Читать книгу: «Тринадцатый ученик Дьявола», страница 2

Глава Третья,
в которой на Ноэля не действует сонный морок

Остаток дня и всю ночь Ноэль провел в раздумьях. Вот уже шесть лет он учился у Грохана магии и многое узнал. Но к семнадцати годам в его душе прочно поселилось чувство, что чем больше он постигает, тем больше укрывается от его внимания. Да и сама атмосфера в школе заметно изменилась за последний год. Если в самом начале обучения одиннадцатилетние мальчишки были безалаберными и беззаботными шалопаями, то к выпускному классу неотвратимость расплаты за полученные знания наложила на них зловещий отпечаток, превратив бывших друзей в конкурентов. Ноэль в общей массе выделялся не только фактом странного поступления, но и умением попадать в нелепейшие ситуации на ровном месте и тем, что всегда был не к месту, не в лад и невпопад. А еще тем, что несмотря на то, что бо́льшую часть суток отрабатывал наложенные Гроханом наказания, половину материала знал наперед.

Подобная чертовщина творилась с ним с самого рождения. Ноэль спокойно относился к тому, что стоило ему мысленно приказать брехливой шавке заткнуться, как наступала тишина, что сухая палка, воткнутая в саду ради смеха в землю, зацветает на следующий день, и что свежеиспеченная булка сама плывет к нему по воздуху под возмущенные вопли матушки Пибблс. Он воспринимал это как должное и скорее был удивлен тем фактом, что остальные люди не имеют подобных навыков и, самое неприятное, постоянно тыкают пальцем, называя его странным мальчиком. Магия была у него в крови и учиться не составляло труда, в отличие от остальных студентов. Но это никак не способствовало его популярности, отнюдь.

Ноэль глянул в темноту через проход между кроватями на единственного друга – полноватого и доброго Мориса Кавилля, сладко похрапывающего и причмокивающего губами так, словно его сны были наполнены душистыми яблочными пирогами с корицей. А впрочем, так, скорее всего, и было. С Морисом они с самого начала обучения сидели за одной партой, и про добродушного толстячка Ноэль знал почти все. Он с детства хорошо различал намерения окружающих, а недавно узнал, что в науке колдовства есть целый раздел магической психологии, позволяющей не только проникать в чужие мысли, но и внушать свои, и, самое главное, ставить блок на собственные помыслы – и тут Ноэль был приятно поражен, поняв, что у него такой блок стоит по умолчанию. А вот Мориса можно было читать с легкостью букваря с картинками. И понять, что в последний год друг стал сторониться его, видимо, всерьез задумавшись о том, кому предстоит оставить Грохану душу, не составило труда. Теперь еще Фурлих непонятными намеками совсем лишил Ноэля сна. Нелепое существо определенно что-то знало.

Ноэль повозился в постели и крепко сомкнул веки, пытаясь вздремнуть хоть чуть-чуть до подъема. Но ничего не получалось, даже при том, что под потолком спальни висел простенький, но эффективный сонный морок, сотворять который было прямой обязанностью дежурного ученика-монитора, отвечающего за порядок. Однако сегодня морок творил не кто-нибудь, а Ронни Киррик, воспитанник сильный и плечистый, больше увлеченный боевыми видами магии, нежели тонкими заковыристыми заклинаниями. Парню, целыми днями метавшему огненные шары на заднем дворе, стоило немалых трудов сотворить что-то приличное из искрящейся пыли чужих радужных снов, внушительную банку которых выдавал дежурному Фурлих каждый вечер. Ноэль однажды кокнул такую и проспал неделю кряду, по счастью не услышав, как орал Грохан, поскольку сонную пыль можно было купить исключительно у ночных подлянок-фури и стоила она баснословно дорого, ибо хорошие сны нынче большая редкость. Но у бедолаги Ронни Киррика даже из такого высококачественного материала не особо получалось. Его морок разве что не разваливался на глазах. Лучше, конечно, того раза, когда Арчибальд Петель подпустил в морок кошмары и всю ночь стены школы сотрясали крики учеников, которые и проснуться-то не могли, так и орали во сне, включая самого Арчибальда, заснувшего прежде, чем успел осознать, что кошмары предстоит ему видеть тоже. Но сегодня всем было наплевать на морок, мальчишки и так повалились к концу дня без задних ног, поэтому в помещении царило спокойствие и тишина. Кто-то похрапывал, кто-то неразборчиво бормотал. Если бы Ноэль не мучился сотней вопросов одновременно, он бы тоже спал. Но сон не шел, а корявое сонное заклинание Ронни было, как гоблину припарка бузины.

Ноэль снова открыл глаза и уставился на золотистую сферу сонного заклинания тяжелым взглядом. Как по команде в глубине и так призрачного, но все же святящегося шара что-то коротнуло, сфера замигала и, тихо хлопнув, осыпалась прямо на лежащего под ним и сладко похрапывающего Мориса, оседая тому на подушку и лицо легкой звездной пылью чужих снов. Спальня погрузилась в непроглядную темень. Ноэль решительно откинул одеяло и сел на кровати, понимая, что все попытки уснуть бесполезны. Следовало немедленно найти Фурлиха и вытрясти из этого комка шерсти все, что тот знал. Ноэль тихонько прокрался на цыпочках к выходу, прошмыгнул наружу и как был – в длинной белой ночной рубашке и босиком – потрусил по длинному холодному коридору в поисках зверька. Его путь лежал на второй этаж, потому как именно в кабинете Грохана, у камина, в неком подобии гнезда и спало животное, которого шиворот-навыворот переколдовали поколения учеников школы. Ноэль легко преодолел лестничный пролет и встал как вкопанный: из-под неплотно прикрытой двери кабинета Учителя пробивалась тонкая полоска света и слышались негромкие голоса.

Ноэлю, естественно, следовало вернуться в спальню и попытаться заснуть. Но любопытство было выше его. У него даже кончик носа задергался от возбуждения. Он аккуратно подкрался поближе и задержал дыхание, прислушиваясь к тихому разговору.

– А если все-таки это он? – услышал он голос Фурлиха и нетерпеливое легкое постукивание хвоста о мягкий ковер, указывающее, что зверек находится в высшей степени возбуждения. – Говорю тебе, я собственными глазами видел, как он испарился. Взял и исчез. Не зная заклинания, не готовясь, просто сам этого захотел. И это не в первый раз. Помнишь, как на уроке ядоварения он глотнул концентрированной настойки белладонны и даже не подавился?

В комнате воцарилось молчание, длившееся дольше, чем Ноэль был в силах терпеть. Он чуть высунулся из-за косяка и в щель увидел здоровенную руку. Пальцами герр Грохан выбивал по подлокотнику кресла, в котором сидел, ритмичную дробь.

– Нет, – нарушил тишину Учитель, и Ноэль подумал, что в его голосе нет ничего грозного, когда тот не разговаривает с учениками и не орет на Ноэля непосредственно.

– Но почему? – восклицание Фурлиха прозвучало резковато, и ладонь Грохана легко пристукнула по лакированному дереву.

– Потому что его не существует, – прекратил дискуссию Грохан.

– Значит, ты сдался? – фыркнул Фурлих.

– Нет, я не сдался, – возразил Грохан со вздохом, – иначе не стал бы отыскивать кандидатов по всему свету и не проводил бы по семь лет кряду, изучая и рассматривая мальчишек всех сортов. К концу обучения им приходится драться, как паукам в банке, за право уйти отсюда, сохранив душонку, заставляя их открываться с такого ракурса, что они порой и сами диву даются. Это позволяет мне как следует рассмотреть их души в поиске той самой, единственной, но чем дольше я живу, тем сильнее крепнет во мне уверенность, что того, кого ищу, в природе нет.

– Но ведь должен быть, – помолчав, произнес Фурлих, но в его голосе уже не звучало прежней убежденности.

– Должен? – Грохан горько усмехнулся. – Мне бы этого чертовски хотелось. Я смертельно устал и жду не дождусь того, кто сменит меня на моем посту. Мне нужен преемник, но мои поиски не означают, что он появится как по мановению палочки. Ты же понимаешь, что занять мою должность суждено не каждому? Сколь совершенно бы ни было мастерство и сколь сильно ни проявлялось бы магическое начало, требуется абсолютно не это.

Ноэль почувствовал, как его сначала обдало жаром, а потом холодом. Рубашка тут же неприятно прилипла к коже. До сей поры ему казалось, все разговоры о том, что кто-то из выпускников оставит у Грохана бессмертную душу, не более чем сказки и способ запугать учеников, но сегодняшней ночью все оборачивалось совсем другой стороной. Грохана за спиной называли Дьяволом, но Ноэль относил эти слова больше ко внешнему виду Учителя, а не к его сущности. В глубине души он абсолютно не боялся громогласного мужчину с всклокоченными черными волосами. Да к тому же герр Грохан учил своих воспитанников не черной магии, а колдовству в целом, объясняя и как врачевать нелечимое, и как убивать одним словом. Однако теперь Ноэлю пришла пора крепко задуматься.

– Почему-то все считают, что я существо с черной душой, полной пороков и всех известных грехов, – продолжил Грохан едко. – Люди накачаны под завязку предрассудками. Но ты же знаешь правду – на эту должность может заступить лишь тот, в чьей душе будет соблюден баланс Тьмы и Света. А мне пока попадаются сплошь грешники с душами черными, как копоть, или идиоты, которые впустили в себя весь свет, что им довелось найти, и усиленно изгоняют тьму, необходимую, чтобы этот свет оттенять. И вот уже которую сотню лет я перерываю землю, чтобы найти того единственного, в ком весы находятся в равновесии. Потому что только при этом условии я смогу наконец отдохнуть.

– Жаль, я не могу видеть их души, – откликнулся Фурлих. – Хотя иногда даже я понимаю, что к чему. Готов поклясться, что у Арчибальда Петеля и Маркуса Лидсея душонки маленькие и черные, как угольки. А вот про кого не могу сказать ничего, так это про Ноэля. Любопытно было бы посмотреть на его душу. Чего в нем больше: Света или Тьмы? Нет, он, безусловно, не ангелочек, – Ноэль услышал кудахтанье Фурлиха и про себя решил завтра же накрутить пушистый хвост зверя, но после следующих слов передумал. – Но в целом он добрый малый. Какая у него душа, Учитель?

Грохан надолго замолчал, и Ноэль весь превратился в слух. Ему ужасно интересно было услышать, как именно выглядит его душа и чего в нем больше: Света или Тьмы.

– Вот в этом-то и вся загвоздка, Фурлих, – сказал Грохан нехотя, – у Ноэля нет души. По крайней мере, я ее не вижу…

Что-то грохнуло в кабинете, и Фурлих зачертыхался, а Грохан надолго замолк, видимо пережидая, пока зверь наведет порядок. Ноэль же стоял, ничего не понимая. Как может быть такое, что у человека нет души? Само собой, душу нельзя потрогать или ущипнуть себя за нее невозможно, но она есть, и ее присутствие неоспоримо. Через несколько минут, очевидно прибравшись, Фурлих задал Грохану тот же вопрос.

– Разве может быть такое, что у кого-то нет души?

– Вот этим вопросом я и мучаюсь с того дня, как Ноэль попал в стены моей школы, миновав печать, которая не пропускает никого вот уже не первое столетие, – ответил Грохан. Кресло под ним заскрипело, и раздался стук сапог. Ноэль отпрянул к стене, решив, что тот направляется в коридор, но шаги учителя уже изменили траекторию. Он просто ходил взад и вперед. Ноэль давно заметил, что именно это помогает Учителю собраться с мыслями. На занятиях он тоже, случалось, ходил туда-сюда, заложив руки за спину, пока объяснял материал или выслушивал сбивчивый ответ одного из учеников. – Почему я не могу разглядеть его душу?

– Ничего не понимаю, – пробурчал себе под нос Фурлих, и Ноэль еле расслышал его. – У любого смертного есть душа. Даже у того, кто владеет колдовством в совершенстве. Свою жизнь можно растянуть, но не обеспечить бессмертием.

Шаги прекратились, и в комнате воцарилось молчание. Ноэль подождал несколько минут, но ничего не происходило. Он аккуратно высунулся в узкий проем между дверью и косяком, чтобы посмотреть, что же происходит в кабинете.

Грохан стоял у камина, привычно заложив руки за спину, и не отрываясь смотрел на огонь. Его лицо было задумчивым и спокойным. Фурлих сидел неподалеку, в кресле, и терпеливо ждал, пока Грохан очнется, не решаясь подать голос. Наконец губы Грохана дрогнули.

– У смертного – да. У любого смертного есть душа. Возможно, в этом и кроется разгадка. Вероятно, Ноэль кто-то другой…

***

Ноэль стоял в громадном холле напротив двери, через которую им предстояло выйти в конце завершающего учебного года. Рядом с ней прямо в воздухе висели часы-луковица Грохана с огненными стрелками. Ноэль закрыл глаза и выровнял дыхание. Он старался сосредоточиться и не перескакивать мыслями с одного на другое. Ему нужно было время и знание. Знания и время. К своим семнадцати годам он ни разу не задумывался о том, что за сила заключена в нем, откуда она взялась и как именно ее можно использовать. Слова Грохана, услышанные прошлой ночью, не только ничего не прояснили, но и породили новый ворох вопросов.

Своих родителей Ноэль не помнил. Младенцем его подбросили на порог семьи Пибблс, и матушка, по словам ее супруга Карла Пибблса, ворча приняла вопящий маленький комок плоти, хоть лишний рот и был для них ощутимой обузой. Но о том, что он не имеет никакого отношения к этим людям, Ноэль понял еще до того, как ему исполнилось десять: уж больно ощутимой была разница между ним – ребенком с теплым оттенком кожи и почти желтыми глазами – и пухлыми бело-розовыми детьми Пибблс. Происхождение мало его беспокоило, однако теперь пришла пора задуматься, откуда же он родом и что он такое.

Ноэль глубоко вздохнул и почувствовал легкое покалывание в пальцах. Левая рука наливалась теплом и силой. Он приоткрыл глаза и медленно перевернул руку ладонью вверх. Над кистью бесшумно материализовался крохотный огненный шарик. Он парил в воздухе и постепенно разрастался, превращаясь в гигантский шар. Ноэль аккуратно подкинул светящийся шар в воздух, и тот с оглушительным хлопком лопнул. Взрывной волной Ноэля отбросило на пол, уши заложило, и когда он, протирая глаза, все же поднялся на ноги, все неуловимо изменилось. Вокруг стояла мертвая тишина – это остановились стрелки на часах Грохана, а прямо перед ним над дверью горела ярко-алым пламенем круглая сфера, внутри которой плавала перевернутая пентаграмма.

«Печать Грохана, – догадался Ноэль. – Но почему я раньше ее не видел?». Но все это было только началом, поскольку в следующую секунду тяжелые дубовые створки распахнулись, впуская в холл лунный свет и легкий теплый ветерок.

Ноэль как зачарованный стоял посреди холла, пялясь на распахнутую перед ним двустворчатую дверь.

– Если хочешь уйти, ты можешь сделать это прямо сейчас, – раздался за спиной спокойный голос, заставивший его подпрыгнуть. Он резко повернулся и увидел Грохана. Учитель стоял на нижних ступенях огромной лестницы, ведущей на второй этаж, и смотрел на него.

– Разве я могу пересечь порог? – спросил Ноэль и кивнул на алую светящуюся печать под потолком.

– Разве ты не видишь? – кивнул Грохан на открытый выход.

Ноэль подошел к порогу и осторожно высунул наружу руку. Конечность свободно прошла через дверной проем, не встретив никакого сопротивления. Ноэль аккуратно вышел на крыльцо и, постояв, вернулся обратно в холл. Его ничего не сдерживало.

– Но как, Учитель? – повернулся он к Грохану. – Ведь в прошлый раз, когда вы пытались вытащить меня отсюда, я застрял в дверях. Печать не пускала. Я это точно помню!

Грохан сделал несколько шагов и оказался рядом с ним.

– Именно потому, что я пытался сделать это против твоей воли. Это не было твоим желанием. Ты хотел попасть внутрь школы, но не желал ее покидать. Странно, но моя печать на тебя не действует. Точнее, тебе на нее плевать. Поэтому, как видишь, тебя ничего не держит.

– Хотите от меня избавиться? – догадался Ноэль, и его брови поползли вверх.

– Возможно, – не стал отрицать Грохан, коротко взглянув ему в глаза. – Иногда мне кажется, что это самое верное решение. Хотя ты слишком интересный материал для меня. Я, видишь ли, как и ты, любопытен. И главный вопрос, который меня интересует, зачем ты здесь?

Ноэль задумался. Не в его привычке было погружаться в себя и искать причины своих поступков. Он всегда действовал интуитивно.

– Подумай хорошенько, прежде чем ответить, – усмехнулся Грохан, наблюдая за ним.

– Я пришел за знаниями! – выпалил Ноэль через паузу.

– Все знать невозможно, – тут же с улыбкой возразил Грохан.

– Я хочу достичь совершенства в умении колдовать, – заново решился Ноэль.

– Лишь идиоты могут достичь совершенства, потому что совершенству нет пределов, – еще шире осклабился Грохан. Ноэль надолго замолчал.

– Я хочу понять, кто я такой, – наконец уверенно сказал он.

Брови Учителя чуть заметно дернулись вверх, и в этот раз Ноэль понял, что попал в цель.

– Ну что ж, здесь наши желания совпадают, – медленно произнес Грохан. – Я тоже хочу знать, кто ты такой.

– Я остаюсь, – озвучил твердо свое намерение Ноэль, и стоило ему произнести эти слова, как тяжелая дверь за ним оглушительно захлопнулась. Он оглянулся на печать, но она уже угасала, оставляя на поверхности слабый красноватый свет. Ноэль снова обернулся на Учителя и вздрогнул – в темноте глаза Грохана горели адским пламенем.

– Как хочешь, – сказал он мягко и внезапно весьма дружелюбно потрепал Ноэля по и так достаточно взъерошенным вихрам. Не успел Ноэль удивиться как следует, Учитель отвернулся и пошел вверх по ступеням, оставляя его одного.

Глава Четвертая,
в которой Ноэль пытается воскресить достопочтенного садовника Скотти Хивера, но вместо этого призывает нечто ужасное

– Морис, твои зубы стучат так громко, что мешают мне думать!

Ноэль наконец не выдержал и остановился прямо посреди крутой и узкой лестницы, чтобы отцепить от подола мантии пухлые скрюченные пальцы Мориса Кавилля, но это оказалось невозможно. Во-первых, одна ладонь была занята обычным смоляным факелом, с которого оплывало жидким огнем и все время норовило обжечь кожу, во-вторых, пальцы Мориса не иначе свело судорогой и разжать их одной рукой было немыслимо, сколь долго Ноэль ни пытался. Очень хотелось по-быстренькому сотворить заклинание-светлячок, чтобы не возиться с неудобным факелом, но Грохан с первых дней обучения ввел запрет на использование магии, если без нее можно обойтись, объясняя это тем, что на каждое магическое воздействие существует противовес и отдача в случае корявого ученического заклинания может быть самой неожиданной. Ноэля это дико раздражало, поскольку применять магию ему хотелось всегда и везде. Вернее, она из него так и выскакивала. Зачастую против его воли.

– Было бы чем думать! – не замедлило прилететь с пролета выше голосом Арчибальда Петеля. – Ноэль, ты со своим другом-затычкой перегородил всем путь, а вот не сказать, что нам всем тут охота оставаться.

Последнее заявление было чистой правдой. Процессия из тринадцати учеников, вооруженных факелами, растянулась на длинной и весьма неуютной лестнице, которая вела из холла школы куда-то глубоко вниз, в подземелье. При этом свет из холла уже не проникал, а конца спуска видно не было. Куда они идут, ученики тоже не знали, ибо герр Грохан не любил открывать рот, если только для этого не появлялась особая необходимость. На последнем занятии он сделал короткое сухое объявление, что вместо отхода ко сну всем ученикам вменяется собраться у двери под лестницей и ждать его распоряжений. Слухи об этой неприметной, низенькой двери, неизменно запертой на ключ, ходили давно и самые прескверные. Мрачный, худой как жердь и вечно молчаливый ученик Бармио Этель, питавший особый интерес ко всему потустороннему и изрисовавший поля учебников гробами всех мастей, уверял, что за ней длинная лестница, ведущая в катакомбы, и что ночью оттуда доносится вой и скрежет, с которыми мертвецы царапают деревянную створку в попытке выбраться наружу. Ему верили, ибо, во-первых, он был потомком рода чернокнижников, во-вторых, утверждать обратное достоверно никто не мог – сонный морок держал всех учеников в своем плену каждую ночь. Так что, проходя мимо злополучной двери, все как один воспитанники старались ускорить шаг.

– Ты тоже помираешь со страху, Петель? – огрызнулся Ноэль, продолжая по одному разжимать толстенькие, но чрезвычайно сильные пальцы друга. – Боишься, что тебя мертвяки сожрут?

– Мертвяки никого не жрут, – неуверенно подал голос Арчибальд Петель, – они просто противные и страшные.

– Еще как жрут! – мрачно обронил с нижних ступенек Бармио, которого в темный проем протолкнули первым в паре с самым сильным Ронни Кирриком. – Бабка рассказывала, что они выбирают самое вкусное. Сначала выедают глаза тем, кто на них смотрит, потом вскрывают когтями череп и высасывают мозги…

В этом месте крепко сбитый Ронни Киррик заметно струсил и схватился за стену.

– Во-во! И я говорю, Ноэлю волноваться определенно не с чего, у него мозгов отродясь не было… – начал было Арчибальд, но в этот момент остатки света, поступающего из холла школы, исчезли. Их заслонила чья-то огромная тень, и громкий голос из темноты гаркнул:

– Что здесь такое?!

От оглушительного визга у Ноэля заложило уши. Страшно ему не было, у него это чувство с лихвой заменялось неуемным любопытством. Уж больно интересно было поглядеть на мертвяков. Однако на всех остальных студентов было жалко смотреть. Морис от ужаса побелел, вывернул ему кисть и орал, не переставая. Арчибальд Петель, судорожно перебирая конечностями, старался залезть своему верному другу Маркусу Лидсею на руки. Громче и тоньше всех кричал шкафоподобный Ронни Киррик, при этом вжимаясь в стену так, будто возжелал пройти прямо сквозь нее. Сам Ноэль оступился и от неожиданности уронил факел, который ухнул в темный проем и мгновенно скрылся из виду, не давая и малейшего намека о том, где конечный пункт их путешествия.

– А ну прекратите немедленно!

Хлопок – и темный лестничный пролет осветился мертвенно-бледной сферой, плывущей над головой Грохана, так не вовремя вступившего следом за своими воспитанниками на лестницу. Он обвел взглядом их перекошенные ужасом физиономии и с выражением высшего презрения на лице закатил глаза вверх. У его левой ноги беззвучно тряс ушами от хохота Фурлих.

– Если через пять минут вы не спуститесь в нижнюю аудиторию, я всех без исключения превращу в мышей, – гробовым голосом пообещал Грохан, и конец его фразы потонул в топоте ботинок и общем сопении. Все без исключения в школе знали, что слов на ветер Учитель не бросает. В процессе экстренного спуска по крутой лестнице Ноэля пару раз ощутимо ткнули под ребра и наступили на край мантии, однако уже через несколько минут все тринадцать учеников, потирая ушибы и расчесывая царапины, собрались в небольшом круглом зале, куда привел их спуск. Было темно, ибо половину факелов они растеряли по пути, и гулко – похоже, помещение было не из маленьких. Ноэль, не удержавшись, тихонько затрубил себе под нос:

– У-у-у…

– У-у-у! – громко ответило ему эхо, отраженное от высоких стен и невидимого потолка.

– О-о-о, – развеселился Ноэль.

– О-о-о! – подхватило эхо.

– Петель дурак! – не выдержал Ноэль.

– Следите лучше за собой, молодой человек! – внятно отчеканило эхо голосом самого Ноэля, а ухо безобразнику скрутили железные пальцы герра Грохана.

– Сколько тебе лет, Ноэль?

Вопрос был риторическим и рисковал повлечь за собой долгую дискуссию, поэтому Ноэль решил дипломатично промолчать. Грохан тяжело вздохнул и, очевидно придя к тем же выводам, отпустил ухо мелкого паршивца. Вышел на середину учебного класса и щелкнул пальцами. Светящаяся сфера над его головой истаяла, зато на стенах одновременно зажглось с десяток светильников. Грохан прочистил горло и, махнув рукой куда-то себе за спину, произнес:

– Итак, позвольте представить вам достопочтенного Скотти Хивера!

Ноэль присмотрелся в направлении, указанном им, и вздрогнул. На небольшом постаменте посреди комнаты возвышался странный предмет, разрисованный веселыми цветочками и похожий на странную ванну на лапах-ножках, только почему-то накрытую крышкой.

– Гроб! – толкнул его в бок Морис и принялся снова выбивать зубами замысловатую дробь.

– Впрочем, называя этого господина достопочтенным, я сильно исказил действительность, – продолжал тем временем Грохан. – Несмотря на вполне мирную и даже очаровательную профессию садовника, Скотти Хивер был плохим человеком, что в итоге и привело его сюда, в эту аудиторию. Не правда ли, господин Хивер?

При этих словах крышка старинного замысловатого гроба с грохотом откинулась и из его пыльных недр появился мелкий, сморщенный, как сушеная слива, старичок. Его бледный, полуоблезший череп был покрыт истлевшими остатками волос, торчащими во все стороны перьями, и от этого он был похож на большого и сильно помятого птенца. Да и вообще, весь его внешний вид говорил о том, что господин Скотти Хивер находится в крайней степени раздражения. Он подергал коротким носом и вдруг неожиданно и как-то очень заковыристо чихнул:

– Апчхяу!

– Будьте здоровы, – вежливо ответило эхо, а все ученики как один попятились от страшного учебного пособия, однако визжать в этот раз никто не осмелился. Взамен все суетливо прятались за спины друг друга, подталкивая вперед тех, кто упирался слабее, и в конце концов Ноэля выпихнули-таки вперед, построившись за ним на манер свиной морды – треугольником.

– Опять, смотрю, привели своих оболтусов, герр Грохан, – Хивер поковырял в ухе коротким скрюченным пальцем, и оно незамедлительно отвалилось. Скотти раздраженно повел плечами и, после нескольких безуспешных попыток приладить ухо обратно, со всего маху запустил его в темный угол. – Будете учить покойничков оживлять?

Грохан кивнул ему, как хорошему знакомому, и повернулся к ученикам. Вперил в Ноэля немигающий взгляд и, тяжело вздохнув, пояснил:

– Господин Скотти Хивер – учебный труп, на примере которого я буду объяснять сегодня, как воскрешать из мертвых. Однако, прежде чем мы приступим к практике, я должен быть уверен, что все, что скажу сейчас, вы поймете и запомните на всю жизнь.

Пламя в светильниках качнулось, словно подчеркивая важность того, что собирался поведать Учитель.

– К оживлению мертвых прибегать стоит только в исключительно редких случаях, а лучше – никогда. Забирать мертвые души обратно из вечной тьмы очень опасно хотя бы потому, что вы никогда не будете знать, каким вернется ко свету тот, кого вы взялись возвращать, и какую плату вам придется за это отдать.

При этих словах даже Ноэль вынужден был признать, что его мороз по коже продрал. Однако предвкушение уже искрило на кончиках пальцев колкими иголками.

– А теперь приступим. Надеюсь заклинание, которое я задавал вам неделю назад, выучили все, – обронил Грохан. Скотти Хивер, заслышав это, успел деловито поправить ветхую подушечку в истлевших кружевах, как Грохан что-то пробормотал себе под нос, и ощипанный птичий череп послушно опустился в исходную позицию, а мертвец аккуратно сцепил небольшие ручки на когда-то нарядном камзоле. – А начнем мы с… – Грохан обвел всех глазами, задержался взглядом на Ноэле, но ткнул пальцем в бледного Арчибальда, – с Петеля.

Ноэль про себя облегченно выдохнул и посторонился, пропуская раздувшегося от гордости, несмотря на пугающие обстоятельства, Арчибальда. Грохан недоверчиво зыркнул на Ноэля, ибо не было случая, чтобы тот не рвался вперед всех, однако сегодня… Сегодня был именно тот день, когда Ноэль абсолютно забыл выучить заданное заклинание. А если точнее, он вообще не мог вспомнить, когда его задавали. У него были дела поважнее, но, к сожалению, к обучению они не имели никакого отношения. Он вот уже месяц решал загадку, каким образом столы в обеденной зале оказываются накрытыми к определенному часу. Его интерес носил чисто прикладной характер и конечной целью имел изъять из меню капустный суп, от одного запаха которого Ноэля начинало мутить вопреки вечному голоду. Учеба при таких обстоятельствах отошла на второй план, и теперь надо было как-то исправлять этот досадный промах.

Грохан подтолкнул Арчибальда Петеля поближе к гробу и кивнул. Ноэль навострил уши. Его расчет был прост: запомнить заклинание на слух, пока его будет произносить Петель. Однако в следующие же несколько секунд Ноэля ждало жесточайшее разочарование.

– Заклинание нужно творить так, чтобы оно было услышано только тем неживым объектом, который вы собираетесь возвращать к жизни, – объяснил Грохан. – Поэтому, произнося его, лучше склониться ниже и прошептать его покойнику в ухо. Громко и внятно стоит говорить только последнее слово: «Восстань!».

Ноэль скис. По виду Петеля было понятно, что тот вот-вот грохнется в обморок от перспективы приблизиться к старику Хиверу ближе чем на метр. А уж шептать что-то в сморщенные уши, одно из которых и вовсе отвалилось, явно было выше его сил. И все же Грохана ученики боялись больше всех существующих на земле ужасов. Поэтому Петель сглотнул и подошел к веселенькому гробу в цветочках. Зажмурил глаза, наклонился и что-то быстро зашептал. Ноэль подался вперед, но расслышал только «Соединись стихия Огня, Воды, Воздуха и Земли», а потом еще вроде как «даруй», да и то неточно. Он тяжело вздохнул и почесал отросшие патлы, поняв, что план не работает. Тем временем Петель выпрямился и с видимым облегчением произнес заключительное:

– Восстань!

Все замерли, однако ничего не произошло. Скотти Хивер лежал в прежней позе и, судя по отсутствию движений, восставать не собирался. Петель побледнел еще больше. Он был страшным снобом, но учеником – одним из лучших, и редко бывало так, что у него что-то не получалось.

– Попробуй еще раз, – разрешил Грохан и нахмурился.

Петель послушно наклонился к многоуважаемому трупу господина Хивера и уж было открыл рот, как…

– Бу! – подлый Скотти Хивер открыл глаза и резко выпрямился ровно в тот момент, когда лицо Петеля было на достаточно близком расстоянии, для максимального эффекта. Результатом этой искрометной шутки стал поистине девчачий визг практически всех присутствующих за исключением Фурлиха, Грохана, собственно Скотти Хивера и Петеля, который не издал ни звука. Вместо этого он закатил глаза и упал в обморок, нелепо взмахнув широкими рукавами мантии. Скотти Хивера это привело в неописуемый восторг. Он довольно закудахтал и захлопал себя ладонями по коленям.

– Господин Хивер, я бы попросил вас! – скривился Грохан, жестом показывая Фурлиху, чтобы тот занялся Петелем. Зверек деловито выудил откуда-то пузатую склянку, явно припасенную именно для таких вот случаев, и в воздухе поплыл какой-то резкий противный запах. Петель замычал и стал неловко загребать ногами, а Грохан, убедившись, что ученик в относительном порядке, вернул старого проказника Хивера заклинанием в исходную позицию и обвел сбившихся в плотную кучку учеников глазами. Ноэль поспешно вжал голову в плечи и постарался уменьшиться в размерах. Грохан вскинул бровь.