Осмысление

© Андрей Козлов, 2018

ISBN 978-5-4485-0756-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Краткое содержание

Подводка.

Начало.

Запись 1 (Дон-Жуан, Виллар Эстейт Эсенсия Гран

Резерв Шардоне, стиль, Элдертон Шираз, Макаллан,

Да Хун Пао).

Запись 2 (Лакме, Одфьелль Совиньон блан,

Национальный вопрос, Ганнибал ЮАР, Скапа,

Лао Тегуаньинь)

Запись 3 (Травиата, Амфора Риболла джалла,

счастье и деньги, Бароло «Дагромис» от Анджело Гайя,

Лагавулин, Уи Ба Сянь)

Запись 4 (Беатриче и Бенедикт, Эредерос дель

Маркес де Рискаль Вердехо, семейные отношения,

Оитза Ирулеги, Далмор, Ча Чжуань)

Запись 5 (Богема, Домен де Шевалье, спорт,

БенМарко Мальбек, Грэм’с Кинта душ Мальведуш 1999,

Литтлмилл, Маньно)

Запись 6 (Паяцы, Ленц Мозер Трокенберенауслезе,

моё поколение, Домен Лаффон Экат, Глен Морей,

Уи Жоу Гуй)

Запись 7 (Вертер, Пуйи-Фюме Паскаль Жоливе

Совиньон блан, лекция о новинках во французском

виноделии, про виски, Шато Клерк Милон Пойяк

Гран крю, Глен Элгин Роу Каск Блэкэддер 1991,

Цзы Цзюань)

Запись 8 (Манон Леско, Зюйкербош Шардоне,

экспедиция часть 1, Пегуш Кларуш Палмела, Гленфарклас,

Дян Хун Маофэн)

Запись 9 (Тоска, Боланже Спеcиаль Кюве брют,

экспедиция часть 2, Бузи Гран Крю Эрбер Бофор брют

розе, Андре Бофор брют Миллезим Гран Крю 1990,

Спрингбэнк, Най Сян Цзинь Сюань)

Запись 10 (Макбет, Сент-Обен Домен Юбер Лами,

экспедиция часть 3, Шато Остенс-Пикан Лукуллус,

Кул Айла, Чжэн Шань Сяо Чжун)

Завершение

Подводка

Я сидел в своей подсобке для охраны и смотрел на эту троицу. Один из них, производивший впечатление человека, разбиравшегося в алкогольных напитках, использовал набор фраз и слов, которые ничего не говорили мне, человеку наблюдающему картину происходящего за их столиком в ресторане «Дон Джовани». Его звали Евгений. Левая рука этого человека держала бокал с белым вином, причём пальцы находились строго на ножке бокала и обхватывали его подобно скрипачу, сжимавшему смычок, но устремляя вертикально вверх. Я невольно взглянул на свою руку, которая сжавшись в кулак, напоминала кувалду, готовая обрушиться на любого, кто захотел бы нарушить покой посетителей сего заведения, соблюдая лишь установку хозяина ресторана, чтобы не было ситуаций с криками и не оплаченными счетами выпровоженных субъектов. Он разработал алгоритм, как сначала к проблемному гостю подходил администратор и вежливо и деликатно рассуждал о правилах приличия и тактично с уважением рекомендовал не привлекать к себе внимания окружающих. Но если товарищ не внимал увещеваниям облачённого в форменную ливрею администратора, наступал мой черёд. Я бы не сказал, что мне было свойственно чувство классовой ненависти ко всем этим буржуазным элементам, но свою работу я выполнял честно и уверенно. Техника проста и универсальна: нужно без лишнего промедления возникнуть рядом с возмутителем спокойствия, взять в охапку этого деятеля, чтобы его руки были зафиксированы по бокам и не цеплялись за окружающие предметы, когда, как выводят из горящего дома погорельца укрытого несгораемой тканью стремительно укрывая от дыма и раскалённого пространства огня, помещают в состояние покоя и отстранённости. Так и я, доставив спалившегося подвыпившего гостя в специальную комнату, где не было абсолютно ничего, кроме металлического стула со спинкой бережно усаживал его на этот стул, пристально глядел в помутневшие глаза, пытаясь зацепиться за остатки разума, и говорил всегда одну и ту же фразу:

– Пожалуйста, обратите внимание на своё поведение, которое не разделяется остальными гостями нашего ресторана, оплатите свой счёт прямо здесь и я обеспечу вам выход на улицу, где уже ждёт такси, которое доставит Вас по нужному адресу.

Мне говорили, что подобная фраза, отшлифованная в ходе упражнений на практике, не звучала бы отрезвляюще на людей если бы не эти два обстоятельства. Попадая из фешенебельного зала с дорогими декорациями в практически пыточную с облупленными стенами и угрожающим стулом, человек под приспущенной лампой встречался глаза в глаза со вторым обстоятельством – мною.

В конце 80 – годов 20 века Город представляла собой разделённое на кварталы сообщество молодёжных групп, подвергшихся пассионарному взрыву географического пространства. Здесь произошла кристаллизация накопившихся нерешённых процессов развития страны. Находясь на изломе своего циклического состояния, когда процесс идентификации подталкивал к принятию чьей – то стороны, а сторон – то и не было – всё было аморфно, и никто не предлагал каких – то существенных смыслов, молодое поколение взяло инициативу на себя и стремилось утвердиться посредством первобытных инстинктов – силы, зубов, крови. А оказалось, что имея злость внутри себя, это не приводит к решению важных целей. Поучаствовав в драках и поножовщинах, ощущая чувство локтя соседа по подъезду в битвах против таких же парней как и мы, но из другого района, приходишь к заключению что это только процесс структурирования времени, но не движение вперёд. Наоборот, даже, сбив какого – то парня с ног и причинив ему физический ущерб, через короткий временной интервал видишь, что продавая пирожки на улице через бабушек, он начинает передвигаться на машине, купленной на деньги от своего зарождающегося бизнеса. Пирамиды и кроссовки, с какими – то иностранными буквами на язычке, свитер с диковинным орнаментом привлекают девушек больше, чем рассказы о вчерашних разборках кто кого побил, и кто на кого наехал. Причём всё это ради туманных неосязаемых перспектив.

Мне повезло. Я жил в подъезде где находился подвал, в котором принимали макулатуру и при большой сданной партии старых газет, журналов и прочей ветоши, можно было приобрести диковинные на тот момент вещи: жевательная резинка, оформленная под сигарету с фильтром, или кассету для магнитофона, причём странного происхождения, а более интеллигентная публика отдавала предпочтение книгам то ли запрещённых, то ли разрешённых авторов типа Пастернака или Солженицына с их «Доктор Живаго» и «Архипелаг ГУЛАГ».

Но везение не в том, что из окна квартиры открывался вид на тащивших на себе вязанок с бумажными изделиями людей ради получения возможности обогатится стеклянными бусами советского времени, а мне лицезреть их радостно – заговорщические лица, тайком осматривающих свою добычу, а в том, что в какой-то момент эта макулатура никому не стала нужна, и освоенный подвал путём сложных трансформаций от запустения до перепрофилирования в склады различной группы товаров, в итоге превратился в тренажёрный зал – качалку. Её «художественным руководителем» оказался сосед по площадке, который не утруждал себя бременем оставаться там до вечера и оставлял мне ключи от этой сокровищницы, чтобы я закрывал дверь с окончанием работы зала.

Не нужно иметь богатое воображение, чтобы представить себе, что такое тренажёрный зал в СССР конца 80-х годов. Это подвал без вентиляции, удобств (про душ я даже не упоминаю) и собственно тренажёров. В наличии: лавки даже не всегда обтянутые дерматином со смягчающей подкладкой, в кустарных условиях сваренные стойки для штанг, грифы, найденные на школьных дворах, списанные из – за ржавого состояния, блины оттуда же, добытые в цехах заводов конструкции имеющие неопределённую массу в килограммах и используемые как штанги (особенно ценились ось с колёсами от дрезины), приспособленные народными умельцами механизмы под работу на укрепление кистей рук, чтобы можно было схватить обидчика железной хваткой. Нельзя сказать, что оборудование не менялось и не дополнялось. Иногда кто – то из посетителей, имея знакомых работяг в слесарных цехах приносил, в буквальном смысле слова на руках – таща с двух сторон, какую-то новую конструкцию, для развития группы мышц, имеющих тогда экзотическое звучание: дельта, трапеция, трицепсы, путая где они находятся на человеке, но выражения типа «сегодня буду прокачивать французским жимом» придавали загадочности и посвящённости в тайну бодибилдингового движения. А вот эти несуны мгновенно становились героями дня, а то и более длительного периода времени, вокруг этого груза собиралась знающая публика, со своими советами и мнениями – как это можно использовать, где лучше разместить и на что они работают.

Само собой я мог заниматься сколько душе угодно. Не было методик и систем в упражнениях. Кто во что горазд, терзал железо, выдавая свои потуги за индивидуальную программу. Особенно смешно выглядели парни, которые после подхода склонялись над своей тетрадью и, морща лоб от умственного напряжения, заносили что – то на бумагу не гнущейся рукой. Раз я полюбопытствовал более пристальным наблюдением, и рассмотрел, что этот гений ставит палочку о выполнении подхода к снаряду, напротив необходимого на сегодня комплекса упражнений. Но со стороны его действо выглядело как – будто он доказывал геометрическую теорему.

Но каждый приносил в качалку артефакты, связанные с культуризмом, это и фотографии мускулистых мужиков, которые удалось достать перефотографируя перефотографированные обложки иностранных специализированных журналов (сами журналы находились казалось так далеко и высоко, что людей листающих подобного рода литературу никто в глаза не видел), это и самиздатовские пособия по единоборствам и культуризму, где от руки нарисованные фигурки в белом кимоно и в чёрном кимоно выставляли блоки или наносили удары.

Пропадая целыми днями в подвале и совершенствуясь в искусстве поднятия тяжестей, мне совершенно было не до учёбы, поэтому закончив 8 классов я пошёл в ПТУ на каменщика, надеясь не особенно увлекаясь изучением предметов, быстрее обрести специальность с нормальным заработком и став работягой выбросить из головы те скудные знания, которые успел уловить в пол – уха в школе.

К 18 годам, возрасту, когда в кармане лежала повестка в военкомат, за спиной были бесконечные драки и разборки с различными парнями с кварталов, т.к. чтобы добраться до «каблухи», нужно было преодолеть некое пространство, населённое враждебными элементами, подходивших со стандартным вопросом:

– Э, ты с какого квартала?

и далее по списку:

– Ты чё, здесь ходишь? Чё, давно не получал? Ты чё, нарываешься?

и далее в том же духе, пока не переходили на личности:

– Ты знаешь …? (вставить нужное имя)

– А ты знаешь..? (вставить другое весомое имя)

и если были найдены общие имена, с которыми не стыдно было иметь отношения, можно было двигаться дальше. Но чаще начиналась потасовка с различным исходом. Прейдя в «каблуху», можно было узнать о существующих столкновениях, «базарах/ разборках», кто против кого в округе, и какие затеваются стычки.

Проходя медицинскую комиссию, я отличался от сверстников ростом (194 см.) развитой мышечной массой и хищным взглядом. Но поскольку я обладал специальностью каменщика, то родина решила направить меня в стройбат, чтобы возводить генеральские дачи. Лишь одно обстоятельство, случившееся во время укладки кирпичного забора вокруг очередного загородного дома какого – то командира, стало важным для меня в ходе прохождения воинской службы. Две недели нашей работы по этому объекту из окон дома доносилась КЛАССИЧЕСКАЯ МУЗЫКА! Вначале я был просто истощён разными скрипочкам, вопящими дамами и набором звуков. Но постепенно, я установил для себя, что музыка воспринимается не звуками, а ощущением ситуации, которая дорисовывает в разуме и в душе некие картины и образы. Так, можно было представлять себя, не чумазым укладчиком материала, а тонко чувствующим интеллигентом, понимающим гармонию символов, порождаемых единичными людьми – композиторами и исполнителями. Это было важно, в период нахождения в столпотворении казарменной жизни, где единица личности не была ценностью, а терялась в потоке строевого порядка и массовости.

Когда находишься в положении человека, вооружённого совковой лопатой, перемешивающим цемент в огромном корыте, под палящим солнцем, от которого становишься покрытым коркой коричневой кожи – сухой и стянутой, облачённым в гимнастёрку, воротник которой натирает шею до отчаяния, звуки, доносившиеся из этого открытого окна, открытого в другой мир, в другой уровень переживаний и восприятия реальности, некое параллельное пространство и скорости течения времени, то догадываешься, что социальная стратификация происходит и в советском обществе, хотя бы по рубежу человеческого образа. Я, чумазый, грубый и неотёсанный и те, находившиеся за лёгкой, развевающейся занавеской открытого окна. И преодолеть это расстояние в 20 метров сложнее, чем взять полосу препятствий, укреплённую противником. Потому что здесь противник – это всё то, что мешает нам сделать шаг и шаги вперёд, сквозь все наши стереотипы, накопленные поколениями, включающие сложившиеся поведение в определённых жизненных ситуациях. И ещё два умозаключения, сформировавшиеся при продолжающихся тренировках прослушивания интеллектуальной музыки:

– меняется выражение лица и расположение мимических мышц, взгляд становится более осмысленным и умным, что ли;

– появляется усидчивость, приобретается терпение и покой в пространстве и времени.

То есть, теперь можно было сидеть на одном месте, смотреть вдаль с наполненным глубоким смыслом видом, и ощущать внутри себя спокойствие и музыку.

Конечно, завести, а уж тем более поддерживать разговор с теми, кто находился в доме о названиях музыкальных тем, именах, биографиях и периодах творчества не представлялось возможным, поэтому количество превращалось в качество безымянно и без опознания услышанного, но всё же новое качество личности возникло.

Отслужив 2 года в военно – строительном формировании, я вернулся в свой родной Город и устроился на завод в ВОХР (военизированная охрана), так как о строительно – укладочно-копательных функциях вспоминать больше не хотелось. Здесь пришлось работать следящим за правопорядком в заводском общежитии, по ночам обходя этажи и взаимодействуя с местным контингентом, доставлять зарплату на раздолбанной «буханке», размещаться в домике на различных точках КПП производственной территории, проверяя номера перемещающихся через шлагбаум машин и проявлять прочую малоценную механико – физическую активность.

За это время я научился 2 важным вещам:

– не бояться темноты, ведь при обходе своего участка нужно заходить в самые отдалённые и глубинные места полу – пустующих ночью цехов с их инфернальными звуками, где-то вдалеке ухающих и лязгающих механизмов;

– не спать 2 суток дежурства; то есть бывали случаи, когда выручая коллегу, заступал за него на следующую вахту, и как бы не крепился первые сутки спать охота – вот просто невмоготу, но вторые проходят в деревянном состоянии, уже разучаясь спать и действуя на животных рефлексах, без включения второй сигнальной системы.

Само собой, в середине 90 – х годов, откладывая большую часть своего дохода, я скапливал для приобретения проигрывателя компакт – дисков, и, осуществив поставленную цель, занялся составлением коллекции, прежде всего классической музыки, уже с сознанием дела идентифицируя услышанное с именем автора, формируя фаворитов и аутсайдеров.

Из всего перечня должностных операций стояние на КПП оказало наибольшее влияние на мою последующую жизнь. Как-то, проезжающий мимо директор завода решил поинтересоваться комфортными условиями домика, в котором размещаются его сторожевые, это там где хватает места для стула со спинкой, стола на котором умещается журнал для записей и внутренний телефон, а в зимнее время ещё и нагревательный прибор от которого сгорает кислород в ограниченном пространстве и приходится выбирать между покрасневшим сухим лицом, невозможностью дышать и временным открыванием скрипучей деревянной двери на мороз и метель – отчего лицо также становиться покрасневшим и сухим. Подойдя к нашему месту дислокации, дверь его машины осталась открытой, и оттуда доносились звуки известной мне оперы уже известного названия. И здесь, произошло пересечение тех двух миров, про которые я размышлял, находясь в окопах генеральской дачи.

– Следующая ария будет глубоко трогательной и проникнутой болью в голосе и чувственно прекрасной – сказал я не зная, как можно отреагировать на вопрос начальства о том, как вам вообще здесь?

Начало

Ресторан, который открывал директор завода, и в котором он мне предлагал работу охранником, назывался Дон Джованни. Будучи человеком образованным, но представителем своего времени, он воплотил в названии текущие стереотипы и настроение складывающегося российского предпринимательства: здесь была и отсылка к популярному заигрыванию с мафиозной тематикой «Крёстного отца» – Don, и ласкающая звук семантика итальянского названия, наполняющая значение единиц звуков смыслом гастрономического итальянского тренда – Giovanni, и указание на игривую и простительную черту мужественности – донжуанство, а всё вместе- это опера Моцарта.

Рестораны того времени представляли собой полную эклектику. В интерьерах перемешивались не вырабатывая синергетический эффект, а выступая винегретом, разные стили и направления, если они вообще были стилями: позднесоветский с мелкотравчатыми представлениями партийной и советской номенклатуры о комфорте и заслуженном отдыхе, понты и неправдоподобные источники новоявленных купцов об атрибутах того, как нужно демонстрировать, выражать свои мысли и проявлять всё это окружающим, что жизнь состоялась, плюс отсутствие полноценных материалов, вдумчивых дизайнеров и подмена их тем, что можно было найти на оптовых базах, чтобы создать богатый декор.

Сначала это был так называемый «евроремонт» с гипсокартонными стенами, подвесными потолками и хромированными стульями с цветными сидушками, потом возникли вариации на тему фонтанчики – водоёмчики с плавающими под ногами рыбками, затем дремучая охотничья тема с неприподъёмной мебелью и распластанными тушами – шкурами занафталининных животных по стенам, подобный антураж коррелирует с поданной половым водкой и пельменями – причём этот китч продолжает встречаться по настоящее время, глубоко застряв в образе посетителей, как о правильном ресторане, видимо апеллируя к первобытным инстинктам о пещерах и соответствующему способу принятия пищи. Пройдя шатания в сторону балаганности с приглашёнными ряженными артистами, вопящими бабами и разбивающимися в присядку мужиками с их фальшивой народностью и доводя ресторан до варианта цирка с факультативным режимом подачи обильной еды и напитков, наконец – то выкристаллизовалось (из графита в алмаз путём давления желаний потребителей гастрономической культуры) в приличное и достойное место, где артикулируются такие немаловажные для ресторана артефакты как продукты и приготовленные из них блюда, тщательно подобранные вина, правильная посуда, красивая сервировка и незримое обслуживание столиков – и это о гордости за то, что обмен мнениями, идеями, пусть иногда и иллюзорностью в обществе происходит очень быстро, и заменяют собой софизмы (ошибочные умозаключения), то есть прогресс в мозгах неостановим.

Этих троих я стал замечать через несколько лет существования «Дон Джованни». Они регулярно собирались либо в пятницу, либо в субботу вечером, один из них долго листал винную карту и наконец, определившись, выбирал бутылку белого вина, бутылку красного вина и односолодовый виски на дижестив. Столик располагался рядом с камерой видеонаблюдения с режимом аудиозаписи, поэтому весь их разговор фиксировался достаточно чётко, и просмотр архива вскоре превратился для меня в увлекательное домашнее занятие.

Почему именно они? Того кто скрупулёзно штудировал винную карту, а в действительности знал её наизусть звали Евгений – он был менеджером компании, занимавшейся оптовыми поставками элитной алкогольной продукции по ресторанам и винным бутикам. У нас он был знаком и с владельцем и с управляющим, и заказанный винный сет ему обходился по льготному плану, то, что выпивалось его собутыльниками, он привозил в понедельник со склада и отдавал местному сомелье взамен потреблённому. Второго звали Олег, и он был преподавателем то ли психологии, то ли философии в каком – то институте. Он полностью оплачивал меню, состоявшее, как правило, из сырной тарелки, колбасного ассорти, 1—2 основных блюд и десерта. Третий – Виктор, имел спортивный вид, развитую мускульную массу и служил в каких-то силовых структурах. Его вклад в общий счёт заключался в покрытии расходов на выпитый single malt, который оплачивался здесь же, а не привозился Евгением впоследствии, ведь потреблялись от силы по 2 рюмки, а не бутылка целиком, и он же подбирал сложный чай для десерта.

Они проводили свои консилиумы уже какое – то время, но возможность оцифровать эти явки появилась только после установки всевидящего ока. Я сбрасывал эту запись на флешку, приходил домой, выбирал из своей музыкальной коллекции что-то подходящее и соединял в единый сюжет аудио – визуальный ряд их встречи и свой фоном доносящийся ряд мировой классики.