Авантюристы. Книга 3

Глава 1

– Слышишь, Сергей, пищит на пределе, неужели нашли? Интересно весь комплект или только Леонардов здесь?

Сергей поправил капюшон, спадающий на глаза и, пожал молча плечами. Уже пять лет они мотались с Михаилом по городам и весям всей Европы в погоне за этими проклятыми СТНами и результаты были удивительно безрезультативными. Складывалось впечатление, что идет эдакая игра в «кошки-мышки» вневременная. В голове у Сергея пронеслись воспоминания о неудачных предыдущих командировках, заканчивавшихся, как правило, тупиком. Единственным достижением за эти годы стало то, что им удалось расширить радиус действия металлодетектора и, сейчас он устойчиво показывал расстояние в пять км. Не ориентируя, к сожалению, по сторонам света и теперь им предстояло обнаружить «эпицентр», сужая круги. Однажды, в начале шестнадцатого века, они так же запеленговали сигнал, проезжая через Милан, но там сигнал пропал неожиданно и покрытый аномальными пятнами город надолго остался в поле их внимания. И вот наконец-то удача улыбнулась им снова. В своем родном времени шел уже 2003-ий год и пацаны Михаила пошли в первый класс, а Аннушка уже родила Сергею двоих и собралась обрадовать третьим. Старшая дочка, которую Сергей, невзирая на возражение супруги, назвал также Анютой, нянчилась с младшим братишкой Ванюшкой и Сергей улыбнулся, вспомнив свое семейство. Не правда, что счастье, как здоровье и что когда «оно есть, то его не замечаешь». Сергей был счастлив и чувствовал это. Хотелось чтобы всем тоже было хорошо, и он на удивление всем родным и знакомым, стал менее требователен к людям. Смотрел на них иногда с сожалением и жалостью, но давно уже совершенно незлобиво. Даже характер изменился. «Шило в заднице». Похоже, перестало таковым быть. «Вынули».

– Как ты думаешь, у кого ларец?– Михаил спешился у проселочной дороги, по которой крестьяне срочно подгоняли Армии Кутузова провизию. Лошади шли одна за другой, упираясь мордами во впереди едущие телеги и промежутки между ними не позволяли пересечь ее. Дорога вилась по опушке леса и огромное поле, свежескошенное, упиралось в нее, стремясь перескочить и уползти в лес. Заросли малины стояли плотной стеной, покрытые пылью и ягоды перезревшие, валились с ветвей от щелчков кнутами и грохота колес. Михаил отошел в поле и присел на стерню, вытянув ноги. Полдня проведенные в седле, даже в «допотопном», давали о себе знать. Мышцы сводило судорогой от усталости, и Михаил принялся снимать берцы, задрав подол рясы.

– Перекур? – Сергей присел рядом и развалился, облокотясь на руку.– Чай, кофе, танцы?– привычно схохмил он.

– Чай и покрепче, пожалуйста,– привычно отмахнулся Михаил.

– Может быть, тебе еще вскипятить и сахару насыпать?– Опять выдал дежурную шутку Сергей и закурил сигарету. Бросать курить он не собирался ни под каким видом. Даже от «перстов» отказался: – Прижмет, сам брошу. А пока «не учите меня жить»,– заявил он как-то и поставил точку на антитабачной кампании, направленной против него. Как ни странно, его поддержала супруга, заявившая, что если он бросит курить, то она бросит его.

– Это как прикажете вас, сударыня, понимать?– даже Сергей опешил.

– Я прочитала в книжице, что если от мужчины не пахнет табаком, то от него пахнет козлом,– заявила Аннушка, вогнав всех не курящих в краску.– Ой,– опомнилась она.– Я чего хотела сказать, что те, кто сроду не курит они конечно уже наловчились без табаку и от них козлами совсем не пахнет. А те, кто бросает курить, те непременно первое время пахнут.

– Мы не Козлы – Козлы не Мы!– гордо стукнул себя в грудь Сергей, вогнав теперь уже в краску Аннушку, которая совсем запуталась и принялась сбивчиво извиняться.

– Не парься, Ань,– успокоил ее Михаил.– Ну «козлы» – эка невидаль. И похуже бывало. Вон на Куликовом, ты бы понюхала, чем от людей пахло. Сергей до сих пор бледнеет, когда вспоминает. А Непрядва два дня еще текла рыжая от крови и этого самого. Ну, припахиваем слегка, конечно табак куда как завлекательнее нюхать.

– Ну, вас!– совсем сделалась красной как мак Аннушка и выскочила пулей из гостиной на кухню, загремев там посудой в раковине.

Сергей выпустил клуб дыма и полез в чересседельную сумку за термосом с чаем. Жизнь походная ему нравилась тем, что из нее он с удовольствием возвращался домой, где его ждали. Дочка повисала на шее с визгом таким оглушительным, что соседи за стенками вздрагивали и улыбались, сообразив, что это опять Руковишников из командировки вернулся. Возвращаться же сразу после ухода, как показала многолетняя практика, не рекомендовалось и когда они нашли такой параграф в одной из инструкций, то долго придирчиво изучали его, пытаясь понять мозгами людей из века двадцатого, логику людей «допотопных». Причина оказалась банальной и для всех времен актуальной. Понижался иммунитет и собственные биочасы организма могли, сбившись с ритма, сделать неожиданный скачок, путаясь во временных коллизиях. Впервые об этом задумался Сергей, получив целую прядь седых волос. Затем еще несколько резких складок носогубовых, внезапно возникших, заставили заинтересоваться этой проблемой и изучить ее, что называется вглубь. Параграф предписывал жить по возможности без «скачков», соблюдая жизненное время с реально прожитым. В этом случае гарантировалось, что организм вполне сносно будет переносить, «временные встряски». Решили соблюдать и, теперь один день в командировке соответствовал дню в реальной жизни. Безалаберное отношение к времени в прошлом закончилось, началось внимательное.

Мимо скрипели, тарахтя телеги и возницы, покрикивая на лошадей, шли рядом, облегчая участь лошаденок. Два монаха сидели с кружками в руках и пили чай, поглядывая на запад, откуда подтягивалась к Бородинскому полю Великая Армия Императора Наполеона.

– Скорее всего, что ларчик у Бонапарта. Как уж он к нему попал не известно, но Он там главный, стало быть, у него и есть,– высказал свое мнение Сергей.

– Что предпримем? В смысле изымать будем когда? До битвы или после?– Михаил с удовольствием вытянул босые ноги и, заложив руки за голову, уставился в бездонное небо. Сергей тоже прилег, положив голову ему на живот и покусывая травинку, пробурчал сонным голосом:

– А мне без разницы. Скоро ополчение Московское должно мимо пропылить. А там наши кадеты. Павлович все рвался в бой. Багратиона, говорит, грудью прикрою. Все Лермонтова цитировал, «И молвил он, сверкнув очами. Робяты, не Москва ль за нами…».

– Положим мужиков,– вздохнул Михаил.

– Что значит положим? Они сами бы ушли и без нас, толпой поперли. Кутузов, конечно, ополченцев в расчет не принимает, считая их толпой необученной. Это потому что он не видел, как они рубятся. Наш полк десятка стоит. Жаль, что тактика нынешняя не позволяет в окопы зарыться. Сколько народу зря поляжет от пушечных ядер,– вздохнул и Сергей.– Я Павловичу посоветовал во втором эшелоне, в кустах отсидеться, пока французы не вломятся и рукопашная не начнется. Вот тогда пальбы будет минимум пушечной и наш полк в самый раз, будет кстати. Дадут прикурить басурманам. Я им наши сабли выдал,– признался он.– Обалдели все, когда попробовали. Спят в обнимку, из рук не выпускают, даже когда по нужде идут.

– Да ты что? Они же всю армию Наполеонову в капусту покрошат,– всполошился Михаил.

– Сейчас «покрошат». Во-первых, там тоже не пацаны сопливые и рубятся, будь здоров, а во-вторых парни не из железа. Вспомни.– «Рука бойца колоть устала…» . Это тебе «не крестиком вышивать». Так намахаешся… Пуля дурра, опять же. А инфантерия французская знаешь как «ломит» в штыки? Тут сабелькой хрен остановишь. Они же еще и стреляют супостаты, прежде чем «ломить». Сколько наших положат парней, пока до сабельной схватки дойдет? Сабля хороша, когда конно, а пеше она не столь эффективна. В «Завесах» если бы были,– вздохнул Сергей с сожалением.

– Тебе волю дай так ты бы им еще и «Рапиры» выдал,– Михаил скосил на Сергея глаза.– Жалко конечно ребят, но раз решение приняли не вмешиваться в исторический процесс, значит, будем его выполнять. Ты уже условия нарушил, как будешь потом сабли обратно изымать? По полю скакать с детектором? Сколько их уйдет с французами в виде трофеев? Хорошая вещь долго не залежится. Еще аукнется нам твоя жалость,– проворчал он, приподнимаясь и стряхивая голову Сергея со своего живота.– Ишь, разлегся, как на подушке. Как дам больно! Поехали к Наполеону в гости. Здесь за своих сойдем, а для французишек за ихних, как– нибудь проканаем.

Деревушка Бородино осталась позади и никому казалось особенно-то и дела не было до двух монахов, проехавших через нее и направившихся в сторону французов.

Русский авангард сдерживал подходящие французские корпуса, закрепившись в деревне Шевардино. На скорую руку редуты возвели и защищали гренадеры генерала Горчакова А.И. Двенадцать тысяч человек, встали на пути Великой армии и торчали костью в горле, позволяя главным силам организовать оборону у дер. Семеновское. Корпус маршала Даву попытался сходу выбить русских из Шевардинских редутов, но получив встречную контратаку, в которой русские в штыковой рукопашной, перекололи несколько полков Понятовского, заставив маршала отнестись к редутам серьезно и попытаться обойти их с флангов. Русские дрались практически окруженные с трех сторон и, пока их спасало только мужество и растянувшиеся обозы французов с артиллерией и боеприпасами. Бросив против 12-ти тысяч 35-ть маршал Даву с удивлением наблюдал, как русские батальоны, сверкая штыками, вламываются в его конницу и опрокидывают ее, неся страшные потери, но не уступая ни пяди. Под треск барабанов, с развевающимися знаменами, русские шли умирать и этот «молох» казался неуязвим, когда смыкая ряды, перешагивал через убитых.

Подтянувшаяся артиллерия французов спешно открыла огонь по обнаглевшим русским, заставив их откатиться в Шевардино, но выбить их оттуда так и не удалось. Они ушли, когда солнце упало за верхушки деревьев, унося с собой убитых и раненых.

Бонапарт разместил штаб своей Армии в деревушке Фимкино, и выехал в сторону Бородино, в сопровождении Старой гвардии. Император, не любивший ездить верхом, вынужден был пересесть в седло, русские дороги и пушки, гремящие в районе деревни Шевардино, не располагали к езде с удобствами. Проведенная рекогносцировка вполне удовлетворила Наполеона-I-го. Он увидел то, что хотел. Понял ход мысли обороняющегося неприятеля и боялся теперь только одного, как бы Кутузов опять не сорвался отступать, уводя армию от баталии. План предстоящей битвы уже выстроился в голове у Бонапарта и в разные стороны поскакали вестовые с его письменными приказами, поспешно зашифрованными писарями. Наполеон стягивал армию в центр, собираясь нанести удар всей армией там и опрокинув русских, уничтожить, прижав к Москве реке у деревушки со смешным названием Бородино.

В Фимкино Михаил с Сергеем въехали в два часа после полудня и, расспросив довольно бесцеремонно пару встречных офицеров-гвардейцев, спешащих неизвестно куда и пытающихся отмахнуться от назойливых монахов с их расспросами, все же определились с местом где «засел» Генштаб Императора. Начальник его Маршал Бертье выбрал избу подобротнее и повместительнее, впрочем, по снующим туда-сюда вестовым, можно было уже и без посторонней подсказке определиться с местом расположения штаба. Суета была изрядной. По единственной улочке, сворачивая корявые плетни, двигалась артиллерия Великой армии. Лошади хрипели, нещадно погоняемые ездовыми, а прислуга артиллерийская, шагала рядом, глотая пыль и помогая на колдобинах, и подъемах взмыленным лошадям. Стоял гвалт на всех языках Европы и эскадрон жандармов метался вдоль дороги, наводя порядок. Однако суета эта была правильно организованной и, пересекая деревушку, каждый полк и батальон уже знал четко свою задачу на ближайшие сутки, растекаясь в нужных направлениях. Шевардинские редуты, огрызались и мешали выполнять приказы Императора о занятии назначенных рубежей. Поэтому артиллерия срочно распрягалась, разворачивалась и палила картечью по деревне, наращивая плотность огня. Русские пушки отвечали вяло. Их на редутах было установлено всего штук тридцать и, боезапас у них был ограничен ввиду временной задачи и намерения командования оставить рубеж, когда возможности далее его удерживать более не будет, в связи с превосходящими силами противника.

– Голубчик, задержи Бонапартия сколь сможешь,– попросил Горчакова Кутузов.– Нам каждый час нынче кровью солдатиков оплатится. Редуты Семеновские вишь ли, совсем не готовы. Уж и ополчение брошено на земляные рвы, а не поспеваем. Навалится француз и все впустую. Не дай им выйти на оперативный простор, князь.

– Стоять насмерть будем,– вытянулся генерал-лейтенант Горчаков и Кутузов досадливо сморщившись, вытер платочком выбежавшую из-под повязки слезу.

– Эко ты братец! Да пошто насмерть-то? Стой пока сможешь, да уведи полки. Наполеону тоже время, голубчик, надобно, чтобы армию из походного порядка перестроить. Вот перестроению и помешай. Воспрепятствуй. Пока они поймут, что бой Арьергадный, оно глядишь время и выиграем. Им ведь еще пушчонки пристрелять надобно, а наши уже по местам стоят и канониры шагами все вымеряли.

Шевардинский редут, перегородил проход и оперативное развертывание французов замедлилось. Лесные речушки и овраги не позволяли обойти редут коннице маршала Даву и французы вынуждены были наступать в лоб, неся потери от залпов и штыковых встречных ударов дивизий Горчакова. Инфантерия французская, утомленная маршем, медленно просачивалась с флангов редута, накапливаясь в редколесье и готовясь ударить, но умирать не спешила. Маршал Даву, пустил на редуты два конных полка польских уланов, которым удалось вломиться в оборону русских и даже вырубить артиллерийскую прислугу у орудий. Пушки со шляхетской лихостью, попытались скинуть с брустверов, но тут подоспевшее к русским подкрепление в виде полка пехотного, с какой-то легкостью невероятной вырубила поляков, нашинковав их, вместе с лошадьми за пять минут, в кровавую кашу. Московский полк ополчения, занял места у орудий и методично начал выбивать конницу маршала картечной пальбой.

– Дьявол, что за инфантерия у этих русских?– нервничал маршал, наблюдая в подзорную трубу, как одетые в зеленые мундиры солдатики неприятеля шустро режут поляков и вышвыривают их штыками из седел. Залпы же фузейные наносили ущерб также изрядный и убитый рядом с маршалом адъютант, сполз из седла на землю, схватившись за живот и не успев ответить на риторический вопрос.

– Артиллеристы, что вы там копошитесь, как беременные?– Заорал маршал, подгоняя пушкарей.– Учитесь у русских. Вот как нужно стрелять,– махнул он рукой в сторону Шевардинского редута.

Артиллеристы засуетились живее, и редуты накрыло картечными разрывами, выкашивая защитников. Однако и русские не стали ждать, пока их там перебьют как перепелок, а выстроившись каре, двинулись с барабанным боем и, развернутыми знаменами, уходя из-под огня и, сея панику фронтальным ударом.

– Что они делают?– воскликнул удивленно маршал.– Это же на пять минут моему корпусу. Идиоты!

А «идиоты» уже бежали ломаными рядами и рубили его уланов и драгун, пробиваясь к артиллерийским позициям. Прошли, как нож сквозь масло и, выбив напрочь артиллерийскую прислугу, законопатив три десятка пушек, отошли, огрызаясь, ружейными залпами. Зеленые мундиры остались на артиллерийских позициях, вперемешку с пестрыми французскими. И маршал, подъехав, склонился в седле, рассматривая необычное для его глаз обмундирование. Молоденький парнишка, заколотый штыком, лежал, подогнув ноги и сжав в руке саблю. Губы его расползлись в радостной улыбке, как будто он не умереть пришел сюда, а погулять на свадьбе.

Глава 2

– Они там, что все такие? Вся армия этого Циклопа?– Даву скривился зло и продолжил:– Этот гренадер тут человек десять зарубил, пока его не угомонили штыком, – и махнул рукой, подзывая к себе капитана артиллериста.

– Усильте плотность обстрела, не давайте им высунуться. Полчаса даю на то, чтобы замолчали русские пушки. Мсье Понятовский, обойдите их с левого фланга. Ударите сразу после прекращения артобстрела. Фронтальные атаки бессмысленны. Нам не нужны такие потери. Мои кавалеристы привыкли рубиться в конном строю, а не в пешем. Выполняйте,– однако, и фланговые атаки были отбиты с потерями такими, что генерал Понятовский буквально взвыл, схватившись за голову. Он потерял уже до четверти своих солдат, но не смог продвинуться ни на шаг. Поле было усеяно убитыми и ползущими ранеными.

Прискакавший вестовой из штаба Армии, передал маршалу, что Император требует его к себе немедленно и Даву Луи Николя – герцог и граф, еще раз взглянув в сторону Шевардинского редута, распорядился:

– Вернусь через час и чтобы к этому времени духу здесь этих русских не было. Марш. Вышвырните этого генерала Горчакова к чертовой матери, а деревушку раскатайте по бревнам. Не жалейте ядер,– сплюнул зло и ускакал в Фомкино.

Император был недоволен, он сидел в походном кресле, положив ногу на барабан и скрестив руки на груди. Закусив губу, Наполеон прислушивался к канонаде и, увидев подъехавшего маршала Даву, скривился в саркастической усмешке.

– Что, Герцог Ауэрштедский, Кутузов Арьергардный бой навязал, да столь баталия приключилась изрядная, что и корпуса мало?

– Ваше Величество, на Шевардинских редутах Гвардия не иначе русская. Лучшие там. Они и в мундиры одеты не как все прочие, особенные. Я таких еще не видывал, – начал оправдываться Даву.

– Там две дивизии генерал-лейтенанта Горчакова. Бывшего флигель-адъютанта Императора Павла-I. Мальчишка несмышленый и безрассудный. Храбр, но стратег никакой. Луи, там десять тысяч человек, против твоего корпуса. Стыдись. Ты понимаешь, что нам необходимо развернуть Армию и занять намеченные рубежи? Этот Горчаков, как заноза в заднице. Не принимаю никаких извинений, мсье. Извольте немедленно выбить неприятеля из этой деревушки,– Наполеон, ударил каблуком по барабану, ставя точку в разговоре и тот гулко отозвался пустым нутром.

Французы усилили артобстрел за счет прибывающей в походных колоннах артиллерии и деревня Шевардино, перепаханная ядрами, заполыхала оставшимися постройками.

Однако очередную кавалерийскую атаку русские опять с легкостью необыкновенной отбили, встречным молодецким ударом и, смяв наступающие колонны, опять ворвались на батареи французов, вырезая артиллеристов. Приведя несколько десятков пушек в полную негодность, не спеша отошли, дружно отстреливаясь, деловито, будто выполняли повседневную работу. Так же деловито перекололи ударивших с флангов пару полков инфантерии и даже наглецы, на виду у всего корпуса, принялись что-то там жевать, рассевшись по-домашнему.

Маршал Даву был вне себя: – Что они там о себе возомнили? Добавить картечи. Мсье Понятовский, ваши гренадеры меня разочаровали. Жерар, Дюк. С барабанным боем. Вперед! На вас смотрит Император! Позор! – завыли опять орудия и Шевардино заволокло дымом и пылью. И когда из перепаханной ядрами земли, навстречу французам опять поднялись эти зеленые мундиры, яростно скалясь, Даву невольно перекрестился:

– Тысяча чертей им в глотку,– бормотал он, наблюдая, как рубят его корпус, заваливая поле трупами Горчаковцы и перепрыгивая через них, гонят бегущих в панике поляков пана Понятовского.

– Еще одна такая атака и впору будет просить подкрепление,– пробормотал маршал, скривившись и наблюдая в подзорную трубу за контратакой. Русские опять отошли на исходные рубежи, уводя раненых и унося убитых, а французам пришлось заняться перегруппировкой. Ошеломленные и деморализованные, ползли с поля оставшиеся в живых увечные и ржали раненые лошади, отчаянно с визгом. Потери были немыслимые. Такой мясорубки Даву не приходилось видеть еще ни разу за всю свою военную, долгую карьеру. Страх заледенил души, когда «зеленые мундиры» вернувшись на исходную, продолжили прерванную трапезу, с хладнокровием поистине сатанинским. Разливали кипяток по кружкам. Даву даже рот открыл от изумления, наблюдая за их действиями.

Солнце уже склонялось к закату, когда французы решились еще на одну атаку, как положено с барабанным треском и знаменами. И им удалось ворваться в деревушку, в которой, среди обуглившихся остовов домов, началась сеча отчаянная и страшная. Русские и французы перемешались, и эта рукопашная схватка, своей остервенелостью, надолго запомнилась оставшимся в живых. На всю оставшуюся жизнь. Их немного осталось этих счастливцев из тех, кто ворвался в проклятую деревню.

У Даву тряслись руки, когда он наблюдал за этим боем. Его гренадеров резали, как свиней. Рубили пополам, вспарывали животы. И дрогнувших, гнали, уничтожая сотнями в минуту. Выкосили, как траву. От двух полнокровных полков, чудом выползло из деревушки сгоревшей, едва ли десятая часть. Ночь, упавшая на лес, поле и деревню, спасла французов от позора, а русских от окончательного истребления. Уходили в сторону Утицы. Прибывшие обозники, загрузили тела павших и тяжелораненых в телеги и Горчаковцы, едва волоча ноги от усталости и потери крови, ушли, оставив о себе неизгладимое впечатление у французов. У всей Европы. Полк ополченцев, со своим командиром полковником Соболевым, уходил последним. От него осталась едва треть и Петр Павлович, вымотавшийся за день, всматривался в лица проходивших мимо парней. Ранены были все. Многие тяжело, но убитые, которых не вернуть, стояли перед его глазами. Их лица, суровые и непреклонные, смотрели ему в душу, будто спрашивая.– «Зря мы, или нет, сложили здесь свои головы?» Силиверстович, командовавший первым батальоном, от которого осталась разве что по количеству рота, стоял рядом, оперевшись на саблю в ножнах, как на трость и вздыхал:

– Каких парней положили,– простонал он и смахнул набежавшую слезу.

– Дали зато мусьям по сопатке,– возразил ему кто-то из раненых с телеги, проезжающей мимо. Голос был слабый, но прозвучавшая в нем гордость, наполняла его силой и уверенностью, что нет «Не зря».

Когда Бонапарту доложили, с какими потерями удалось взять Шевардино, то он даже сначала подумал, что ослышался и переспросил: – Сколько составила убыль личного состава корпуса?– и услышав число потерь вторично, спросил: – Пленные есть?

– Нет, Ваше Величество. Взять не удалось. Они даже убитых своих постарались унести. Всего несколько трупов осталось.

– Непонятный фанатизм! Ведь рабы! Мы свободные, а они рабы. Откуда такая сила Духа? Зачем?– свита промолчала, каждый думал о том же. Вот именно «зачем»? Зачем они приперлись за тысячи верст в эту лапотную Россию и прутся дальше с настойчивостью одержимых?

Всю следующую ночь Бонапарт не спал, планируя дальнейшие действия Армии с начальником штаба маршалом Бертье. Герцог Валанженский, Князь Невштательский, Князь Ваграмский – Бертье Луи Александр – ученый и педант привычно сыпал номерами корпусов, докладывая Императору их численность, боеготовность и месторасположение.

– Как думаешь, Луи, чего нам будет стоить это сражение?– спросил Наполеон под утро, склонившись над картой, разложенной на раскладных столах. Несколько массивных подсвечников, прижимали ее края, освещая колеблющимся пламенем свечей.

– Если командующий русской армией соизволит дать бой и не отступит далее к Москве, то это будет стоить нам половины личного состава, Ваше Величество. Луи Александр Бертье привык говорить, то, что думает, когда дело касалось Армии.

– Сомнительные перспективы, Бертье,– Наполеон снял треуголку и швырнул ее на стол. – Все идет не так, как я задумал. Если русские будут драться так, как они это продемонстрировали сегодня, то ваш прогноз может оказаться весьма оптимистичным. Пиррова победа – вот что нас ждет. За спиной у русских Москва, а до Парижа, Бертье…

– Вы бы прилегли и вздремнули несколько часов, Ваше Величество. Сегодня будет очень суетный день,– набрался смелости дать совет Бертье.

– Непременно,– Наполеон потер подбородок, взял треуголку и, нахлобучив ее на голову, вышел не попрощавшись. Следом за ним выскочил Франсуа Жозеф Лефевр – начальник Старой гвардии, отвечающий за личную безопасность Императора. Почетный маршал Франции и как положено Герцог и Граф Данцингский был малограмотен и из разговора начальника штаба и Бонапарта понял только одно, что ему следует усилить бдительность.

А рядом с Фомкино – в деревушке Валуево заночевали два монаха, приведенные сюда сигналом металлодетектора. Сомнений не было – «эпицентр» был здесь. Временно дислоцирующаяся рядом с деревней дивизия карабиниеров, растащив несколько избенок, готовила себе ужин и, расположившись у костров, с шумом и гамом делилась впечатлениями прошедшего дня, запивая солдатский паек трофейным вином, вытащенным из подвала местного помещика-барина. Черпали из бочек, чем придется, пользуясь тем, что офицерам сегодня было плевать на дисциплину и субординацию. Какой-то кавалерист предприимчивый, тащил деревянную бадью литров на двадцать, полную халявного вина, мимо монахов. Видимо к своему лежбищу, чтобы порадовать товарищей по оружию.

– Вот оно боевое братство в действии,– кивнул Сергей на француза-кавалериста.– Мог бы сам нажраться втихаря и залечь в кустах свиньей, нет, прет на всех. Молодец. Интересно кто у них тут главный? Кстати, сигнал пропал. Дырка что ли аномальная?

– Сейчас узнаем, кто тут главный,– Михаил схватил за рукав пробегающего мимо с котелком в руке артиллериста.– Эй, Жан, стой. Скажи-ка, дядя, чья тут дивизия гадит в лесу?

– Француз попытался выдернуть рукав, но это у него не получилось и он, повернув в сторону монаха любопытного усатое лицо, рявкнул возмущенно:

– Отцепись, пока шею не свернул, как куренку. Шляетесь тут,– и схватился рукой за рукоять табельного палаша, болтающегося сбоку.

– Ты, что, Жан, белены русской объелся?– Михаил слегка потрепал артиллериста, приводя его в чувство.– Скажи, кто командир вашей банды и вали себе дальше.

– Мишель Ней, слыхал?– француз оглянулся по сторонам, вцепившись в котелок и оставив попытку к сопротивлению. Рука монаха оказалась цепкой и сильной.

– Это который Герцог Эльхингенский?– Михаил снова потряс артиллериста, заставляя его подпрыгивать на месте и тот ответил, зло лязгая зубами:

– Он самый. Наш парень. Таскал свой жезл маршальский в ранце, пока Император не скомандовал достать его оттуда.

– И где сидит этот парень? Нам он нужен дозарезу,– потряс Михаил опять француза.

– Там его шатер,– махнул артиллерист рукой с котелком в западном направлении, вываливая содержимое себе под ноги и свирепея не на шутку.

– Извини, Жан. Мы возместим ущерб. Хочешь жареную курицу и бутыль русского пойла, которое они называют водкой?– Михаил трясти француза перестал и тот рявкнул:

– Хочу, святой отец, чтоб мне картечью подавиться, если откажусь, черт бы меня тогда подрал со всеми моими потрохами.

– Серж, дай ему курицу,– Михаил сунул в руки рассерженному артиллеристу бутыль пятилитровую, зеленого стекла и тот радостно охнув, вцепился в нее обеими руками, отбросив котелок в кусты.

– Смотри осторожнее с этим питьем, Жан. Очень крепкая. С ног валит не хуже картечи, – предупредил Михаил артиллериста, но тот уже мчался в сторону костра, сжимая в объятьях бутыль и сверток бумажный с курицей, которая по размерам своим оказалась с хорошего гуся. У костра его встретили радостными криками, и водка потекла по солдатским кружкам, а курица мгновенно была разорвана в клочья. На костре жарилась трофейная свинья, на импровизированном вертеле и повар-доброволец вертел тушу, подбрасывая в нужные места веток. Именно он первый и хлебнул из кружки, протянутой ему заботливыми товарищами. Думая, что это опять кислятина из бочки, которую здесь почему то называют ошибочно вином, он маханул, не понюхав содержимое и замер, вытаращив глаза. Следом за ним выпили и остальные и гогот у костра смолк. Французы сидели, открыв рты и таращась друг на друга.

– Это, что ты припер, Жан?– простонал, наконец, «повар», сумев вдохнуть воздух.

– Водка, монахи угостили. Сказали, что русский любимый напиток,– Жан понюхал содержимое своей кружки, которую сжимал в руке.

– На змеиный яд похоже, вон уже и в желудке припекло,– простонал «повар».

– Успокойся, Николя, приходилось мне уже пробовать этот напиток. Нормально когда печет,– один из артиллеристов, принялся срезать поджарившуюся бочину, у оставшегося без присмотра поросенка и жир закапал, шипя на горящие поленья.

– Только много ее лучше не пить. Коварная зараза, как эти русские гады. Заманили вглубь своей России, деревни свои поразорили, жрать скоро будет нечего,– ворчал второй артиллерист, обгрызая куриную ногу.– Чтобы эту дрянь пить, привычка нужна и закуска хорошая. Сами-то русские пьют ее литрами. Им для аппетита каждый день по чарке выдают. Жрут в три горла, повоюй-ка вот с ними,– продолжал он ворчать и, отшвырнув в сторону кость, отхватил здоровенный кусок мяса палашом. К костру подошел командир батареи, лейтенант и, принюхавшись, спросил: – Не содрав шкуру жарите, идиоты?

– Так, когда ее было обдирать, мсье лейтенант?– вскочил со своего места рядовой Жан.– Присаживайтесь с нами, мсье. Отведайте солдатской пищи.

– Налей-ка вина мсье лейтенанту, Жан. Устал пади за день. Наши-то два орудия русские то ли утащили, то ли разобрали на части. Очень, наверное, мсье капитан недоволен.

– Недоволен,– вздохнул лейтенант.– Да он зол, как тысяча чертей. Эти-то ворвались в мундирах зеленых и в две секунды забили стволы, какой-то гадостью. Такая дрянь липкая и черная вроде дегтя, только погуще. Ну, ничем ее потом из стволов не выковырять.

– А вы, мсье лейтенант, где были, когда эти русские в зеленом на батарею ворвались?– поинтересовался Жан, наливая лейтенанту водки полную кружку.

– Контузило меня, сзади чем-то, шарахнуло по затылку, у лафета лежал и только круги перед глазами разноцветные видел. Слышал, правда, все хорошо. Один гад там все орал.– «Бистро, бистро, гудронь». Наверное, ругал за нерасторопность, а потом мне опять как дали по голове банником и тут уж я и слышать ничего уже не мог. Очнулся, смотрю, плохо дело. Из стволов пушечных, гадость эта чернеет, а прислуга орудийная с животами вспоротыми лежит. Там, сям…– лейтенант потряс головой и залпом опрокинул в себя кружку водки. Дошло до него, что вино очень крепкое, когда уже проглотил половину содержимого и, дернувшись, оторвался от посудины, уставившись на нее глазами полными слез.

– Это русская водка, мсье. Пейте смело,– Жан сунул в руку лейтенанта кусок курицы и тот принялся жевать мясо, размазывая слезы по лицу рукавом.– Дьявол, как они такое могут пить?