась та непростая ситуация, которая складывалась в Советском Союзе в последние годы его существования и ситуация в «незалежной» Украине. Во второй половине 80-х годов началась эпоха тотального дефицита на многие товары, в том числе и на компрессионный трикотаж, на эластичные бинты. Я думаю, что всё это делалось сознательно, с целью дискредитировать и развалить страну. Многие товары исчезли с прилавков магазинов и аптек не потому, что их не хватало, а потому, что они неправильно, бюрократически распределялись по стране. Например, в 1976 году у нас в Запорожской области невозможно было купить обычную кассету для магнитофона, а поехал я на практику в Ивано-Франковск – там в центральном универмаге ящиками с кассетами были заставлены даже проходы в торговом зале. В сёлах невозможно было купить обычные резиновые сапоги, а в городах, где улицы асфальтированы, и в сапогах никто не ходил, магазины были забиты этой обувью.