А вот ещё случай был… Занимательные истории

4

Смеркалось, когда скорый поезд Москва – Южноуральск остановился на запруженном народом перроне Самары. Ожидавшие посадки, встречающие и провожающие, как всегда случается по прибытию состава, заметались на платформе в поисках своих вагонов. Во всеобщей суете никто не обратил внимания на парочку подвыпивших крепко пассажиров, сошедших не без труда. Один из них был настолько пьян, что буквально на ногах не держался, и приятель едва ли не волоком спустил его с подножки вагона.

С трудом, сжимая для устойчивости, друг друга в крепких объятиях, они добрались до скамейки, на которой уже примостился бомж, заросший грязной клокастой бородой, с полторашкой пива в руках.

Тот из подгулявших пассажиров, что был потрезвее, одетый в дорогой костюм цвета «металлик», с облегчением усадил приятеля, привалив его к спинке скамейки.

Заботливо запахнув и застегнув на все пуговицы пиджак раскисшего другана – простенький, китайского пошива, его более трезвый попутчик строго глянул на бомжа:

– Присмотри за моим товарищем, а я сейчас такси вызову.

И растворился во мраке.

Через пару минут он, одёрнув чуть великоватый ему костюм модного цвета «металлик», по-свойски кивнув проводнице, вошёл в вагон, и скрылся в своём купе, заботливо поправив на двери табличку «Не беспокоить».

Там, старательно заперев дверь, Клифт сбросил пиджак и, не снимая пришедшихся впору ботинок из крокодиловой кожи, повалился на мягкий диван. Заложив руки за голову, он размышлял над тем, что всё пока складывалось на редкость удачно.

Пару часов назад, оставшись наедине с жертвой киллера, Клифт осторожно, что бы ни запачкаться о кровавое пятно на груди убитого, извлёк из внутреннего кармана не пострадавшего от пуль пиджака туго набитый бумажник. В нём – несколько пятитысячных купюр, ещё бумажки – помельче достоинством, несколько банковских карточек. Их, к слову, Клифт терпеть не мог. Ну что за моду взяли – эти карточки вместо живых денег таскать? Охотишься, бывало, за таким вот лопатником, хапнешь удачно – а там пластиковое дерьмо это вместо денег. Куда с ним? С банкомата не снимешь. Есть, конечно, спецы, но Клифт не по этой части. Милое дело – наличка! … А вот и паспорт. Вглядевшись в фотографию, Клифт неожиданно обнаружил сходство между собой и попутчиком. Не теперешним, естественно, осунувшимся и мёртвенно-бледным покойником, а тем, как выглядел гражданин Жабин лет пять назад, когда на паспорт фотографировался. С нагловатыми, чуть на выкате, глазами, коротко стриженный, с чубчиком. И год рождения подходящий, 1975-й, ровесник, можно сказать. И если сличить фотографию на этой ксиве с физиономией Клифта, чего обычно никто, кроме полицейских не делает, то выйдет, будто одно лицо. Не красивое, но и не безобразное, не броское, не слишком запоминающееся. Такая внешность характерна для тех, кто не любит привлекать к своей персоне внимания – секретных агентов, или, например, воров-карманников…

Фамилия, правда, подкачала, не очень-то благозвучная – Жабин. Но и Пузанёв нисколько не лучше. У Клифта даже в детстве кликуха была – Пузо. Но как-то, ни прижилась. Какое пузо может быть сперва у шустрячка-шкета, а потом у поджарого, вечно голодного зека? Когда овладел ремеслом карманника – уважаемой в воровском мире профессией, то и кличку себе выбрал под стать, солидную. «Клифт» на блатном жаргоне означает «куртка», «пиджак». В которых «лопатник», то есть бумажник, обычно хранится.

Обнаружив сходство с убитым, Клифт мгновенно сообразил, что судьба, едва не отправив его за решётку, вдруг смилостивилась, и преподнесла ему шикарный подарок.

Про то, что гражданина Жабина грохнули в купе скорого поезда, никто, кроме киллера и его возможных заказчиков не знает пока. И когда на крупной узловой станции менты обнаружат некое тело с двумя пулями в сердце и справкой об освобождении из мест лишения свободы на имя Пузанёва Валерия Павловича, вора-рецидивиста, то мудрить шибко не будут, и спишут всё на криминальные разборки. Особых примет у Клифта нет – от татуировок, всех этих крестов да куполов, умные люди уберегли, ещё по малолетке отсоветовали – зачем, дескать, клеймо судимого на всю жизнь, да ещё на видном месте? От шрамов Бог миловал. Никто карманника не пожалеет, по нему не заплачет. Родных не осталось. Так что опера, специализирующиеся на борьбе с карманными кражами, не без облегчения спишут одного из своих постоянных клиентов, удалят жулика по кличке Клифт из всех картотек и баз данных.

Рассудив так, Клифт стянул с не окоченевшего пока жмурика дорогой костюм, ботинки, оставив простреленную и окровавленную рубашку, и облачил в собственные шмотки – водолазку, ширпотребовский пиджачок, поношенные изрядно кроссовки. Затем обследовал подробно портфель. Вытащил из него кожаную папку с документами в пластиковых файлах, кучу глянцевых проспектов – мутотень, сплошные буровые вышки, трактора, железяки какие-то, и – о-о-о! – пачку пятитысячных купюр. Там же обнаружил смену белья, что-то по мелочи, вроде косметички, одеколона, набора авторучек. Портфель окажется кстати – негоже такому солидному пассажиру, в которого превратился отныне Клифт, без багажа, с пустыми руками ездить.

Дождавшись, когда с наступлением сумерек поезд остановился в Самаре, на крупной узловой станции с извечной беготнёй, суетой и неразберихой на перроне, подхватил труп и поволок – сперва в соседний вагон. Проводница, занятая посадкой, едва глянула на пьяных пассажиров, сходящих с поезда. Мало ли их, поддавших крепко по причине дорожной скуки, по составу шатается – в вагон-ресторан и обратно?

Так что здесь Клифт чисто сработал.

И вот теперь он лежит на мягком диване в персональном купе, покачивается умиротворённо в такт движения поезда, и едет, едет… Чёрт, а куда он, собственно, едет? До конечной станции, до Южноуральска? Ни разу там не был. Почему бы и не осмотреть городишко?

Воры-карманники, как правило, не плохие актёры. Только роль им приходится играть чаще всего одну и ту же. Неуклюжего прохожего, то и дело в толпе на людей натыкающегося, или неловкого пассажира общественного транспорта, который, вместо того, что бы за поручень крепко держаться, болтается в салоне, как сосиска в кипящей кастрюле. То на одного пассажира навалится, то к другому прижмётся. Ну и, опять же, манеры должны быть обходительными. Дескать, хоть и недотёпа, а человек интеллигентный. Что бы каждый, глядя на него, думал: небось, и в метро о высших материях размышляет. Может, даже открытие мирового уровня готовит, от того и рассеянный. Но вежливый. Простите да ради Бога, извините! И никакой, естественно, фени, распальцовки блатной…

Так что для Клифта богатенького коммерсанта изобразить, или нефтяного магната какого-нибудь задрипанного – раз плюнуть. Тем более что денег у него, благодаря покойному попутчику сейчас – как у дурака махорки. Доедет до Южноуральска, заодно и отдохнёт, отоспится в дороге. Всё-таки ремесло карманника нервное, сплошные стрессы, когда на дело идёшь. А там – в аэропорт, с такой-то железной ксивой, и куда-нибудь подальше – в Новосибирск, Иркутск… Страна большая, и везде для Клифта с его золотыми руками работа найдётся.

5

Однако в Южноуральске, куда поезд подкатил в девять утра, Клифта ждал неприятный сюрприз. Его встречали.

Едва карманник сошёл с подножки, повесив по причине летней жары на одну руку пиджак, а в другой сжимая пузатый портфель, проводница указала на него пальцем кому-то:

– Вот он, товарищ из шестого купе!

У Клифта чуть ноги не подкосились. Приехал, фрайер самонадеянный. Менты уже ждут, на стрёме стоят. Сейчас подхватят, в наручники закоцают, и – наше вам с кисточкой!

Но навстречу ему бросились из толпы вовсе не менты, а два толстых, лысых гражданина, взопревших, судя по потным физиономиям, в своих чёрных погребальных костюмах:

– Юрий Степанович! Уважаемый! Мы рады приветствовать вас на гостеприимной южноуральской земле!

Клифт шарахнулся было в сторону, но вовремя спохватился, растянул губы в улыбке, промямлив невнятно:

– Э-э… я тоже… К сожалению, не имею чести…

– Я ваш заместитель по общим вопросам, Борщёв Николай Сергеевич, – представился один из толстяков, угодливо подхватывая из рук Клифта портфель. – А это – указал он на своего напарника, – заместитель генерального директора по связям с общественностью. Лисицын Алексей Николаевич. Прошу, как говорится, любить и жаловать. Вещички прикажите из купе принести?

– Я, знаете ли, люблю налегке путешествовать, – нашёлся Клифт. – В наше время шмотьё за собой таскать ни к чему. Всё, что нужно, можно купить. Были бы деньги…

– Хи-хи… – подтвердил новоявленный зам, и предложил, – пройдёмте на привокзальную площадь. Нас там автомобиль ждёт.

Напряжённо соображая, как бы вырваться из навязчиво-цепких объятий встречающих, и слинять только в одному ему ведомом направлении, Клифт шагал обречённо, как под конвоем.

На привокзальной площади троицу поджидал чёрный и торжественно-мрачный, как катафалк, «Мерседес» последней модели.

– Сейчас, Юрий Степанович, прямо в гостиницу. Нашу, ведомственную. Отдохнёте, покушаете, а потом в офис. Мы вам, хе-хе, личный состав компании представим. Не весь, конечно, а управленческий аппарат, – гулил в ухо Клифту, усевшись рядом на заднее сиденье, зам по общим вопросам.

Машина тем временем катила по широкому проспекту, застроенному современными высотками. Клифт с любопытством крутил головой. Город как город. Ничего особенного. Разве что наряду с золотыми куполами церквей тянутся к небу то здесь, то там, увенчанные полумесяцем мечети, – чувствуется дыхание Азии.

«Из гостиницы свинчу, – решил про себя карманник. – Отправлю этих толстомордых конвоиров с глаз долой, и дёру».

Он отчего-то представлял гостиницу, в которой его пообещали разместить, в виде многоэтажки с длинными коридорами, множеством номеров, из которой ускользнуть незаметно – раз плюнуть. Однако ошибся.

Мерседес всё мчал и мчал, вырвавшись из автомобильной толчеи на загородное шоссе. Потом свернул на узкую, но тоже хорошо заасфальтированную дорогу, и покатил прямо к стоящему плотной стеной лесу.

«Ч-чёрт, – забеспокоился Клифт. – Сейчас завезут в чащу, и кокнут, раз первый киллер не справился! Этому Жабину, судя по всему, серьёзные пацаны приговор подписали. А я, как лох последний, подставился»…

Но тут впереди показался красно-белый полосатый шлагбаум, и расторопный охранник в чёрной униформе, выскочив из будочки, предупредительно поднял его, видимо, узнав машину.

При ближайшем рассмотрении гостиница оказалась просторным, рубленным из толстенных брёвен, загородным домом с верандой и широким, покрытым коричневой ковровой дорожкой, крыльцом. Территория, обильно засаженная благоухающими розами, тенистыми голубыми елями, была окружена высоченным забором, на вершине которого вращались с лёгким жужжанием видеокамеры наружного наблюдения.

«Хрен отсюда уйдёшь незамеченным, – грустно констатировал Клифт. – Придётся другого случая дожидаться»…

– Вот сюда, наверх, по ступеничкам, – объяснял ему, как слабоумному, зам по общим вопросам.

Поднявшись на крыльцо, вошли в апартаменты. Просторный холл, застеленный толстым, словно газон, ковром, располагающие к безделью и неге диваны, низкие столики с витиеватыми ножками – не для еды или канцелярской работы, на такие разве что бутылки со спиртным да бокалы ставить… На каждом шагу, низко кланяясь, Клифта встречала обслуга – смазливые девицы в белоснежных передниках, юноши в лакейских ливреях и круглых, на манер тюбетеек, шапочках.

Наконец, пришли в номер, занимающий целое крыло чудо-дома. Разбитная бабёнка – похоже, местная домоправительница, стареющая блондинка со следами былой красоты, продемонстрировала Клифту гостиную, в которой царил огромный, словно пещера Али-Бабы камин с вязанкой чистых, будто наждачной шкуркой отполированных, дров. Здесь же стоял телевизор с экраном величиною с автомобиль «Ока», столь же внушительных размеров музыкальный центр. Провела в спальную с широченной, скрытой за – подумать только, – балдахином, что ли, кроватью, в рабочий кабинет, ванную.

– Располагайтесь, – радушно предложила домоправительница, и, подмигнув игриво, добавила. – Мы все в вашем распоряжении. И готовы исполнить любое, самое изысканное, желание руководства…

Зам по общим вопросам тоже подсуетился:

– Отдохните с дороги, Юрий Степанович. Как только понадоблюсь – позвоните, пулей примчусь. Вот моя визиточка с номером мобильного телефона… – Он сунул руку в один внутренний карман пиджака, в другой. Потом похлопал себя по боковым карманам растерянно. – Бумажник куда-то запропастился, а там визитки…

– Да ладно, – великодушно махнул рукой Клифт, – найду, в случае чего, как с вами связаться…

Кивая, словно китайские болванчики, заместители и домоправительница удалились из номера, пятясь. Видимо, не рискнули повернуться задом к такой важной персоне, как Клифт.

6

Оставшись один, Клифт оглядел ещё раз роскошные апартаменты, и очумело встряхнул головой. Воровская жизнь иногда оборачивалась к нему праздничной стороной, когда удавалось сдёрнуть особенно жирный, набитый «фанерой» (деньгами) лопатник.

Так случилось ещё в советское время, когда он «снял» с заезжего армянина бумажник с сорока тысячами рублей – по тем временам деньги огромные, на них квартиру кооперативную в Москве купить можно было. Или уже недавно, перед самой отсидкой, – на сто тысяч баксов одного лоха умыл. Ух и гульнула тогда нищая Россия! И номера роскошные, не такие, конечно, как этот, у нефтяников, в гостиницах столичных снимал, и банкеты для братвы в лучших кабаках московских закатывал. А что? Деньги – мусор, настоящий вор никогда по ним не ведётся. Как пришли на дурняк, так и ушли. Это нынешняя блатота на бумажки сраные западает. А Клифту, по большому счёту, всё равно. Он и на шконке в тюремной хате, и в таком вот фильдеперсовом гостиничном номере себя одинаково комфортно чувствует. Главное – душевное равновесие и понимание того, что всё преходяще. Сегодня ты весь в шоколаде, а завтра – в дерьме по самые уши. Надо быть всегда готовым к любому повороту событий. И фарт, и непруху принимать как должное, как две стороны одной медали, без отчаянья и истерик. Об этом же, между прочим, и священник на проповеди в зоне говорил. Батюшка это христианским смирением называл. Те, кто только на фарт рассчитывает, на то, что жизнь его непременно кучерявой должна быть – гордыней страдает. А Бог – так понял Клифт, – не фрайер, он всех насквозь видит. Его на кривой не объедешь, не схватишь за бороду. И если сегодня жизнь катит, насунул, например, два толстенных бумажника (последний у зама по общим вопросам снял), в апартаменты вселился роскошные на халяву, то завтра непременно жди неприятностей. Того же, например, киллера.

К слову, этот парень в ментовской форме беспокоил всё-таки Клифта. Ведь кто-то ему гражданина Жабина заказал! А заказ, если подходить к делу чисто формально, не выполнен. Жабин-то жив-здоров, и приступил к исполнению своих нефтеносных обязанностей. А то, что под его личиной скрывается авторитетный в воровском мире вор-карманник, пока никому неизвестно.

Впрочем, надолго задерживаться в роли нефтяного магната Валерка Пузанёв не планирует. Отдохнёт чуток, бог даст, бабла срубит – и ищи ветра в поле. А паспорт покойного фрайерка Жабина уничтожит. Долго ли другой ксивой разжиться? Всего и делов – сунуть руку в карман затрапезного лепешка селянина какого-нибудь подходящих лет, за которым уж точно ни полиция, ни киллеры не гоняются…

Клифт потянулся, сбросил с себя пиджак, позаимствованный у почившего в бозе Жабина, с удовольствием взвесил в руках две толстенькие пачки купюр, извлечённых из стыренных только за последние сутки кошельков, хмыкнул удовлетворённо. О деньгах пару-тройку ближайших месяцев можно не думать… А может, рвануть из этой блат-хаты прямо сейчас? Жадность, как известно, фрайера губит…

«Ладно, не дёргайся, – окоротил он себя. – Пользуйся, пока жизнь кучерявая катит…».

Сунул пачки денег во внутренний карман пиджака – самое ненадёжное, кстати, место, любой начинающий щипач оттуда их мигом вытянет, но если ты сам вор-карманник, то беспокоится не о чем. Ворон ворону глаз, как известно, не выклюет…

Клифт принялся разоблачаться дальше. Нужно принять ванную, побриться, морду одеколоном намазать, – что б, так сказать, соответствовать. Не мешало бы и бельишко нижнее поменять – хотя бы носки дырявые. В подобных гостиницах, если в шкафах порыться, наверняка чистенькие да новенькие трусы-майки припрятаны. Если уж понтоваться, то до конца!

Он прошёл в ванную комнату, посоображав минуту, разобрался в кранах и набуровил полную ванну, в какой не то что лежать в позе скифского покойника с согнутыми ногами, а даже побултыхаться можно, добавил из стоящих здесь же на полочках тюбиков и баночек шампуни, солей ароматических. Пена – шапкой, аромат – как в парикмахерской. Скинул трусы, и плюхнулся, от удовольствия заурчав. Эх, всегда бы так жить!

Помывшись, вытерся огромным, как простыня, банным полотенцем, набросил на плечи приготовленный здесь же махровый халат, и пошлёпал босиком в гостиную.

В этот момент в дверь постучали – тихо, деликатно.

– Войдите! – опускаясь в податливое кресло гундосо-барственным голосом, как представлялось ему, должны разговаривать большие начальники, разрешил Клифт.

В комнату, толкая перед собой никелированный столик на бесшумных колёсиках, тесно уставленный тарелочками с закусками, бутылками и вазой с фруктами, вошла горничная.

Была она молодая, смазливенькая, а блуждающая на полноватых чувственных губах шкодливая улыбка вселяла надежду, что она не только перекус может предложить. А эта молочно-белая, налитая, едва ли не до сосков обнажившаяся из-под передничка грудь…

Господи, ну можно ли посылать такие испытания мужику, полжизни, на безбабье, провёдшему в зоне?!

Клифт громко сглотнул, едва не поперхнувшись слюной, оторвался от созерцания женской груди. И возведя ханжески взгляд к потолку, выдавил из себя приторно-сладко, кастратно даже, иначе не назовёшь:

– Ах, оставьте, дорогуша. Я сам разберусь…

Но как только горничная, или чёрт знает, как она здесь называется, вышла, виляя бёдрами, прикрыв за собой двустворчатую, с узорами золочёными, дверь, цапнул прямо руками с тарелки кусок чего-то мясного, пряно-сладкого, жамкнул, слегка прикусив язык – блин, вку-у-снотища-а!

Торопливо, плеснув мимо фужера, налил красного вина, выпил, поперхнувшись большими глотками: ульк-ульк-ульк… Дребедень, кислятина. А что, интересно, водки здесь совсем уж не подают?

Поднял крышку с глубокой тарелки – а это что? Суп – не суп, хренотень какая-то с устрицами и креветками. Зачерпнул ложкой – сойдёт. Вроде ухи. Эх, к ней бы водочки!

Насытившись, вытянул из поданной на этом же столике пачки диковинную, зелёного цвета, сигарету, чиркнул позолоченной (а может, и золотой?!), зажигалкой, пыхнул ароматным дымком, зажмурился блаженно – живут же буржуи!

Покайфовав так, встал, обследовал номер. В шифоньере, как и предполагал, стопки новеньких трусов, белоснежных маек, носков, платочков. Всё ненадёванное, в целлофановых упаковках. На вешалках – рубашки, костюмы, и парадно-чёрные, как на похороны, и празднично-светлые. Туфли в коробках – они что, мать их, и размер Жабина знали? Или это у них на все случаи жизни, для любого постояльца, затарено?

Прошёл во вторую комнату – спальная. Кровать-аэродром с балдахином – Клифт такие только в кино видел, тумбочки, ещё какие-то мебеля… Всё ясно. Дальше – гостиная с камином, по стенам – полки с разными финтифлюшками, статуэточками. Потом присмотреться надо. Может, если такую статуэточку барыге толкнуть, неделю прожить хватит? А вот – кухня, должно быть. Стол, буфетная с посудой – сплошь хрусталь да фарфор, серебро с мельхиором, впрочем, Клифт в таких делах ни хрена и не смыслил – он же щипач, не домушник! Холодильник размером с гараж. Ух ты! Чего только здесь нет! Одних колбас и нарезанных, и палками, сортов двадцать. Да сыров столько же. А ещё баночки разные жестяные, стеклянные, какая-то жратва, в вакуумных упаковках – штабелями…

Он вдруг вспомнил пересыльную тюрьму в Соликамске, где ждал этапа месяца два ещё в восьмидесятые годы, хату на сорок человек, а из деликатесов, кроме «хозяйской» хавки – кусок сала солёного с полкило возле решки, кулёк слипшихся ландориков, да сухари из чёрного хлеба… Вот бы этот холодильник туда! Братва бы в конец охренела…

В дверь опять аккуратненько постучали… Явно не мусора, которые «брать» приходят, – успокоил себя, дёрнувшись было привычно, Клифт.

На пороге возникла всё та же пышногрудая горничная в белом, чуть ниже пупка, передничке:

– Юрий Степанович, звонили из офиса компании. Они за вами машину выслали. Там весь коллектив собрался – для представления…

– Через пять минут буду готов.

А про себя подумал: «Вот будет представление, если какая-нибудь падла в лицо настоящего Жабина знает!»

А потом решил: «Да хрен с ним! Раз такая масть привалила – надо рискнуть. На худой конец, за мной пока ничего криминального нет. Ну, в крайнем случае, морду набьют, как аферисту. В первый раз, что ли?».