АнандЛа. Десять лет с йогами, целителями и шаманами. Индия – Непал – Суматра

Посвящается Сатурну – планете йогинов и тех,

кто умеет ждать.

© Пащенко Е. Н. Текст, 2021

© ООО ИД «Ганга». Издание, оформление, 2021

Молитва

Сначала был человек, который постучал в мою дверь, но ушел, не дождавшись, когда я открою. Я сразу решила, что это знак, потому что это событие повлекло за собой второе – такое же неясное, как и первое.

Под дверью была записка с изображением Ганеши – индийского божества. «Продолжай говорить с богами» – так было сказано на обороте.

А вы – обращаете внимание на знаки?

Я думаю, что знаки есть всегда.

Вселенная как-то умещается в этом мире. Я имею в виду – весь этот Абсолют умещается в нашей личной жизни. Отсюда такое немыслимое противоречие разумности, логичности, планирования – результатам жизни, которые непредсказуемы.

Я больше не уверена, что мы обладаем разумом. Я думаю, что разум существует нами, живет нами. И он где-то больше – в душе или в сердце.

Я думаю – разум в теле, и тело говорит мудрее, и есть отдельные личности, умеющие читать это тело, как я иногда умею читать знаки.

Так вот, в тот день, когда в дверь постучали и человек ушел, не дождавшись ответа, я поняла, о чем идет речь. Я поняла предыдущий странный сон. Сон, где мое тело состояло из звезд.

Среди этих звезд была одна большая, темная, фиолетовая звезда, и каким-то внутренним знанием она отразилась как Сатурн.

Несколько дней после этого я получала из разных источников новости – все они как-то были связаны с Сатурном.

Эта планета приходит за душой человека.

Нет, она не забирает нашу душу, она предупреждает о том, что есть что-то такое, что ты уже не видишь, что где-то в тебе есть какая-то темная, запретная зона. Есть внутренние похороны, на которых ты не выплакал слезы. Если бы ты тогда заплакал – ты бы переродился.

С этим пониманием и с картинкой Ганеши я улетела в другую страну.

Звезды мне напомнили о странных явлениях, которые мы не можем контролировать, которым нет места в обычной жизни. Они – эти явления – совершенно бесполезны. Как этот стук в дверь – а за ней никого. Как эта записка: «Продолжай говорить с богами».

В нашей жизни существует множество не замеченных нами, мало осознаваемых событий, смысл которых – изменять нас. Не созидать, не заботиться о нас, не провожать нас каждый день на работу – изменять нас.

Эти события… возможно, они самые главные в нашей жизни. В них существует какая-то особая, мистическая сила быть не понятыми нами, неподвластными нам, превосходящими нас. У этих событий есть абсолютная власть над нашими правилами. Они разрушают то место, где мы хотим сохраниться как старое.

Если очень присмотреться, то самые важные события – не создают нас. Они вызывают сильную химическую реакцию. Внешне кажется, что все ужасно. Внешне кажется, что это бесполезно, глупо.

Но посылка уже пришла.

Человек за дверью никогда не появится снова. Он был просто посланником. И послание уже вошло в самую нашу темную точку.

Там, где невозможно измениться самостоятельно, – все теперь безвозвратно меняется.

Это все, что я могу рассказать об этих явлениях: я умею их читать. Я не могу управлять ими. Я не могу влиять на них. В этом месте я остаюсь только писателем того, что уже случается…

Если бы я имела власть творить, я бы сама придумала такую силу, которая знает все сама за меня, которая лучшее из всего, что я могу придумать в своей жизни: что-то такое, что превосходит мой контроль, что-то очень-очень сильное.

Возможно, эта сила была бы планетой. Я назвала бы ее Сатурном, я бы окрасила ее в фиолетовый, точно как во сне, что я видела.

Сила

Женщина приручает зверя руками.

Пока он дикий – она становится сильнее. Она тренируется на тиграх, на волках. Потом она вырастает из всех своих зверей, как дети вырастают из одежды. Ломаются кости, она оглядывается по сторонам. В ее стране не существует других животных. Ей нужен новый зверь, чтобы тренироваться. Она охотится за силой, а значит, вначале должна быть слабее.

Дверь кабинета со скрипом открывается, выворачивается наружу. Сначала появляется край ботинка, потом край пальто, и вот сам господин.

– Я не хочу, чтобы ты задерживалась в офисе. Перегоришь, потеряешь вкус к делу.

Он уходит, не прощаясь. Я его глаза и уши. Прихожу первой, ухожу последней. Кажется, у меня нет личной жизни, но она принесена мною в жертву – на алтаре, на камне, в глубине леса.

«Перегоришь, потеряешь вкус к делу» – слова людей создают реальность. Но если это так, то что такое «реальность» и что такое «слова людей»?

Я ухожу из офиса в последний снег города. Каким-то чутьем я знаю, что дальше уже только лето.

Пройдет совсем немного времени. Снежинки будут таять, уходя в подземные воды. Последний снег не так заметен, как первый.

Мы здесь перестали замечать переходы. Почти скрылись от всего земного, от всего, что пробуждает наши чувства. Даже высший разум нам не нужен. Что у нас осталось? Вера? Вера во что-то такое прочное, механическое, объективное. Я часто думаю об этом, когда хожу. Хожу от офиса к метро, от метро к квартире, где живу.

В Москве ты можешь много ходить. Простор ощущается даже здесь, на улицах города. Простор изоляции – не тот, что бывает в поле, не тот, что образуют уходящие в горизонт ромашки. Здесь это скорее про холод. Про то, что мы друг с другом совсем не связаны.

Я называю этот простор отсутствием самого важного, потерей забытого.

Что мы потеряли?

И откуда все эти мысли про жизнь?

Сколько свободы у меня сейчас? Можно ли выбрать выход отсюда? Я будто двигаюсь совсем не туда. Но вот уже сейчас, постепенно, что-то громче и сильнее, чем я, заполняет меня собой.

Я будто бы цепляюсь за край чего-то большего.

Дома субботним утром я заполняю страницы ежедневника.

Мой мужчина варит мне черный кофе.

– Из кофеварки или в турке?

Я почти его не слышу. Я вычитываю свой новый проект по маркетингу. Он садится рядом и исправляет мою орфографию. Обычно я не вижу слов и букв, когда пишу… Я вижу что-то помимо этого. Слова для меня – рисунок.

Но тогда я не смогла рассказать ему этого…

Мы вдвоем. Мы отладили нашу жизнь.

Мы отвлекаемся на нее лишь тогда, когда что-то ломается. Если поломка невелика, мы делаем вид, что все в порядке.

Он работает инженером, я руковожу отделом маркетинга. Нам удобно вместе. Я давно не помню, как было до него.

Мы проживем вместе до смерти… в этой маленькой уютной квартирке.

Старый шкаф с книгами. Желтые тома индийских священных текстов. Упанишады. Старое издание «Махабхараты». Китайские предсказательные заклинания «И-цзин».

Я создаю из всего этого цитаты. Запоминаю наизусть, вырезаю, помещаю под рамки.

Книга о Раджастане. Там, под деревьями баньяна, в городах, где говорят с богами…

Где это – Раджастан?

Я не перечитываю эту книгу жизни в желто-розовых разводах неизвестного мира.

По ночам мне почти ничего не снится.

Я теперь пустая и бесформенная. Я расплываюсь внутри равномерного. Я уже не голодная, не борюсь за свою жизнь.

Я неинтересная.

Яркий белый свет во сне.

Что это за свет?

Я не могу вспомнить.

«Русское затмение»

Затмение – это демон, создатель иллюзий. Он мягко касается тебя лунной тенью. Там, где ты соединяешься с ним, возникают перемены.

Реальность меняется здесь и сейчас, пока ты сидишь в своем доме, пока «ничто не предвещало», какая-то сила меняет привычное «здесь и сейчас» и, словно змея, незаметно кусает. Яд меняет тебя изнутри. Ты ощущаешь тяжесть всего, что умерло, ты становишься ею – этой самой пластичной змеей, проникающей туда, где раньше ты никогда не был.

Затмение 1 августа 2008 года началось в 13:21 на севере Канады, близ залива Королевы Мод. Позже его назовут «русским затмением». Двигаясь в восточном направлении, лунная тень прошла Северный Ледовитый океан, коснулась России, вступила на полуостров Ямал. В 14:02 затмение достигло пика.

Солнце почернело. Люди смотрят на небо в специальных очках. Офисы, магазины, школы – вывернуты наружу. Люди так редко смотрят на небо. Только когда что-то ломается, только когда что-то не так. Может, для этого существуют поломки жизни? Чтобы заставить нас останавливаться.

Четвертый этаж, на лифте с двумя линиями кнопок: вверх и вниз. Одно помещение, другое, а между ними – стены. Деловые сумки, плащи, блокноты, распечатанные факсовые сообщения. Мой стол и компьютер. Я открываю МС Word, набираю несколько строк, перечитываю: «Заявление на увольнение». Набрано по образцу.

Через двадцать минут люди вернулись к работе.

Перемены

Пять утра. Мне не спится. Надо только набраться смелости. Сказать, что это серьезно, что это не просто одинокое путешествие.

Я уезжаю для себя, я уезжаю насовсем. Я не хочу ничего из того, что могу иметь.

– Не удерживай меня, пожалуйста. Мне тоже трудно.

– Ты кого-то встретила, влюбилась? – спрашивает он меня снова. – Мы ведь так хорошо жили.

– Не влюбилась, просто хочу уехать. Уезжаю. Я не бросаю тебя. Я оставляю все целиком. Ты не виноват, просто ты и был всем, что у меня было.

– Значит, это все? И ты мне сообщаешь это вот так? Мы – самые близкие друг другу люди.

– Ты просто не заметил, как между нами выросла стена, что у меня теперь свои интересы. Мы давно не разговариваем по вечерам. У тебя свой досуг, а у меня – свой. Помнишь, недавно, уезжая в командировку, я спросила тебя, будешь ли ты по мне скучать? Ты даже не посмотрел на меня, ты смотрел на экран телевизора.

– Всем иногда нужен перерыв, поэтому я так ответил.

– Вот и мне тоже нужен перерыв. Только очень длинный.

– Давай решим так, – говорит он, выдержав паузу, – ты поедешь, но мы не будем расставаться. Просто побудь там одна. Сделай, что хочешь, а затем приезжай обратно. Я буду тебя ждать. Я совершенно не ожидал ничего подобного. Я думал, что это все навсегда: ты и я. Я думал: «Вот моя женщина, я нашел ее, это на всю жизнь». Я не понимаю, что происходит. Чем я тебе мешаю?

Я как будто под водой. Я и сама хотела бы его услышать. Но это уже такое «далекое».

– Я просто хочу понять себя. Мне нужно пожить несколько месяцев без телефона, без ноутбука. Без планов. Самое главное: я не хочу никаких планов. Мне надо вернуться назад – до того, как я начала планировать эту жизнь. Что там было? Я не помню… Нет, ты не сделаешь меня сильнее. Ты поддерживаешь меня, но не развиваешь. Ты оберегаешь меня, но не даешь расти. Тебе нечего мне предложить, потому что внутри я сама неизвестность, само разрушение. Скрытое землей подземелье, где живут драконы. Мне нужна моя сила. Я хочу разбудить ее.

Следующим днем, как ни в чем не бывало, мы идем в кино. На обратном пути заходим в кафе. Мы не говорим о моем отъезде. Мы не разговариваем снова. Он пытается отвлечь меня городом, развлечением, едой.

Мы приходим домой, и еще у порога, по звону ключей в замочной скважине, по дребезжанию ушедшего лифта за спиной, я чувствую негу дома.

Как быстро «забирает» это убаюкивающее, с желтым светом, теплое пространство. Календарь на стене – от понедельника до красных «праздничных» точек.

Остаться еще на немного?

Остаться?

Наверное, так было задумано Вселенной: чтобы вернуть мужчину, надо вернуться к себе. Теперь он ждет меня. Он здесь, со мной, он смотрит на меня и слушает. Мы говорим – как никогда не говорили, гуляем вместе по улицам Москвы. Вечером он читает мои книги – книги, которые были ему безразличны: «Старик и море» и «Сто лет одиночества». «Мы ведь так хорошо живем, посмотри», – говорит он, открывая двери квартиры. Я смотрю через коридор, через кухню – вижу Индию.

Так проходит лето и осень.

Накануне

Центр Москвы, маленькое кафе на Таганке. Это наше кафе. Мы встречаемся здесь по пятницам, когда есть время. Моя подруга… она похожа на кошку.

Она кладет локти на стол, стучит по нему ногтями, опирается подбородком в сжатые кулаки и глядит на меня исподлобья.

Мы называем друг друга сестрами.

Я не помню, чтобы я плакала так раньше – чтобы слезы приходили вначале, а потом я чувствовала их на коже. Я не знала, что в этом может быть спасение: накалить ситуацию до предела, а потом отпустить ее.

– Ты знаешь, делить… делить нам нечего. За два года мы ничего с ним не нажили… Только книги. Заберешь мою половину?

– Заберу и буду читать!

– Иногда я просыпаюсь по ночам, сползаю с дивана, обнимаю себя за коленки и думаю: «Что же я делаю?» Несколько месяцев назад я зашла в магазин и поняла, что больше там ничего не хочу. Мне больше не интересно это: ни еда, ни одежда. Но дело не в этом безразличии к тому, что у меня есть, а в том, что я знаю, что есть что-то еще. Я чувствую ясное, сильное притяжение к неизвестному мне будущему. Я знаю, что будущее есть. Оно совсем другое. Оно заполняет все. Оно одолевает меня днем и ночью. Ни в чем и никогда я не была так уверена, как в этом путешествии.

– А как же работа? Ты же так любила свою работу.

– А так ли хороша жизнь, если единственное, что я люблю в ней, – это тяжелый, спертый воздух в офисе? Я как будто где-то в финале всего, и, подойдя к такому финалу, я хочу вернуться в мое сейчас, в эти двадцать четыре года, чтобы исправить все заранее. Понимаешь?

– Не понимаю. Мне было бы страшно. Одна, в незнакомую страну, в первый раз.

– Люди боятся самих себя, собственной глубины, неизвестной бури, которая затихла где-то внутри. Я думаю, есть два типа людей. И здесь деление людей имеет место быть. Оно полагает наш путь. Первые: мечтают и делают все, чтобы исполнить свою мечту, а за ней – следующую. Вторые: просто осуждают такую жизнь. У меня всегда была мечта в жизни. Если ты стал тем, кто исполняет мечты, ты не можешь бояться. Страх никогда не является опцией. Люди не живут, потому что они выбирают страх. Родители их погасили, мир их раздавил, теперь их нет. Но есть еще другие соблазны – стабильная жизнь. Страх потерять то, что имеешь. Я не боюсь ничего из этого. Мне противно бояться. Я готова умереть, чтобы жить.

– Умереть от дизентерии? От чего умирают в Индии? Ты не делаешь прививки перед отъездом, верно?

– Я сделала выбор не делать. Важно не то, что я не делала их. Важно, что я не пошла за всеми. Я не отдала ответственность другим. Я размышляла об этом и решила не делать. Я взяла ответственность на себя. Не делать прививки – мое решение. Мое решение могло быть и другим. Люди принимают миллионы неверных решений из-за страхов. Люди, которые кем-то стали… я думаю, это случилось с ними случайно. Потому что они просто шли, не выбирая страх.

– Как… он? Что говорит?

– Он смотрит футбол и пьет пиво. Я сажусь рядом. Чем это закончится для нас обоих, если я останусь?

– У тебя будет пивной живот.

– Это было бы смешно, если не было бы так грустно.

– Ты его не любишь?

– Знаешь, есть точка, где мы ничего не знаем друг о друге. Мы никогда не встречаемся там. И это как фон. Я всегда чувствую, что могу быть только одной из своих граней с ним. Он не принимает меня разную. Он давно определил меня как что-то понятное ему. Все остальное – он не хочет это знать, это пугает его. Я научилась быть с ним, но при этом жить в одиночестве.

– Может, люди не могут быть ближе, чем просто рядом? Кто сказал, что можно по-другому?

– Каждый день я задаю себе вопрос: «Зачем я здесь?» Но он говорит, что это просто глупости. Что надо «быть проще». Такая простота побеждает сложность, и с ним я чувствую, что проигрываю. Но виноват ли он? Если бы внутри было все хорошо, то и наружу проливалось бы счастье. Как там говорят люди? Все проблемы внутри нас самих. Верно? Он – это он, какой есть… Я – это то, чем я буду дальше, когда уеду.

– Ты хочешь уехать. А чего хочет он?

– Он хочет дом и детей.

– Ну, это нормально. Ты уедешь, у него будет шанс создать все это для себя с другой женщиной. Дети – это важно.

– Я согласна с тобой.

– Может, ты все это усложняешь? Если ты несчастлива с ним, то можно ведь просто расстаться. Необязательно улетать так далеко. Или ты решила искать в Индии духовное просветление?

– Дело не в Индии. Это могло быть любое другое место. Я слишком много набрала не своего. Мне нужно… как это называется? Обнуление? Никакого Гоа, никаких индийских ашрамов и гуру. Никакой «духовной тусовки». Ничего не копировать, никакой чужой истины. Если ты заметишь, что я становлюсь излишне религиозной – вытаскивай меня. Это знак, что я попала в секту.

– Ну хорошо. Вот ты прилетела в Дели, а что потом?

– Пока не знаю. Буду чему-то учиться.

– Учиться йоге?

– Учиться читать внутреннюю суть вещей и событий.

– Знаешь, это все несправедливо! Я всегда мечтала поехать в Индию, а уезжаешь ты. Все детство я смотрела болливудские фильмы. Танцевала. «Джими, Джими, ача, ача». Знаешь этот фильм?

– Никогда не смотрела.

– Давай еще поговорим про мечты, про что-то в будущем времени…

Мы выходим из кафе. Прямо над нами низко-низко пролетает сова. Она почти касается нас крыльями и бесшумно исчезает на чердаке старого дома на Таганской площади.

Первые звезды на небе.

Я спускаюсь в метро. Как в последний раз рассматриваю мраморную плитку на стенах станции.

Вижу туристов – они, наверное, японцы. Они делают фотографии и глядят во все глаза на то, что было не замечено мною. Стены большого города. Подземелье из мрамора. В таких подземельях обитают драконы.

Рядом с ними гид с белым флажком. Что-то в этой сцене от немого кино. Это, как холод, пробирает меня до костей, до дрожи.

Будущее.

Так ощущает наше тело будущее…

В вагоне одни и те же лица. Слишком близко, чтобы взглянуть в глаза друг другу. Завтра этого мира для меня уже не будет.

Завтра я улетаю в Индию.

Граница

Мы не спим. Просто ворочаемся в кровати. Когда он наконец засыпает, то обнимает меня так сильно, что мне становится больно.

Я аккуратно выбираюсь из его объятий и иду глядеть в окно на сереющее небо.

Осторожно, чтобы не разбудить.

Иду на кухню в полутьме, по свету уличных фонарей, почти сквозь стены – наружу.

Плоские, серые здания, куда ни глянь. Узкие дорожки тротуаров ведут из нашего двора в другие. Супермаркет прямо через дорогу – еще закрыт. Ряд машин, запорошённых утренней дымкой, и песочница, в которой никто никогда не играет. Небо черное, точное, звонкое, переплетенное с тишиной. Вся суть бытия перед глазами.

Когда только зачинается утро, где-то в четыре или в пять. В тот день, когда я улетаю в Индию.

Я почти не помню этот наш последний рассвет вместе. Я уверена, что дело было во времени. Сегодня оно замедлилось.

Собранный рюкзак кланяется у порога, вот-вот упадет на мои зимние сапоги. Одна чашка кофе и вторая. Сколько их сегодня будет еще?

Мой вылет через восемь часов. Два часа до аэропорта. Два часа там, и еще четыре, чтобы поспать.

Но не спится.

Как открывается коридор в новый мир – этот небесный портал, где за шесть часов можно попасть в новую жизнь, не умирая в промежутке? Что такое тибетское бардо? Я читала об этом в наших книгах. Я оставлю эти книги ему.

Он проверяет крепления на рюкзаке, упаковывает мне бутерброд в дорогу, кладёт несколько запасных кусочков сыра, аккуратно заворачивает всё в пластиковый контейнер. Он пытается шутить, а я подыгрываю его шуткам, и у нас почти получается растворить многодневное напряжение. Он уверен, что все еще вернется и будет как прежде. Он умеет молчать ради мира и гармонии.

«Остаться и передумать?» – смотрю я на него. – «Никуда не ехать? Провести две недели дома, просто отдохнуть?»

Но когда мы выходим на тающий снег, чувство дома проходит.

Я улетаю в Индию.

Это сегодня.

И это лучшее, что случится со мной.

Перемены окрыляют. Они врываются сначала в мысли, но не хватает сил. И ты бродишь с этими мыслями, перебираешь их и спишь с ними. И потом начинает приходить сила. Эта сила приходит из какой-то бесконечности. Из точки летоисчисления, из божественного.

А затем метро и гул людей. Я хочу спать и почти не чувствую тело. Так волнительно, что я как будто взлетаю вверх до начала посадки на самолет.

Каждые две – три минуты я проверяю часы.

Каждая минута – как удар, который нужно отбить.

Кажется, мне стыдно. Вот – это новое для меня чувство. Теперь я грешна, и так начинается мое падение.

Я не еду работать, не еду учиться. Меня не за что уважать.

Здесь моя самооценка рушится.

Я всегда презирала бездельников.

Я просто улетаю, убегаю от проблем.

Убегаю от всего, что знаю, где работаю, где люблю и сочиняю письма. Письма по работе, письма с регистрацией и номером на каждом. Эти письма запирают в папки. Но теперь у меня свободные мысли.

Как же будет там, без всего этого, после этого?

Белый лист, о котором пока ничего не известно.

Мы – за три часа до вылета – проверяем мой рейс у электронного табло внутри аэропорта.

Я прошу: «Скорее, скорее». – Давай просто вот так постоим еще немного, – говорит он.

Мы так и не поговорили откровенно. Ему так проще – не знать ничего.

Я опять смотрю на часы.

– Ты так остановишь время, – шутит он.

Он обнимает меня. Снег на его кожаной куртке превратился в мутную воду.

Мы идем в кафе. Еще одна чашка кофе. Он говорит о своем отце, об их новой квартире. Еще одна квартира. Но мне ничего не нужно – ни тогда, ни теперь. Мне безразлично все, что останется за полосой этого вылета.

Он шутит, что его не касается этот быт. Он пытается быть свободным, но в нашей паре свободу выбрала я. Его свобода ему просто досталась. Как этот счет за кофе – его свободу принесли ему на подносе.

Он говорит: «Еще рано, куда тебе спешить, еще почти три часа до вылета». Мы кружим новые десять минут между стойками регистрации. И вот я сдаю вещи без очереди, одна из первых.

Рейс «Москва – Дели».

Мое сердце медленно закрывается.

Желтая полоса, и дальше провожающим нельзя.

– Напиши мне, когда прилетишь… или позвони. Хорошо?

Лишь бы отпустил.

Он удаляется с моими сапогами в пакете. Я в красных мокасинах Adidas. Тогда еще мне нравился красный.

Когда он спускается по эскалатору, я думаю о себе, про себя:

«Я заплачу за твою боль, но не сегодня. Сегодня я счастлива».

Теперь я одна.

Теперь печати в паспорте.

Я бы осталась просто здесь, в этой беспошлинной зоне. «До свидания» – на всех языках мира – «Покидать. Уходить. Отправляться».

Дверка, разрешающая выход на посадку, открывается. Дальше только ручная кладь, самое необходимое.

Звонила мама и снова повторила, что уже сказала. Ничего по существу: «Никому не доверяй». Последний звонок из офиса: мы выбираем подарки для партнеров. Я говорю им: «Заверните в синюю бумагу. Прикрепите визитку к пакету с подарком».

«Поднимите шторки иллюминаторов. Пристегните ремни.

Наш самолет вылетает в Дели. Полет займет шесть часов».