Опаленные страстью

Глава 1

Ее лондонский третий сезон подходил к концу, а она так и не выбрала себе достойного жениха, за которого ей хотелось бы выйти замуж, хотя недостатка в поклонниках у неё не было. Однако все эти джентльмены, настойчиво просившие ее руки, казались ей чересчур напыщенными, тщеславными, пустыми и на удивление недалекими. Поэтому она с ужасом осознала, что ежегодный выход в высший свет так и закончится ничем для нее.

Леди Олимпия Делфорд, дочь маркиза Рейнд, незаметно усмехнулась над своими невеселыми мыслями и взглянула на своего партнера по танцам. Увидя, что он ловит почти каждый ее взгляд, она постаралась мило улыбнуться ему и боковым зрением заметила свою тетю, леди Элизабет Клейторн, вдовствующую графиню Доз, не спускавшую с нее глаз.

Олимпия уже три года находилась под ее опекой. Зная, что пожилая дама до сих пор не теряет надежду на то, что она в конце концов сделает правильный выбор, племянница даже пожалела ее. Ясное дело, тетя полагала, что среди многочисленных кавалеров, волочившихся за ней, обязательно найдется тот единственный, кого она предпочтет всем.

Но, к досаде тетушки, Олимпия была слишком разборчивой и одно за другим отклоняла предложения, как град, сыплющиеся на нее. И, несмотря на то, что жаждущих повести к алтарю молодую особу с каждым днем все прибавлялось, она никого не выделяла среди них, хотя некоторым и оказывала внимание.

Графиня Доз, сидя на одном из мягких стульев, стоящих вдоль стены, обмахивалась веером, когда очередной кавалер очаровательной племянницы после окончания танца подвел ее к ней.

– Олимпия, дорогая! – негромко воскликнула она, глядя на девушку. – Почему у тебя такой скучающий вид?

– Должно быть, тетя Элизабет, оттого, что сегодняшний бал не доставил мне обычного удовольствия.

– Да неужели? – насмешливо спросила леди Элизабет Клейторн, перестав обмахиваться веером. – Не поверю, чтобы на этом великолепном балу, данном герцогиней Кендал в своем чудесном дворце Ньюхеме в честь своего племянника герцога Ормонда, ты не получила никакого удовольствия. Говорят, этот красивый таинственный затворник наконец решил покончить с уединенной жизнью, чтобы найти себе невесту.

– Удовольствия? Но от чего?

– Разумеется, от лицезрения затворника.

– Тем не менее, это так, – вздохнула леди Делфорд. – Ибо загадочная персона, которая у всех на языке, нисколько не смутила мой ум.

– Весьма жаль, что твой холодный рассудок полностью лишен всякого воображения, – в сердцах парировала графиня Доз, злясь на племянницу.

Ей казалось, что Олимпия недостаточно откровенна с ней. Не может быть, чтобы она, как и другие молодые особы, не охотилась бы за таким завидным женихом. По ее мнению, только герцог Ормонд был достоин племянницы. Но видя, что Олимпия молчит, озираясь по сторонам, и не думает отвечать ей, леди Элизабет улыбнулась:

– Хотелось бы верить, дорогая, что ты говоришь от чистого сердца. Ведь нынешний выход герцога в свет оставляет надежду, что не будет последним.

– Да, – сухо согласилась девушка, высоко задирая белокурую головку. – Считаю, что это было потрясающим зрелищем. На минуту мне показалось, что я в зоопарке.

– Боже мой, что ты такое говоришь?! – возмутилась добродушная матрона, пораженная таким сарказмом.

– А разве нет, тетя? Ведь его, как диковинку, выставили напоказ.

– Мне так не показалось, – улыбнулась та. – Хотя, надо признать, гости так и пялили на него глаза. Впрочем, долгое затворничество уже само по себе вызывает любопытство. Я рада, что герцог Ормонд положил этому конец.

– Ну и что же? – резко спросила ее племянница. – Что мне до этого?

– Разве ты не понимаешь, дорогая моя? – графиня не сводила с нее пристального взгляда.

– Что я должна понять? – Олимпия изумленно распахнула глаза.

– Неужели неясно? – досадно поморщилась леди Элизабет. – Ведь герцог Ормонд весьма достойный и приятный мужчина, с которым можно связать свою судьбу. И теперь все девицы на выданье только и будут грезить о нем. А их родители, безусловно, постараются заманить его в ловушку, чтобы не упустить такого жениха.

– Думаю, вы правы, – она скучающе зевнула, но вовремя прикрыла рот расписным веером, и ее близорукая тетя ничего не заметила. Иначе пришлось бы выслушать нотацию о светском этикете прямо здесь, на балу. – Кстати, я очень устала, тетя Элизабет.

– Уж не заболела ли ты, дорогая? – забеспокоилась графиня Доз, вглядываясь в лицо племянницы, сиявшее необычайной красотой. Внезапно ее осенило, что эта красота отнюдь не грела, а, скорее всего, парализовывала людей своей недоступностью. И было удивительно, как многочисленные поклонники племянницы все-таки осмеливались ухаживать за ней? Наверное, несмотря на леденящую красоту, в ней было нечто такое, что так и притягивало мужчин. – Хотя танцы только в разгаре, может, нам вернуться домой?

– И тем самым испортить бал моему кузену Джеффри, который почти не отходит от леди Уинхелд, рыжей уродины с лошадиной мордой?

– Дорогая моя, у тебя явно дурное настроение, – заметила тетя, смеясь. – Что за выражения, так не пристало говорить леди, ты же не в конюшне своего поместья! Вдруг кто-нибудь тебя услышит. – И она опасливо посмотрела по сторонам.

Однако никому до них не было дела. Одни танцевали, другие подпирали стены вследствие того, что на них не пал благосклонный взор светских щеголей, третьи стояли группами, занятые разговором, а некоторые просто разглядывали танцующих. Все гости выглядели оживленными и веселыми, и на их лицах лежал отпечаток удовольствия. А вот Олимпии, похоже, этот бал ровным счетом ничего не дал, хоть она и приехала сюда, чтобы развлечься.

Леди Элизабет тяжело вздохнула и строго взглянула на свою сумасбродную племянницу, имевшую несчастье свалиться на ее бедную голову. Ах, если бы она не старалась угодить своему зятю лорду Вильяму Делфорду, маркизу Рейнд, отправившему к ней свою единственную дочь, то давно отослала бы Олимпию назад. Ей совсем нелегко было выводить в свет свою племянницу, страдая сильной отдышкой.

– Не думаю, чтобы нас услышали, тетя Элизабет. Все же заняты героем бала, – с усмешкой отрезала Олимпия, заметив толпу пестрых юбок, немедленно обступившую появившегося в бальном зале затворника.

Графиня Доз не расслышала ее последних слов и вновь предложила:

– Если ты плохо себя чувствуешь, Олимпия, мы можем вернуться домой.

– Тетя Элизабет, уверяю вас, я вполне здорова, чтобы выдержать еще один вечер для Джеффри, – слишком торопливо возразила та, не отрывая взгляда от герцога Ормонда.

– Дорогая моя, вполне в твоем духе думать о других, – улыбнулась леди Элизабет, ошибаясь на ее счет. – Но когда же ты сделаешь окончательный выбор? Маркиз Рейнд будет крайне недоволен, если ты и в этот сезон не выберешь себе мужа.

– Успокойтесь, милая тетушка. До конца сезона еще две недели. Стало быть, у меня предостаточно времени, чтобы сделать свой выбор.

– Прекрасно, иначе твой отец, потеряв терпение, отзовет тебя в ваш родовой замок в Кембридже. Или же заточит в дальнем поместье Делфорд-Холле. Ты этого хочешь, милочка?

«О-о-о… Это было бы ее наказанием, – пронеслось у тети в голове, – тогда она не казалась бы столь высокомерной красавицей, что немало озадачивает джентльменов. Но, несмотря на ее чрезмерную холодность, за ней настойчиво увивались столичные кавалеры… Этому, надо полагать, было одно объяснение – слишком богатое приданое».

Леди Элизабет Клейторн хорошо знала, как умела Олимпия своей ядовитой насмешкой охладить пыл слишком назойливого поклонника, навсегда отбив у него охоту ухаживать за ней. Это сильно огорчало тетю. Она неоднократно журила свою племянницу за ее колкость в беседах с молодыми людьми. Хорошо зная её, графиня опасалась, что та никогда не сделает решительного шага.

Поэтому она сухо бросила:

– Советую тебе, дорогая племянница, все же не тянуть с выбором жениха.

– Две недели – немалый срок, к вашему сведению, – с холодной улыбкой выдавила девушка.

– Сомневаюсь, милая. Если ты не сделала этого за три года, то что можно говорить о каких-то ничтожных двух неделях?

– Обещаю, тетя Элизабет, что к концу сезона я непременно познакомлю вас с рыцарем моего сердца, – заявила девушка, пряча усмешку.

– Надеюсь, это будет не рыцарь из сказки, – недовольно проворчала леди Клейторн, окинув Олимпию недоверчивым взглядом.

От тети на укрылась невыразимая скука, написанная на лице племянницы. И в самом деле, Олимпия внезапно почувствовала беспричинную тоску. Бал, в начале обещавший быть весьма занимательным по случаю присутствия здесь таинственного затворника, быстро надоел ей. Герцог Ормонд, только появившись в бальном зале, тут же исчез от жадного взора толпы. Не видя перед собой предмета общего любопытства, Олимпия невероятно скучала, даже находясь в самой гуще привилегированного общества. Без него все вокруг казалось ей рутинным и чересчур однообразным. Даже шутки и остроты, утратив свою первоначальную новизну, до невозможности приелись молодой особе.

Олимпия, стоя в бальном зале и равнодушно взирая на окружающих, вскоре так заскучала, что почти обрадовалась, когда к ней подошел молодой и красивый лорд Роджер Стенхоп, граф Денби, один из самых завидных женихов в Англии, которого она отличала более других.

И, едва он предложил ей совершить небольшую прогулку, девушка немедленно взяла предложенную руку и, переглянувшись с тетей, царственно удалилась с ним под завистливыми взглядами уязвленных особ, присутствовавших на ярмарке невест.

Они медленно прошли через анфиладу великолепных залов, сверкающих золотом и серебром, и, спустившись по широкой лестнице, оказались в картинной галерее, которая, к ее удивлению, была совершенно пустынной. Должно быть, в этот вечер среди шумных гостей герцогини Кендал не нашлось ни одного любителя живописи.

Олимпия облегченно вздохнула и остановилась посреди длинной галереи, сплошь увешанной картинами, чьи позолоченные рамы сверкали при свете горящих свечей. Она тут же почувствовала, как граф Денби, притянув к себе, крепко обнял ее за талию.

В следующее мгновение он прошептал:

– Олимпия, как я рад, что мы наконец уединились!

Судя по его прерывистому дыханию, девушка поняла, что он неимоверно волнуется и сказанные слова дались ему нелегко. Поэтому она мягко проговорила:

– Вы так неосмотрительны милорд, ведь сюда в любую минуту могут прийти гости.

– Ну и что же?

– Мне вовсе не хочется давать им пищу для разговоров. И полагаю, пока нам лучше держаться на должном расстоянии, – отстраняясь от него, холодно сказала Олимпия.

– Но до каких пор, Олимпия? – отчаяние звучало в его голосе.

– До конца сезона, дорогой Роджер, – быстро нашлась она, пытаясь успокоить пылкого кавалера.

– Почему вы всегда так холодны со мной? – граф Денби заглянул в бездонный омут ее глаз.

– Напротив, я к вам испытываю совсем иные чувства, нежели к другим.

– И какие же именно? Позвольте узнать, дорогая моя.

– Граф Денби, я выделяю вас среди остальных, по-моему, этого вполне достаточно.

– Ах, жестокосердная Диана! Что вы делаете со мной? – Роджер взял изящную руку Олимпии и приложил к своей груди.

Она мгновенно ощутила бешеное биение его сердца, которое, несомненно, волновалось. Но от любви ли? Быть может, это было вызвано чувством физической близости. Держа в крепких объятиях молодую особу, он все теснее прижимал ее к себе.

– Позвольте мне, милая, доказать вам свою любовь! – его рука ласкала спину Олимпии, а губы искали ее рот. – Как вы божественно прекрасны! Как соблазнительны! – нежно шептал граф в ее ушко. – Только отчего вас не сжигает этот огонь любви?

– Прошу вас, милорд, отпустите меня! Я задыхаюсь! – потребовала она, стремясь высвободиться из его объятий.

Похоже, он не слышал её. Приблизив свой рот к лицу девушки и обдав ее горячим дыханием, Роджер был полон желания насладиться ее губами. Страсть с такой силой овладела им, что он не мог более сдерживаться. Когда пламенный рот графа впился в холодные губы Олимпии, она даже не поняла, что случилось. Еще ни разу ни один мужчина не целовал ее. Имея немало воздыхателей, она держалась с ними высокомерно и не позволяла по отношению к себе никаких вольностей. Кроме простого целования рук дело дальше не шло. И потому такая смелость молодого человека, его наглость глубоко возмутила и уязвила ее гордость. Она же не легкомысленная девица, чтобы позволить малознакомому мужчине творить с ней, что ему вздумается!

Олимпия совершенно забыла, что частенько поощряла ухаживания Роджера и минуту назад она недвусмысленно сказала, что питает к нему особые чувства.

Невероятно обозленная такой дерзостью, Олимпия сначала хотела влепить графу звонкую пощечину, но чисто женское любопытство удержало ее. И она позволила ему поцеловать себя.

«Вероятно, пришло время познать науку любви, – мелькнуло у нее в голове. – Ведь у меня нет никакого опыта в любовных играх».

Между тем граф Денби, завладев ее губами, наслаждался их нежным ароматом. Олимпия замерла, с возрастающим интересом ожидая, что же будет дальше. Сначала она ничего не почувствовала, хотя его губы нежно и пылко ласкали ее. Когда же он, раскрыв ей рот, принялся исследовать его глубину, голова у нее невероятно закружилась. Язык Роджера совершал нападающие движения, ловя ее язык, и Олимпия нисколько не возражала против этих ласк, а быстро обвила свои руки вокруг его шеи. Слегка простонав от удовольствия, она раскрыла свои губы навстречу ищущему языку графа. Все больше погружаясь в поцелуй, Олимпия стремилась испить до конца любовный напиток, так восхваляемый поэтами, но поцелуй, к ее удивлению, неожиданно оборвался.

– Олимпия, я не могу показать вам в полной мере силу своей любви! – горящие глаза Роджера виновато смотрели на нее. – К сожалению, картинная галерея – не место для любовных игр. Я хочу, чтобы вы стонали под моими ласками.

– Я совсем не против, Роджер, – улыбнулась она.

Немного удивленный таким ответом, граф Денби как-то странно взглянул на неё. После чего нежно погладил рукой её лицо и, приблизив свой рот к её губам, ласкающе провел языком. Он пытался разжечь в ней ответный огонь, испепелявший его.

Затаив дыхание, Олимпия ждала. Ей хотелось вкусить гораздо большее, нечто волнующее, то, что делает девушку настоящей женщиной.

Роджер, бережно ласкавший ее губы, снова взял их в плен долгим и горячим поцелуем. Он все больше возбуждался, и дрожь бурно сотрясала его тело. Олимпия, впервые в жизни увидев мужскую страсть, пришла в ужас и мгновенно почувствовала к графу сильное отвращение, поднимавшееся из глубины души. Не чувствуя больше ничего, кроме брезгливости и разочарования, она оставалась в его руках совершенно холодной.

«Боже мой, что со мной? Неужели я не создана для любви?» Ей вдруг стало страшно за себя. Быть может, она уже никогда не встретит того, единственного и неповторимого, который способен разжечь в ней огонь любви.

Словно прочитав ее тайные мысли, Роджер внезапно понял, что его любовный пыл разбивается о каменное изваяние. Разомкнув объятия, он поспешно выпустил Олимпию.

Когда она встретилась с ним взглядом, он с огорчением проговорил:

– Отчего вы так сдержанны, Олимпия? Мне показалось, будто я целовал статую. Даже моя чрезмерная пылкость не смогла растопить ваш лед.

– Вы заблуждаетесь, Роджер. – Олимпия отвела свой взгляд.

– Разве?

– Безусловно.

– Дорогая моя, я так мечтал дать вам восторг поцелуя, вы просто свели меня с ума. Но я был так неловок, что не сумел воспламенить в вас страсть.

– Можете не оправдываться, милорд. Мне понятно ваше желание, – обезоружила его Олимпия.

Граф Денби открыл рот от изумления. Он никак не ожидал найти в молодой девушке столь искушенную особу. И, видя перед собой гордо вскинутую головку со снисходительным взглядом, пришёл в явное заблуждение. Роджер не сразу нашелся, что ей ответить.

Но в следующее мгновение, овладев собой, он сконфуженно проговорил:

– Не смею спорить с вами, леди. У меня не так много опыта в любви.

– В самом деле? – точеные брови Олимпии взлетели вверх. – А мне так не показалось. Почему вы целовали меня, как шлюху?

– Потому что я люблю вас всем сердцем, Олимпия, и прошу вашей руки! – выпалил он на одном дыхании, глядя в прекрасные, но невыносимо холодные глаза.

Предложение графа отнюдь не было неожиданным для нее. После такого поцелуя его следовало ожидать. Однако ее замораживающий взгляд мог начисто отбить у него всякую попытку признаться в любви. Поэтому Олимпия по достоинству оценила его решительность, хотя чванливость в ней так и поднимала голову.

– Считаю ваше признание несколько преждевременным, граф. Пока я ничего не могу вам сказать. Мы же как следует ещё не узнали друг друга.

– Напротив, – Роджер не отрывал от неё глаз. – Думаю, мы достаточно знаем друг друга. Лучше ничего не говорите сейчас. Просто оставьте мне надежду…

– Хорошо, – согласилась она. – Обещаю, что скоро вы узнаете о моём решении. А теперь, пожалуйста, оставьте меня здесь. Я хочу побыть одна.

– Как вам будет угодно, Олимпия. – граф Денби изящно раскланялся и покинул картинную галерею.

Как только Олимпия осталась одна, она не спеша двинулась вдоль висящих картин. Однако её блуждающий взгляд не задерживался на них. Пройдя галерею, она вышла на террасу, откуда открывался великолепный пейзаж цветущего парка, манившего к себе. Не раздумывая, Олимпия спустилась по каменной лестнице, где навстречу ей попадались приглашенные, очевидно, как и она, вышедшие подышать свежим воздухом.

Она медленно пошла по широкой аллее акаций, всё больше отдаляясь от дворца. Теплая летняя ночь, царившая над городом, казалось, таинственно шептала ей волшебные слова. Мечтая, она пробиралась в глубь парка. Олимпия не раз бывала здесь, и потому могла прекрасно ориентироваться в стоящем полумраке. Ноги сами несли её туда, где цвели дикие орхидеи, которые она обожала.

Спустя какое-то время Олимпия попала в оранжерею, залитую мерцающим светом фонарей. Олимпия вдохнула терпкий запах, исходящий от моря цветов, чьи буйные краски ещё сильнее оттеняли черноту ночи, заглядывавшей в оранжерею. Бросив рассеянный взгляд на это великолепие, она механически проследовала дальше. Но приближаясь к клумбам, где за живой зеленой изгородью росли дикие орхидеи, Олимпия явственно ощутила там чьё-то присутствие, хотя никого не было видно.

Внезапно неистовое бешенство охватило молодую особу. Проклятие! Кто-то уже опередил её, хотя она, направляясь в оранжерею, мечтала, что в ночной тишине только она будет наслаждаться ароматом экзотических цветов. Теперь это невозможно. Какой-то любитель экзотики тронул нежную красоту орхидей своим развращенным взглядом.

Её невероятно уязвило то, что в этот наискучнейший вечер не она первая будет любоваться их прелестью. Должно быть, этот дилетант в полной мере вдохнул свежесть орхидей. Чёрная зависть поглотила Олимпию. Ярость так и закипела в ней, требуя выхода.

Когда Олимпия наконец оказалась за густыми кустарниками, глаза её сразу же наткнулись на гиганта, склонившегося над клумбой. Он только что сорвал цветок и теперь вдыхал его неповторимый аромат, а на земле валялось несколько помятых орхидей.

Судя по всему, незнакомец провёл здесь немало времени.

На звук её шагов мужчина обернулся, и она мгновенно узнала пресловутого затворника, смутившего женскую половину приглашенных на бал. Прежде, чем лорд Эдгар Раслинг, герцог Ормонд, смог разглядеть её, она выплеснула на него всю свою желчь.

– Как вы могли меня опередить, гадкий отшельник?! Как посмели первым насладиться прелестью диких орхидей?

Рука, державшая цветок, на мгновение застыла, а темные выразительные глаза впились в незнакомку. Высокая молодая особа в восхитительном бальном платье из тончайшего шелка нежно-голубого цвета была просто неотразима. Её глубокое декольте с алмазной брошью у лифа откровенно демонстрировало нежные очертания соблазнительной груди и алебастровую кожу. Белокурые волосы были уложены в замысловатую прическу, чьи локоны каскадом ниспадали на обнаженные плечи. Прекрасную шею обнимало бриллиантовое колье. Маленькие ушки украшали подвески из того же гарнитура. На красивом лице гордо сверкали оттененные темными пушистыми ресницами большие небесно-голубые глаза, чей яркий блеск очаровывал своей невероятной красотой. Внимательно разглядывая её, герцог Ормонд не проронил ни слова. Увидев устремленные на неё удивленные глаза, она уставилась в ответ. Мягкий свет, падавший от фонарей, отчетливо осветил его смуглое лицо броской красоты. Девушка внезапно осознала свою грубость. Однако она была уже неспособна остановить себя, и на него, как снежная лавина в горах, снова обрушился новый поток оскорблений:

– Что вы на меня пялитесь, превратившись в соляной столб? Видно, вы одичали в своём логове. Или у отшельника нет языка? Меня бросает в дрожь! Как могла герцогиня Кендал доверить свою оранжерею такому вандалу? Только дикарь, не умеющий ценить красоту, мог так безжалостно сорвать эти прелестные орхидеи! И ваше счастье, что вы находитесь не в моём парке, иначе велела бы слугам выпороть вас.

Дав выход злобе, Олимпия замолчала, гневно сверкая глазами, в то время как герцог Ормонд, выпрямившись во весь рост, стоял перед ней с непроницаемым лицом, скрестив на груди холеные руки. Его изящные пальцы с особенной нежностью играли лепестками орхидеи, что ещё больше взбесило её.

Когда с губ Олимпии готовы были слететь новые уничтожающие слова, минутная тишина в оранжерее была нарушена бархатистым голосом, приятно ласкавшим слух:

– Несомненно, вы хотели бы сами оказаться на месте этого цветка. Не так ли, прелестная леди?

– Должно быть, ваша бурная фантазия выдает своё неуёмное желание, – сухо отрезала она.

– Весьма польщен вашей проницательностью, – парировал он, откровенно усмехнувшись.

– В таком случае, мне вас просто жаль.

– Отчего же?

– Вы так обуреваемы похотью, что даже не скрываете этого.

– По-моему, мы оба жаждем одного и того же, – возразил Эдгар, не сводя с неё глаз.

Его взгляд был настолько бесцеремонно-дерзким и иронично-оценивающим, что вызвал у неё в душе небывалое смущение. Но, вместе с тем, Олимпия почувствовала себя и немало оскорбленной. Поэтому она гневно спросила:

– Интересно, чего же именно?

– Вы хотите меня, а я…

Недослушав его, Олимпия перебила:

– Судя по всему, вы так давно не бывали с женщинами, бедный отшельник, что готовы броситься на первую встречную.

– Разве на первую встречную? Думаете, я слепец и не заметил, как в бальном зале вы пожирали меня взглядом.

Олимпия, к ужасу своему, поняла, что отчаянно краснеет. Черт побери, он явно уличил её, когда она открыто любовалась им. Однако ей вовсе не улыбалось в этому ему признаваться.

– Ну и что из того? – отрезала она. – Все гости глазели на вас.

– Не стройте из себя ослицу, милочка. Вы прекрасно знаете, о чем идет речь.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Сдается мне, что вы немало преуспели в редкостном притворстве, моя провинциалочка.

– Откуда вам известно, что я не из Лондона? – глаза девушки, и без того большие, распахнулись пошире.

– Слухами земля полнится, – губы герцога растянулись в дьявольской усмешке.

– Неужели и до отшельника могли дойти светские сплетни?

– Не без того, – его губы ещё больше поползли вниз.

– Действительно, вы неплохо осведомлены для затворника.

– Да кто же не знает богатую невесту, третий сезон выезжающую в свет в тщетном поиске суженого?

Слова, обнажившие истину, неприятно задели Олимпию. Её обычная словесная язвительность вдруг исчезла, уступив место некоторой растерянности, совершенно не свойственной ей. Правда, в следующее мгновение её охватил гнев.

– Допустим, – вызывающе бросила она, с холодной ненавистью воззрившись на него.

В свою очередь, Эдгар небрежно выпалил:

– Надо полагать, в этот сезон вы уже не упустите свой шанс. Верно?

– Какое вам до этого дело?

– Меня интересует, на кого упадет ваш благосклонный взгляд после такой разборчивости.

– В самом деле? – во взгляде Олимпии на сей раз не было удивления, а лишь ироническая усмешка.

– Именно.

– Во всяком случае, не на вас.

– Чертовски жаль… – в его глазах полыхнул янтарный огонь. – Я очень рассчитывал на это. Но признайтесь откровенно, что в бальном зале вы вожделели меня.

– Неправда! – немного схитрила она. – Лицезрение ещё не основание к утверждению.

– Ах, будьте хоть раз честны с собой, строптивица моя, – рассмеялся он, дразня её взглядом.

– Определенно, вам хочется так думать, поскольку вы уверены в своей неотразимости. Однако вы сильно ошибаетесь, если считаете, что уже очаровали меня. Я вовсе не жажду вашей близости, как это взбрело вам в голову, чертов отшельник!

– Сомнительно! – уголки его красивых губ изогнулись дугой. – Боюсь, вы жаждете этого, как ничего другого. Признайтесь, милочка.

– Хватит соблазнять меня словами! Вам этот номер не пройдет, хитрец.

Олимпия поймала себя на мысли, что ей нравится начатая герцогом игра. Ей и в голову не приходило покинуть оранжерею. Непонятная сила, казалось, удерживала ее здесь, толкая в пропасть.

– Разве вы не испытываете томления плоти, находясь подле меня? – осведомился герцог Ормонд убежденным тоном, не отрывая от нее взгляда.

– Бросьте нести чушь! – в сердцах выпалила Олимпия, багровея. – Вы меня бессовестно провоцируете, если я не ошибаюсь.

– Думаю, вы заблуждаетесь, прелестнейшая леди Делфорд, – с улыбкой возразил он. – Я всего лишь обнажаю истину.

– И какую же?

– Вы лелеете надежду умереть в моих объятиях.

– Прямо скажем, у вас недурная фантазия!

Игнорировав её слова, Эдгар продолжил:

– Более того, вы жаждете, чтобы вашу страсть утолил настоящий мужчина. Такой, как я.

– Вы явно не в своем уме, – донеслось до него.

– Разве вы не об этом мечтали, отправляясь ночью в парк?

– В таком случае, не лучше ли перейти сразу к делу? – с вызовом заявила Олимпия, стоя в двух шагах от него.

На минуту стало тихо в оранжерее. Судя по наступившему молчанию, ей удалось шокировать самодовольного герцога. Он так и впился в неё взглядом, казалось, они целую вечность изучали друг друга. С трудом сохраняя на лице невозмутимость, Эдгар старался припомнить, чувствовал ли он себя когда-либо таким потрясенным. Нет, ранее он никогда не испытывал такого замешательства, в какое ввергла его эта сумасбродная особа. Она, а не он, стала царицей непредвиденной ситуации.

– Было бы неплохо, естественно, – вдруг ядовитая усмешка исказила его красивое и мужественное лицо. – И в самом деле, никто, кроме меня, не разожжет в вас огонь страсти. Никто не доставит такого удовольствия, которое я вам смогу дать. Только в моих руках вы ощутите море чувств.

Стало ясно, что он снова искушал её медовыми речами, чью сладость, похоже, она уже чувствовала на своих губах. И облизнув их, Олимпия неожиданно прошептала:

– Я сомневаюсь в этом.

– Напрасно, – последовал ответ.

В тот же миг Эдгар небрежно бросил на землю орхидею, что неприятно уязвило девушку, и быстро шагнул к ней. Она тотчас почувствовала, как теплые руки герцога схватили ее лицо и приблизили к свету. В желтом свете фонаря глаза Олимпии наткнулись на его колючий взгляд.

Эдгар только сейчас заметил, что этот цвет невероятно повторял небесно-голубую окраску дикой орхидеи. Он долго молчал, пожирая её взглядом, пока она не вскричала:

– Уберите руки с моего лица, герцог! – её била непонятная дрожь, возникшая после того, как он неожиданно коснулся ее лица. – Своими гадкими манерами вам действительно удалось всколыхнуть во мне море чувств!

– Надеюсь, приятных.

– Не думаю, чтобы страх был таким уж приятным чувством.

– Неужели вы боитесь меня, моя дикая орхидея?

– Почему вы меня так называете?

– Разве для вас новость, что цвет ваших глаз точная копия этих орхидей? – в голосе герцога звучало необычайное волнение. – Должно быть, поэтому вы их так любите.

– Вовсе нет! – резко выпалила она, пытаясь убрать его руки со своего лица.

– Не к лицу приличной леди грешить против истины, – небрежно заметил герцог Ормонд, отпустив её.

Когда его сильные руки, до невозможности тревожившие Олимпию, в конце концов оставили её в покое, она мгновенно опустила глаза, пытаясь овладеть собой. Вдруг взгляд девушки случайно упал на цветок, валявшийся на земле. Дикая орхидея, претерпев жуткое насилие, была брошена, как ненужная вещь, бесчувственным отшельником. Олимпию мгновенно охватила жалость. Она быстро нагнулась и подобрала цветок. С нежностью распрямляя увядшие лепестки, она проговорила:

– Какое варварство! Как могли вы бросить орхидею после того, как сорвали её? Ясно, что вы настоящий злодей.

– Интересное умозаключение, – усмехнулся Эдгар. – Разве эта орхидея здесь единственная? Взгляните туда – там сонмище её прекрасных сестер.

Олимпия взглянула на клумбы, где благоухали орхидеи. Казалось, они своими большими глазками царственно взирали сквозь стеклянный шатер на звездное небо и ничего не подозревали о людской подлости, хотя в любую минуту их могли лишить жизни.

– Да, это так. – наконец подтвердила она. – Но вы безвозвратно погубили несколько орхидей, которые могли бы ещё долго украшать собой парк.

– Зато вы замените мне их, – послышалось в ответ.

– Что это значит?

– Я намереваюсь сорвать ещё один цветок, правда, более прелестный и намного восхитительный, чем эта дикая орхидея, – проговорил он, с усмешкой поглядывая на неё.

От этой ироничной улыбки её бросило в жар, и она выпалила:

– Если вы имеете в виду меня, то это вам вряд ли удастся.

– Вы так считаете, прелесть моя? – герцог шагнул к ней.

В мгновение ока Олимпия отшатнулась от него и выронила цветок, который держала в руке. Он громко расхохотался. Когда смех его замер в полутемной оранжерее, Эдгар, указав на орхидею, хриплым голосом выдавил:

– Видите, что случилось с этим цветком. Только вы никогда не увянете в моих руках, обещаю

Она не успела ему ответить, так как его рука дерзко легла на её развитую грудь, пикантно виднеющуюся из низкого декольте. Потрясенная наглостью герцога, Олимпия едва не задохнулась от негодования. В следующее мгновение ночную тишину прорезало эхо звонкой пощечины. Потом она не могла припомнить, как оказалась прижатой мощным телом к колонне, удерживающей свод оранжереи, куда с двух сторон тянулись высокие пахучие кустарники, чьи ветвистые кроны надежны прикрывали их от случайного зрителя.

Упрятанная в зеленую западню, молодая особа с бьющимся сердцем наблюдала за герцогом. Чем бесстрастнее было его лицо, тем страшнее становилось ей. Кругом господствовала пустынная тишина, и только ночной треск кузнечиков доносился откуда-то издалека.

«Боже мой, что от меня хочет дикий отшельник? Неужели он надеется приковать меня своим телом к этой колонне? Быть может, даже избить?» Ясно одно – он собирается свести с ней счёты!