Нескучная жизнь подполковника Чапаева

– Сам ты баран, Бурков! – обиделся Петрович на друга.

– Заткнулись, ветераны самогонных войск! Что дальше было, Бурков? Не перебивать мне свидетеля! – грохнул кулачищем по столу Дроздов.

– А что дальше? Этот мужик, не доходя метров пятнадцать до меня, забрало своё на каске поднял и крикнул… фамилия такая короткая… хохлятская вроде, – задумался Бурков, хлопая себя по лбу костлявой ладонью.

– Вспоминай! Вспоминай, папаша! Пузырь поставлю… – подняв руки к небу, запричитал старший лейтенант Дроздов.

– Вспомнил! – долбанул себя по коленке кулаком Бурков. – Кричит: «Тищук, это ты?» А я ему и отвечаю: «Нет, сынок, нету тут таких. Тута только мы с Петровичем». Вот и всё. Ну, он как бы рукой махнул, развернулся и к мотоциклу пошёл. А тот, который сзади сидел, показал ему на костёр напротив – через озеро, значит. Они и поехали в ту сторону. А тут и ты, Петрович, подошёл и говоришь, что комары зае… и надо удочки сматывать.

– А вот это помню, – мотнул головой Петрович, – точно комары зае…

– Так, коллеги. Перебираемся на место преступления, – довольно потёр руки Дрозд.

– Слышь, паря, а насчёт пузырика дядю не обманешь? – прищурив глаз, поинтересовался Бурков.

– Да чтоб я сдох, папаша, – улыбнулся Ванька, – грузимся!

* * *

Нужно было торопиться. Сумерки осенью наступают незаметно, но стремительно. Приехав на место преступления, Иван отошёл от «группы поддержки», связался со мной и коротко доложил:

– Васильич, к назначенному времени не успею. Обстановка такая. К нашим потерпевшим «пепсам» приезжали двое на мотоцикле. Свидетель имеется. Эта инфа в протоколы первичного осмотра и допросов не вошла. Думаю, они их и сработали. Показания привезу завтра с утра.

– Добро, Иван, тогда не спеши. Понюхай там всё аккуратно. Что там на месте? Жду тебя завтра, – ответил я.

– На месте – голяк. Следов – как в селе Какашкино на водопое. Сначала свидетели прибежали, потом катафалк с участковым приехали, за ними – скорая помощь с бригадой из районного отделения, потом наши… И так всю ночь! А комарья тут, Васильич… А когда кровососы жрут, на месте не стоят. Вот и натоптано… – сокрушался Иван, отмахиваясь от роя москитов.

– Ладно. Бумаги все оформи, как надо, чтобы лишний раз туда не ездить, – уточнил я напоследок.

– Андрей… ты это… Светлану сам домой подбрось, пожалуйста. Чтоб не Шароев… Он, по-моему, ей глазки строит. А я завтра в восемь ноль-ноль как штык у её подъезда, – путаясь, объяснился Дрозд.

– Балда, у Шароева жена и сын в первый класс пошёл, – засмеялся я.

* * *

Место второй стоянки не было так по-хозяйски обустроено. Просто кострище с недогоревшим сушняком, несколько дырок в сырой земле от колышков палатки, опрокинутая упаковка с макаронами, разорванная пачка крупной соли, разбросанная картошка… Бутылок видно не было ни пустых, ни полных. Надо полагать, эксперты к себе в норку уволокли. Примятый камыш, земля истоптана десятком разных подошв. Иван достал из папки ещё один чистый лист бумаги и схематично набросал план стоянки потерпевших.

– Мужики, не буду лишний раз руки выкручивать, но хотелось бы от вас ещё раз услышать ответы, на теперь уже мои вопросы. Как долго продолжалось это ледовое побоище? – спросил Иван, поглядывая на пенсионеров.

– Да чёрт их… – пожал плечами Петрович.

– А недолго. Минуты две… Мы как раз по последней… – кивнув головой, уточнил Бурков.

– Хрен там… по предпоследней. Сначала крик, потом сразу костёр погас. Вернее, на него один из парней упал, – подойдя к кострищу, жестикулировал руками Петрович. – Мы ж его из костра и вытащили.

– Потом камыши зашумели и что-то в воду упало. Это второй, значит… но вылез как-то. Оба на берегу лежали, когда мы сюда пришли. Петрович правду сказал, одного мы из костра вытащили, у него уже живот шкварчал… и запах… А второй вот здесь лежал, – показал место Бурков.

– Да, второй здесь лежал на спине. Но ноги в воде были. И кашлял так… кровью… На меня смотрит и шепчет что-то… А потом затих, – вспомнив, тяжело вздохнул Петрович.

– А, что шепнул-то, Петрович? Вспоминай… – сквозь зубы процедил Дрозд, понимая, как это важно.

– Да не понял я толком, сынок… и со слухом у меня… Что-то такое… два раза повторил: «Забра… бра…» А потом отключился, – виновато заморгал глазами старик.

Пометив что-то на своём плане, Дроздов задал последний вопрос:

– А что, отцы, рыба-то тут ловится?

– Да какое там! Одни тритоны да гадюки, – ответил за всех участковый Иванцов, направляясь в сторону машины.

– Нет, ну, карасик-то меленький есть, – поправил Иванцова Петрович.

– И не гадюки это вовсе, а ужи, – уточнил Бурков.

– Ясно, – делая ещё одну пометку, отозвался Дрозд. – В участок едем бумаги оформлять.

– Я покажу, как через «Продмаг» проехать. Сынок, ты обещался, – улыбнулся прокуренными усами Бурков.

* * *

У Шароева и Лядовой было самое скрупулёзное задание. Нужно было разобраться и понять, имели ли отношение к совершённым преступлениям профессиональные действия экипажа ППС в их последнее дежурство? Имеется ли между ними какая-то связь или это цепь роковых случайностей? Одного члена экипажа находят изувеченного на «замороженной» стройке, а двух других – в шестидесяти километрах от МКАДа. И всё это в течение одних суток.

Согласно рапорту старшего группы, лейтенанта Старикова, в тот день за время смены экипажем ППС было задержано четыре человека за два правонарушения.

Первыми были задержаны двое молодых людей (мужчина и женщина) в нетрезвом состоянии. Оба подрались с таксистом, не желая платить тому по счётчику. Избив водилу такси «Яндекс», оба скрылись на территории парка. Но были найдены вызванным экипажем ППС и задержаны по приметам, которые передал полицейским избитый таксист. Задержание произошло в двадцать один час, тридцать минут. Во время задержания оба правонарушителя (оказавшиеся семейной парой) оказали активное сопротивление патрульным. Экипаж был вынужден применить спецсредства. Во время обыска у мужчины был найден пакет с травой (предположительно каннабисом). Свидетели имеются. Заявление таксиста о нанесении ему побоев агрессивными пассажирами имеется. Вынесено постановление о временном задержании на сорок восемь часов обоих.

Вторыми были задержаны два человека, перелезшие через забор детского сада № 1236 и распивающие спиртные напитки на территории детской площадки. Согласно объяснению сторожа дошкольного заведения, на его замечания хулиганы ответили матом и угрозами. Задержание произошло в ноль часов тридцать минут. Спецсредства к задержанным не применялись. В настоящее время против них возбуждено дело об административной ответственности. Оба правонарушителя после опроса отпущены на следующий день под подписку.

Пробовали узнать в дежурной части, что означает: «Предотвращено три правонарушения»? На это дежурный капитан улыбнулся, посмотрел по сторонам и сказал Лядовой:

– Ты что, красота моя? Первый раз замужем? Так все пишут.

Потом долго не хотели давать данные по другим экипажам, дежурившим в этом районе в это же время, ссылаясь на непонятный статус дамочки в парадной форме полиции и сопровождающего её «чеченца». И только после моего телефонного вмешательства выяснили, что у других экипажей «улов» был побогаче. На вопрос «почему» дежурный показал запись в журнале. А в журнале было написано, что старший патруля лейтенант Стариков доложил о выходе из строя двигателя патрульной машины. И в период с двадцати одного тридцати до двадцати трёх часов производился ремонт карбюратора УАЗа силами экипажа. Задержанные всё это время находились в отсеке для перевозки.

Провели опрос задержанной семейной пары Семёновых Натальи и Дмитрия. Молодёжи было лет по двадцать, не больше. Супруги нервничали, злились и не совсем понимали, что с ними произошло.

– Из-за чего возник конфликт с таксистом?

– Оборзел чурка! Сначала договорились за триста, а когда приехали на место, запросил пятихатку. Думает, если бухие, то ничего не помним, что ли? – раздражённо ответил Дмитрий.

– А Димка ему и говорит: типа, раз так, вообще ни х… не получишь, х… ло! – тут же с полуоборота завелась его жена Наталья.

– Тогда он Наташку за руку схватил…

– Больно, сука…

– Ну, я ему пару раз по его плоской морде двинул, и мы в парк пошли. Наташка в туалет захотела…

– А тут менты ваши… налетели, – плаксивым голосом пожаловалась Наташка, – и давай Димку дубасить ни за что ни про что! За что? Где написано, что бухать нельзя? Водяру продают – значит, можно!

– На асфальт нас положили и давай обыскивать. А сержант, который Натаху обыскивал, ржёт и другому говорит: «Ничего так бабец, иди теперь ты её обыщи!» – с обидой крикнул Дмитрий.

– Ага, он меня за жопу хватал, тварь! А Димка его ногой подцепил и кричит: «Не трогай, она моя жена!» А тот как врежет Димке по спине своей палкой и отвечает: «Была твоя – стала общая, придурок».

– Если бы не их лейтенантик, здоровый такой, они бы вообще забили меня своими палками. А потом один из сержантов достаёт у меня из кармана пакетик какой-то и кричит: «Макс, тащи понятых! Чудак упакованный!» Это уже по дороге сюда, когда отрезвел немного, я понял, что они мне пакет с травой подсунули, – зло глядя на Лядову, рассказывал Семёнов, осторожно ощупывая свои рёбра.

– Мы не наркоманы! Пусть нам анализы делают! Вот! Смотрите на мои вены… И ничего мы не подписывали! – истерично крикнула куда-то вверх Семёнова Наталья.

– Я поняла вас, – выключая диктофон, ответила Лядова.

А Шароев, понизив голос, посоветовал:

– Ничего не подписывайте. Пусть сообщат родственникам и наймите хорошего адвоката.

– И побои снимите… – тихо добавила Лядова, кивнув Шароеву.

* * *

Я вышел из лифта и посмотрел на свои часы. Уже час как был вторник. Подошёл к двери своей квартиры и услышал за спиной лёгкий шорох. Видно, соседке напротив, Фире Самойловне, тоже не спалось. Повернувшись лицом к её двери, вернее, к глазку на её двери, я, как воспитанный человек, поклонился и послал воздушный поцелуй. За соседской дверью, ближе к выходу, жалобно скрипнули дощечки паркета. Я догадался, это Фира Самойловна сделала глубокий реверанс в мою сторону.

Решил свет в прихожей не включать, а, сняв туфли, прокрасться в ванную. Но свет зажёгся и без моего участия. В дверном проёме спальни стояли два кудрявых ангела в длинных ночных рубашках ослепительно белого цвета. Один такой небольшой ангел с длинными пушистыми ресничками и чуть смазанной губной помадой на лице. А второй… а второй совсем-совсем маленький. Они стояли с полуприкрытыми глазами, взявшись за руки и слегка покачиваясь.

– Марш мыть руки и на кухню, – чуть слышно сказал ангел повыше.

– Ксюшенька, я пирожки на работе… – прошептал я, робко сделав шаг в сторону ванной.

– Без разговоров… мне, – прижавшись к маме, пискнула Женька.

Я, как байдарочник веслом, работал ложкой, доедая молочную кашу. Потому как понимал, что своим ночным ужином отнимаю сон у моих девчонок, за компанию сидящих рядом со мной с закрытыми глазками.

– Ещё? – спросила Ксюша, услышав звук ложки, царапнувшей дно.

– Спасибо, милая, наелся, – переведя дух, ответил я.

– А за маму? – сонно спросила Женька.

– Всё уже. И за маму, и за Женю… Спать, девочки! – целуя обеих, предложил я.

– Тогда я с вами, – открыв вдруг глаза, решительно заявила Женька.

– Пусть… всё равно не отстанет, – безвольно сообщила Ксюша и, как зомби, пошла в сторону спальни.

– Не отстанешь? – на всякий случай спросил я у Женьки.

– Не-а… – покачал головой ребёнок с закрытыми глазами.

Тогда папа Андрюша взял дочку Женечку на ручки и потащил её в спальню. А там он положил её слева от мамы, так как ночью Женька дрыгала ногами и забрасывала их куда попало, а папе нужно было выспаться. Вот так и закончился первый рабочий день майора Чапаева на новом месте. Было нескучно, я вам доложу!

* * *

А ночью мне сон приснился. Цветной. Будто стою я такой, лентами пулемётными перемотанный, на капоте своего «паджеро». На голове папаха с красной полосой, а в руке маузер. А у въездных ворот в Управление МВД стоит перепуганный дежурный прапорщик. А я ему говорю со всей пролетарской ненавистью:

– Прощайся с жизнью, прапор, морда твоя белогвардейская!

А прапор стоит, фуражку в руках ломает и хнычет:

– Да проезжай ты уже, майор. Пропуск на тебя уже выписали!

Три дня – это много

Как не старался, но первым в Управление приехать не удалось. Под раскидистым деревом уже стояли «мини» Лядовой и «нисан» Шароева. На этот раз ворота для моего «барсика» были широко открыты, и дежуривший на КПП младший лейтенант, взглянув на лобовое стекло, кивнул головой и отдал честь. А всё потому, что в нижней правой части стекла был приклеен магический белый квадратик с двуглавым орлом и какими-то буковками. Пропуск называется.

Мой личный состав был на месте. Правда, не на своих рабочих местах, а почему-то у меня в кабинете. Они дружно приколачивали портрет комдива В. И. Чапаева, а также остальную революционную атрибутику на стену чуть выше моего сейфа.

– Я не понял. А почему именно сюда? – спросил Шароев, отойдя на два шага назад.

– На сейф будет удобно ритуальные подношения ставить во время праздников, – по-деловому объяснил старший лейтенант Дроздов.

– Васильич Василию Ивановичу на Первое мая, Седьмое ноября и в день рождения Ильича каждый раз стопочку наливал, – с пониманием добавила Лядова, поправляя только что прибитую к стенке деревянную кобуру «маузера».

– В смысле Брежнева? – серьёзно спросил Магомедович.

– Ленина… в смысле, – наморщив носик и, сделав небольшую паузу, поправила собеседника Лядова. – Чему вас в школе учили, капитан?

– Ах, оставьте, лейтенант…

* * *

И получалось, что за моей спиной, как бы оценивая результаты проделанного за время своего правления, гордился собой президент России в красивой рамочке. А передо мной, как бы заглядывая мне в глаза, а заодно и в будущее, топорщил усы герой Гражданской войны прошлого столетия под стеклом в рамочке попроще.

И один как бы спрашивал у другого:

– Василий Иванович, а ты за «единоросов» али за ЛДПР?

А второй как бы отвечал:

– Я, Володька, за то, чтобы коммуналку снизили, а пенсию повысили!

* * *

– А эту куда? – вытаскивая из целлофанового пакета плакат страшной краснорожей бабы с толстым пальцем у нижней губы, спросил Дроздов.

– А её-то ты зачем приволок? – возмущённо спросила Лядова.

– Ну, как… я к ней привык. Я, может быть, всегда её ассоциировал со своей будущей тёщей, – нахально улыбнулся Ванька, пытаясь где-нибудь пристроить «тётеньку».

– Вот над своим столом и пристраивай. И вообще, шеф, я больше этому паразиту свою машину давать не буду. Прав был Чегевара. Дроздов, ты варвар. Ты что, в моём «купере» навоз целый день возил? Хожу теперь, нюхаю себя и сама себя ненавижу! – демонстративно нюхая рукав своей блузки, заявила Лядова. – И крыша… Дроздов, ты крышу видел? В говне каком-то…

– Это были свидетели деревенские и участковый местный. Я виноват, что они луком закусывают? И не говно это… Ласточки, синички, мышки всякие летучие… Я ж на природе был, Свет… Подумаешь… – начал было оправдываться Дрозд.

– Короче, личный состав! – прикрикнул я. – Всё, что добыли непосильным трудом, сюда. Мне через двадцать минут картуз ломать перед начальством. Первым выступаю я. Лядова, наливай!

Не понял последней команды один только Шароев. Но понял и улыбнулся, когда Светлана спросила у него:

– Жень, тебе сколько сахара?

– Итак! Лейтенант Стариков. Бодибилдер в свободное время. Вес под центнер, рост метр восемьдесят пять. Покушение на убийство. Человека действительно пытались убить. Голыми руками. Повторяю, голыми руками. Это что должен быть за монстр, если его не смутил вид этого «геракла»? Вот, что пишет сам Стариков:

«Объяснительная.

Я, лейтенант Стариков Виктор Иванович, закончил тренировку и вышел из помещения фитнес-центра примерно в тринадцать часов пятнадцать минут. Домой шёл пешком, так как живу рядом. Проходя мимо ограждения стройки, я услышал женский крик. Женщина кричала: «Помогите! Полиция!» Я перелез через забор и побежал на голос. Через несколько шагов я почувствовал удар по ногам и упал. Дальше я ничего не помню, так как потерял сознание. Очнулся от боли, когда меня перекладывали на носилки «скорой помощи». Нападавших на меня не видел. Сожалею, что не смог помочь женщине. Дата. Подпись».

– А? Как вам? По-моему, герой. Бросился на помощь без оружия, в свой законный выходной… Он ведь не мог знать, кто и сколько их там было. Не побоялся, не стал набирать «девять один один», а сам полез… Только вот вопрос меня преследует… Это каким же нужно быть злым на этого огромного парня, чтобы за несколько секунд сделать из него котлету? Мне травматолог сказал, что если бы не его мышцы…

– Лядова, завтра со мной в зал и без возражений! – попытался пошутить Дроздов.

– Кстати, Лядова, ты с этим справишься лучше всех, – протягивая ей дискету, сказал я, – на ней запись всех эпизодов, где мелькал наш качок. Зал и немного улицы. Посмотри своим голубым глазом. Дальше… Дроздов, прошу…

– За десять-пятнадцать минут до драки к свидетелям, двум местным пенсионерам, подъезжал мотоциклист с пассажиром. Мотоциклист крикнул: «Тищук, это ты?» – и, получив отрицательный ответ, поехал на другую сторону озера, – начал излагать Дроздов.

– Ага, значит, мотоциклист не знал, к кому обращается, – подал голос Шароев.

– Соображаешь, джигит. А уже скоро рыбачки услышали крики и увидели, как погас костёр. А костёр этот, между прочим, телом одного из сержантов и погасили. Это который в коме сейчас. Свидетели сознались, что не были бы они пьяными, ни за что не пошли бы смотреть, что там случилось. Но тут… выпили ещё по стаканчику, взяли в руки по рыбацкому ножу и пошли. Первое их впечатление было такое, что рыбаки подрались между собой и сами друг друга так изувечили. На том и порешила следственная бригада из района. Но коллеги не знали о мотоциклисте с напарником. А свидетель Бурков ничего о мотоцикле не сказал, потому что у него никто не спрашивал. Мне, кстати, удалось на смартфон и протектор от колёс байка сфотографировать. Дорога пыльная, след чёткий. Это в районе рыбацкой стоянки местных.

– Ну, что тебе сказать, Дрозд? Растёшь! Можно даже сказать, возвышаешься! – улыбаясь, я похлопал парня по плечу. – Ну и, что ты думаешь по этому поводу?

– И у меня, Васильич, вопрос возник. Оба «пепса» – парни молодые, физически подготовленные. На момент конфликта выпили полбутылки водки на двоих. Для них это так… размяться. А в воде, согласно протоколу, ещё два пузырика остывали. Должны были сопротивляться по-любому. Двое против двух – классика! Но всё как-то уж больно стремительно произошло… И ни выстрелов, ни колото-резаных… Да, перед тем как отключиться, Тищук сказал свидетелю что-то типа – «бра… забра». Надо бы подумать над этим. На месте преступления следов от колёс спортивного байка не видел. Видимо, близко не подъезжали. Будем искать. У меня всё, – довольный сам собой, закончил доклад Дрозд.

– Понял тебя. Шароев, к барьеру, – кивнул я Евгению Магомедовичу.

– У нас с лейтенантом Лядовой осталось три основных вопроса, на которые мы не получили ответов. Первый – чем занимался экипаж ППС № 221 в период с шести вечера до половины десятого вечера? Создалось такое впечатление, что парни тупо загорали под стадионом. Второй вопрос – действительно ли у них сломалась машина и они продували карбюратор почти два часа? И третий вопрос, пожалуй, самый основной. Зачем они подкинули пьяной семейной паре пакетик с коноплёй? Судя по протоколу изъятия, там было немного, но на административку тянет.

– Ого! Ты думаешь, взяли вот так и подкинули? – засомневался я.

– Именно, Андрей Васильевич! Эти Семёновы, безусловно, хамовитые молодые придурки. Но не наркоманы. Оба работают. Он на автосервисе, она продавцом в маркете. Но там не те доходы, чтобы баловать себя марихуаной, – подтвердила слова напарника Лядова. – Так, бухнуть в недорогом баре и потусоваться со сверстниками незадорого.

– Значит, «пенсам» нужно было сбросить эту дурь, но так, чтобы, во-первых, «палку» заработать. Во-вторых, подозрение от чего-то, чего мы пока не знаем, отвести… – начал загибать пальцы я.

– И как-то провал по времени оправдать. Искали, ловили, оказали сопротивление, задерживали, нашли наркоту, оформляли с понятыми, – продолжил загибать пальцы, но уже свои, Шароев, – но всё равно на почти пять часов не тянет.

– Васильич, время! – вдруг закричала Лядова, тыкая пальцем в циферблат настенных часов.

А там минутная стрелка неумолимо приближалась к цифре двенадцать, а часовая к девяти утра.

* * *

– Здравия желаю, товарищ полковник. Майор Чапаев. Разрешите доложить?

– Если есть что, докладывай. Если просто хочешь время потянуть, то не занимай моё время, – мрачным голосом ответил полковник Воронин, тяжело дыша в трубку.

– Докладываю, – ответил я, хотя, конечно, обидно было слышать в свой адрес подобное. – У нас есть дополнительные свидетельские показания и улики по данному делу, товарищ полковник.

Ну, а дальше я в краткой форме довёл до его сведения всё, что нам удалось раскопать за вчерашний вечер и практически ночь. Реакция была неожиданной.

– А сколько у тебя людей, Чапаев? – с сомнением в голосе спросил Воронин.

– Со мной четверо, товарищ полковник, – ответил я.

– И что, ты мне хочешь сказать, что за вчерашний вечер ты успел столько информации новой накопать, Чапаев?

– Ещё ночь…

– Что ночь? Не понял… – переспросил Воронин.

– Ещё ночь была, товарищ полковник. Работали, – как мог спокойно ответил я.

Возникла пауза, во время которой поднятые вверх три больших пальца рук моего личного состава подтвердили, что их начальник… на то и начальник.

– Днём можешь не звонить. От меня что-нибудь нужно?

– Нам бы транспортом разжиться, товарищ полковник.

– А губа не треснет? У начальника АХО возьмёшь талоны на бензин, я распоряжусь. До вечера, Чапаев, – уже более покладистым голосом попрощался начальник криминальной полиции Управления.

– Ни хрена не треснет, товарищ полковник! – резко ответил я начальнику уже в выключенный телефон. – Так, бойцы, хочется, чтобы сегодняшний день у нас с вами был определяющим. А посему напрягите извилины. Первый свою напрягает… Дроздов. Иван, едешь сегодня в морг и знакомишься с бренным телом Иванченко Валерия Даниловича. Медицинское заключение у меня есть, но я хочу, чтобы ты сам посмотрел. Интересует характер нанесённых травм и их совместимость с жизнью.

– Так, Васильич, а как… – хотел уточнить Иван.

– А вот как специалист по их нанесению и определись…

– Я понял, Васильич, – кивнул Дрозд, вставая с кресла.

– Ещё не всё. Полистай медицинские сводки по «скорой помощи» или самостоятельного обращения граждан в медицинские учреждения, находящиеся в районе Ледового дворца. Интересует время с вечера субботы по ночь воскресенья. И это ещё не всё, Ваня. Взгляни-ка на нашего младшего сержанта Тищука, пребывающего в коме. Вопросы те же: характер травм. Ты у нас по травмам, Дрозд, специалист, думаю, разберёшься. А это – чтобы быстрей всё получалось. Только бомжей не вози, у меня ребёнок маленький, – насмешливо сказал я, бросая Дроздову ключи от своей машины.

После того как за Дроздом захлопнулась дверь, я обратился к Лядовой:

– А у вас, барышня, сегодня – домашняя работа. Сидишь на общей связи и работаешь с видеозаписями из фитнес-центра. Всё-таки не покидает меня предчувствие, что начало нашего клубочка именно здесь. Так что попробуй подцепить ниточку, Лядова, а там и весь клубочек размотаем.

– Шеф, тогда машину мою возьмите, – протянув мне ключи, улыбнулась Светлана.

– Спасибо, но откажусь. Мне тут недалеко, да и запах лосьона после бритья у меня резковат. Боюсь, салон твоей машинки мужским духом пропахнет, – подмигнул я Шароеву.

– Андрей Вас… – надула губки Лядова.

– Шароев! Ты, Евгений Магомедович, заканчиваешь сегодня то, что вчера вы с Лядовой не успели. Обязательно опроси этих пьяниц, которых утром отпустили. Ну и потрись возле «пепсов». Попробуй узнать о людях экипажа № 221 чуть больше, чем мы о них знаем. Что за народ? Откуда у нас? Чем дышали? Понимаю, что много не узнаешь, своих тебе не сдадут, но…

– Я понял, Андрей. Во сколько сбор?

– А ты Светлану Ивановну в курсе держи своих перемещений, она тебе и подскажет. Меня в больницу подбрось, – ответил я, – хочу качка нашего проведать. Прокачать, так сказать, ещё раз.

Уже на выходе меня поймал звонок старшего следователя по особо важным делам подполковника юстиции Корниенко.

– Здравствуйте, Виолетта Юрьевна. Прямо сейчас отправляю вам объяснительную лейтенанта Старикова.

– Здравствуйте. В записи, что ли? Так он же не разговаривает, – удивлённым голосом спросила следачка. – Я вчера у него была. Весь в бинтах. Красивый такой. Лежит, как мумия египетская, мычит чего-то.

– Виолетта Юрьевна, объяснительная собственноручно им написанная. У него правая рука не повреждена, приладились, в общем. Особое внимание уделяем рекомендованным вами версиям. Я, думаю, мы идём в правильном направлении. Конечно, под вашим руководством.

– Это понятно, Андрей Васильевич, результаты есть? – с надеждой спросила подполковник юстиции.

– Ожидаем и надеемся, Виолетта Юрьевна. Вы извините, у меня сейчас очень важное следственное мероприятие. До связи вечером, – выдохнул я, отключая телефон. – Совсем про неё забыл, а нельзя. Учись, Лядова. Хочешь, чтобы тебе не мешал и не дёргал по всякой мелочи следователь, ласкай его слух обещаниями. Причём пол следователя значения не имеет. Евгений, по коням!

* * *

Ваня Дроздов был довольно искушённым специалистом в области рукопашного боя. Поэтому, когда патологоанатом «выкатил» ему тело погибшего от побоев сержанта Иванченко, старший лейтенант без труда смог определить, какой из ударов был смертельным. Дрозд понял, что парня явно «отработал» посвящённый человек. Возникал один вопрос: если убийца пришёл целенаправленно убивать, то достаточно было сделать два-три выверенных удара. Тогда зачем ломать и истязать другие участки тела? Не жизненно важные… Половой орган, например. Сделав пометки в блокноте, Иван поехал в ожоговый центр. Именно там боролись за жизнь младшего сержанта Тищука.

В палату к находящемуся в коме сотруднику ППС не пустили. Но Иван имел возможность несколько минут понаблюдать за перебинтованным парнем. Роста он был выше среднего и телосложения крепкого. А вот оказать сопротивление нападавшему или нападавшим не смог. Хотя, согласно описанию места преступления, у кострища были найдены и топор, и большой кухонный нож. Лечащим врачом его был сравнительно молодой мужчина. И Иван, купив ему самый дорогой капучино из кофейного автомата, отвёл в сторону и спросил:

– Док, расскажи, пожалуйста, про твоего пациента. Это ж друг мой, почти родственник. Сестрёнка моя – его невеста. Но я ж добра сеструхе желаю. Как он?

– Ну, если честно… Твоей сеструхе нужно другого жениха искать. Тут всё очень печально. Тяжёлое сотрясение да плюс трещина в черепе… Ты же видишь, он, как кукла, весь перебинтован. Его же в костёр животом вниз бросили. Обширные ожоги третей степени, а в районе верхней части таза вообще четвёртая… Даже если из комы выкарабкается… овощ до конца дней. Это мнение нейрохирургов, – цинично махнул рукой доктор. – А о половых органах вообще говорить не хочу. Нет их у мужика. Понимаешь, родственник?

Уж на что Ваня Дроздов был мужиком в плане жалости непробиваемым, но тут и у него по позвоночнику холодный пот побежал. Парней убивали, но прежде их лишали мужского достоинства. А это уже давало повод думать о мотиве преступления. Иван срочно набрал меня:

– Васильич, ты у Старикова был уже?

– Нет, Шароев меня только высадил у больницы. Что хотел, Дрозд?

– Спроси у врачей, как обстоят дела с мочеполовой системой у пострадавшего?

– Зачем тебе? – думая, что это Ванькин подвох, спросил я.

– А затем, что у трупа по фамилии Иванченко и находящегося в коме Тищука половые органы практически отсутствуют, – почти проорал в трубку Дроздов. – Смекаешь, командир? Мстили им таким образом!

– Не ори, люди кругом! – огрызнулся я. – Понял тебя. Отбой.

* * *

Заведующего травматологией на работе не было, отсыпался после ночной экстренной операции. Но и без него меня здесь принимали как родного. Тут или я лежал, или кто-то из-за меня лежал. Надев халат и бахилы, я торжественно вошёл в палату 208. Увидев меня, с кровати подскочил сынок главы района и, спросив: «Я выйду?», застучал по кафелю костылями.

– Здравствуй, Виктор. Ну что, бледность уходит. Факт. А сам-то как себя чувствуешь, лейтенант? – стараясь быть доброжелательным, спросил я.

– Не очень… пока, – односложно ответил Стариков.

– А я смотрю, ты не звонишь, дай, думаю, сам зайду, узнаю. Чего не звонишь-то, Вить? Мы ж договорились с тобой, что, как только ты вспоминаешь что-то, сразу мне звонишь. Время-то идёт.

– Не знаю… не помню… – тихо ответил лейтенант.

– Вить, я же тебя предупреждал, времени совсем мало осталось. А ты помогать не хочешь. А хочешь, я тебе помогу? – спросил я и достал из своей папки штук шесть-семь фотографий с места преступления.

На фотографиях с разных ракурсов были сняты тела изуродованных ребят из его экипажа на месте преступления у озера. Изображения были жёсткие. Крупный план, раны, кровь, неестественные позы… Реакция была предсказуема. Губы у Старикова задрожали, тело содрогнулось от сдавленного стона. Он закрыл лицо здоровой правой рукой и разрыдался.

– Вижу, что узнал, – спокойно сказал я. – Иванченко погиб, а Тищук в коме. Твой сержант уже никогда на ноги не встанет, а ты сможешь, Вить. Обещаю. Я сейчас уйду, Витя, а когда ты успокоишься, всё мне, пожалуйста, напиши. Вот здесь. А когда напишешь, попроси Михаила Ивановича мне позвонить, и я приеду. Давай… будь мужиком.

На этот раз я хорошо подготовился. Достав из своей папки альбом для рисования с жёсткой обложкой (бессовестно украденный у Женьки) и ручку (с привязанной к ней верёвочкой), я положил всё это на грудь Старикову. Виктор убрал руку от лица, как-то тяжело посмотрел на меня и закрыл глаза. И я понял: напишет. Главное сейчас – не торопить события.

* * *

В дежурной части Управления капитан Шароев узнал номера экипажей ППС и фамилии патрульных, дежуривших на территории во время проведения концерта в Ледовом дворце. Кроме патруля, где старшим был лейтенант Стариков, в том районе несли службу ещё три экипажа. На вопрос дежурному: «А где их можно найти?», тот ответил просто:

– В душе или раздевалке. Они только «сдались».

Раздевшись до трусов и намочив волосы под краном, Евгений сел на лавочку в раздевалке. В помещение входили и выходили мужики, сменившиеся после дежурства. Кто негромко переговаривался, кто откровенно ржал над рассказанным анекдотом, но почему-то никто даже полусловом не упоминал о позавчерашней трагедии. Зашли ещё двое ребят. Один из них был явно чем-то раздражён, а второй пытался его успокоить.