Анатолий Рыбаков

Учись, мой друг, учись, старайся, ученье – сладкий плод, ученье – верная дорога, она из тьмы на свет ведет…

– Саша, почему вы не пишете?

– Почему я должен писать?

– Человек пишущий привыкает грамотно, литературно выражать свои мысли. Умение писать – первый признак интеллигентности, раньше в классических учебных заведениях этому учили, хотя и не готовили писателей. Вспомните Царскосельский-лицей. Не будь там рукописных лицейских журналов, литературных кружков, сочинения экспромтом стихов, даже повестей, эпиграммных стычек, то есть всего, что мы называем сейчас литературной самодеятельностью, я не уверен, имели бы мы Пушкина… Писательство, пусть даже для себя, развивает наблюдательность, воображение, фантазию, цивилизует человека.

Мания величия - это когда мания есть,а величия нет!

… чем больше у людей квартира, тем меньше находится места, чтобы переночевать постороннему человеку.

Уход в личное Миша всегда третировал как обкрадывание общественного.

– Если ты хочешь, чтобы тебя приняли в комсомол, то надо серьезно подумать о своем будущем.

– Почему?

– Будто и не знаешь! – усмехнулся Генка. – Ведь ты музыкантом собираешься стать?

– Допустим. Что же из этого?

– Как – что? Ведь ты на сборе был? Беседу о задачах комсомола слышал? Что Коля говорил? Он говорил, что задача комсомольцев – строить коммунизм. Так?

– Так. Но при чем тут музыка?

– Как – при чем? Все будут строить, а ты будешь на рояле тренькать. Этот номер не пройдет.

Я сказал:— Отца нельзя предавать. Отцу надо верить.— Но исторические факты?! — возразил Андрей.— Я не хочу знать никаких исторических фактов, — закричал я, — сын не может предавать своего отца! Если мы не будем верить в своих отцов, тогда мы ничего не стоим.— Чего ты кричишь! — сказал Андрей. — Разобраться надо, а ты кричишь. На свете есть подлецы, у подлецов есть дети. Что же этим детям — защищать своих отцов-подлецов?Вопрос был поставлен коварно. Все смотрели на меня, ждали моего ответа. И во взгляде Люды я заметил что-то такое особенное. Видно, неважно у нее сложилось с родителями.— Говорите что хотите, — сказал я, — но я убежден в одном: сын не может быть судьей своего отца. Если мой отец преступник, я не могу быть его защитником. Но я не могу и быть его обвинителем. Пусть его судит суд, общество, пусть его вина падет и на меня, и позор пусть падет на меня. Если я не сумею жить с этим позором, я умру.

Самая древняя в гараже, эта машина, как значилось в паспорте, была выпущена с автозавода в 1934 году. Но с того времени на ней сохранилась только рама. Остальные агрегаты уже несколько раз заменялись. Еще до войны в аварии была разбита ее кабина. Новой в запасе не оказалось, и взамен поставили кабину от списанной машины другой марки. Узкая кабина рядом с высоким кузовом, наращенным для перевозки легковесных грузов, придавала машине необычную и смешную форму. Какой-то гаражный острослов назвал ее «колдуном»: сколько, мол, ни колдуй над ней, все равно не заведешь. Ее использовали для перевозки хозяйственных грузов, стажировки курсантов, вывозки мусора и снега. На ней работали только молодые водители.

– А лодку дадите? – спросил Миша.

– Зачем?

Миша уклончиво ответил:

– Нам надо съездить в одно место.

– Анархисты имеют отрицательное отношение к собственности, – витиевато проговорил Кондратий Степанович. – Почему лодка моя?

Миша пожал плечами:

– Говорят, что ваша.

– Зря говорят! Привыкли к собственности, вот и говорят. Все общее.

– Значит, нам можно взять лодку?

– Берите, – продолжая строгать, сказал Кондратий Степанович.

– Спасибо! – обрадовался Миша. – Мы ее вернем в целости и сохранности.

Жердяй тихонько толкнул его в бок:

– Ключ проси!

– Тогда дайте нам ключ от лодки, – сказал Миша.

Кондратий Степанович сокрушенно покачал головой:

– Ключ… Трудное дело…

– Почему? – обеспокоенно спросил Миша, начиная понимать, что получить лодку будет вовсе не так просто, как ему показалось.

– Ключ – это личная собственность.

– Ну и что же?

– Лодка – общественная собственность, пользуйтесь, а ключ – собственность личная, могу и не дать.

« И сейчас, когда я вижу, как топчут память о солдатах, погибших в Великую Отечественную войну, вижу на демонстрациях портреты Сталина, уничтожившего многие десятки миллионов русских людей, в том числе дедов, бабок, отцов и матерей тех, кто эти портреты несет, я задаюсь все тем же вопросом: неужели у нашего народа нет памяти?

А ведь у народа без памяти нет будущего. »