Князь Рысев 4

– Ты не лыбься, барин. Дело серьёзное.

– Кондратьич, скажи, почему ты решил пойти со мной? Я тебе ещё ничего и рассказать не успел, аты уже готов был из портков выпрыгнуть.

Он вновь остановился перед выбором. Воображение мне так и рисовало, что где-то в глубине седой головы старик стоит на распутье, но не желает расставаться с тяжким грузом.

Соврёт, понял я. По глазам, по жестам, по выдоху.

– Я же втянул тебя в это дело, барин. Кто б тебя надоумил на такую глупость, как к инквизаториям идти, кроме меня? Как есть, моя вина! – он стукнул себя кулаком в грудь. Что ж, объяснение как объяснение, ничем не хуже остальных…

– Девчонок я собрал. Майка с Алиской согласны, в этом никакой беды не было.

– Ну, вчетвером-то ещё куда ни шло, – старик приободрился. Я цокнул языком в ответ.

– Куда ни шло, только ни туда, куда следовало бы. Привратник требовал, чтобы с офицером было четверо.

– Ну, дела, барин, – было оживший на глазах Кондратьич чуть ли не сдулся, что воздушный шар. Я поспешил его успокоить.

– Всё в порядке, я уже нашёл пятого человека в нашу команду.

Старик словно на американских горках чувств ездил – его лицо вновь расплылось в тёплой, дружелюбной улыбке.

– Ну, барин, ну хват! – Он протянул мне руку, которую я пожал в ответ. – Ну так за чем же дело-то стало? Я б такую удачу водочкой с тобой отметил, да нельзя. И нету.

– Кондратьич, пятым членом нашей группы будет Менделеева. Катя Менделеева.

Мне подумалось, что сейчас старик встанет, ещё раз протянет мне руку, отзовётся в тон, что его зовут Кондратьич-Ибрагим Кондратьич, скажет привет и пожелает счастливо оставаться. У него лицо было таким, будто я над ним издевался. Да я и сам чуял себя никак не лучше.

– Я не дал ей ещё однозначного ответа. Майка будет против. Не знаю, как насчёт Алиски… Ты, как я вижу, тоже не в восторге.

Кондратьич сел, шмыгнул носом, потёр ладонями виски – словно от всех этих словесных прыжков у него жутко разболелась голова.

Что ж, прекрасно его понимаю. Он переместился со стула на кровать, грузно на неё сел.

– Ну, барин, ты даёшь. Сегодня с одной девкой кувыркаешься, завтра другую ищешь, третью пришибить из огненной палки хочешь, и вот тебе – уже назавтра та третья тебе отдаться хочет. Ты точно к инквизаториям за подтверждением рода ходил? Они, кривохвостые-то, тебя там исчо ничем другим не наградили?

Он немного поразмыслил, взвешивая все за и против. Он воспринял моё молчание за то, что я жду его совета. Что ж, он прав – совет мне сейчас был бы как нельзя кстати.

– А что Катька, что Менделеева? Плоха, што ли, девка, али как? Всяко какое лекхарство в той промгле сварит, аль исчо чавось-то, да выдумает, чи не?

– Я думаю, это вызовет конфликт.

– Конхликт. Ишь, демона какая, конхликт-то, раз вызывают. Прямо бис, не к ночи помянут. Ты что ж, барин, не знашь, что делать? Да вели ей маску, что рожу закрыват напялить, да немой притворится – чего нам там, до разговоров, думаешь, будет?

– А если она не согласится?

– Ну так и в самый срам её тогда, барин! Я одного солдатика знаю – молодой, безрублёвый. Насыпешь ему целковых шапку, так он хоть в кабак, хоть чорту в пятак. Ну? Не алхимик, конечно, но всяко человек знающий.

Я кивнул ему в ответ, принимая справедливость доводов. Что ж, если Катька и в самом деле хочет мне помочь, то согласится. Может не сразу, и придётся поуговаривать, но всё-таки…

В какой-то миг мне вдруг причудилось, что удача, хвост которой выскользнул из рук, вновь оказалась от меня в опасной близости.

А я ведь своего не упущу…

Глава 3

Пузатый бес смотрел на нашу компанию и давался диву. Наверно, на своём веку он уже успел повидать благородных офицеров, готовых спуститься-то, да в самые что ни на есть подземные глубины Петербурга, но столь разношёрстную компашку наблюдал впервые.

Майя была сама серьёзность и не находила себе места. Волнение заставляло её в сотый раз проверить содержимое своей сумки.

Я хмыкнул, вспомнив, что было, когда она проверила мою – и первым делом спросила, здоров ли я? Она видела возможным взять с собой армейские галеты, может быть, печенье – но пирожные и яблоки вогнали её в ступор. Я же не терпящим возражений тоном заявил, что так надо – как будто бы, ударься я в объяснения, она смогла бы их принять и осознать! Ей пришлось лишь недовольно пожать плечами и обиженно солгать, что если что – она своими запасами со мной делится не станет.

Алиска была куда как равнодушней. Спокойство царило в её мятежной душе, давая возможность созерцать красоту утра. Беззаботно она смотрела на невесть откуда взявшуюся, да посреди осени бабочку, ритмично размахивая хвостом. Звериная натура звала её поймать порхающую негодницу, но она чудом держалась.

Явилась вместе со своим многострадальным пылающим клинком, даром дома Тармаевых. Бес смотрел на неё пуще остальных – он не знал, что же конкретно его смущает? То ли девчонка-велес, к которой благородные относятся на равных, то ли её наряд горничной.

Я склонялся ко второму и тоже был удивлён. Значит, яблоки с пироженками в душе Майки пробуждают смятение, а вот то, что её личная телохранительница вырядилась так, будто собирается учинить в подземелье генеральную уборку – даёт ей повод считать, что всё хорошо?

Но спорить не стал. На моей памяти именно Алиска завсегда не то что просто знала, а бесконечно была уверена в том, что делает.

Кондратьич выглядел зерном здравомыслия, за что получил от пузатика одобрительный взгляд. Немного битая молью солдатская форма, вещмешок, винтовка и кортик – он словно в одиночку готов был зачистить то, на что нужна троица сопливых детишек во главе с офицером.

А ещё он разбавлял бабский состав подобранной мной команды, ведь замыкала нас Катька.

Майа едва ли не носом чуяла присутствие в нашем стане не просто соперницы за моё кроватное время.

Она чуяла в ней непримиримого врага. Кондратьич оказался прав со своей выдумкой – по легенде перед нами стояла не дочь рода Менделеевых, второй пятый алхимик всей страны, а немой чумной доктор родом из Германии. Маска успешно скрывала её лицо от любопытных взглядов. Вранье о том, что она прячет от чужих взглядов страшный химический ожог только раззадоривало злость Майки – как и всякая женщина, она чуяла подвох. Где-то внутри её темноволосой головы бродили вопросы: где и как я отыскал эту бродяжку?

Алиска испытывала к ней только естественное для неё любопытство. Я вздрогнул, когда заходили ходуном крылья носа девчонки-велеса, прикусил язык. Уж кого-кого, а зверя обмануть невозможно!

Лисица же лишь пожала плечами, не проявив к новенькой должного интереса.

Катька прятала в себе всё, что только могло выдать в ней Менделееву. Белые волосы лежали под капюшоном, стянутые в хвост. Кожаная маска с непрозрачными линзами очков выглядела жутковато и немного нелепо. Словно желая скрыть в ней алхимическое начало, девчонка не нашла ничего умнее, как наклеить на неё невесть откуда раздобытые гайки и шестерни.

Словно она желала подчеркнуть механическое начало своей натуры.

Насколько у неё получилось не знаю, знаю только то, что мне стоило немалых усилий убедить её на этот маскарад. Нутро подсказывало мне, что однажды всё тайное становится явным, опыт вторил, но я не слушал.

Словно в спину меня толкало отчаяние, вкрадчиво убеждая, что главное – попасть внутрь, а там хоть пото…

Я прикусил язык, вспомнив, чем обычно для меня заканчивается неосторожность в словах. Нет уж, дудки, давайте в этот раз без этого, ага?

– Показывай! – велел мне пузан, а я часто заморгал глазами. Какого лешего этому чёрту от меня ещё требуется? Всех, кого надо я притащил, так какого ж рожна?

– Сумку показывай. Готов ли?

Я недовольно забурчал, скидывая котомку с плеч, дьявол же никак на это не отреагировал. Зажжужала растёгиваемая молния-застёжка, распахивая набитое нутро моей сумки.

Дьявол рылся в скромных пожитках, словно в своей сокровищнице. Майка уже хотела сделать ему замечание: её возмущению не было предела! Она нормально относилась к обычному люду, но что этот простолюдин себе позволяет так нагло рыться в чужих вещах?

Чую, в будущем таможня сильно разочарует огненную дочь Тармаевых.

Страх ёрзал во мне ужом, намекая, что бюрократию точно придумали посреди дьявольского пиршества. Что ты будешь делать, если он вдруг вспомнит, что для прохода требуется разрешение пятого заместителя помощника главной канцелярии за подписью пяти его начальников? Развернёшься ко всем собравшимся, разведёшь руками, извинишься и скажешь, что ошибочка вышла?

Если Сатана и жаждал меня унизить, то способ он выбрал наимерзейший.

– Это вот… – руках толстяка боками зеленело сочное, готовое хоть щас, да в фруктовый салат, яблоко. – Это вот что? Для чего?

Глаза Майки вспыхнули едва ли не злорадством. Словно где-то в недрах души она уже который год мечтала выдать женское и сакраментальное – я же говорила!

– Яблоко, – я старался звучать как можно более невозмутимо. – Оно… восстанавливает ману.

– Ишь ты, – одобрительно буркнул он, и тотчас же ткнул когтистым пальцем в свечи. – А это?

– Свечи. Магические, если освещать путь перед собой. И анальные, если ты не закончишь расспросы.

Он мерзко загоготал моей шутке и махнул рукой.

– Вижу теперь, что хучь в чём, а шаришь, людина. – Он встал на цыпочки, чтобы дотянуться до самого моего уха, вкрадчиво зашептал. – Будь у тебя уровень повыше, я пустил бы тебя сразу. Таких как ты смельчаков в этих кущах сгинуло – на три преисподних хватит. Но ты послушай моего совета…

Слушать советы самого дьявола – я уже чую, как начинают пригорать афедроны всех святых. Интересно, что по этому поводу сказала бы Славя?

Я не знал, чем обмолвилась бы ангел, ведал лишь о том, что иногда лучше послушать того, кто говорит – выводы-то я всегда сделать успею.

– Там, в туннелях, тебе встретиться всякое. Разумное и не очень. Воспринимай всё, как данность. Найдёшь деньги – не береги, будет возможность – трать.

– Хорошо, только открой мне ещё одну тайну – откуда в тебе такое человеколюбие проснулось?

Он хмыкнул, потеребил затылок, после же поморщился, плюнул себе под ноги.

– Скажешь тоже! Человеколюбие! Моя б воля, так я тех эксплуататоров, что ты с собой приволок прямо тут и в котел, грешатам на потеху. Но ты-то хучь наполовину, а наш!

Вон оно чё…

А я уж как будто бы и стал забывать, что наполовину полудемон. Хоть только родство с ними меня в последнее время из всяких задниц и вытаскивало.

– Ну, чего встали? – недовольно зарычал он на остальных, гремя связкой ключей. Их на кольце висела разве что не добрая сотня.

Я смотрел на то, как приоткрываются ржавые ворота с каким-то непонятным мне самому неописуемым трепетом. Наверно, почти то же самое я ощущал, когда подростком в линяге заходил в первый свой данж.

История повторялась, только обстоятельства теперь иные. Вместо персонажа я сам, вместо урона – настоящие кровь, боль и синяки. А хилера, готового вытащить назад в бренную тушку даже с того света, не завалялось.

На миг, время передо мной застыло, а меня самого охватил паралич. Перед глазами потемнело.

Ясночтение вспыхнуло интерфейсом перед моими глазами, взрезая повисшую мглу. Меня приветствовало небольшое окно. Скупо, словно его писали в канцелярии, сообщение носило предупреждающий характер. Мироздание защищалось от моих нападок, а потому было строго по определению. Не желая тратить лишних слов, оно немо вещало, что в моей компашке подобраны бойцы не единого уровня, а потому скалирование противников будет отключено. Словно у меня был какой-то выбор, мне, наконец, представили возможность, как офицеру с особым, подстроенным под систему даром, осмотреть своих подопечных и не очень.

Тут в пору было присвистнуть и задуматься над тем, что не было никакого попадания в тушку князя Рысева. Пихнули сознание умирающего меня в капсулу виртуальной реальности, и привет!

Здравый смысл желал цепляться за остатки здравомыслия, выстраивая возможное из невероятного. Я бы покачал головой, вернись ко мне возможность двигаться. Сарказм беспощадно жалил меня колкостью замечаний – ага, блин! Первый парень на деревне, только на одном тебе такие эксперименты и ставить, чего уж там! Других-то людей в мире попросту не было…

Я отвечал, что, может, всё оно и так, но ведь почему-то же выбрало мироздание меня, чтобы швырнуть в эту альтернативную клоаку?

Глас мудрой черепахи-сенсея из одного популярного мульта спешил заявить, что случайности – они того самого, не очень-то уж и случайны.

Я отмахнулся, решив оставить поток этих мыслей на потом. Может, все это просто связано с моим даром и ничего больше – не зря ж его Кондратьич придурью считал.

Первым делом я решил взглянуть на то, чего умели мои девчонки. Заодно и Кондратьича на этот предмет "пощупать" – сдавалось мне, мастер-слуга горазд не только шашкой махать да из стрелялы стрелять.

У Майки ветвь и в самом деле раскидистая. Несколько очков способностей не были распределены. Я бы на ее месте взял огненное дыхание – завсегда приятно, лишившись оружия, воздать поганцу просто разинув рот в окрике.

Неправильно проведённый ритуал на монете по прежнему отражался на её характеристиках, откушав едва ли не добрую треть маны. Майка-то, выходит, у нас пока что, волшебный инвалид: дебафф ослабления обещал исчезнуть через добрых полтора месяца.

Я попытался помочь Тармаевой и выбрать за неё способность, но интерфейс мягко намекнул мне, что я не могу принимать подобного рода решения за тех, кто не является моим подопечным. Что ж, как только у меня появится лицензия, да не на кровнорождённого прислужника, я сделаю ей предложение влиться в ряды моей крохотной армии. Я предчувствовал, что её согласие принесёт больше проблем, чем выгоды, но в своём решении был твёрд.

У Алиски всё было не хуже, а я бы даже сказал, лучше. Она успела с момента прошлой проверки подрасти на целый уровень. Способности она будто выбирала по наитию, решив, что все остальные ветки, кроме боевой звериной – хрень, а потому вложила полный максимум именно туда.

Кондратьич был крут – просто крут. Описание гласило, что бывший солдат давно сменил свой класс на мастер-слугу. Он сохранил часть умений из боевого прошлого, но сейчас они получали огромные штрафы – и за несоответствие классу, и за банальнейшую старость.

Менделеева почти толком ничего и не умела. Впрочем, её пассивки говорили об обратном. Любительница смешать на ночь пару-другую ядовитых коктейльчиков имела хорошую сопротивляемость ядам. Надо будет обязательно запомнить. Ну а уж про возможность хлестать один эликсир за другим без видимых вредоносных последствий я уже имел честь лицезреть воочию. Не хотелось бы доводить её до того, чтобы она обращалась в гигантского монстра – тогда весь маскарад сразу потеряет смысл.

Пока что она одна единственная виделась мне пятым колесом – что-то мне подсказывало, что полчища крыс, коих она запросто обращала в своё орудие, нам попросту не попадутся.

Я выдохнул, когда интерфейс предложил схлопнуть окно и повиновался – не вечность же так торчать? Напоследок он предупредил, что у меня не будет возможности покинуть подземелье без последствий. Долг будет считаться невыплаченным, обещание – нарушенным. Биска, наверно, из своего небытия поглядывала на меня и потирала ручонки. Обращаться из её офицера всего лишь в игрушку, лёгкое развлечение мне хотелось меньше всего. Это сейчас, пока я не в её лапах, она относительно благожелательна – но в какую фурию обратится потом?

Даже думать не хотелось.

– Федя? Ты идешь? – Майя выглядела взволнованной, я часто заморгала глазами в ответ. Ещё мгновение назад они стояли застывшими истуканами, а теперь вновь пришли в движение. Мне казалось, что с того момента прошла целая вечность. Я качнул ей головой в ответ, сделать первый шаг показалось до бесконечного трудным.

Словно я обязательно должен был упасть.

– Ты просто… встал, когда открылись двери, – на мордашкн Алиски тоже отразилось беспокойство. Менделеева лишь тяжело дышала.

– Всё в порядке. Я лишь задумался на мгновение. Идём.

Грязь хлюпала под моими ногами. Вперёд выбился Ибрагим, тут же ответил на немой вопрос – солдат завсегда должен вышагивать впереди офицера. Иначе кто будет командовать, если он угодит в первую же попавшуюся ловушку?

Словно подчиняясь правоте его слов, девчонки поспешили меня обогнать.

Вниз вела бесконечно длинная лестница. Голодная тьма облизывалась – словно желала, чтобы мы потерялись в её чреве.

Кондратьич не доверял волшебным свечам, извлёк из своей сумки фонарь. Чиркнула спичка – старик поджёг лампадку внутри стеклянного ящика и тут же закурил свеженабитую трубку. Майка не стала лишний раз извращаться, создала огненного птенца. Этот был размерами куда меньше того, что она создавала в аду – воробей на его фоне мог бы почуять себя накачанным гигачадом.

Я вздохнул, в очередной раз вспомнив о Нэе – малышка бы была здесь очень кстати.

– Не вешай нос, барин, – подбодрил меня Кондратьич, чуть обернувшись через спину. Винтовка хлопала его прикладом по ягодицам, сам старик в руке сжимал кортик – словно ожидал скорой опасности.

– Федя, как думаешь, это зло… Что за зло может быть в этих туннелях?

Майка касалась рукой влажных, успевших позеленеть стен. Наши шаги гулким эхом разносились по округе, тишину разрывали мерно капающая с самого потолка вода.

Словно желала спросить: ну-ка, ну-ка, что ты там говорил про потоп, а?

– Не знаю, – честно признался я.

– Чудовище, – тут же нашлась Алиска. Её жёлтые глаза хищно горели в темноте – в отличии от нас ей вовсе не требовались фонари с магическими заклятьями; прекрасно видела и так.

Я ждал, что на нас ворохом бросится стая летучих мышей, но те, кажется, предпочитали места поспокойней.

Алиска не унялась и продолжила.

– Чудовище, конечно же. Раз зло – значит чудовище. Так в сказках всегда было.

Хвостатая велес удостоилась от меня удивлённого взгляда. Уж от выросшей среди улиц Петербурга я меньше всего ожидал подобной наивности, а вон поди ж ты…

В голове, вообще-то, крутились догадки о том, каких тварей мы могли повстречать в этом подземье.

На ум первым делом шли ангелы. Детей Бога дьявол первым делом назовёт самым злым злом из зла. Да и учитывая, что высокотехнологичные крылачи, по примеру Слави, обожают подземные переходы, лаборатории и залы…

Кондратьич вдруг встрепенулся, предупреждающе поднял указательный палец, заставляя нас на миг, но остановиться. Лишь Катька не успела среагировать, врезалась в Майкину спину – девчонка тут же сморщилась от неприязни.

– Тихо! – шепотом затребовал старик. – Слышите?

Мы все обратились в слух. Майк аотрицательно покачала головой – ей не удалось уловить ничего. Я был с ней полностью солидарен, Менделеева лишь пожала плечами.

А вот остро торчащие ушки лисицы напряглись – на пару с Кондратьичем им открылись тайны сей местности.

– Оружие… к бою! – Кондратьевич гаркнул так, что я первым делом схватился за клинок, второй рукой потянулся к покоящемуся в кобуре Подбирину – уж не знаю что там, но стрелять я буду чем придется. И простым свинцом, и заклинаниями…

Огненный птенец вскрикнул, словно предупреждая нас об опасности, метнулся в руки к хозяйке, тотчас же принимая форму огненного копья.

Распахивая землю, вращаясь словно бур, из под земли выскочил малорослик. В нём едва ли был метр росту, но красные, полные ненависти глаза, зловеще сверкающие во тьме не обещали нам ничего хорошего. В руках он стискивал подобранный ему по росту топорик.

Я выстрелил первым – Подбирин плюнул горячим свинцом в тварь. Скалившее клыки чучело подпрыгнуло, будто от удара, шлёпнулось о стену. Прижимая четырёхпалую лапу к ране, он захрипел.

Разведчик, подсказало мне ясночтение. Гмур-разведчик.

Ничего, говорил вид умирающей твари – я правда разведчик. А вот остальная армия уже не за горами…

Глава 4

Они вынырнули из своих укрытий все и сразу. Земля распахивалась, выпуская мелких засранцев наружу. Один, другой, третий – я успел их насчитать два десятка. Словно грешата в преисподней, сейчас они жаждали взять нас количеством. Катька юркнула в сторону, встретила оказавшегося рядом с ней гмура хорошим пинком. Ибрагим подцепил подброшенного ей противника кортиком, располовинил его мощным ударом.

Алиска, словно только и ждавшая подобной стычки, широко расставив ноги, раскачивая хвостом, словно дубиной, разила их размашистыми, широкими ударами.

Пятёрка гмуров нашли свою гибель в первые же мгновения боя. Быстро сообразив, что давно проверенная тактика дала сбой, они решили отступить. Переваливаясь на коротеньких ножках, они нелепо пытались скрыться за спинами стрелков. Те, в свою очередь, будто крайняя линия обороны, целили в нас из самострелов.

Залп был неизбежен.

– Майя, огненную завесу! – Кондратьевич оказался в деле командования проворней меня. Глаза старика вспыхнули давно утраченным огнём молодости. Тн словно вернулся на поля победных боёв – и сами черти не в силах его оттуда вытащить. – Алиса, не подпускай их к Тармаевой!

Огонь столпом поднялся из земли, слизнув только что выпущенные в нас снаряды. Словно подстраиваясь под приказы старика, Катька сорвала из своих запасов шар бомбы.

Мячом он покатился к ним, выпуская из себя едкий, ядовитый дым. Метнувшиеся к нам обратно гмуры быстро нашли свою смерть. Алиска отбила две атаки – её клинок был юрким и тяжёлым, каждым блоком она выбивала маленьких противников из колеи. Не давая им возможности отскочить, она била в ответ. Лезвие вспарывало коротышек, заставляя их замертво падать наземь. Кондратьич, вскинув винтовку, снял невесть откуда взявшегося чародея – в капюшоне и с посохом, он стремился одарить нас парой-другой неприятностей.

Оставшихся добила Майя. Пламя с ее рук, словно плеть, змеёй метнулось к ним, обвиваясь вокруг коренастых тел. Несчастные вспыхнули живым, огромным кострищем. Не желая слушать их завывания, я подарил несчастным быструю смерть от моего клинка.

Первый бой прошёл накоротке и завершился едва успев начаться. Мы тяжело дышали – все, кроме Кондратьича. Старый солдат будто всю жизнь только и делал, что сражался – что ему такая мелочь?

Только на разогрев.

– Чудовища, – Алиска подошла к покойному коротышке, поддела его носком ботинка, одарила лёгким пинком.

– Что это за хрень только что была?

– А сам-то чай не видишь, барин? Гмуры здесь. Мне-то думалось, их из городов повывели, ан нет…

– Я немного о другом, но ладно. Что это за гмуры и с чем их едят?

Алиска тотчас же подошла ближе – мёртвые тела её больше не забавляли.

– Чудовища это, – хвостатую будто переклинило, и она готова была повторять одно и тоже до бесконечности. – Жрут целую прорву. Детей воруют. Всё воруют.

Она разом помрачнела, вернувшись глубоко в какие-то свои воспоминания. Кондратьич лишь пожал плечами – он-то про эту чудь только из деревенских страшилок и слышал.

– Их хучь где полно. В сёлах-то, что ближе к каким шахтам так и вовсе пруд пруди. Ты вот что, барин, на пару слов.

Я глянул, что делают девчонки – Алиска сверлила мелких поганцев взглядом. Дали б ей возможность убить их ещё раз – и она не преминула бы воспользоваться. Майя тушила порождённое ей же пламя, сочиняла из маны свежего птенца.

И бросала взгляды на алхимичку, полные отвращения. Не ведая уважения к мёртвым, она обыскивала их крохотные сумчонки, будто там в самом деле могло быть хоть что-то полезное.

Я последовал за стариком – мы скрылись с ним от девчонок буквально всего в десяти шагах. Мгла, трусливо бегущая от нечаянных потоков света, спешила пожрать всё и вся. Я повторял самому себе, что мы всего лишь в десяти шагах друг от друга, но я едва видел созданный Майей осветительный огонь. И ничего не слышал из их тихих, но разговоров – будто мрак уплетал за обе щёки и звуки тоже.

Старик прочистил горло, поставил фонарь наземь. В воздухе тотчас же завоняло его только что раскуренной трубкой – будто Ибрагим жить не мог без горстки табаку.

– Ты не удивляйся, барин, что я так резво приказывать начал. Виноват, забылся, каюсь.

– Если бы не ты, – ввернул я, встав на его защиту перед ним же самим, – Нас бы уже могли доедать.

Я, конечно, преувеличивал, но недооценивать внезапность атаки было нельзя.

Старик лишь махнул рукой.

– Пустое, барин. Не я б, так Алиска твоя их услыхала бы. У неё, знашь ли, не токмо сиськи большие, уши ещё зверины есть.

Я кивнул. Кондратьич тяжело выдохнул, будто всё это время держал усталость в себе. Я видел, что его нечто гнетёт, в чём он никогда бы не признался и под страхом смерти.

Но со мной и сейчас он пошёл не просто так – словно этим походом желал себе искупления.

– Ты ещё молод, барин, зелен. Ты не серчай, как есть говорю. Чему вас там за месяц-то могли научить? Дай боже, если из винтовки давали стрельнуть, да, прости господи, какой-нить ерунде – кто кому сват-брат, да как низко кланяться, сколь высоко подпрыгивать учили. Опыта-то у тебя ещё боевого – что с гулькину дульку.

Я слушал его внимательно. Старик выдохнул, покачал головой.

– Ты поактивней, барин. Ты ж всяко завсегдась решения принимать горазд. Где у кого задины горят, так все сиднем сядут, а ты за водой побежишь. Нахал к девке полезет – любой мимо пройдёт, а ты разве что не из еёйных портков выпрыгнуть готов, зуботычиной поганца наградить.

– Скажешь тоже, – буркнул я ему в тон, словно обратился в ворчливого старика. – Это когда сам себе велишь, всё просто. Другими управлять не так уж и задорно получается.

Кондратьевич же лишь развёл руками – мол, учись, дружочек, ничего иного-то не остаётся. Назвался офицером – вот и дуй…

– Ты за девчонками своими приглядывай барин. Присмотрись, кто где и в чём хорош. Они-то у тебя и сами не промах – помнишь, как нас тогда всех с Алиской похитили? Так она ведь чуть ли не раньшее тебя-то освободилась. Да, без тебя ей бы там не управится, но ты и сам видал. Ты командуешь людьми-то живыми, но они всяко люди. Кто в штаны напрудит, а кто с геройским оревом и на редут прыгнет. А ты словно пловец должен быть. Приказывай, распоряжайся, ищи. Понял?

Я кивнул. Оставалось только гадать, где же сам Кондратьич почерпнул эти мегазнания? Он, конечно, солдат и много войн прошёл, но…

Старик отошёл, держась за склизкую стену. Отдернул руку, с отвращением вытер её о штаны – хоть сколько-то беречь одёжку он даже не собирался. Кто ещё знает, когда и какими мы отсюда выберемся?

Мне в какой-то миг показалось, что все это не взаправду. Подземелье, словно в компьютерной игрушке? Повышение уровня, характеристики. Туннель-под-мостом.

Мыслями я как будто был далеко отсюда – так маленький ребёнок, рано проснувшийся и усаженный родителями в машину попросту не осознаёт, что впереди – едва ли не дорога длинной чуть ли не в целую жизнь. В деревню, на почти тот же самый срок, только в десятка три-четыре больше.

Я думал, что неделя заканчивается, что выходные, в которые мне следовало бы спать, предаваться чтению, отдыху и набитию желудка, вот-вот закончатся.

А в понедельник маячила практика.

Даже не знаю, как бы оправдывался перед друзьями, что её не прошёл. С знаком-то подопечного на руке и не пройти практику…

А после должна была случиться дуэль с Орловым…

– Стар я стал, барин, – словно оправдываясь, вдруг заговорил Кондратьич. – Стар, слаб и глуп. Помру я, чую…

– Да Бог с тобой, Кондратьич! – Я возмутился его словам точно так же, как возмущался на такие же заявы, озвученные бабушкой в которую сотню раз.

Ибрагим же, казалось, меня не слышал.

– Помру, а неохота, веришь? Детей не нажил, да вы мне за них были. Думал, благородные пострелята той ещё скурвой быть должны, а вы ничего вышли. Ты-то вот в особенности. Хотел бы посмотреть, как у вас там всё дальше-то выйдет… Деток ваших понянчить. Понимаешь, барин?

Я понимал, но ничего ответить не мог. Внезапная откровенность Кондратьича никак не шла из головы – да что это вдруг на него такое нашло? А, может быть, наш вчерашний разговор его сподвиг?

Возвращались в полной тишине.

Менделеева тут же поспешила показать мне свою добычу – несколько кривых, разве что отдалённо напоминающих круг, монет. Примитивная чеканка, почти никакущая шлифовка – не подскажи мне Кондратьич, что это деньги, я бы ни в жисть не догадался.

– Деньги? И какой они ценности?

Мне на миг представилось, что я беру эту кривоту и выкладываю на стол перед буфетчицей в ожидании пломбира.

Мне сразу по голове стукнут или потом?

Ясночтение рядилось в одежки Чипа с Дейлом и спешило на помощь раньше остальных.

Монеты гмуров, окрестила оно добычу. В голове раздался металлический звон, интерфейс услужливо отметил, что в этой области я стал богаче ровным счётом на пятнадцать монет.

Я пожал плечами – пока на них нечего купить, а я не вижу цен, то хрен знает, какое сокровище свалилось мне на плечи

Старик в ответ лишь развёл руками.

– Ну, барин, и вопросики у вас! Кто ж его, кроме этих мохноногих, про ценность-то ведает? Но я б на вашем приберёг – это там, наверху, за них только под глаз дадут, да и то не за спасибо. А здесь, всяко может статься, чего полезного приобрести получится.

Я кивнул, вспомнив про наставление пузатого беса там, ещё у самых ворот. В конце концов, от меня не убудёт.

– Ну, идём? – Алиске наши счёты-переподсчёты были побоку. В юной девичьей душе жила жажда сражений, битв и приключений. Недовольная нашей задержкой, она как будто бы спрашивала – я что, зря сюда пошла?

Мы выдвинулись дальше.

Служка дома Тармаевых теперь была настороже. Где-то внутри неё самой зрел личностный бунт, самоедство грызло все остальные мысли в рыжей головке, не забывая укусить упрёком – это как понимать? Клинок достала позже, чем эти твари появились – а ведь слышала! Слышала!

Что-то мне подсказывало, что у Алиски к этим самым гмурам есть не одна претензия.

У меня же к ним был вполне естественный интерес. Ладно там ещё, в самой культурной столице, несмотря на все колдунства, не придумали, как от крыс избавиться. Нет достаточно хорошей отравы, плохо работает дератизация, местные домоправители, несмотря на торжество прогресса, просто ещё не сумели наладить работу. В конце концов, против лично Катька Менделеева и мелкие разносчицы чумы под её личной защитой, черти бы со всеми ними. Но гмуры?

На моей памяти человек завсегда спешил изжить ближнего своего, кто хоть в чём-то, да отстаёт в развитии, технологиях, да бог весть по каким ещё сверх важным причинам. Но гмуры-то и вовсе какие-то подземные гоблины, прекрасно чующие себя в туннелях фиг знает какой длины и прямо под городом. И их не истребляют, не трогают, позволяют жить себе вдосталь и вдоволь, позволяя нападать на забредающих в их покои людей?

Да уж, явись сюда не я, а работник Рен-ТВ – так обкончался бы от радости. Шутка ли – целый подземный город хрен знает кого! Это ж сколько мифологических спекуляций можно наворотить?