Фронтовичок

– Как… Как это? Значит… – совсем потерялся я в догадках. – Нет! Не может быть! Не может… Неужели сплошной вымысел?

– Не сказал бы, что так! Всё сложнее. Не только ты, Алексей Петрович, задавался этим вопросом. Поначалу все мы недоумевали. Понимали же, что с нашим товарищем-фронтовичком того, о чём он повествует, быть не могло, хотя бы по возрасту! Но высказывать свои сомнения в лоб не считали возможным. Недопустимо обижать человека подобными подозрениями! Потому кое-кто подтрунивал, но Василий Кузьмич обычно не отвечал, лишь пожимал плечами. Мол, думайте, как хотите! Причем делал он это весьма убедительно! Очень солидно получалось!

– И что же? – перебил я. – Все так и поверили не фактам, а солидности?

– Не спеши! – остудил меня комбат. – Мы, конечно же, со временем проверили некоторые его байки. И, знаешь, с удивлением обнаружили, что все даты, вся география событий, нумерация армий, дивизий и полков, даже фамилии командиров – всё до мелочей совпадает с официальной информацией! И огромное впечатление производили его рассказы…

– Это я на себе уже почувствовал! – сознался я, хотя это было ни к чему, ведь именно с моих восторгов этот разговор и начался.

– Вот и я… – продолжил комбат. – Если бы я не знал, что в годы войны он был мальчишкой, то не усомнился бы ни в едином слове! У меня даже закралось сомнение. Может, он умышленно мошенничает. Просто изучил несколько реальных историй и судеб и, опираясь на свои фантазии и уникальный талант рассказчика, повествует от первого лица. Ведь вполне такое возможно! Вообще-то, ему бы книги писать! Зачитывались бы все, как сейчас все заслушиваются! Но это всё, Алексей Петрович, что я могу тебе сообщить! Как понимаешь, полной ясности ни у кого нет! Вроде бы мальчишкой был, но с другой стороны, откуда столь глубокие познания? Ни в какой книжке такого не прочитаешь! Потому никто выдумщиком его так и не называет, но и верить до конца никто, в общем-то, не собирается! Наступило некоторое равновесие – он не трогает своими рассказами нас, офицеров, а мы – не трогаем его, когда он делится своими воспоминаниями с солдатами! На мой взгляд, он, скорее всего, историк, артист или популярист. Вот, какое я слово придумал! Смысл его понятен?

Я утвердительно кивнул.

– А если ещё оценить морально-воспитательный аспект бесед Василия Кузьмича с нашей молодежью, то ему и вовсе цены нет! Наши мальчишки воспринимают его, старшину батареи, исключительно, как отца. Они же к нему тянутся всей душой… А он для них и есть отец – строгий, умный, справедливый. Вот так-то, Алексей Петрович! Побольше бы нам таких выдумщиков, тогда все солдаты героями бы становились. Он же воспитателем работает эффективнее любого замполита!

– Но должен же он как-то объяснить отсутствие тех самых наград? И странное несоответствие своего возраста! Есть же личное дело, послужной список, документы о рождении и образовании, представления к наградам, наконец! Неужели в документах ничего нет? Неужели официально его самого об этом не спрашивали? Можно ведь, как-нибудь тактичнее?

– От чего же! Конечно, спрашивали! И ответ получили! Вполне определённый! Только этим ответом он нас совсем в тупик загнал. Обосновал все ответы настолько убедительно, что мы не могли не поверить. Хотя какие-то сомнения, конечно же, остались. Но о них – как-нибудь в другой раз! А ты, Алексей Петрович, обязательно послушай его рассказ о наградах! Очень рекомендую! Весьма занятная история выходит!

– А если коротко, то в чём же её суть? А то у меня теперь только этим голова будет занята.

– Ну, ладно! Сколько успею… В марте сорок четвёртого года их дивизия прорывала оборону немцев на главном направлении удара тридцать седьмой общевойсковой армии. Прорвала успешно. Стала развивать наступление. И надо же, в силу не выясненных тогда обстоятельств, армия не дождалась поддержки от соседних дивизий. Ни с левого, ни с правого флангов! Немцы как будто этого и ждали. Они двумя отсекающими ударами с флангов окружили наступающую дивизию. И, разумеется, отрезали ее от основных сил армии и собственных резервов. Надеюсь, после академии ты понимаешь, что должно случиться дальше?

– Понятно! Дальше должно начаться последовательное истребление. Но почему соседние дивизии тогда не помогли? Ведь на ком-то была за это ответственность!

– И это понять, в общем-то, можно, – подтвердил комбат. – Армия уже не могла противопоставить немецким танковым дивизиям достаточно сил и средств, а наносить артиллерийские удары пришлось бы вообще вслепую. В том числе, по нашим окруженцам. Вот и осторожничали все, что немцам только на руку.

– Без риска не бывает побед! – решил я показаться мудрым полководцем с лейтенантскими погонами. Комбат лишь усмехнулся:

– Немцы действительно сразу приступили к последовательному уничтожению окруженной дивизии. Как раз в это время, по рассказу Василия Кузьмича, комбат сам предложил ему закопать все их ордена. То есть, награды Василия Кузьмича и свои. К немцам с такими наградами попадать не резон. Кроме того, на фронте все орденоносцы были обязаны предотвращать попадание своих наград в руки противника. И они это хорошо знали. Таким образом, комбат вполне разумно предложил всё запрятать в одном месте на случай, если при прорыве из окружения что-то с одним из них случится. Ведь других орденов в их батальоне на тот момент не было, ну, а медали – у них другой вес и достоинство. Вот и закопали они свои награды и документы в хорошем месте, как им тогда показалось. Запомнили всё наверняка! Сделали отметки на деревьях, нанесли условные знаки на карту. В общем, все меры, вроде бы, приняли, чтобы потом заслуженные награды себе вернуть. И, такая возможность, как о том поведал наш фронтовик, им представилась совсем скоро – недели три прошло – да только места того они не узнали! Можно сказать, не нашли. Точных координат, чтобы до метра, у них не было, только приметы многочисленные, но после того, как в этих местах поработала наша и немецкая артиллерия, и танки с обеих сторон покуролесили, вся местность, весь лесок этот несчастный, стал неузнаваемым. Словно специально вся оружейная мощь на него обрушилась, чтобы всё перемешалось – деревья, грунт, тропинки, рельеф. Даже ручья, на который оба надеялись, как не бывало! Одни рытвины, окопы, наполовину засыпанные землей, деревья, вывернутые с корнями, и воронки! В общем, типичная картина после отчаянного боя с применением мощной техники и разрушительного вооружения! Потому и не вышло у них ничего. А потом их армия покатилась на Запад. Некогда им стало возвращаться, не отпускало командование, вот и отложили поиски до Победы.

– Но ведь можно как-то восстановить и награды, и документы на них! И должны же документы остаться у самих награжденных, в конце концов, и в архивах! Неужели они не обращались?

– Пытались, конечно! Как теперь утверждает прапорщик Потехин, сделали они с комбатом тогда всё, что могли в тех условиях. Буквально землю рыли вокруг, но так и не обнаружили заветного местечка и той гильзы от 57-миллиметрового снаряда. В неё когда-то они своё добро упаковали. И потом ещё восстановить свои награды пытались… Да только награды не восстанавливают! И с документами не так всё просто оказалось. Комбат ведь в том окружении собрал все личные документы и у красноармейцев, и командиров, в том числе и наградные, – не по собственной инициативе, так было положено! И тщательно захоронил их, чтобы немцы не смогли воспользоваться всем этим против нас. Но награды-то свои комбат с Потехиным запрятали отдельно, опасаясь, что свои же бойцы на них позарятся. Людей-то в батальоне больше пятисот человек. За каждого ручаться не станешь! Случались и предательства, и перебежчики, и диверсанты, внедренные немцами. Многим из них пригодились бы высшие награды нашей страны, даже без документов, даже на чужое имя. Оно и понятно – орден Ленина и Золотая Звезда Потехина, а ещё и ордена комбата, я не знаю, какие у него были! Но, кроме тех наград у Василия Кузьмича ещё имелась именная грамота Президиума Верховного Совета СССР. Она-то и является основным доказательством того, что он Герой! Но размеры грамоты настолько велики, что Василий Кузьмич, когда ему её вручали, даже растерялся. И понять его можно. Как красноармейцу в полевых условиях сохранить такой неудобный документ, не измять, не испачкать? Да, мало ли что с той грамотой произойдет? Не носить же её, как икону?

– Можно было в штаб отдать! Там ведь много всяких документов хранилось… – подсказал внук.

– Верно, Серёжа. Комдив сам и предложил Василию Кузьмичу сдать грамоту начальнику штаба дивизии на хранение. Так, кстати, и другие Герои его дивизии поступили. Ну, и сдал, конечно! И голова не болела. А когда дивизия оказалась в окружении, то от многих документов штабу пришлось поспешно избавляться, чтобы немцам не достались. Заодно и те грамоты сожгли. Потому их потом и не отыскали. И не мудрено! Документов много пропало или пострадало. Война! Но Василий Кузьмич после выхода из окружения со своим батальоном не сразу об этом узнал. Ему и в голову не приходило, будто в надежных сейфах штаба дивизии с грамотой могло что-то случиться. И узнавать об этом было неловко. Ещё посмеются, будто соскучился или полюбоваться пожелал! Нечего, мол, занятых людей от дела отвлекать, даже если Герой!

– А личные документы? – не выдержал я. – Как же офицеры обходились без удостоверений личности?

– Формально это невозможно! Но обоим орденоносцам удостоверения не очень и нужны были, пока среди своих, практически родных, воевали. По правде, говоря, для порядка они пытались всё восстановить, но в особом отделе что-то тогда замутили. Мол, когда из окружения вышли, проверке тщательной не подвергались, потому, как всего три дня окружение продолжалось и, якобы, при многочисленных свидетелях всё происходило, однако сомнения закрались? Ну, знаешь, как у нас любое дело могут, даже простое и понятное, превратить в неразрешимую проблему! Вот командир батальона, пока был жив – позже он погиб – и посоветовал подождать до лучших времен. А лучшими они для наших героев так и не стали!

Мой командир батареи приостановил свой рассказ, а я испугался, что он больше ничего не знает. Но нет, опять заговорил:

– После войны у Василия Кузьмича только справка какая-то, выданная в родной дивизии, и осталась. Потому всяких проблем оказалось много. И в первую очередь следовало восстановить личные документы, поскольку без них – никуда! А это восстановление, сам представляешь, какая морока! К тому же, как я полагаю, сразу после войны обращений по поводу восстановления паспортов были миллионы и больше! От пленных, интернированных, оккупированных, потерявшихся, попавших в чужую часть после госпиталя, раненых и убитых, убитых, но «воскресших». Все конторы работали с предельными перегрузками. Ведь не просто же выдавали, а тщательно проверяли обстоятельства утраты прежних документов и характеристики самих заявителей. Потому и запутали дело, замутили его и попросили Василия Кузьмича с его непростым вопросом обратиться несколько позже, если можно, да ещё самому отыскать какие-нибудь подтверждения. Вот и ждал Потехин, сколько жизнь позволяла. И дважды начинал всё заново.

– Да! Безнадёга… В такое нам, ко всему привычным, поверить легко! – подтвердил я.

– Вот именно! – продолжил комбат. – Но в архивах опять что-то неделями искали, не находили, проверяли, уточняли и выдали однажды новый паспорт и дубликат свидетельства о рождении. И уже это хорошо! Но по новым документам оказалось, будто рождён Василий Кузьмич не в 1922 году, а на десять лет позже! Пытался Потехин эту ошибку оспаривать, мол, откуда взялась такая дата, но канцелярская система своих ошибок признать, разумеется, не пожелала. Мол, документ не нами выдан, а вышестоящими организациями! На основе тщательных проверок! И мы не имеет права приписать вам ещё десять лет, даже не просите! Обращайтесь в вышестоящие инстанции для перепроверки!

Он им в ответ:

– Да вы на меня поглядите, уважаемые! Сколько мне лет, по-вашему! Неужели шестнадцать? Вы своим бумажкам верите, больше чем глазам?! А ему в ответ: «Ничего не знаем, товарищ! Не имеем права своим глазам верить! На фронте все быстро старели! Нам для внесения изменений документальные подтверждения и указания нужны!»

Смотрю, смеется мой командир батареи. С удовольствием смеётся над этой ситуацией и всей канцелярской системой. Может, и сам вспоминает о своих злоключениях, либо что-то прокручивает, но, в общем, вполне справедливо:

– Эта система самого стойкого мужика доведет до инфаркта, но только не до естественного и разумного разрешения! Исправили бы документы, только и всего. Так нет же, опять растянули свои проверки на несколько лет. А он, бедный, когда жениться надумал, рассказал невесте некоторые подробности своих злоключений. Ну и что? Она сначала посмеялась, а потом, осознав всю сложность и запутанность его ситуации, спрашивает Василия Кузьмича уже серьезно, чей же он, всё-таки, шпион! Боязно мне, говорит она жениху, теперь за тебя выходить, если ты такой ненадёжный! В любой момент можно вдовой остаться!

– Вот же, стерва! – среагировал я.

– Ну да! Вроде бы шутка, да только, по словам нашего Героя, не только его женитьба из-за тех документов сорвалась… В наградном отделе нашего министерства и в Верховном Совете его заявления рассмотрели… Всё, как положено! В указанные сроки ответили, что не признали обоснованными заявления Кузьмича, поскольку такие награды действительно были в своё время выданы, но выданы они человеку с другими паспортными данными. Он на десять лет старше! Стало быть, другой человек! Однофамильцев-то в стране много! Даже с полным совпадением имени и отчества. Потому важны дополнительные сведения – место рождения, дата рождения, место призыва и прочее. А если уж даты рождения не совпадают, то система и шевелиться не станет! Им сразу несоответствие понятно! И ведь формально-то все правы! Но могли же задницами своими пошевелить, глубже архивы копнуть! Нет! Решили формально отписаться! Мол, дата рождения не совпадает, значит, свободен! Но что ему-то прикажете делать? Решил Василий Кузьмич опять подождать. Может, кто-то у них уволится, кто-то новый придёт, более добросовестный и понятливый! Да только со временем, натерпевшись, плюнул Василий Кузьмич на всё! Как ни жаль наград, решил прекратить бесполезную волокиту! Вот так он свою историю нам объяснил. А теперь у него опять несоответствие наклёвывается! Скоро ведь на пенсию увольняться по возрасту, а по документам он совсем молодой! И все годы фронтовые…

– Так можно однополчан отыскать… Свидетелей-то много! Герой – он ведь на виду был!

– И мы ему так советовали. Только он, говорит, что много раз пробовал. Война всё сильно усложнила. Командир батальона погиб на его глазах ещё в ходе наступления на Запад. Следы командира полка отыскал уже после войны, но, приехав за поддержкой по своему делу, оказался на его похоронах. А начальник штаба тоже погиб. Командир дивизии оказался недоступен. Он теперь большой начальник! Все пути к нему обрублены, чтобы смертные зря не беспокоили. Да и другие однополчане не живут, а мучаются в городах и весях! У всех своих забот – выше крыши, а крыша та давно течёт. Вот и делай выводы. Но знаю, значительно позже, уже когда у нас служил, Василий Кузьмич сделал ещё одну попытку… Только и она ничего не дала. Впрочем, может, я что-то напутал во всей этой кутерьме… Ты его сам расспроси. Может, что-нибудь дельное посоветуешь. Вот так-то, Алексей наш Петрович, дело было! Теперь будешь спать спокойно?

– Как бы ни так! – разуверил я комбата. – Вопросов появилось ещё больше!

*

– Вот такая история необычная, Сережа! С тех пор прошло сорок лет! А после боев, о которых рассказывал сам Василий Кузьмич, вообще утекло – представить трудно – шестьдесят пять лет! Давно нет моих друзей-однокашников. Сашка дослужился до больших звезд, стал генерал-лейтенантом в Управлении Министерства обороны. Но, чудак-человек, так и не перестал задавать неприятные вопросы. Нельзя сказать, что этим он многое изменил в нашей дряхлеющей армии, но вода и камень точит. Служил он Родине, себя не щадя! И след оставил, за который ему, последнему из могикан, надо всем большое спасибо сказать. Но не сказали! А нынешние деятели уже ни за что не скажут! Наградой Сашке стали только два инфаркта.

Алексей Петрович сделал долгую паузу.

– А Димка мой погиб в Афганистане… В самом начале… Ничего не успев… Такова его офицерская судьба. Потому-то, наверное, для современных мальчишек она и перестала быть привлекательной. Зато даже дезертиры или, как их называют ласково, уклонисты, с удовольствием отмечают день защитника отечества, словно свой праздник! Парадоксы нынешней власти! А защищать отечество даже при крайней необходимости теперь намерены почему-то не многие! Болен народ наш! Тяжело и безнадёжно! Совесть он утратил…

– Не надо дед! Во мне-то ты уверен? И среди других ребят много нормальных, на кого нынешнее разложение почти не повлияло! Я-то знаю! Я – среди них!

– Ты, Серёжа, начало нашего разговора вспомни… Ты-то сам как о своих одногруппниках отзывался? А с Димкой, не досказал я тебе, встречался я накануне его убытия… Он был, как всегда, откровенен и уверенно заявлял, будто иначе нам нельзя. Мол, войти в Афганистан нас вынудили американцы. И сделали это совсем неглупо, что с ними редко бывает. Они поставили руководство Советского Союза перед труднейшим выбором. По большому счёту этот выбор сводился к одному – входить в Афганистан в сложившейся ситуации или не входить? Причем любое решение для нашей страны в перспективе оказывалось очень плохим! Всё же решили войти, откликнувшись на мольбу законного афганского правительства. Только вышло так, что за счет нашей военной поддержки это правительство стало поддерживаться лишь меньшинством местного населения. Стало быть, для большинства афганского населения советские войска оказались уже не защитниками, а агрессорами. Вне закона! Американцы это большинство ловко направили, поддержали, снабдили… Ну и началось на долгих десять лет…

– Тихо, дед! Кажется, бабушка из дневного стационара вернулась… – Сергей взглянул на часы. – Ну, да! Мы с тобой основательно заговорились!

Через некоторое время, достаточное чтобы снять верхнюю одежду, в дверях показалась бабушка:

– Ну что, старый? – обратилась она к мужу. – Опять тревогой за весь мир объят? И опять Сергею жизнь своими байками усложняешь? Будто ему своих забот не достаточно!

Алексей Петрович усмехнулся:

– И как мы, Серёжа, столько времени без нашего старшины обходились? Теперь, внучок, нам построение устроят! С полной выкладкой!

– Ну, давай, давай! – вставила жена. – Только не делай вид, будто ничего плохого тут не происходит! Я обратное уже по твоему лицу вижу… Раскраснелся-то весь! А ты, Сергей! Марш отсюда! Не мешай деду отдыхать! Как маленькие оба? Хоть силой вас по разным углам разводи!

*

После ужина, воспользовавшись семейной неразберихой в кухне, Сергей дождался, когда дед останется в одиночестве, имея ввиду возобновление прерванного разговора:

– Дед! Я не перестаю думать о том бое Василия Кузьмича… И, знаешь, всё равно не верится, что его рассказ не является вымыслом! Ты сам разве не сомневался в этом?

– Я и не удивлюсь твоим сомнениям… Вы, совсем молодые ребята, о войне знаете лишь по кинофильмам. Оно и хорошо! Только большинство из них являются лишь вымыслами о войне. Разумеется, с пальбой и эффектными вспышками и прочей ерундой! И вся эта киномишура нужна не для того, чтобы зрители почувствовали, что представляет собой реальная война, а как раз, наоборот – чтобы сформировать совершенно неправильное представление о ней! Вот эта цель обычно достигается очень хорошо! Ты заметил, что на экране люди жизни лишаются, а в зале или перед телеэкраном редко кому от этого страшно? А если показать не мишуру, а настоящую войну, то люди надолго покоя и сна лишатся!

– Дед! Я рад тебе поверить… Наверное, так всё и есть в действительности! Но, знаешь, не верится как-то, будто я совсем уж бестолковый! Будто сам ничего не понимаю! У меня ведь тоже сложились некоторые представления…

– Так и я об этом говорю! Твои представления не соответствуют действительности, так как сложились они, большей частью, на основе именно таких фильмов, далёких от реальности! Уж не скажу тебе наверняка, специально всё в них вывернуто наизнанку или по неумению и недомыслию! Не знаю, с какой целью! Но вывернуто! Это – абсолютно точно!

– Дед, ты так и не ответил… Ты сам разве не сомневался в том, что тот бой был настоящим?

– Нет! В этом я никогда не сомневался! Я сомневался лишь в том, участвовал ли в нём Василий Кузьмич лично или же там был кто-то другой? А Василий Кузьмич в рассказе всё перевёл на себя.

– Ты меня, дед, не слышишь! Один солдат против сотни… Против стольких танков! Разве это реально? Разве это не вымысел? Разве правда может быть такой, будто в боевике? Будто враги ненастоящие или все как один поддаются! Разве это не банальная героизация войны, против которой ты и выступаешь?

– Потому-то тот бой Василия Кузьмича как подвиг и оценён, Серёжа! Настоящий подвиг всегда людей потрясает своей невозможностью! Все его на себя примеряют – смог бы я такое повторить или кишка тонка! Себя в той ситуации представляют и содрогаются от ужаса! А герой, защищая Родину, ломает обывательскую логику! Потому он и герой! Например, что ты знаешь о Николае Сиротинине?

– Фамилия вроде бы знакомая…

– То-то и оно! Ничего не знаешь! А ты узнай! Узнай, Сережа! Загляни в свой любимый интернет… Наверное там о нём люди пишут…

– Хорошо! Я обязательно поищу! – пообещал Сергей. – Но мы же не о нём речь ведём! Разве пример докажет, был ли тот бой в действительности…

– Ещё как докажет! – уже успокаиваясь от излишнего возбуждения, вызванного непониманием внука, подтвердил Алексей Петрович. – Николай Сиротинин в сорок первом один со своей пушкой более двух часов сдерживал целую дивизию немцев! Повторяю! Он был один! И с пушкой управлялся один, и со всеми немцами! Однако немецкая дивизия его усилиями и мужеством потеряла одиннадцать танков! И десяток бронемашин! И десятки захватчиков были убиты… Тем не менее, немцы хоронили его с воинскими почестями, признавая его солдатский подвиг достойным самого высокого уважения! Они были потрясены внутренней силой этого советского человека. Но, судя по твоей реакции, в эту историю ты вообще не поверишь! Так ведь? А о ней никто не спорит, как о невозможной… Ведь были живые свидетели! Остались и немецкие дневники с описанием тех событий!

– Я обязательно поищу и обязательно почитаю! – опять пообещал Сергей.

– Раз уж так у нас с тобой пошло, то поищи сведения и о лейтенанте Колобанове. В августе сорок первого ему, командиру танка КВ, приказали остановить немцев на Лужском направлении. Они рвались к Ленинграду. И он врага остановил! За полчаса боя подбил двадцать два танка! Немцы надолго прекратили попытки прорваться там, где встретили убийственный для них отпор. А другой дороги там не было…

– Тоже поищу, дед! Можешь не сомневаться!

– Поищи, поищи… Но в этих историях, кроме ответа на твои сомнения – мол, возможно такое или нет – меня, когда сам эти истории узнал, больше взволновало другое. Понимаешь, Сиротинин-то погиб, и много-много лет потом энтузиасты и свидетели его подвига взывали к властям, чтобы увековечить и этот подвиг, и самого героя. К этому делу почти безнадежно подключился даже Константин Симонов. Как-никак – председатель союза писателей. Но на каком-то уровне власти всему упорно препятствовали! Их упорство можно сравнить только с тем, которое проявил сам сержант Сиротинин, сражаясь в одиночку с дивизией немцев! Но теперь с ним, даже мертвым, сражались уже советские чиновники! На мой взгляд, отъявленные негодяи! Лишь спустя много лет борьбы, они снизошли, наградив героя, перед которым склоняли голову даже фашисты, всего-то орденом Отечественной войны первой степени! Разве это соразмерно его подвигу?

Сергей растерянно поглядел на деда: «Неужели и в этой истории случилось что-то совершенно непонятное! Как же так? Почему противодействовали награждению? Зачем? Исходя, из каких соображений? Они ведь тоже советские люди! Казалось бы, должны, как и все, гордиться, почитать, восхищаться! Значит, воздавать должное! Как и все! А они – стремятся скрыть… Почему так трудно было кому-то из чиновников назвать героем истинного героя? Что это, если не самая настоящая антисоветская деятельность, направленная против самых достойных представителей нашего народа?»

– Но и это не всё, что меня до сих пор возмущает! – продолжил дед. – Лейтенант Колобанов после того боя остался жив. И после войны долго жил, весь израненный. Вот ведь как повезло! Но не повезло ему в другом! Его самого и весь экипаж танка после боя совершенно заслуженно представляли к званию Героя Советского Союза, но…

– Что? Неужели опять отказали? И это – за двадцать два подбитых в одиночку танка? За выполнение с честью важнейшей задачи, выполнить которую они в принципе не могли своими силами? – не сдержал своего удивления Сергей. – Не может быть!

– Может, Серёжа! По крайней мере, лейтенанта Колобанова наградили всего-то орденом Красного Знамени… Тоже внушительный орден… Но подвиг-то вполне заслуживает высшей награды – ордена Ленина и Золотой Звезды. А, может, даже не одной!

– Пожалуй! – согласился внук. – К твоим героям я могу добавить командира подводной лодки Александра Маринеско! Он стал настоящим рекордсменом по тоннажу потопленных вражеских судов, но звания героя также не дождался. Там какие-то местнические соображения преобладали, кажется… Или зависть! А вообще-то – подлость!

– Да, да! И Александра Маринеско я помню! – подтвердил Алексей Петрович. – Но опять кто-то бессовестный, но с решающим голосом, упёрся! Хотя звания героя тогда давали и за значительно меньшие по своей значимости подвиги! Так у нас и воевали – одни подвиги совершали, а другие прикладывали усилия, чтобы о них не узнал народ! И я не верю, что все гадости делались случайно! Кому-то это было очень нужно! Такое впечатление возникает, будто на многих важных должностях сидели скрытые враги, которые тайно, но эффективно подгрызали корни нашего народа! Мы же все, в отличие от них, были обычными советскими людьми и наивно полагали, будто вокруг нас такие же советские люди-патриоты! Но, видимо, и впрямь, куда ни глянь, всюду ловко пристроились умело маскирующиеся враги! Подтачивали они советскую власть, подтачивали, а когда мы все спохватились, когда додумались до той простой мысли, что они – враги, оказалось поздно. Они уже сожрали нашу страну! Сожрали с потрохами, хотя мы, как будто, и живы до сих пор, но кто мы, если страна теперь не нам принадлежит! Всюду закрепился на самых грязных человеческих пороках звериный капитализм. Попробуй его выкорчевать! Не дадут! Теперь даже армия легко будет направлена против народа!

– Ты, дед, никак не успокоишься из-за поражения своего социализма? Привыкнуть пора! Да и не так уж нынешний капитализм плох… Погляди вокруг – купить можно всё, что угодно! Ни очередей, ни дефицитов! Зайдешь в любой магазин, так там не ты в очереди ждешь, а тебя ждут, лишь бы только хоть что-нибудь купил!

Алексей Петрович не ответил. Он пытался понять, каким образом дал такого маху, если даже у его родного внука, который всегда под крылом деда, вырываются столь невежественные по своей сути обобщения. Многое, выходит, старый дед не доглядел. Но теперь переубеждать внука почти бесполезно! Зараза обычно крепко въедается – ей аргументы никакие не страшны.

– Разве ты с этим не согласен? – удивленно уточнил Сергей. – И правда ведь, теперь всё есть! Поскольку производительность труда при капитализме выше! А еще и стремление всем угодить работает… Понятное дело, для своего же блага угождают, но при социализме и такого не наблюдалось! Я не прав, дед? Почему ты так странно замолчал?

– Устал я, Серёжа. Условимся так: я немного отдохну, а ты за это время сам попробуешь разобраться в том, что теперь мне сказал. Лады?

– Ага! Значит, не согласен! И считаешь, будто в любом случае неправым должен оказаться я! Так? – догадался Сергей.

– Так, Серёженька! Именно так! Раньше в подобных случаях говорили – жизнь покажет! Но в нашем случае она уже всё что могла, показала! Тебе осталось только внимательно это подмечать и делать правильные выводы!

– Ладно, ладно! Но последний вопрос… Так ты после того знакомства с Василием Кузьмичом ещё встречался? – поинтересовался Сергей.

– Конечно! Мы не однажды с ним беседовали. И, знаешь, всякий раз он меня удивлял реалистичностью своих историй. В ту пору таких совершенных диктофонов не было, как у тебя. Записать всё, как есть, не представлялось возможным. Потому все рассказы Кузьмича остались только в памяти людей. Если помнят, конечно!

– Ещё бы, не жаль! Мне уже не придётся его послушать! – подтвердил Сергей.

– Да! Даже в нашем дивизионе не все знали… Позже я выяснил, что Василий Кузьмич вообще не любил вспоминать о войне, потому делал это редко. Так, – иногда! Если нахлынут воспоминания! Или надумает молодежь уму-разуму поучить. Представляешь, как мне повезло! Чистая случайность! И жаль мне, что наши судьбы разошлись. Скоро я уехал на Дальний Восток, а уже там из письма узнал, что и Кузьмич вскоре уволился из армии. Подался он на родину, в Чувашию или Татарию, где его следы для нас окончательно затерялись.

– Так ты выяснил всё-таки, дед, воевал он или нет?

– В лоб спросить об этом я не решился. Опасался оскорбить. Только, знаешь ли, мне кажется, будто в его судьбе не это главное! Воевал, не воевал… Какая разница, если всегда, когда речь заходит о войне, у меня обязательно всплывает именно его образ. Образ того самого фронтовика с дивными пшеничными усами, с козьей ножкой и неповторяющимися рассказами, потрясающими своей достоверностью. И я абсолютно уверен, как бы там ни было, что его рассказы содержали военной правды значительно больше, нежели каких-то выдумок. Знаешь ведь, опытные рассказчики всегда используют для подогревания интереса свои особые приёмчики. Наверное, и Кузьмич что-то себе позволял, но не в ущерб достоверности.

Алексей Петрович надолго замолчал. Может, он переводил дух, может, вспоминал удалившиеся годы. А, может, просто не знал, чем закончить свой рассказ. Наконец, он произнес с дрожью в голосе:

– И трудно мне даже теперь, Сережа, хотя повидал я немало, представить, сколько он пропустил сквозь свою душу и сердце человеческой беды! И своей, и чужой… К скольким реальным судьбам и трагедиям той ужасной войны прикоснулся своей душой, чтобы рассказывать свои истории с осведомленностью очевидца. Может, Василий Кузьмич и есть один из тех русских героев-богатырей, талантами и подвигами которых некогда блистал наш русский народ! Потому-то его великим весь мир и признавал! Вот, пожалуй, и вся история, и всё, что я о ней думаю!