– Скорее, Флетчер, седлайте вашего Оберона, неподалеку нашли следы пантеры, а как я не жаден, то отдаю вам любую половину ее, если разделите со мной скучный путь на Желтую гору.

– Забирайте обе половины, Генри, – отвечал Флетчер, – у меня гости, да и вам, я думаю, не мешает, хотя бы на час, оставить высоту и спуститься вниз, к завтраку.

Вансульт вытаращил глаза, но, впрочем, покинул седло довольно охотно, лишь пробормотал:

– Зной будет нестерпим. Что скажут обо мне Z и Z?

Между тем доги легли в тень, не сетуя на задержку, а Вансульт, поручив лошадь Скаберу, одному из работников мызы, вошел под тент и познакомился с новыми для него лицами.

Харита сидела в качалке. Некоторое время движения молодого охотника были связаны. Он бросился на диван и полуразвалился, вытирая шею платком.

– Отличный день для охоты, не правда ли? – обратился он к девушке, на что та с трудом удержала смех, – так рассеян и шумен был самый вид Вансульта. – Ступайте сюда. Мои собаки, – сказал он, когда сильной походкой подошли оба пса, – справляются с пантерой, как я, например, с кошкой.

– Генри Вансульт – страстный охотник, – сказал Флетчер, – потому-то, Харита, он и обращается к вам как к компетентному лицу.

– А? В самом деле! – смутился Вансульт. – Да, теперь девушки не охотятся. Впрочем, есть одна, вы знаете ее.

– Должно быть Гонорина Риваль, – сказал Флетчер.

– О, да. Сорок пять лет. Благодаря устройству голосовых связок не берет с собой рога.

– Самая подходящая для вас жена, Генри, – заявил Флетчер. – Женитесь, наконец!.. Конечно, не на Риваль, это я пошутил. У вас пойдут дети, заботы, и вы успокоитесь.

– Да, – вскричал Вансульт, принимая от Флетчера стакан ликерной смеси, – да! Дети, – вы правы! Много детей, пять, шесть, одиннадцать, путать мне волосы на головенках! Отовсюду лезут на вас, а посередине она, мое божество, моя королева! Когда-нибудь я женюсь.

Все рассмеялись, а Харита пуще всех – так картинно изобразил Вансульт движениями и тоном голоса будущую семейную сцену.

– Нет, нет! Этого не будет с вами! – воскликнула девушка, – вы ведь так увлечены охотой.

– Вы думаете? – встревожено спросил Вансульт. – Вы думаете… – печально повторил он. – В самом деле я произвожу такое впечатление? Это нехорошо. Это плохо. Это мне не нравится. Как виноград?

– Изумителен, – ответил Флетчер. – Я слышал, вы сочинили новую песню.

– Я? Да… пустячок. Где ваша гитара?

Флетчер принес гитару, Вансульт настроил ее, говоря:

– Это на мотив, который я недавно слышал в Гертоне. Та-ра-та-та-ра-та-аа, – пропел он и простодушно улыбнулся Харите на ее легкий смех: этот человек вызывал в Харите неудержимое веселое настроение.

IV

Вскоре они собрались и поехали. Флетчер сам управлял лошадью. Дорога шла в тени высоких садов, иногда подступая к мосту через овраг или заводя в щель между глухих стен фруктовых садов. Выехав за пределы участков центра долины, Харита увидела группу зданий, расположенных подобием улицы. Значительно в стороне от них, при начале табачных плантаций, стоял белый дом, окруженный террасой со всех сторон. Вокруг дома клумбы, кусты цветов, колонны вьющейся по углам террас зелени сверкали так нарядно и живо, что стеснение Хариты прошло. На теневой стороне дома, под белой, с красной каймой, парусиной сидели за столом несколько человек. Харита тотчас узнала Вансульта, скорым шагом шедшего сквозь цветники.

– Готова, готова, пантера! – сказал он, здороваясь и, к некоторому смущению Хариты, довольно рассеянно помогая ей оставить седло, – а завтра, Харита, ее отделанная шкура будет у вас, чтобы вытирать ею ноги.

Пышность его тона была искусственной, но стала естественной, как только вспомнил он о проворовавшемся пастухе.

– Ага! – сказал Вансульт. – Есть дело! Пусть вы решите, что мне делать с Рамиресом.

В это время подошел такой огромный и свирепый человек с двойной линией грузного живота, что Харита испугалась его. Видя, как она двинулась отшатнуться, Генри горько ухмыльнулся.

– При виде такого отца, – патетически сказал он, – волосы встают дыбом, однако, он вытаскивает муху из молока, не свихнув ей ни одного сустава.

– Оставьте пока Рамиреса, – сказал низким, как далекий гром, голосом старый Вансульт.

Больше он ничего не сказал, а взял обе руки девушки, заглянул ей в лицо, и она перестала робеть, только было у нее впечатление, что руки ее пропали. Наконец, они вышли из горячих мешков лап старого колосса.

Гости подошли к столу. Генри Вансульт повернул рукоятку крана в стене, и из травы газонов вылетели раскидистые фонтаны.

Пожилая, тощая женщина с красным носиком и остриженными, по-мужски, волосами внимательно посмотрела на Генри. Сестра Генри Дамьена стоя глядела на подошедшую Хариту, улыбаясь приветливо и выжидательно. В плетеном кресле сидела мать Генри, крепкая старуха с чувственным и нервным лицом. У нее были черные волосы, седые виски; взгляд пристальный, улыбка небрежна.

Харита, преодолевая смущение, познакомилась со всеми этими людьми.

– Вот моя мать, сестра, вот Гонорена, – говорил Генри. При имени «Гонорена» невольный свет смеха скользнул по лицу Хариты, чего старая дева не заметила.

Дамьена, усадив Хариту, села с ней рядом, а мужчины отошли к другому концу террасы, где стали курить.

Стараясь быть ровной, Харита уступила Генри свою накидку и познакомилась с обществом. Рука Доротеи Вансульт, матери Генри, была горяча и жестка, костлявая рука Гонорены – прохладна и шершава, рука Дамьены, сестры Генри, послушна и неспокойна. Должно быть, история появления Хариты на мызе Флетчера была уже известна присутствующим, так как она заметила это по взглядам.

Краткая пауза оборвалась восклицанием Гонорены:

– Генри, солнце еще не село, а вы пустили на газон воду!

Дикий, визгливый голос вызвал у Хариты улыбку.

– Такая поливка вредна цветам! – шумно продолжала старая дева; – я понимаю, что вы хвастаетесь своим орошением, но лучше его закрыть.

– Кузина, нехорошо так подавлять хотя бы и законным авторитетом, – возразил Генри; – «трава»?! – вы говорите; «цветы»?! – вы говорите, а посмотрите, сколько радуг трепещет над зеленью!

– Показал и довольно, – не унималось странное существо, оправляя на красных костях локтей короткие рукава из грубой, серой материи.

– Да, я хотел показать фонтаны Харите, – спокойно заявил Генри, – что хотел, то я сделал. Вам нравятся радуги? – обратился он к девушке.

– Прекрасно! – сказала Харита, робко взглянув на присматривавшуюся к ней Доротею Вансульт.

– Так вас, действительно, восхищают эти мыльные пузыри? – провизжала Гонорена.

– Сознаюсь, что они хороши. Радостны и цветны, полны огней, – сообщила Харита, – я такие вещи очень люблю.

– Сошлись во вкусах, – изрекла Гонорена, оглядываясь и ища одобрения.

– Кузина, у вас желчь, – засмеялась Дамьена, а мать Вансульта сказала: «Бедная Гона злится до сих пор, что Генри не взял ее с собой на охоту».

Генри закрыл воду, и фонтаны, осев, как упавшие газовые юбки, скрылись в земле.

– Желчи нет, однако, пантера была бы убита мной, – заявила Гонорена, сердито открывая портсигар. – Благодарю вас, Генри, я отлично вижу, где стоит пепельница.

– Гона! – вскричал Вансульт, – вы переходите всякие границы.

– Возможно, что кое-кто был бы доволен вашей галантностью, но только не я. Если у меня есть руки, зрение и желание взять что-нибудь, я всегда смогу сделать это сама, без механического подчеркивания на каждом шагу моего пола.

Вансульт встал и ушел. Пока он ходил за шкурой, Дамьена спросила Хариту:

– Долго ли вы пробудете здесь?

– Все еще ничего не известно пока, – ответила девушка, взглядывая на Флетчера, который заботливо следил за ее лицом.

– Ей некуда торопиться, – сказал Флетчер, – я не люблю расставаться с настоящими людьми без особого повода, и не считаю это ни экзекуцией, ни деспотизмом.

– Но я не тороплюсь, – простодушно ответила девушка. – Наш случай – увы! – известен, я вижу! Печальный случай.

– Ну, по крайней мере, сегодня пусть не будет ничего печального, – сказала Доротея Вансульт, – в ваши годы я ходила подбоченясь, несмотря ни на что.

– Если вспоминать прошлое, то и я могу сообщить, – заметил Гедеон Вансульт, – что в молодости работал на табачных полях.

– Все вы Робинзоны, кроме меня, – сказала Гонорена, – меня, родившейся в столь богатой семье, что даже никто не верит моей искренности, когда я защищаю на каждом шагу естественные права женщины.

– Что касается меня, милая Гона, – заявила Доротея Вансульт, – я предоставила защиту моих прав Гедеону и до сих пор в том не раскаиваюсь.

В это время две негритянки, колыхая серебряные подносы, внесли угощение: засахаренные фрукты, кофе, ликер, пирожное, лед, воду, варенье и мороженое. Каждый брал, что хотел, а Харита устремилась к мороженому.

V

Утром Харита и Ферроль направились к блокгаузу; Харита спешила, торопясь убедить отца заманчивостью предполагаемого жилища, а потому все время опережала Ферроля, шедшего своим ровным шагом. Ей казалось, что они идут со связанными ногами.

Наконец, море начало плескаться вблизи, а стены укрепления стали видны с двух сторон. Несколько волнуясь, Харита показывала и расхваливала все подробности, точно в своих владениях.

– Вот ручей, – видишь ручей? – говорила она. – Очень удобно, вода близко; также можно стирать и мыть здесь посуду. А стены? Не правда ли, они так хороши и высоки? Хотя на том месте осыпалось несколько камней, но это какое же может иметь значение? Зато вторая стена совершенно цела. Я всходила на нее.

– Гм… – хмыкнул Ферроль. Довольно долго он говорил только «гм»… Заход в первый двор потребовал от Хариты много красноречия и уловок.

– Ты щуришься на кучи камней, да, тут, конечно, накопилось порядочно разного хлама, но, по-своему, это даже красиво, – говорила она, стараясь ходить среди разного хлама и барьеров легко, как будто тут был паркет. Вот, видишь, цветет кустарник; вот ящерицы… Деревцо! Я буду за ним ухаживать. Теперь пойдем дальше.

– Гм… – сказал Ферроль, останавливаясь, чтобы закурить трубку, – ворота можно исправить.

При таком, хотя первом, но уже деловом замечании Харита бросилась к отцу; обнимая и тормоша его, девушка преисполнилась уверенностью, что отец поддается ее бесхитростным обольщениям.

– Конечно, безусловно! – закричала Харита, стараясь поднять за угол тяжелую железную створу. – Даже я это сделаю; я могу и… я ведь стала сильнее… и вот, я уже подняла; уже!..

Угол створы выскользнул из ее пальцев, упав с шумом на камни.

– Ага! – сказала Харита. – Не стоит пока пачкаться. Вот проход внутрь, камни мы уберем. Так вот, сынок, вот эти стены дома, о которых я говорила. Что?! Разве они плохи? Крыша, окна и двери, только всего, а кровати, столы, стулья и прочее ты сумеешь сделать. Но посмотри эти ниши! Как они удобны! Сделать полки, разные углубления – и все! Тут можешь ты раскладывать свои материалы, инструменты. Вот чудесные трапы, чтобы всходить на верх стен… Хочешь взойти наверх?

– Харита, – сказал Ферроль, которому не стоило труда мысленно прикинуть все необходимое для жилья, – я сделаю столы, стулья и взойду наверх, но ты представляешь ли характер предстоящей работы?

– А как же? Конечно, я все обдумала. Варить будем у стены, где сложен очаг, а я набью кругом гвозди для веревок, чтобы вешать белье.

– Нам понадобится следующее, – продолжал Ферроль, привлекая девушку за плечи к себе и заглядывая в ее пылко сияющие глаза. – Суди сама – топор, лом, пила, тачка, лопата…

– Ах, это все дает Флетчер!

– Посуда, – продолжал Ферроль, – краска, стекла, струг, долото, тиски, железо, проволока, гвозди, ведра…

– Ах, я знаю; много всего! О, я несчастная! И ты несчастный!

– Кроме того, – говорил Ферроль, – понадобятся материалы для фейерверков, слесарные и токарные инструменты для починки оружия и выделки хороших ножей…

– Значит, мы не будем здесь жить? – огорчилась уже готовая плакать девушка. – Ты отказываешься?

– Совсем не то; я предвижу хлопоты и работу. Необходимо будет нанять человека, чтобы он помогал нам.

– Ага! – сказала Харита, облегченно вздыхая. – Так решено?

– Решено, Харита, – лучше не найти места для пиротехники по самому свойству взрывчатых и горючих веществ.

Так разговаривая, они внезапно увидели человека, подходившего к ним из-за стены будущего жилого дома. Неизвестный человек был одет в зеленую блузу, темные брюки и высокие сапоги. Спокойное, умное лицо этого человека, обветренное и обожженное солнцем до красновато-бурых тонов, светилось невольной улыбкой, оставлявшей рот сжатым и брови сдвинутыми; худое, некрасивое лицо, внушающее доверие. Темные глаза смотрели прямо и замкнуто. Возраст человека мог быть около тридцати пяти лет.

– Должно быть, я есть тот самый работник, который вам нужен, – сказал он с легким смехом. – Трудно не слышать разговор в десяти шагах. Мое имя Рейтар. Я лежал, проснувшись, за кучей камней и решил подойти, только когда я понял, что тут будет работа. Если хотите, мои руки будут вам стоить очень недорого. Работы много, а я охотно сделаю всё.

Ферроль присмотрелся к Рейтару, – тот не был бродягой; помолчав, не нашел он также возражений инстинкта: перед ним стоял сильного сложения человек, а причины его бездомства никого не касались. Судьба подталкивала начать задуманное дело, Харите не терпелось выразить согласие, и Ферроль чувствовал, как, внутренне, про себя, она уже торопит его.

Между тем Харита, увидев Рейтара и услышав его предложение, стала шептать: «Вот, вот, вот, вот, отлично, вот хорошо, чудная примета для начала, само собой складывается, скорее, сынок, говори «да».

– Что ты там шепчешь? – сказал Ферроль, заметив красноречивость выражения обрадованного лица девушки. – Что же вам сказать? – обратился он к выжидательно стоявшему Рейтару, – ему стало жаль этого человека, манера и голос которого выказывали достоинство. – Дело, разумеется, простое: человек нужен. Придется засыпать ямы пола, разобрать и убрать камни; внутренний двор привести в годное состояние.

– Не только это, – сказал Рейтар, сняв шляпу и приглаживая волосы. – Как вы говорили между собой, – надо сложить очаг, сделать крышу, окна, короче говоря, надо все… Все то, что хотела она…