Игорь Рейф

14 подписчиков
Отправим уведомление о новых книгах, аудиокнигах, подкастах
Из анкеты одного юмориста: «45 лет, русский (английский со словарем). Не был, не состоял, не зарекался». В отношении меня здесь все верно, кроме национальности и возраста. А последний, увы, уже зашкаливает. Поэтому плохо помню все, что относится к школьным и институтским годам. Кажется все же, что институт был медицинский, потому что после его окончания некоторое количество лет работал врачом. Ну, а по-настоящему писать и печататься начал уже в постперестроечные годы, в основном в жанре нон-фикшн – в журналах «Звезда», «Знамя», Новом журнале, Вестнике Европы и т.д. Несколько лет сотрудничал с Комитетом солдатских матерей, и эти публикации для меня особенно дороги. Назову только одну из них - «25 женщин и одна армия» в 1996 г. в Литературной газете. А через два года переехал с семьей в Германию, потому что сын, заканчивавший институт, наслышавшись всяких ужасов про дедовщину, не хотел идти служить в армию, в которой калечат людей. Но оказавшись в дальнем зарубежье, в новую для меня среду так и не вписался, а немецкий так, между прочим, и не выучил. Так что настоящим немцем (от слова немой) являюсь именно я, а вовсе не здешние аборигены. Тем не менее в соавторстве с двумя московскими экологами умудрился напечатать в немецком издательстве «Шпрингер» целую монографию (правда, на английском языке) под названием «Sustainable development and the limitations on growth». Переводить не буду, поскольку английский со словарем (см. выше). Ну, а кроме экологии (монография «Биосфера и цивилизация: в тисках глобального кризиса» в соавторстве с В.И.Даниловым-Данильяном, статьи в журналах «Наука и жизнь», «Знание-сила» и т.д.), назову еще две популярных книги по психологии – «Мысль и судьба психолога Выготского» (переведена на японский язык) и «Старался писать только из сердца. Писательская книга, или Загадка художественного мышления». Не могу пройти также мимо еще одной темы, где я пытаюсь напомнить о людях, живущих только в моей памяти. Не знаю, для кого как, а для меня память – непременная частичка моего бытия. Леонид Филатов назвал свой телевизионный цикл «Чтобы помнили». Вот и у меня примерно о том же. Это и о не вернувшихся с Великой Отечественной войны и просто о разных замечательных людях, о которых, кроме меня, никто не напишет. Об этом мои очерки, разбросанные по разным журналам и изданиям. «Живу и помню» – так, по идее, должна называться книга, для которой я пока еще не нашел издателя. Однако с некоторых пор стало не до писаний - после того как минувшей зимой сломал шейку бедра. Перелом, увы, типичный в моем возрасте, но не типичны обстоятельства, при которых я его заполучил. Потому что я не поскользнулся на кафельном полу, как это чаще всего и бывает, а упал с велосипеда. И ведь это не первое мое падение. В моем левом локтевом суставе уже напихано сантиметров двадцать проволоки. Хирург, скреплявший костные отломки бедра, попался тот же самый, но, слава богу, он меня не узнал, а то не знаю, что бы он обо мне подумал. Зачем поехал зимой в гололед, одному Богу известно. Да, видно, пора лечить голову. Быть может, Володя Леви по старой дружбе что-нибудь посоветует? Зато знаю теперь, что написать в своем завещании: попрошу вместо памятника изваять на моей плите велосипед в натуральную величину. И такого памятника не будет больше ни у кого.

Об авторе

Из анкеты одного юмориста: «45 лет, русский (английский со словарем). Не был, не состоял, не зарекался». В отношении меня здесь все верно, кроме национальности и возраста. А последний, увы, уже зашкаливает. Поэтому плохо помню все, что относится к школьным и институтским годам. Кажется все же, что институт был медицинский, потому что после его окончания некоторое количество лет работал врачом.

Ну, а по-настоящему писать и печататься начал уже в постперестроечные годы, в основном в жанре нон-фикшн – в журналах «Звезда», «Знамя», Новом журнале, Вестнике Европы и т.д. Несколько лет сотрудничал с Комитетом солдатских матерей, и эти публикации для меня особенно дороги. Назову только одну из них – «25 женщин и одна армия» в 1996 г. в Литературной газете. А через два года переехал с семьей в Германию, потому что сын, заканчивавший институт, наслышавшись всяких ужасов про дедовщину, не хотел идти служить в армию, в которой калечат людей.

Но оказавшись в дальнем зарубежье, в новую для меня среду так и не вписался, а немецкий так, между прочим, и не выучил. Так что настоящим немцем (от слова немой) являюсь именно я, а вовсе не здешние аборигены. Тем не менее в соавторстве с двумя московскими экологами умудрился напечатать в немецком издательстве «Шпрингер» целую монографию (правда, на английском языке) под названием «Sustainable development and the limitations on growth». Переводить не буду, поскольку английский со словарем (см. выше).

Ну, а кроме экологии (монография «Биосфера и цивилизация: в тисках глобального кризиса» в соавторстве с В.И.Даниловым-Данильяном, статьи в журналах «Наука и жизнь», «Знание-сила» и т.д.), назову еще две популярных книги по психологии – «Мысль и судьба психолога Выготского» (переведена на японский язык) и «Старался писать только из сердца. Писательская книга, или Загадка художественного мышления».

Не могу пройти также мимо еще одной темы, где я пытаюсь напомнить о людях, живущих только в моей памяти. Не знаю, для кого как, а для меня память – непременная частичка моего бытия. Леонид Филатов назвал свой телевизионный цикл «Чтобы помнили». Вот и у меня примерно о том же. Это и о не вернувшихся с Великой Отечественной войны и просто о разных замечательных людях, о которых, кроме меня, никто не напишет. Об этом мои очерки, разбросанные по разным журналам и изданиям. «Живу и помню» – так, по идее, должна называться книга, для которой я пока еще не нашел издателя.

Однако с некоторых пор стало не до писаний – после того как минувшей зимой сломал шейку бедра. Перелом, увы, типичный в моем возрасте, но не типичны обстоятельства, при которых я его заполучил. Потому что я не поскользнулся на кафельном полу, как это чаще всего и бывает, а упал с велосипеда. И ведь это не первое мое падение. В моем левом локтевом суставе уже напихано сантиметров двадцать проволоки. Хирург, скреплявший костные отломки бедра, попался тот же самый, но, слава богу, он меня не узнал, а то не знаю, что бы он обо мне подумал. Зачем поехал зимой в гололед, одному Богу известно.

Да, видно, пора лечить голову. Быть может, Володя Леви по старой дружбе что-нибудь посоветует? Зато знаю теперь, что написать в своем завещании: попрошу вместо памятника изваять на моей плите велосипед в натуральную величину. И такого памятника не будет больше ни у кого.