О любви…

Николай Куликов

Встреча

Впереди, на небосклоне, затянутом мрачными тучами, изредка сверкающими молниями, проступили контуры «высоток» городских кварталов. «Вот-вот вольёт. И не как-нибудь, а по-взрослому, без дураков. Успеть бы добежать до трамвая», – подумал Андрей, наблюдая из окна автобуса, как быстро пустеют улочки пригорода.

Но вот, наконец, и автовокзал. И дождик ещё не успел подобраться, и трамвайчик полупустой. Отдыхает себе на конечной остановке, терпеливо собирая запоздавших пассажиров-одиночек.

Ливень накатил стремительно. Настоящий августовский, с внезапными всполохами молний и громовыми раскатами, от которых захватывало сердце. Рассекая дождевые струи, трамвай подкатил к очередному остановочному павильону. Двери распахнулись, впуская вместе с новыми пассажирами дождевую уличную свежесть.

– Вы позволите?

– Конечно, конечно, – мельком взглянув на вошедшую молодую женщину, ответил Андрей, убирая с соседнего сиденья свой разъездной баульчик.

Трамвай тронулся. Внимание Андрея, рассеянно наблюдавшего в окошко за автомобилями, рассекавшими колёсами мгновенно возникшее уличное половодье, привлёк тонкий аромат парфюмерного флёра, исходивший от расположившейся рядом соседки. Внезапная вспышка молнии выхватила из трамвайного полумрака её расширившиеся от страха глаза. Последовавший спустя секунду сухой, будто треск разрываемого у самого уха полотна, раскат грома, бросил соседку к Андрею, в страхе она приникла лицом к его плечу.

– Как страшно… – прошептала женщина… – Простите ради Бога, – извинилась она спустя мгновение, мягко отстраняясь.

Что-то знакомое, полузабытое было во всём этом. «Странно… Где я её мог видеть?» – мучительно вспоминал Андрей, искоса всматриваясь в профиль женщины. «И этот голос, эта боязнь грозы…».

– Люда? – неожиданно для самого себя, будто прозрев, спросил он вдруг соседку.

– Узнали, Андрей… Дмитриевич, – запнувшись на отчестве, ответила та.

Память, будто услужливая сказочная фея, развернула вдруг перед мужчиной картины дембеля и его первого года на «гражданке»: пирушки с друзьями, мимолётные встречи-расставания с бесчисленными подружками; ощущение простора и неограниченной свободы после двухлетней армейской жизни по расписанию. И мотоцикл. Красавица «Ява», купленная на первые же заработанные деньги.

А по соседству, на одной с ним лестничной площадке – шестиклассница. Длинноногая, с угловатой, ещё не сложившейся фигуркой, бросавшая восхищённые взгляды на ставшего таким взрослым Андрея.

Для него же, уже познавшего взрослую мужскую жизнь, Людочка продолжала оставаться лишь ребёнком. Первоклашкой с большим белым бантом на голове, которую он когда-то по-свойски, по-соседски, за руку отводил в школу.

– Сколько же мы не виделись? – отвлёкшись от воспоминаний, спросил он Люду. – Вон ты какой красавицей успела стать!

– Да полно вам, Андрей Дмитриевич, – засмущалась женщина. – А не виделись мы десять лет.

– Неужели десять? Так много…

– Ровно десять, месяц в месяц.

– Как родители? Как личная жизнь? – поинтересовался Андрей, удивлённый памятью соседки.

– Папа умер, мама переехала жить в бабушкин дом. И мы с Андрюшей уже пять лет, как вместе с ней.

– Его тоже Андреем зовут? Интересно. Я его знаю?

– Вы с ним никак не могли встретиться, – отводя глаза в сторону, ответила Людмила.

Трамвайчик начал замедлять движение.

– Это – моя остановка. Прощайте, Андрей Дмитриевич, – готовясь к выходу, уже вставая, грустно улыбнулась Людмила.

– Почему же с отчеством? И почему так мрачно? В одном городе живём, ещё встретимся. Если что – звони. Номер телефона, надеюсь, не забыла? И передай маме от меня привет.

Молча кивнув в ответ, Людмила вышла из вагона.

Глядя из трамвайного окошка на пузырящиеся от дождевых капель лужи, на безлюдные тротуары, Андрей в задумчивости включил плеер.

«…жизнь драгоценна, но жить нам непросто

Тень моя, тень на холодной стене.

Короток путь от весны до погоста

Дождик осенний, поплачь обо мне…» – душевно пел под гитарные аккорды несильный, чуть хрипловатый голос Окуджавы.

«Что-что, а зацепить душу вы умеете, уважаемый Булат Шалвович… Такие вот вы все, классики-эгоисты. Если сами в печали – подавай вам всенародный плач», – грустно усмехнулся мужчина пришедшей в голову мысли.

Ему вспомнилось, что именно в этой части городской окраины, на мотодроме, «тусовались» когда-то они, городские мотоциклисты. Однажды, во время встречи с друзьями, внимание Андрея привлекла девичья фигурка в лёгком праздничном платьице, призывно махавшая ему рукой с тротуара. «Люда… Вон куда девчонку занесло», – узнал он, подъезжая.

– А я последний экзамен сдала. На пятёрку. Теперь я – девятиклассница! – радостно, не по-взрослому наивно, сообщила она Андрею.

– Умница, поздравляю. Какими ветрами тебя сюда занесло?

– Приехала на трамвае, к тебе.

– Ко мне?.. Зачем это?

– Приехала – и всё тут, – засмущалась Люда… – Хотела тебе первому рассказать.

Андрей внимательно, как будто видел в первый раз, окинул взглядом свою повзрослевшую соседку.

«Вон как расцвела! Хоть портрет с неё пиши. Вот тебе и первоклашка с бантиком», – подумал он.

– Ну что, едем домой? Тучи надвигаются, вот-вот огуречничек вольёт.

Быстренько усевшись на заднее сиденье, девушка обняла Андрея, крепко к нему прижалась.

Уже на подъезде к дому, на ухо, пытаясь перекричать шум встречного ветра, попросила:

– Прокати ещё, Андрей. Ну, хоть немножечко.

Парень согласно кивнул головой и на первом же перекрёстке повернул в сторону ближнего озера.

Его не оставляли мысли о Люде, незаметно превратившейся в почти взрослую девушку. На скорости, на плавных волнах асфальта, парень постоянно ощущал спиной волнующие рельефы прижимавшегося к нему юного женского тела.

Озеро тускло серебрилось отблесками дальнего, изредка проглядывавшего из-за дождевых туч солнца, пляж был абсолютно безлюден. Присев на скамеечке под деревянным тентом, они молча наблюдали за приближающимися зарницами.

Внезапная сильная вспышка молнии выхватила из сумрака громадные, мгновенно наполнившиеся страхом глаза Люды. После сухого раската дальнего грома она инстинктивно прижалась к Андрею.

– Как страшно, – прошептала девушка. Дрожащая, неотразимо притягательная и своей беззащитностью, и юной, только-только расцветающей женственностью.

С трудом преодолев порыв ответного желания обнять девушку, Андрей отстранился. Поднявшись со скамейки, завёл мотоцикл:

– Уезжаем, пока дождик не начался…

Трамвай трубно загудел колёсами на крутом повороте, Андрей очнулся от воспоминаний.

За окнами поплыли умытые дождём уютные, с ухоженными двориками, кварталы стареньких малоэтажек. «Ну, вот я и дома. Принимай, родная Монастырка, блудного сына».

Возвращения домой, в холостяцкий уют своей «обкатанной» квартирки, оставленной ему матерью, переехавшей к сестре, на него всегда действовали умиротворяюще. Появлялось ощущение какого-то маленького личного праздника, абсолютной защищённости.

«Надо матери позвонить, – вспомнил вдруг Андрей. – Наверняка волнуется, переживает за меня». Набрав телефонный номер, коротко сообщил о своём возвращении, поинтересовался здоровьем тётушки, старшей из сестёр. Убедившись, что со старушками всё без изменений, пообещал завтра навестить.

«Такая вот она, жизнь. Казалось бы, совсем ещё недавно хлопотали вокруг него и мать, и одинокая тётушка. Суетились, собирая в школу, уроки с ним готовили, по очереди водили в спортивную секцию. И вот уже старость. Немощная, с нарастающими проблемами со здоровьем», – размышлял Андрей, разбирая свой разъездной баульчик.

Вспомнилось, как однажды, в последнее перед его отъездом на учёбу лето, собирался он на дальнее озеро к друзьям-мотоциклистам.

– Надолго уезжаешь, сынок? – спросила мать во время завтрака. В её голосе чувствовалась какая-то озабоченность.

– Позагораю там с ребятами, к ужину вернусь. Да ты не волнуйся. Если задержусь, не жди. Укладывайся спать.

– Там, во дворе, у твоего мотоцикла, уже дежурит Люда. Ты бы поберёг эту девочку, она совсем ещё ребёнок, – шепнула мать уже на пороге.

На улице его действительно поджидала Люда:

– Здравствуй, Андрюша. Можно я с тобой?

– Мы там до самого вечера, – попытался он отговорить от поездки юную соседку.

– А я уже отпросилась у мамы на весь день, – возразила девушка.

Не найдя что ответить, пожав плечами, Андрей завёл мотоцикл.

Дальнее озеро у молодёжи городской окраины было любимым местом их отдыха. Ребят привлекали и безлюдность, и не «заляпанный» мусором песчаный берег, и берёзовая рощица, убежище от палящего солнца, полого спускавшаяся с возвышенности до самой глади озера.

– А вот и Андрей пожаловал. И юную красавицу привёз, – приветственно встретили приехавших друзья-мотоциклисты.

– Сейчас станет рассказывать байки, будто бы эта девушка – двоюродная сестра или племянница, – добродушно подшучивали они над прибывшими.

– Соседка это моя, Люда.

– И сколько же вам, Людочка, годков-то будет, если не секрет?

– Шестнадцать недавно исполнилось, – смущённо улыбаясь, ответила девушка.

– М-да… А родители-то в курсе, что вы здесь? – не отставали ребята.

– Да ладно вам скалить зубы. Сказано же – соседка. Последний экзамен недавно сдала, – попытался «осадить» разошедшихся друзей Андрей, расстилая на траве под берёзой полотенце, выкладывая из спортивной сумки пляжные атрибуты.

Быстренько сбросив одежду, он ступил в долгожданную прохладу родниковой озёрной воды. Проплыв размашистым кролем до середины озера, повернул обратно. Уже стоя на мелководье увидел, как к нему с берега направляется Люда, переодевшаяся в простенький купальник синего цвета. Стройная, с изящной, совсем уже не детской фигуркой. «Ишь как выдурилась! Вот она, и порода, и сама матушка-природа… А походка-то, походка. Будто фотомодель по подиуму дефилирует», – не отрывая глаз, всматривался Андрей в приближающуюся девушку.

– Андрюша, а давай сплаваем на тот берег? – попросила она. – Я никогда там не была. А одной плыть боязно.

Что-то манящее, многообещающее было в её глазах. Загадочных, понуждавших сердце тревожно биться.

«Эй, парень! Пора завязывать с такими романтическими прогулочками. Ничем хорошим для тебя они не кончатся, твоя умница-старушка неспроста тебя утром предупреждала», – думал Андрей, медленно плывя рядышком, изредка поглядывая на свою попутчицу, открывая в каждом её движении что-то новое для себя, неудержимо влекущее.

Выбравшись на абсолютно пустынный берег, слегка озябшие, они улеглись на горячий песок. Совсем рядышком, рука к руке. От каждого прикосновения девушки по телу парня пробегал разряд какой-то сладостной истомы.

– Поцелуй меня, – дотянувшись до его уха, едва уловимо шепнули вдруг губы Люды.

Ощутив прерывистое дыхание девушки, утонув в её бездонных, наполненных ожиданием глазах, парень потерял над собой контроль, вышедшая из повиновения тёмная сила страсти понудила его обнять Люду, неистово прижаться к девичьему телу.

– Андрюша… Мне страшно, – громовым, отрезвляющим раскатом прозвучал вдруг шёпот Люды, в сознании на миг вспыхнуло материнское «побереги девочку».

Парень вскочил, бросился в успокаивающую прохладу озёрной воды…

А через месяц, не простившись с Людой, избегая встречи с ней, Андрей отбыл в столицу. В институт, на учёбу. Потом была работа по распределению, любовь, два года семейной жизни…

Очнувшись от воспоминаний, Андрей переоделся в спортивное, сделал пятиминутную разминку на домашнем тренажёре.

Неожиданно зазвонил телефон:

– Это я. Пришла домой, решила тебе позвонить, – послышался в трубке тихий, неуверенный голос Люды.

– Что-то случилось? – забеспокоился Андрей.

– Нет, нет. Не волнуйся. Я просто хотела тебе сказать, что послезавтра у нас юбилей, день рождения Андрюши. Приходи.

От неожиданного предложения Андрей с минуту стоял молча.

– Но это же… нелогично. У вас – юбилей, семейное торжество. И вдруг – я. Женатый, чужой…

– Не надо, я всё про тебя знаю, – тихо перебила его Люда. – Всё-всё. И про то, что ты теперь одинок.

Сделав паузу, добавила:

– Андрюша – это мой сыночек, послезавтра ему исполняется пять лет. Он и есть вся моя семья. А ты, Андрей… Ты никогда не был мне чужим. Никогда. Ты был самым первым моим мужчиной.

– Но у нас же ничего не было!

– Это у вас, у мужчин, так не бывает. Потому что вы… Другие…

У озера

Лишь только страсть,

Мучительница злая,

Даёт нам на земле

Блаженство рая».

В. Шекспир

– Всё, заканчиваем. Идём купаться, пока окончательно не ошалели от курева.

Отставив в сторону старомодный, гнутого дерева стул, Саша вышел в палисадник. Вадим и Владимир молча последовали за ним.

Ребята собрались на даче по поводу возвращения из отпуска Вадима. За разговорами и дегустацией вин из коллекции, привезённой с юга отпускником, засветло так и не смогли выбраться на дикий пляж расположенного неподалёку озера.

Краешек пунцового, уже немного осеннего солнца готовился опуститься на тёмные контуры коробочек многоэтажных домов просматривавшегося на горизонте города, когда троица друзей добралась до совершенно безлюдного берега.

– А вот и наша лавочка, – нарушил торжественность тишины раннего вечера Александр.

Но место оказалось занятым: на облупившихся от краски брусьях единственной пляжной скамейки были аккуратно разложены джинсы и блузка, на спинке белело полотенце. Рядышком на песке стояли яркие женские «вьетнамки».

– Ну что, ищем другое место? – обратился к друзьям Владимир.

– А куда торопиться-то? У нас вся ночь впереди.

Не дожидаясь ответа, Вадим присел на песок, ещё хранивший дневное тепло. Друзья молча пристроились рядышком.

По воде местами уже струилась сумеречная молочная дымка тумана. В полусотне метрах, колыхая пролёгшую до середины озера солнечную закатную дорожку и медленно приближаясь, расходились круги от плывущего человека. «Интересно, что это за наяду занесло так поздно в воду. Надо же, в одиночку не боится заплывать на глубину», – лениво подумалось Вадиму.

Через минуту купальщица была у берега, но выбираться из воды не спешила.

– Ребята, отойдите, пожалуйста. Мне нужно одеться.

Не понимая, чем это они помешали, друзья вопросительно уставились на подплывшую. Потом, осенённые внезапной догадкой, как по команде переглянулись: девушка в воде, несомненно, была голой!

Вадим с Володей поднялись с песка, готовые отойти в сторону. Но Саша, шутник и баламут Саша, даже и не пошевелился:

– Это наше давнее место. С какой стати нам уходить?

Устроившись поудобнее, опираясь локтями на песок, он нахально улыбался, умело «держа паузу» и ожидая, что предпримет попавшая в западню незнакомка.

Присев на мелководье, та с минуту размышляла. Дальше случилось невероятное. Рассчитывавшие услышать мольбы и просьбы ребята с изумлением наблюдали, как из мелкой воды поднялась вдруг во весь рост обнажённая купальщица. Ослепительно резанула глаза белизна незагоревших участков её стройного тела и высоких девичьих грудей, лишь слегка прикрытых распущенными волосами.

Величественно, словно морская богиня, незнакомка, будто по подиуму, прошествовала между опешившими парнями к скамейке. На Вадима пахнуло озёрной прохладой и лёгким ароматом то ли цветов, то ли парфюмерии.

– Отвернитесь, я оденусь, – повторила девушка просьбу. На этот раз даже Александр не посмел ослушаться.

– Спокойной ночи, – прозвучало через минуту за их спинами.

Ребята, отойдя от шока, повернулись к собравшейся уходить Афродите.

– Уже поздно, мы вас проводим, – нашёлся первым Александр.

Не отвечая, незнакомка зашагала по тропинке, по которой только что пришли они сами. Переглянувшись, забыв про купание, друзья двинулись следом.

По дороге познакомились. Инна, – так звали девушку, – отдыхала вместе с матерью на соседней с их домиком даче. Не сразу, но ребятам удалось уговорить её зайти в гости.

На древней дачной радиоле вполголоса о чём-то напевала долгоиграющая пластинка. В застолье за беседами незаметно наступила полночь. Ушёл наверх в мансарду сомлевший Саша, чуть позднее за ним последовал Владимир.

– Наберёшь на ночь воды из колодца, – оставил он наказ Вадиму.

А тот, обняв в танце талию девушки, за мелодией старомодного блюза ничего расслышать уже не мог. Как разряды электричества, ощущая в такт музыки прикосновения груди Инны, он до мелочей представил всю её недавнюю обнажённость. Убаюканный проникновенным граммофонным голосом заморской певицы, неожиданно для себя самого расстегнул пуговицу на блузке девушки. Та взволнованно задышала, молча прижалась к теряющему самоконтроль парню.

Блузка сползла с плеч девушки, губы Вадима в неистовом порыве облетели её тело, отвечавшее трепетом на каждое их прикосновение.

– Не надо… Дверь не заперта! – неудобно, отрезвляюще, девичьи кулачки упёрлись вдруг парню в грудь.

До Вадима с трудом дошёл смысл услышанного. Вскочив, он в полутьме лихорадочно нащупал дверной замок, защёлкнул его.

Инна была уже в блузке. При тусклом свете заглядывавшей в окошко луны парень тоже оделся, присел на кушетке, закурил. Девушка молча подсела рядом, мягко обвила руками его предплечье, прижалась щекой к плечу. Вадим ответил на ласку и всё повторилось: лихорадочно срывавшиеся, улетавшие куда-то одежды, мгновения первозданной наготы. И – гром с ясного неба, упиравшиеся в грудь парню острые и неудобные кулачки Инны.

– Мне нужно идти домой, мама беспокоится, – тихо попросила она после третьего разочарования парня.

Пропустив гостью в дверях вперёд, взвинченный, готовый сорваться на мелочи, парень молча проводил её до калитки соседней дачи. С минуту молча стояли в темноте. Инна чего-то ждала, не выпуская руки Вадима, но накативший острый приступ какой-то тёмной неясной обиды заставлял того упорно молчать.

– Эх ты! С девушкой сладить не смог!

Оттолкнув руку Вадима, Инна скрылась в темноте дачного дворика. Обескураженный парень машинально достал из кармана сигаретную пачку, прикурил от чуть тлевшего в темноте огонька сигареты новую.

«Случится скоро в твоей жизни важная встреча с женщиной и необычная ночь», – будто нашёптанное на ухо, всплыло вдруг в памяти парня недавнее пророчество случайной уличной цыганки-вещуньи.

Постояв с минуту, он двинулся назад. На дачу друга, к хранившей ещё тепло и аромат девичьего тела кушетке.

Проснулся Вадим от лучей солнца, бивших прямо в лицо. Со двора тянуло дымком разгоравшегося костра, доносились голоса ребят.

– Ну что, гулёна, выспался? Ушла Инна, вместе с матерью ушла. На вот, получи послание, – встретил улыбкой появившегося в дверях веранды хмурого от беспокойного сна друга Александр, протягивая сложенный пополам листочек из записной книжки.

«Не обижайся, пожалуйста», – было написано на нём девичьей рукой. Ниже стоял длинный ряд цифр сотового телефона…

Ольга Райман

Бегунья

Опять наступает утро, и с превеликим трудом я поднимаюсь с кровати. Суставы ломят – боль не позволяет радоваться пробуждению. После нехитрых гигиенических процедур, завтракаю и иду туда, где обитает молодость и жизнь полна движения. Две тысячи тридцать четыре шага до стадиона мне даются очень нелегко. Пять лет назад я бы никогда не подумал, что буду проходить, нет, преодолевать это расстояние за час с небольшим и тремя остановками. Мне шестьдесят три, а чувствую я себя старой развалиной. Даже, когда оказываюсь на трибуне и тяжело плюхаюсь на лавочку, то ещё долго не могу отдышаться, а сердце бешено колотясь, никак не может успокоиться.

Я прихожу сюда вот уже больше года, но с недавнего времени у меня появилась любимица. Молодая женщина с точёной фигурой и рыжей копной длинных волос. Она приходит всегда в одно и то же время. Впереди неё идёт мальчик лет семи, который несёт её спортивную сумку, рядом идёт девочка лет пяти, а следом за ними она, неся под мышкой двухлетнего мальчугана. Детей она оставляет в песочнице и пока бегает, ребятишки, как маленькие забавные сурикаты по очереди следят за ней. Сначала малыш неотрывно наблюдает за действиями мамы и, убедившись, что дальше стадиона она не собирается убегать, садится в песочницу. Затем встаёт девчушка, её белокурые пушистые волосы треплет ветер и она становится похожа на одуванчик. Через некоторое время её сменяет старший брат, который наблюдает за мамой дольше всех, периодически бросая взгляды на младших брата и сестру.

Один раз я разговорился со сторожем стадиона, который мне поведал историю молодой женщины. Ей тридцать пять, и она год уже как вдова. Оказалось, я хорошо знал её мужа, нужно прибавить, что его знали многие в нашем городке: отъявленный негодяй, бывший под следствием не один раз, но всё время выходившим сухим из воды. Но, видимо, последние выходки переполнили чашу терпения даже его дружков, потому как около года назад его убили свои же в какой-то пьяной разборке. Я смотрел на эту красивую молодую женщину, и мне она совершенно не казалась несчастной. Меня восхищало, что в любую погоду она в одно и то же время приходила бегать. Когда наступила зима, то её малыши вместо песка возились в снегу, неизменно по очереди наблюдая за мамой.

С началом весны подошла моя очередь на госпитализацию в столичную клинику. Я отсутствовал в городе больше полугода. Но каждое моё утро начиналось мыслями о ней. Я представлял, как она бегает, придумывал, как она живёт с детьми, и эти нехитрые фантазии давали мне силы бороться с недугом. Даже очнувшись после сложнейшей операции, сразу вспомнил о ней, а медсестра удовлетворённо констатировала:

– Показатели в норме, Вы молодцом!

Конечно же, я понимал, что мне ничего не светит, но мечтать-то ещё никто не запрещал…

Домой из больницы меня привёз сын. Ему тридцать три года, он ещё не женат, меня это немного огорчает в плане того, что внуков тоже нет. Но с другой стороны мой сын – это моя гордость. После окончания с отличием столичного ВУЗа, ему сразу предложили высокооплачиваемую работу.

Во время реабилитации, когда я уже был дома, сын приезжал часто, иногда оставаясь на несколько дней. Когда он пару раз не пришёл ночевать, я спросил его:

– Кто она?

Сын немного помедлил с ответом:

– Пап, она очень хорошая. Ей немного не повезло в этой жизни, но я уверен, что у нас всё будет хорошо.

Я сразу понял, что это она, моя бегунья. Я был просто в этом уверен, а сын осторожно продолжил:

– Если хочешь, могу вас познакомить.

Я только покачал головой. Может потом, когда у них всё сложится, я приму её, но не сейчас. Сейчас я не готов. Больше полугода я жил только мыслями о ней, и разрушить все мои мечты в один миг мне совершенно не хотелось. Но надежда умирает последней, и я решил всё же уточнить:

– У неё трое детей?

Сын удивлённо повернул ко мне голову:

– Да, папа. Но я… Она мне очень дорога. Мы не виделись много лет…

Я улыбнулся и протянул ему руку:

– Всё хорошо. Сын. Всё будет хорошо. Но давай ты нас чуть позже познакомишь.

Он кивнул. А я вздохнул с облегчением, чувствуя при этом себя полным идиотом: ревновать женщину к собственному сыну, причём женщину, с которой, даже ни разу не общался…

Осень закончилась неожиданно, вернее зима вступила в свои права как всегда в один миг и сразу. Только вчера дворник ворча, сметал пожухлые листья, а уже сегодня расчищает дорожки от снега. Я совсем мало выходил из дома. И на стадион больше не ходил, зная, что свою избранницу сын перевёз в столицу. А на кого мне там было ещё смотреть?

Но наступила весна и природа опять стала пробуждаться. В конце апреля и я стал немного отходить от зимней спячки. И собравшись, в одно утро направился знакомым путём к стадиону. Две тысячи тридцать четыре шага в этот раз я просто прошагал, с содроганием вспоминая с каким трудом, эта прогулка давалась мне в прошлом году. Знакомый сторож мне приветливо помахал рукой, приглашая на трибуну.

Я направился к нему, но пройдя несколько метров, замер. По стадиону бежала она, так же легко и свободно, как и всегда, а в её рыжих волосах словно запуталось несмелое апрельское солнышко. Я посмотрел в сторону песочницы, её трое ребятишек гоняли мяч и совершенно не смотрели в сторону матери. А рядом с ними стоял высокий молодой человек, который неотступно смотрел на бегающую молодую женщину. И в его взгляде читалась плохо скрываемая тревога. Я снова посмотрел на свою бегунью и тут только заметил её слегка округлившийся животик…

Что я почувствовал? Радость. Да, именно радость, ведь жизнь продолжается, как и мечты…