Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов

Действие второе

Сцена 1

Патриции столпились вокруг Кассия.

1 – й п а т р и ц и й. Он оскорбляет наше достоинство.

М е р е я. Уже три года.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Смеётся над мной, называет милашкой.

М е р е я. Три года!

1 – й п а т р и ц и й. Отправляясь в загородную прогулку, заставляет нас бежать за носилками.

2 – й п а т р и ц и й. И при этом говорит, что бег укрепляет здоровье.

М е р е я. Целых три года!

С т а р ы й п а т р и ц и й. Это непростительно!

3 – й п а т р и ц и й. Этому нет оправданий!

1 – й п а т р и ц и й. Патрикий, у тебя он конфисковал имущество; у тебя, Сципион, убил отца; у Октавия отобрал жену и отдал её в публичный дом; у тебя, Лепид, казнил сына. Довольно терпеть! Лично я сделал свой выбор. Довольно колебаться между риском опасности и этой невыносимой жизнью в бессилии и страхе.

С ц и п и о н. Убив моего отца, он сам сделал выбор за меня.

1 – й п а т р и ц и й. А вы? Решаетесь или нет?

3 – й п а т р и ц и й. Мы с тобой. Он отдал наши места в цирке плебеям.

Что может быть унизительнее?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Какой подлец!

2 – й п а т р и ц и й. Циник!

3 – й п а т р и ц и й. Комедиант!

С т а р ы й п а т р и ц и й. Импотент!

4 – й п а т р и ц и й. Целых три года!

Патриции потрясают оружием. Падает факел, опрокидывается стол. Патриции устремляются к двери.

Неожиданно входит Кассий.

Сцена 2

К а с с и й. Куда это вы так спешите?

3 – й п а т р и ц и й. В императорский дворец.

К а с с и й. Понятно. А почему вы решили, что вас туда пустят?

1 – й п а т р и ц и й. Мы не собираемся спрашивать разрешения.

К а с с и й. Ого, какие храбрецы! С вашего разрешения, я присяду.

Дверь закрывается. Кассий подходит к опрокинутому столу и садится на край. Патриции возвращаются к нему.

К а с с и й. Не так всё просто, друзья, как вы думаете. Страх, испытываемый вами, не заменит мужества и хладнокровия. Зря вы спешите.

3 – й п а т р и ц и й. Если ты не с нами, лучше уходи, но придержи язык.

К а с с и й. Пожалуй, я – с вами, хотя у меня для этого свои причины.

3 – й п а т р и ц и й. Хватит болтать!

К а с с и й (поднимается). Согласен, хватит. И всё же я хочу внести некоторую ясность. Я – с вами, но не за вас. Ваши взгляды мне чужды. Вы не сумели распознать своего настоящего врага и приписываете действиям Калигулы ничтожные мотивы, тогда как они великие. Следовательно, вы торопите свою смерть. Попробуйте увидеть его таким, каков он есть, тогда вы сможете с ним бороться.

3 – й п а т р и ц и й. Мы видим этого безумца и тирана таким, каков он есть.

К а с с и й. Отнюдь. Нам ли не знать, что такое безумный тиран? А Калигула далеко не безумен. Он знает, чего хочет – и за это я ненавижу его больше всего.

1 – й п а т р и ц и й. Он хочет нашей смерти.

К а с с и й. Ошибаешься, для него она – дело десятое. Он поставил свою власть на службу более возвышенной и губительной страсти, он угрожает тому, что для нас является главным. Мы не впервые наделяем человека неограниченной властью, но впервые она направлена на неограниченное отрицание человека и мира. Вот что меня в нём страшит, вот с чем я хочу бороться. Лишиться жизни – пустяк, и если в этом будет необходимость, я отдам её, но видеть, как исчезает основа нашего существования, сам смысл жизни – вот что невыносимо! Жизнь должна иметь какой-то смысл.

1 – й п а т р и ц и й. Найдём его в мести.

К а с с и й. Я присоединяюсь к мстителям, но не для того, чтобы рассчитаться за ваши крохотные унижения, а для того, чтобы воспротивиться великой идее, победа которой равносильна концу света. Я могу допустить издевательства над вами, но не допущу, чтобы Калигула полностью реализовал свои замыслы. К несчастью, его философия, которая превращается в трупы, логически безупречна. Но если её невозможно опровергнуть, остаётся одно: уничтожить!

3 – й п а т р и ц и й. В таком случае, к делу!

К а с с и й. Действуя в лоб, Калигулу вряд ли уничтожить, поскольку сейчас за ним – сила. Для успешной борьбы с тиранией нам придётся соединить хитрость с бескорыстной ненавистью. Будем подталкивать его в нужную сторону и ожидать, когда его логика превратится в безумие. Но повторяю: я – временный попутчик. Я не собираюсь защищать ваши интересы, поскольку хочу лишь одного: вернуть миру покой. Не тщеславие заставляет меня действовать, а вполне естественный страх перед его нечеловеческим восторгом, для которого моя жизнь – ничто.

1 – й п а т р и ц и й (приближаясь). Кажется, я тебя понял. Или почти понял. Главное, однако, то, что ты, подобно нам, считаешь основы нашего общества подорванными. Надеюсь, все согласны с тем, что это вопрос первостепенной важности. Семья разваливается, уважение к работе исчезает, народ богохульствует. Добродетель призывает нас на помощь, неужели мы не откликнемся на её зов? Патриции, разве вы согласны ежедневно бегать за носилками Калигулы?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Слышать, как вас называют милашкой!

3 – й п а т р и ц и й. Отдавать ему своих жён!

2 – й п а т р и ц и й. Детей!

М е р е я. Деньги!

3 – й п а т р и ц и й. Нет!!

1 – й п а т р и ц и й. Кассий, ты превосходно всё объяснил. И правильно сделал, что успокоил нас. Действовать ещё рано: народ пока против нас. Будем дожидаться подходящего момента.

К а с с и й. Отлично! Пусть Калигула продолжает. Мы подтолкнём его к этому, организуем и направим его безумие. И тогда придёт день, когда он останется один на один с империей мертвецов и их живых родственников.

Общий шум. Снаружи доносятся звуки труб. Молчание. Затем от патриция к патрицию проносится имя: Калигула.

Сцена 3

Входит Калигула в сопровождении Цезонии, Геликона и стражников. Немая сцена. Калигула останавливается и пристально глядит на заговорщиков. Затем молча переходит от патриция к патрицию: одному поправляет застёжку, перед другим в задумчивости останавливается; снова смотрит на всех, закрывает рукой глаза и молча уходит.

Сцена 4

Ц е з о н и я (насмешливо указывая на беспорядок). Вы что, дрались?

К а с с и й. Дрались.

Ц е з о н и я (та же игра). А из-за чего?

К а с с и й. Просто так.

Ц е з о н и я. Неправда.

К а с с и й. Что неправда?

Ц е з о н и я. Вы вовсе не дрались.

К а с с и й. Да, мы не дрались.

Ц е з о н и я (улыбаясь). Не мешает здесь немного убрать. Калигула ужасно не любит беспорядка.

Г е л и к о н (старому патрицию). Дело кончится тем, что он потеряет терпение и выйдет из себя.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Помилуй, что мы такого сделали?

Г е л и к о н. Пока ничего. Но кончится всё чем-нибудь невыносимым. Представьте себя на месте Калигулы. (Пауза.) Вы, конечно, устраивали заговор?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Неправда! Почему он так думает?

Г е л и к о н. Не думает, а знает. И по-моему, в глубине души даже хочет этого. Ну ладно, давайте наведём порядок.

Они принимаются за уборку. Входит Калигула и молча наблюдает за происходящим.

Сцена 5

К а л и г у л а (старому патрицию). Привет, милашка! (Остальным.) Кассий, сегодня я обедаю у тебя. Муций, я позволил себе пригласить твою жену.

Управляющий хлопает в ладони. Входит раб, но Калигула останавливает его.

К а л и г у л а. Одну минуту! Господа, как вам известно, только сила инерции удерживала до сих пор государственную казну от краха. С сегодняшнего дня одной инерции оказывается недостаточно. Я столкнулся с прискорбной необходимостью произвести сокращение дворцового персонала. В порыве самопожертвования, который вы, надеюсь, оцените, я решил уменьшить число дворцовых слуг и отпустить на волю нескольких рабов, а на их место поставить вас. Вам придётся накрыть сейчас на стол и прислуживать во время обеда.

Патриции растерянно смотрят друг на друга.

Г е л и к о н. Господа, не вижу на ваших лицах радости. А ведь вам предоставляется редкая возможность на деле убедиться, что спускаться по социальной лестнице куда легче, чем подниматься.

Патриции нерешительно переходят с места на место.

К а л и г у л а (Цезонии). Как наказывают ленивых рабов?

Ц е з о н и я. Кажется, кнутом.

Патриции торопливо и неумело принимаются накрывать на стол.

К а л и г у л а. Порасторопнее! И организованнее, не забывайте про организацию. (Геликону.) Ну и работники – как без рук!

Г е л и к о н. Их руки годятся только для аплодисментов в цирке. Придётся запастись терпением. Сенатором можно стать и за один день, а вот чтобы стать хорошим слугой, нужно лет десять.

К а л и г у л а. Боюсь, что из сенатора не сделать слугу и за двадцать.

Г е л и к о н. Кое-что, однако, у них получается. Наверное, призвание. Рабство им – к лицу. (Один из патрициев вытирает пот.) Взгляни, они уже потеют, а это – целый этап.

К а л и г у л а. Ну ладно, довольно! Для первого раза неплохо. К тому же мне приятно быть справедливым. Кстати, о справедливости: поспешим, меня ожидает ещё одна казнь. Ах! Руфию повезло, что я быстро проголодался. (Доверительно.) Руфий – это всадник, которого сегодня казнят. (Пауза.) Почему никто не спрашивает о причине казни?

Общее молчание. Рабы подают на стол кушанья.

К а л и г у л а (добродушно). Ну-ну, вы умнеете не по дням, а по часам. (Жуёт маслину.) Поняли, наконец-то, что для того, чтобы умереть, вовсе не обязательно совершать какие-то особые поступки. Настоящие воины! Я доволен вами. А ты, Геликон?

Он перестает жевать и насмешливо осматривает патрициев.

Г е л и к о н. Вполне. Гвардейцы, да и только. Но если говорить честно, они слишком умны и потому вряд ли захотят сражаться. Если так пойдёт дальше, империя развалится.

К а л и г у л а. Вот и прекрасно! Наконец-то отдохну. (Патрициям.) Ладно, рассаживайтесь кто где хочет. Обойдёмся без церемоний. (Пауза.) Руфию здорово повезло, хотя не уверен, что он по достоинству оценит отсрочку казни. А ведь минуте, выигранной у смерти, цены нет!

Он ест, остальные тоже. Калигула ведёт себя за столом ужасно. Он кидает косточки маслин в тарелку соседа, отрыгивает остатки мяса на блюдо, ковыряет пальцем в зубах и неистово чешется. Впрочем, всё это он делает совершенно непринуждённо. Внезапно он перестает есть и устремляет взгляд на одного из патрициев.

К а л и г у л а (грубо). Лепид, у тебя плохое настроение. Не потому ли, что я казнил твоего сына?

Л е п и д (подавленно). Нет, Кай, совсем наоборот.

К а л и г у л а (ухмыляясь). Наоборот! Ах, как я люблю, когда выражение лица противоречит настроению! Твоё лицо печально. А сердце? Наоборот?

Л е п и д (решительно). Наоборот, Цезарь.

К а л и г у л а (всё радостнее). Ах, Лепид, нет для меня человека дороже, чем ты. Давай вместе посмеёмся. Не расскажешь ли какой-нибудь смешной анекдот?

Л е п и д (он явно переоценил свои силы). Кай!

К а л и г у л а. Ладно, ладно, я сам расскажу. А ты посмеёшься. Хорошо? (Подмигивает.) Не бойся, не о твоём младшем сыне. (Новый взрыв смеха.) Впрочем, у меня и так хорошее настроение. (Он пьёт и подсказывает.) На… на-о… на-о-бо.. Ну же, Лепид!

Л е п и д (устало). Наоборот, Кай.

К а л и г у л а. Правильно! (Пьёт.) Теперь слушай. (Задумчиво.) Жил-был один бедный император, которого никто не любил. А он сам любил Лепида и, чтобы избавиться от своей любви, велел казнить его сына. (Меняет тон.) Конечно, это всё неправда. (Пауза.) Смешно? Почему ты не смеёшься? Почему никто не смеётся? (С гневом.) Хочу, чтобы все смеялись! Ты, Лепид, и все остальные. Встаньте и смейтесь! (Бьёт кулаком по столу.) Слышите, я хочу, чтобы вы смеялись!

Патриции поднимаются. В течение этой сцены все, кроме Калигулы и Цезонии, напоминают марионеток.

К а л и г у л а (откидывается на своём ложе и заразительно смеётся). Цезония, ты только взгляни на них! Ну можно ли дальше? Честь, достоинство, как там ещё, мудрость нации – всё исчезло от страха. Да, Цезония, страх – прекраснейшее чувство, редкое, чистое, бескорыстное, благородное. (Закрывает лицо рукой и пьёт. Дружелюбно.) Поговорим о чём-нибудь другом. Кассий, почему ты сегодня такой молчаливый?

К а с с и й. Кай, я готов говорить всё, что прикажешь.

К а л и г у л а. В таком случае, помолчи. Мне хочется выслушать нашего друга Муция.

М у ц и й (неохотно). Как тебе угодно, Кай.

К а л и г у л а. Ну что ж… Расскажи нам о своей жене. Но прежде пусть она сядет рядом со мной. (Жена Муция подходит к Калигуле и садится.) Слушаем тебя, Муций.

М у ц и й (растерянно). Я… я люблю свою жену.

Все смеются.

К а л и г у л а. Конечно, мой друг, конечно. Но это слишком банально. (Он рассеянно целует жену Муция в левое плечо. Всё более и более непринуждённо.) Когда я вошёл, вы, кажется, устраивали заговор?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Кай, неужели ты думаешь…

К а л и г у л а. Ах, милашка, хорошо, что и старость проходит. (Патрициям.) Но ведь вы совершенно не способны на мужественные поступки. Кстати, я вспомнил, что мне необходимо уладить одно государственное дело. Но прежде – уступим тем настоятельным желаниям, которые диктует нам природа.

Он поднимается и уводит жену Муция в соседнюю комнату.

Сцена 6

Муций пытается встать.

Ц е з о н и я (любезно). Муций, налей мне, пожалуйста, этого прелестного вина!

Муций молча и покорно наливает вино. Минута замешательства. Дальнейший диалог несколько наигран.

Ц е з о н и я. Кассий, не расскажешь ли теперь, из-за чего вы подрались?

К а с с и й (холодно). Всё началось, уважаемая Цезония, с нашего спора: может ли поэзия быть жестокой?

Ц е з о н и я. Как интересно! Впрочем, моим женским умом этого не понять. Но я в восторге от того, что любовь к искусству способна довести вас до драки.

К а с с и й (та же игра). Разумеется. Сам Калигула говорил мне как-то, что всякой глубокой страсти сопутствует жестокость.

Г е л и к о н. А любви – насилие.

Ц е з о н и я (жуёт). В этом суждении что-то есть. Как вы считаете?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Калигула – первоклассный психолог.

1 – й п а т р и ц и й. Сказано воистину с красноречием мужества.

2 – й п а т р и ц и й. Зря он не записывает свои мысли – им цены нет!

К а с с и й. К тому же, это его развлечёт.

Ц е з о н и я (по-прежнему жуёт). Если желаете знать, в настоящее время он пишет об этом трактат.

Сцена 7

Входят Калигула и жена Муция.

К а л и г у л а. Муций, возвращаю тебе жену. Прошу прощения, я должен дать несколько указаний.

Быстро уходит. Муций, побледнев, встаёт с места.

Сцена 8

Ц е з о н и я (стоящему Муцию). Муций, я не сомневаюсь, что этот трактат не уступит самым известным сочинениям.

М у ц и й (по-прежнему смотрит на дверь, в которую вышел Калигула). А о чём он?

Ц е з о н и я (рассеянно). О, это не для моего ума!

К а с с и й. Можно предположить, что речь в нём идёт о губительной силе поэзии.

Ц е з о н и я. Кажется, так и есть.

С т а р ы й п а т р и ц и й (игриво). Ну что ж, как сказал Кассий, это его развлечёт.

Ц е з о н и я. Ты прав, милашка. Но вас наверняка обеспокоит название трактата.

К а с с и й. Как же он называется?

Ц е з о н и я. «Меч».

Сцена 9

Быстро входит Калигула.

К а л и г у л а. Прошу прощения, господа, спешные государственные дела. Управляющий, я только что подписал декрет о закрытии городских хлебных складов. Ты найдёшь его в соседней комнате.

У п р а в л я ю щ и й. Но…

К а л и г у л а. С завтрашнего дня в Риме наступит голод. Всем известно, что голод – стихийное бедствие. Завтра начнётся стихийное бедствие… и я прекращу его, когда найду нужным. (Обращается к остальным.) Не правда ли, отменный способ доказать свою свободу. Чтобы стать свободным, надо от чего-то зависеть. Прискорбный факт, но это так. (Подмигивает Муцию.) Примени мою мысль к своей ревности и убедишься, что она верна. (Задумчиво.) Как некрасиво быть ревнивым! Стоит ли страдать из-за собственного тщеславия и силы воображения? Взгляни на свою жену…

Муций сжимает кулаки и открывает рот.

К а л и г у л а (быстро). Ешьте, господа, ешьте! Вам, наверное, известно, что мы с Геликоном в поте лица трудимся над небольшим трактатом о казни, в котором кое-что может показаться вам новым…

Г е л и к о н. Если, конечно, о вашем мнении захотят узнать.

К а л и г у л а. Геликон, будем великодушны, откроем наши секреты! Слушайте! Глава третья, параграф первый…

Г е л и к о н (поднимается и монотонно читает наизусть). «Назначение и применение казни всегда оправданы. Если человек казнён, значит он виновен. Всякий виновный – подданный Калигулы. Но подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виновны, откуда вытекает, что все будут казнены. Стоит лишь запастись временем и терпением».

К а л и г у л а (смеётся). Что скажете? Запастись терпением – разве не находка? Должен признаться, что больше всего в вас меня восхищает терпение. Можете быть свободны, господа! Вы Кассию больше не нужны. А ты, Цезония, останься. Лепид и Октавий тоже. И ты, Мерея. Я хочу обсудить с вами вопросы, связанные с организацией моего публичного дома. Они меня крайне волнуют.

Патриции медленно уходят. Калигула провожает Муция взглядом.

Сцена 10

К а с с и й. Мы слушаем тебя, Кай. Что там не ладится? Неопытный персонал?

К а л и г у л а. Нет, но доходы мизерные.

М е р е я. Нужно повысить входную плату.

К а л и г у л а. Мерея, ты упустил чудесную возможность промолчать. В твои годы всё, что относится к людским страстям, не должно тебя волновать.

М е р е я. В таком случае зачем ты меня оставил?

К а л и г у л а. Мне понадобится мнение беспристрастного человека.

Мерея отходит в сторону.

К а с с и й. Кай, говоря пристрастно, я не стал бы увеличивать входную плату.

К а л и г у л а. Естественно. И тем не менее доходы должны возрасти. У меня есть один план, которым я поделился с Цезонией и которая, в свою очередь, ознакомит с ним вас. Я выпил лишнего, меня клонит ко сну.

Он потягивается и закрывает глаза.

Ц е з о н и я. Всё крайне просто. Калигула учреждает новую награду.

К а с с и й. Не вижу никакой связи.

Ц е з о н и я. Сейчас увидишь. Медалью «За гражданскую доблесть» награждаются те, кто чаще других посещает публичный дом Калигулы.

К а с с и й. Блестящая мысль.

Ц е з о н и я. По-моему, тоже. Да, чуть не забыла: медаль вручается ежемесячно на основании подсчёта входных билетов; не получившие медали в течение года подвергаются ссылке или смертной казни.

3 – й п а т р и ц и й. Почему «или»?

Ц е з о н и я. Потому что Калигула не видит здесь особой разницы. Он сам будет выбирать.

К а с с и й. Браво! С сегодняшнего дня государственная казна начнёт быстро пополняться!

Г е л и к о н. И, обратите внимание, на самой высоконравственной основе. Лучше обложить налогом порок, чем брать выкуп за добродетель.

Калигула приоткрывает глаза и смотрит на старого Мерею, который достаёт небольшой пузырёк и отпивает из него.

К а л и г у л а. Мерея, что ты пьёшь?

М е р е я. Лекарство от астмы, Кай.

К а л и г у л а (расталкивая остальных, подходит к нему и нюхает пузырёк). Нет, это противоядие!

М е р е я. Что ты, Кай, что ты! Ты шутишь. Я задыхаюсь по ночам и давно принимаю это лекарство.

К а л и г у л а. Ты боишься, что тебя отравят?

М е р е я. Я лечусь от астмы.

К а л и г у л а. Нет! Давай называть вещи своими именами: ты боишься, что я тебя отравлю. Ты подозреваешь меня и шпионишь за мной.

М е р е я. Нет, нет, клянусь всеми богами!

К а л и г у л а. Ты не доверяешь мне.

М е р е я. Нет, что ты!

К а л и г у л а. Отвечай! Ты принимаешь противоядие, следовательно считаешь, что я хочу отравить тебя. Правильно?

М е р е я. Да… то есть, нет…

К а л и г у л а. Узнав, что я собираюсь отравить тебя, ты изо всех сил противодействуешь моему намерению. Так или нет?

Молчание.

В начале этого эпизода Цезония и Кассий отходят в глубину сцены. Испуганный Лепид прислушивается к диалогу.

К а л и г у л а. Имеется лишь две возможности, и каждая из них – преступление. Или я не собираюсь тебя убивать, и ты несправедливо подозреваешь своего императора; или я хочу тебя убить, а ты, мерзкая вошь, пытаешься воспротивиться моим намерениям. (Пауза. Калигула с довольным видом смотрит на Мерею.) Что скажешь о логике моих рассуждений?

М е р е я. Они… они вполне логичны… Но, Кай, в данном случае они не подходят.

К а л и г у л а. Вот и третье твоё преступление: ты принимаешь меня за сумасшедшего! Слушай внимательно. Из всех трёх преступлений только одно, а именно второе, делает тебе честь, поскольку решение противодействовать превращает тебя в бунтовщика – и это прекрасно. (Грустно.) Мерея, я очень люблю тебя, и потому выношу приговор только за второе преступление. Ты умрёшь как настоящий мужчина, осуждённый за участие в бунте.

Пока Калигула говорит это, Мерея мало-помалу сползает на пол.

К а л и г у л а. Не надо благодарностей! Держи! (Он протягивает ему флакон и любезно произносит.) Выпей этот яд.

Мерея, содрогаясь от рыданий, отрицательно качает головой.

К а л и г у л а (нетерпеливо). Пей! Пей!

Мерея пытается бежать, но Калигула одним прыжком настигает его и опрокидывает на скамью. После непродолжительной борьбы Калигула засовывает ему в рот флакон и разбивает ударом кулака. По телу Мереи пробегает судорога. Он умирает.

Калигула поднимается и машинально вытирает руки.

Протягивает Цезонии осколок пузырька Мереи.

К а л и г у л а. Что это? Противоядие?

Ц е з о н и я (спокойно). Нет, Калигула, это лекарство от астмы.

К а л и г у л а (молча смотрит на Мерею). Всё равно. Чуть раньше, чуть позже…

Внезапно с озабоченным видом уходит, вытирая на ходу руки.

Сцена 11

Л е п и д (садится). Что делать?

Ц е з о н и я (просто). Прежде всего – вынести труп.

Кассий и Лепид уносят тело за кулисы.

Л е п и д (Кассию). Быстрее!

К а с с и й. Ну и тяжёлый!

Входит Сципион. Заметив Цезонию, пытается уйти.

Сцена 12

Ц е з о н и я. Иди сюда.

С ц и п и о н. Зачем?

Ц е з о н и я. Подойди. (Берёт его за подбородок и смотрит в глаза. Пауза. Холодно.) Он убил твоего отца?

С ц и п и о н. Да.

Ц е з о н и я. И ты его ненавидишь?

С ц и п и о н. Да.

Ц е з о н и я. И хочешь убить?

С ц и п и о н. Да.

Ц е з о н и я (отпуская его). А почему говоришь об этом мне?

С ц и п и о н. Потому что ничего не боюсь. Убить его или погибнуть – два способа положить всему конец. К тому же ты меня не выдашь.

Ц е з о н и я. Ты прав. Но я хочу кое-что тебе сказать. Даже не тебе, а тому лучшему, что в тебе есть.

С ц и п и о н. Лучшее во мне – ненависть.

Ц е з о н и я. Так слушай. Это и сложно и очевидно, но если бы каждый прислушался к моим словам, многое бы в мире изменилось.

С ц и п и о н. Слушаю тебя.

Ц е з о н и я. Подожди. Сперва вспомни искажённое болью лицо своего отца, которому вырвали язык. Вспомни его вопли и окровавленный рот.

С ц и п и о н. Я этого никогда не забуду.

Ц е з о н и я. А теперь вспомни Калигулу.

С ц и п и о н (с ненавистью). Вспомнил.

Ц е з о н и я. Так вот: попробуй его понять.

Она уходит, оставляя Сципиона в растерянности. Входит Геликон.

Сцена 13

Г е л и к о н. Калигула возвращается. Есть хочешь, поэт?

С ц и п и о н. Геликон! Помоги мне.

Г е л и к о н. Это опасно, цыплёнок. К тому же я ничего не смыслю в поэзии. С ц и п и о н. Помоги. Ты многое знаешь.

Г е л и к о н. Я знаю только то, что дни проходят. И ещё знаю, что ты можешь убить Калигулу, и он будет счастлив этому.

Входит Калигула. Геликон уходит.

Сцена 14

К а л и г у л а. А, это ты! (Останавливается и, по-видимому, раздумывает, как себя вести.) Давно тебя не видел. (Медленно подходит к Сципиону.) Чем занимаешься? Всё пишешь? Не дашь ли прочесть твою

последнюю пьесу?

С ц и п и о н (тоже неуверенно). Цезарь, я пишу стихи, а не пьесы.

К а л и г у л а. О чём?

С ц и п и о н. Трудно сказать. О природе.

К а л и г у л а (непринуждённо). Прекрасная тема. И неисчерпаемая. А что даёт тебе природа?

С ц и п и о н (овладев собой, иронически и зло). Утешает, что я – не император.

К а л и г у л а. Вот как? А в том, что я – император, она может меня утешить?

С ц и п и о н (та же игра). Клянусь, природа врачевала раны и потяжелее.

К а л и г у л а (неожиданно просто). Рана! Какое злое слово! Не потому ли, что я убил твоего отца? Рана! Какое точное слово! (Меняет тон.)

Только ненависть способна рождать умных людей.

С ц и п и о н (напряжённо). Я всего лишь ответил на твой вопрос.

Калигула садится, смотрит на Сципиона, затем неожиданно хватает его за руки и с силой прижимает к себе. Пауза.

К а л и г у л а. Прочти что-нибудь.

С ц и п и о н. Нет, Цезарь, не могу.

К а л и г у л а. Почему?

С ц и п и о н. Я ничего не взял с собой.

К а л и г у л а. А наизусть не помнишь?

С ц и п и о н. Нет.

К а л и г у л а. В таком случае, перескажи.

Г е л и к о н (по-прежнему напряжённо, нехотя). В стихотворении говорится…

К а л и г у л а. Ну?

С ц и п и о н. Нет, не помню…

К а л и г у л а. Вспомни.

С ц и п и о н. Там говорится о согласии земли…

К а л и г у л а (прерывая его, сосредоточенным голосом). …о согласии земли и стебля…

С ц и п и о н (удивлённый, нерешительно). Да, примерно так.

К а л и г у л а. Продолжай.

С ц и п и о н. …о гармонии римских холмов, о неожиданном умиротворении, которое приносит вечер…

К а л и г у л а. …о щебете ласточек в зеленоватом небе.

С ц и п и о н (более непринуждённо). Да, и об этом.

К а л и г у л а. А дальше?

С ц и п и о н. О той неуловимой минуте, когда золотеющее небо внезапно открывает своё лицо, осыпанное сияющими звёздами…

К а л и г у л а. О запахе дыма, воды и деревьев, струящемся с земли в темноту.

С ц и п и о н (совсем непринуждённо). Треск цикад, лай собак, грохот последней повозки, голоса крестьян…

К а л и г у л а. …дорога, утонувшая в тени кипарисов и олив.

С ц и п и о н. Да, именно так. Но откуда тебе известно?

К а л и г у л а (прижимая Сципиона к себе). Не знаю. Наверное, мы с тобой любим одно и то же.

С ц и п и о н (дрожа, прячет лицо на груди Калигулы). Ах, не всё ли равно, если ты увидал во мне лицо любви?

К а л и г у л а (по-прежнему обнимая его). Сципион, это добродетель возвышенных душ. О, если бы мне вернуть твою чистоту! Но я слишком хорошо знаю свою страсть к жизни – она не довольствуется природой. Тебе этого не понять, ты – из другого мира. Ты – чист в добре, как я – чист во зле. С ц и п и о н. Я понимаю…

К а л и г у л а. Нет. Есть во мне что-то такое… Глухое озеро, гнилые деревья… (Неожиданно меняет тон.) Твоё стихотворение великолепно. Но если хочешь знать моё мнение…

С ц и п и о н (та же игра). Да.

К а л и г у л а. В нём явно не хватает крови.

Сципион отшатывается и с ужасом смотрит на Калигулу. Потом, пятясь назад, говорит глухим голосом.

С ц и п и о н. Чудовище! Мерзкое чудовище! Значит, ты притворялся? Играл? Ну и как, доволен собой?

К а л и г у л а (с грустью). Ты прав. Я играл.

С ц и п и о н (та же игра). Какое у тебя кровожадное сердце! Сколько зла и ненависти мучают тебя!

К а л и г у л а (мягко). Замолчи.

С ц и п и о н. Как мне тебя жаль и как я тебя ненавижу!

К а л и г у л а (сердито). Замолчи!

С ц и п и о н. Боже, в какое гнусное одиночество ты себя загнал!

К а л и г у л а (разражается смехом, затем бросается к Сципиону, хватает его за шиворот и сильно трясёт). Одиночество! Что ты знаешь об одиночестве? И о каком одиночестве? Поэтов и импотентов? А тебе известно, что одним никогда не бываешь? Что всегда и всюду тебя преследует тяжесть прошлого и будущего? Что с тобой остаются мёртвые – и это ещё самое лёгкое! Те, которых любил и которые любили тебя… твои раскаяния, желания, горечь и нежность, боги, гетеры… (Он отпускает Сципиона и возвращается на место.) Ах! Если бы вместо этого одиночества, отравленного присутствием других, я мог испытать подлинное одиночество… Молчание, трепет дерева… (Садится. С неожиданной усталостью.) Одиночество! Нет, Сципион, оно наполнено скрежетом зубов, оно отзывается глухими голосами ушедших. А рядом с женщиной, которую я сжимаю в объятьях, когда над нами опускается ночь, моё одиночество наполняется резким запахом наслаждения…

У Калигулы изнурённый вид. Продолжительное молчание. Сципион нерешительно подходит к Калигуле сзади и кладёт ему ладонь на плечо. Калигула, не оборачиваясь, накрывает её своей ладонью.

С ц и п и о н. У каждого в жизни своя слабость. Она помогает жить. К ней обращаются, когда чувствуют себя совсем обессиленными.

К а л и г у л а. Это так, Сципион.

С ц и п и о н. Разве у тебя нет ничего, подобного приступу слёз или убежищу молчания?

К а л и г у л а. Есть.

С ц и п и о н. Что же это?

К а л и г у л а. Презрение.

З а н а в е с