Место в Мозаике. Повесть-сказка для детей и взрослых

Александре и Александре

© Алексей Константинович Смирнов, 2017

ISBN 978-5-4474-0520-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.
Море, пляж, солнечный полдень

На берегу Тарховского моря, в сорока верстах от города Святопавловска мирно и незатейливо жил рыбацкий поселок. Таких, как он, оставалось немного. В других местах жители давно обзавелись мощными траулерами, построили заводы, где выпускали консервы, а скособоченные лачуги превратились в сказочно дорогие особняки из красного кирпича. И только кое-где, а почему – неизвестно, сложилось так, что стародавний уклад жизни почти не изменился и меняться не собирался. Таким был и этот поселок в пару десятков неказистых домов. Жителей поселка такое положение дел вполне устраивало. Всё здесь жило по правилам, установленным исстари: в простых, но прочных, хорошо просмоленных лодках рыбаки уходили на промысел, а семьи ждали их на берегу, твердо зная, что будет день – будет и пища. В поселке всегда было вдоволь еды – большей частью, конечно, рыбы, но ели также и крабов, и устриц, и даже осьминогов (этих, разумеется, не часто). Попробуйте сами поймать осьминога, когда его щупальца, яростно возмущая воду, раскачивают бедняцкий челн, а в вашем распоряжении лишь сеть, длинный нож да крепкие руки. Но, хоть выбор и не был богат, кушанья, приготовленные из морской добычи, поражали самую буйную фантазию. Когда на столе сплошная рыба, поневоле начнешь изобретать что-то особенное. И хозяйки подавали к обеду такие блюда, что не снились владельцам фешенебельных ресторанов. А икры было столько, что дети, случалось, капризничали и отказывались ее есть.

Были в рыбацкой жизни и радости, и огорчения. Порою налетал шторм, а то еще выдавалась на редкость долгая и суровая зима – в такое время всё в поселке замирало, жители сидели по домам и радовались, что успели запастись всем необходимым. Они вообще не очень-то любили унывать, эти рыбаки, и хорошего и веселого видели гораздо больше, чем злого и грустного. Между прочим, то были вовсе не темные, неграмотные люди, которые ничего не желают знать о Мире Больших Возможностей. В конце концов Святопав-ловск – огромный современный город – находился совсем рядом, и рыбаки нет-нет, да и наведывались туда – главным образом, с целью продать что-нибудь из свежего улова. Горожане, устав от консервов и дорогих филейных нарезок, охотно покупали у них рыбу, а те везли из города в поселок книги, одежду, инструменты. Иногда, скопив денег, возвращались с телевизором или, скажем, с микроволновой печью. И жизнь продолжала течь дальше, как текла. Никто их не притеснял и не грабил, поскольку воры и разбойники отлично знали, что взять в поселке, в общем-то, нечего. А праздники рыбаки могли устраивать себе сами, когда им этого хотелось – выбирай любой день, не ошибешься, а то гуляй хоть круглый год напролет. Но они, конечно, будучи людьми работящими, семейными, так не поступали.

Вот в каком месте жила Сандра – маленькая девочка, которая к началу нашей истории успела разделаться с завтраком и подумывала выйти на пляж, где изо дня в день возилась в песке и слушала чаек.

На завтрак ей снова дали рыбу, но к рыбе в придачу – фруктовый йогурт, пирожное и грейпфрутовый сок. Сандра для порядка заревела, но мама сделала такое лицо, что всякое желание капризничать исчезло. К тому же, едва Сандра принялась за еду, она пришла в восторг, потому что – как это маме удается? – рыбу было просто не узнать, мама приготовила ее совершенно по-новому – так, что не чувствовался надоевший вкус и стало похоже на что-то заморское и дорогое. Настроение у Сандры сделалось превосходное. Она пила сок, болтала ногами и весело поглядывала в окно, за которым грелся на солнышке бесконечный пляж. Но прежде чем туда отправиться, ей предстояло еще одно важное дело: сама-то она была уже сыта, а вот любимые звери за ночь здорово проголодались. Сандра сползла с лавки и чинно прошла в спальню, где в ожидании завтрака расселась на диванчике неразлучная троица: пластмассовый слон, умевший шевелить хоботом, плюшевый заводной пес с надорванным ухом и тряпичный котик, способный три раза подряд пропищать «мяу». Перед каждым Сандра поставила блюдце, предупредила, что там лежит очень вкусная рыба, и занялась чаем. Чай она наливала из подушки в маленькие деревянные чашечки. Когда стол был накрыт, Сандра напомнила друзьям, что чай очень горячий, надо подуть и положить сахару. Наконец, все наелись и напились, можно было отправиться погулять. Сандра уложила всю компанию в корзинку (едва ли не больше ее самой) и потащила к дверям. Мама уже караулила, держа обеими руками огромную соломенную шляпу с бумажной фиалкой. Сандра и оглянуться не успела, как шляпа уже сидела у нее на макушке. Шляпа ей нравилась, и Сандра в любом случае взяла бы ее с собой на прогулку, только она не любила, когда ей что-то надевают без спроса. Она старалась всё делать сама и теперь насупилась, собираясь закатить скандал, но мама, знавшая наперед все Сандрины штучки, быстро распахнула дверь. При виде солнечного пляжа Сандра моментально позабыла про свои обиды и устремилась за порог, волоча за собой корзину.

Море тихо шипело, накатываясь плоским влажным языком на темный песок. Горожанин сказал бы, что вода такого безупречного синего цвета бывает только в кино. А Сандра так не сказала бы никогда. Она привыкла к морю, как привыкают абсолютно ко всему на свете, оно ее ни капли не удивляло и лишь дарило стойкое чувство спокойного восхищения. Сандра была еще очень мала и в жизни ничего, кроме моря, не видела, а если что и было, так она позабыла давным-давно. Ей казалось, что это и есть вся жизнь: берег, зимой белый от снега, а летом – от света; вода – то синяя, то черная, то схваченная льдом; мама, папа, несокрушимый домик и верные товарищи, ждущие терпеливо, когда же их вынут из корзинки и начнут развлекать.

Вооружившись совком, Сандра присела на корточки, высунула язык и приступила к копанию большущей ямы. Зачем эта яма нужна, Сандра толком пока еще не знала, но это ничего не значило. Такая полезная, важная вещь, как яма, на что-то да сгодится. Широкие поля шляпы отбрасывали тень, а Сандра уже добралась до сырого песка, который тоже был темный, и она могла не заметить что-нибудь интересное. Украдкой оглянувшись, Сандра подумала, что мама не видит, и быстрым движением сбросила шляпу. Мама, конечно, всё видела, потому что время от времени выглядывала из окна и проверяла, не украл ли Сандру морской чернокрылый гриф или не подбирается ли к ней брюхоногий скат, полный электричества и яда. Она заметила, как Сандра обошлась со шляпой, но решила вмешаться чуть позже, когда солнце войдет в зенит и гулять с непокрытой головой станет действительно небезопасно. Тут что-то защелкало и затрещало на плите, и мама поспешила спасать обед – не иначе, подгорали рыбные котлеты.

Сандра копнула еще разочек, и совок наткнулся на камень. Она попыталась поддеть его, но камень оказался слишком велик, целый булыжник, и Сандра выпрямилась, озираясь в поисках инструмента покрепче. Краем глаза она уловила, что справа от нее, метрах в полутора над землей, что-то происходит. Отложив на время раскопки, она с любопытством повернулась и стала всматриваться в прозрачное дрожащее облачко, которое распространяло слабый мелодичный звон и постепенно густело. Это выглядело настолько необычно, что Сандра позабыла обо всем на свете, выронила совок и разинула рот. Облачко делалось всё гуще и гуще, временами то темнея, то светлея, пока Сандра наконец не различила в нем две сцепившиеся фигуры – черную и белую. Они сплелись в колесо и бешено вращались, держа при этом друг дружку зубами за хвосты. Между ними шла очевидная драка, и это подтверждалось тонким сердитым мычанием, которое звучало всё громче. Вдруг в самом сердце колеса что-то вспыхнуло, и круг в тот же миг распался. Драчуны, обронив два каких-то предмета, упали навзничь в песок и тут же начали таять на глазах. Сандра, ни секунды не раздумывая, опасно это или нет, подбежала поближе. Фигурки лежали неподвижно, разметав лапки и вытянув беспомощно хвосты. Они становились всё более бесплотными и призрачными, но Сандра успела отметить, что лица у них человеческие – маленькие сморщенные бородатые рожицы, как у сказочных гномов. Незнакомцы, исчезая, больше не были черным и белым: теперь они оба окрасились одной бледно-телесной краской, как будто смерть сводила на нет все противоречия. Бесстрашная Сандра поспешно протянула руку, желая потрогать их, покуда они еще видны, но какая-то упругая сила с осторожной строгостью оттолкнула ее ладонь. Фигурки, почти уже обратившиеся в тени, тоже заспешили, послышался легкий вздох, и дуэлянты пропали, а песок выглядел нетронутым, как и прежде.

Первым желанием Сандры было скорее побежать домой и всё рассказать маме. Она, конечно, так бы и поступила, но напоследок решила проверить, не прячутся ли пришельцы где-нибудь поблизости. Сандра глядела во все глаза, пока ее взгляд не вернулся к месту сражения: там что-то блестело, почти полностью засыпанное. Сандра присела, смела песок и увидела два кусочка не то стекла, не то слюды. Оба с ладошку величиной, оба неправильной, словно были от чего-то отколоты, формы. А вот цветами они различались. Один осколок был чернее черного и не отражал ни единого лучика света. Другой переливался великим множеством красок. Сандра, знавшая всего-то названия семи цветов радуги, понятия не имела, как называется большинство этих оттенков. Восхищенная, она быстро схватила осколки. Едва ее пальцы сомкнулись, внутри кулака ощутилась странная борьба, как будто две разнородные силы ожесточенно отталкивали одна другую, продолжая схватку испарившихся хозяев. Впрочем, на Сандру это не произвело никакого впечатления. Она еще не знала, что чудес не бывает, и приготовилась сказать осколкам что-нибудь сердитое, чтобы они прекратили ссориться.

Когда на нее упала тень, Сандра по-прежнему сидела на корточках. Она обернулась и увидела мальчика в белых трусах и газетной треуголке на бритой голове. Мальчику было столько же лет, сколько и Сандре. Его звали Патрик, а жил он через два дома направо. Как-то так вышло, что Сандра никогда с ним не играла, хотя видела довольно часто. Она выпрямилась. Патрик внимательно смотрел ей в глаза. Взрослый человек обязательно смутился бы от такого пристального рассматривания, но Сандра пока не умела смущаться. Она с гордостью раскрыла ладонь. Патрик продолжал смотреть, как смотрел, потом перевел взгляд на то, что показывала ему соседка. Он какое-то время рассматривал черепки, а затем неожиданно, без предупреждения, ударил Сандру по руке. Те вонзились в песок, Патрик оттолкнул Сандру – не больно, но грубо, – опустился на колени и, не долго думая, схватил цветное стеклышко. Оно, конечно, сильно выигрывало в сравнении с черным, и в том, что Патрик выбрал именно его, не было ничего удивительного.

Потрясенная Сандра не двигалась с места. Обычно отчаянно храбрая, она, без сомнения, при иных бы обстоятельствах задала ему ту еще трепку, но тут растерялась. А Патрик принял ее молчание как должное. Зажав в кулак разноцветный осколок, он встал с колен и быстро зашагал прочь. Он ни разу не оглянулся, уверенный, что никто не посмеет его преследовать. И рассчитал он правильно: Сандра, собравшаяся было возмутиться, передумала. Она решила, что, может быть, так и положено, и цветное стеклышко Патрику очень нужно. А если человеку что-нибудь очень нужно – что ж, пусть забирает. Хватит с нее и оставшегося. Тем более что черный осколок тоже таил в себе нечто загадочное, нечто настолько интересное, что надо бы с ним разобраться. Странно – почему он все-таки не отсвечивает на солнце и только поглощает свет, ничего не отдавая взамен?

Поглощенная этими мыслями, Сандра чуть не забыла корзинку с верными друзьями. Она вспомнила о них уже на полпути к дому, остановилась, обернулась: слон, котик и пес укоризненно глядели ей вслед. Недоумевая, как так могло получиться, Сандра вернулась, взяла в охапку дружную компанию и, баюкая всех сразу на ходу, пошла домой, где мама уже собирала на стол.

Сандра ни словом не обмолвилась о том, что произошло на берегу. Мама наверняка подумает, что ей напекло голову. Влетит же ей тогда за шляпу!

…А вечером черный кусочек черного чего-то куда-то закатился, потом опять нашелся, был спрятан в коробку для игрушек, и к следующему утру Сандра о нем позабыла – на долгие годы.

Глава 2.
Мальчик Чернил

Патрик распахнул окно, и несколько мух, утомленных знойным полднем, ворвалось в прохладную комнату. Их тупое жужжание было единственным звуком, прилетевшим снаружи: раскаленный Святопавловск беспомощно молчал. Миновал не один год с того дня, как Патрик покинул сонное бездумное побережье и перебрался в Народный Лицей, где его обучали наукам и правилам хорошего тона. Это было заведение для выходцев из бедняцких слоев общества. У выпускников Лицея была возможность возвыситься до уровня среднего класса и стать одним из тысяч и десятков тысяч мелких служащих – в лучшем случае. От лицеистов требовались главным образом прилежание и умеренность во всем – то есть то, на что Патрику было – тоже в лучшем случае – наплевать. Он ни секунды не сомневался, что стоит намного дороже, и тайно, когда никто не видел и не слышал, проклинал родителей за их убогую фантазию, из-за которой они и сами не добились в жизни успеха, и наследника обрекли на убогое, серое будущее. Себя, впрочем, он тоже не любил – себя нынешнего, одетого в то, что именуется «second hand», плюгавого, с жидкими прямыми волосами, раз и навсегда выбеленными солнцем, да еще и покрытого с недавних времен россыпью прыщей. Не лицо, а добрый огород в урожайную пору! Патрик часто подолгу простаивал перед зеркалом, изучая ненавистное седое отражение, пока не принимался с остервенением выдавливать прыщи, раздирая ногтями кожу. Брызги гноя оседали на стекле, а Патрик продолжал свое занятие, страдальчески ожесточаясь: ну и пусть! пускай, так и надо! – твердил он шепотом, глядя, как отражение всё больше покрывается отвратительными потеками. Таким он и должен быть, поделом. Отраженное лицо, горько скалясь из-под мутных разводов, полностью отвечало представлениям Патрика о себе самом. Тем не менее он был уверен, что он достоин всех богатств мира просто по праву рождения на свет.

Сегодня Патрик прогуливал урок – один из тех, что вел очень старый, выживший из ума магистр, вечно витавший в облаках и воображавший себя античным мудрецом, находящимся где-то в банях в окружении сонма восторженных учеников-переростков. В него плевали промокашкой, ходили на головах – блаженный старец ничего не замечал. Итак, Патрик распахнул окно, и солнце жарким комом ввалилось в его каморку. Патрик встал на четвереньки, пошарил под шкафом и вытащил плотно закупоренную банку с тремя живыми, обмякшими от ужаса и духоты лягушками. Сняв крышку, он ловко подцепил одну из них пинцетом за лапу и снова задраил банку. Поднявшись на ноги, он прошел к подоконнику и положил лягушку на солнце. Затем Патрик опустил руку в карман и вынул громадное увеличительное стекло. Слегка прищурив глаза и сделавшись чрезвычайно внимательным, он расположил стекло в нескольких дюймах над вырывавшейся лягушкой, чтобы солнечные лучи сложились в один лучик – острый и жаркий. Патрик вовсе не желал лягушке зла, она не сделала ему ровным счетом ничего плохого, ему всего-навсего было любопытно, что произойдет дальше. О том, что лягушке этот опыт совсем не понравится, он не думал и удивился бы, если бы кто-то удосужился намекнуть ему на это.

Как только жжение стало невыносимым, лягушка забилась, тщетно пытаясь высвободиться. Патрику стоило больших трудов удержать ее на месте. Сопротивление дурацкой твари раздражало его. «Чем бы ее пристукнуть, не насмерть, а чтоб успокоилась?» Патрик повертел головой в поисках подходящего орудия. В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел его сосед, лицеист Додо, очень толстый и надоедливый.

– Что это ты задумал? – спросил он с ходу, направляясь к Патрику. Патрик, никого не ждавший, ослабил хватку, и лягушка из последних лягушачьих сил прыгнула в окно.

– Черт! – закричал Патрик, бросаясь животом на подоконник и свешиваясь вниз. Додо немедленно пристроился рядом. Но, как они ни всматривались в далекую булыжную мостовую, лягушку найти не смогли. Огорченный Додо сполз с подоконника и тут же снова повеселел, увидев банку с пленницами.

– Э-э! – радостно сказал он. – Вот же еще две сидят!

– Этих – варить, – сердито буркнул Патрик, швыряя лупу на стол. Додо, прилипчивый и недалекий, пригорюнился. Его надежды рушились: он пришел выпрашивать у Патрика детские игрушки, которые тот хранил в обувной коробке под кроватью. Разумеется, не насовсем – Патрик никогда и никому ничего не дарил. Но теперь Додо сомневался, что Патрик одолжит ему свои талисманы даже на полчаса. А ему не хватало как раз трех фигур: без их участия силы двух игрушечных армий, уже выстроенных друг против друга в игротеке, были неравными. Делу могли помочь Хищный Динозавр, Галактический Военный Робот и Танк, но именно их Патрик почему-то считал амулетами, приносящими удачу, и другим показывал редко. Додо не помнил, чтобы тот хоть раз давал их кому-то играть, а уж сейчас. Додо, однако, был еще и упрям, и от замыслов своих отказываться не собирался.

– Варить? – переспросил он, лихорадочно соображая, как бы выманить соседа из комнаты. Хорошо ли, плохо ли это – варить живых лягушек, Додо, как и Патрик, раздумывать не стал. – А в чем ты их сваришь?

– В воде – в чем же еще? – фыркнул Патрик и поставил банку на стол.

– Давай вместе! – Чутье подсказало Додо, что рассерженный Патрик после того, как ему помешали, отправится на кухню в гордом и злом одиночестве. Так оно и вышло.

– Шел бы ты… – Патрик неприлично выругался, сунул в карман спички и вышел, не оглядываясь. Времени у Додо было в обрез. Он рухнул на четвереньки, метнулся под кровать и трясущимися руками начал шарить в коробке, ломая картонную крышку. Пальцы нащупали гребень Динозавра… по лучемету поняли, что Галактический Робот тоже найден… вдруг Додо больно оцарапался: под руку подвернулось что-то острое. Разбираться было некогда, он присоединил опасный предмет к добыче, а секундой позже добрался и до Танка – схватил его, потея и содрогаясь от нервного напряжения. С зажатыми в кулаки сокровищами он пополз обратно; распрямляясь чересчур поспешно, с силой ударился лбом о железную раму и едва не завыл. Не глядя бросил украденное за пазуху и встал. Морщась от боли, он сорвал с гвоздя куртку, быстро надел ее, задернул молнию: из коридора уже доносились шаги Патрика, который возвращался из кухни за лягушками. Додо пригладил растрепанные волосы и постарался придать своей физиономии невинное и равнодушное выражение.

– Пойду прошвырнусь, что ли, – обронил он вялым голосом, когда Патрик вошел. Тот не удостоил его ответа и показал спину – только этого Додо и ждал. Неспешной походочкой, руки в брюки, он вырулил в коридор. Патрик, поглощенный стряпней, взялся за пинцет, но планы его так и не осуществились. Он услышал, как снова скрипнула дверь и бодрый тенор произнес:

– Между прочим, давно ли ты проверял – на месте ли твое войско?

Патрик аж подпрыгнул от неожиданности. Вроде бы ему не сказали ничего необычного, но было, однако, ясно, что вот-вот произойдет нечто из ряда вон выходящее. На пороге изумленно улыбался пухлый дяденька, наряженный в костюм песочного цвета. Дяденька, сколько мог, вытянул короткую шею и развел руками, как бы спрашивая: «Что, прохлопал?»

– Вы к кому? – спросил Патрик упавшим голосом. Сам не зная почему, он испугался.

– С твоего позволения, я войду, – гость осуждающе взглянул на лицеиста. Тот не мог отделаться от мысли, что толстяк придуривается – уж больно пронзительным был взгляд ярко-голубых сверкающих глаз. Вся эта вежливость, хорошие манеры, подчеркнуто добродушный, отеческий тон – вот-вот погрозит пальчиком. А за декорацией – нечто иное, мастерски спрятанное, и Патрик не рвался узнать, что это такое.

– Извините, – Патрик попятился и неопределенным жестом указал на стул.

– Весьма признателен, – прошептал толстяк, сел и добавил еще тише: – Так где твои рыцари?

Патрик недоуменно посмотрел в сторону кровати.

– Там, под нею, – ответил он озадаченно.

– Ты в этом не сомневаешься? – спросил потрясенный дяденька. – Ай-ай-ай! Ну-ка, проверь скорее!

Ничего не понимающий Патрик пополз под кровать и вытянул коробку. Он сразу обратил внимание на поврежденную крышку.

– Угу, – кивнул незнакомец энергично. – И я про то же. Неясности, связанные с визитом, отошли на второй план. Патрик окаменел, не в силах осмыслить утрату. Лицо его побледнело.

– Ты в чем-то испачкался, – толстяк суетливо порылся в кармане брюк и вынул носовой платок, расшитый черными розами. – Подойди ко мне. – Видя, что Патрик витает где-то далеко, гость встал и подошел сам. Небрежным движением он обмахнул ему щеки. – Другое дело! – просиял дяденька. – Иди к зеркалу и порадуйся.

– Где они? – еле слышно пробормотал Патрик.

– Иди к зеркалу! – Пришелец повысил голос. Патрик, не зная, что заставляет его повиноваться, вскочил как ужаленный. Он увидел обескровленное лицо, похожее на трагическую маску. В зрачках уже зарождалась ярость, пока еще не выбравшая, на кого излиться. И при этом – ни единого прыщика. Сначала Патрик не понял, какая такая странность появилась в его отражении, что за новшества показывает ему благожелательное стекло, но наконец до него дошло. И мысли в его голове снова изменили свой строй по степени важности. Что ему делать – обрадоваться или испугаться до потери сознания?

– Конечно, радоваться, – сказал незнакомец. – Если кого и стоило пугаться, так это тебя с твоим цветником на роже.

– Вы что – читаете мои мысли?

– Какое там! – Гость засмеялся. – Твои мысли написаны у тебя на лбу. Угадать их – штука нехитрая. Будь спокоен – это была всего лишь маленькая демонстрация возможностей. Но давай переходить к делу: как ты догадываешься, я пришел не ради пустой болтовни с тобой. И я также не имею никакого отношения к косметическим кабинетам с выездом специалистов на дом. Меня как такового вообще не существует. По велению обстоятельств я могу принимать разнообразные формы и брать любые имена. Но сам по себе я, как ни удивительно, пуст. Ты и представить не можешь, сколько всякой всячины можно понастроить вокруг пустоты.

– Вы, небось, из чародеев Юго-Запада, – предположил Патрик. Он всё же испугался. В Святопавловске не жаловали волшебников, и им приходилось скрываться в тайных лесных поселениях, что спасало их далеко не всегда. Время от времени правительственные карательные бригады выкуривали эту публику из лесных чащ, а после следовали показательные судебные процессы и скорая расправа.

Толстяк презрительно сморщился.

– Вот еще! Я к ним и близко не подойду. Никакой я не чародей; если на то пошло, то я из тех, с кем они упорно и, как правило, безуспешно пытаются связаться. Не так-то просто вызвать к себе меня или кого-то похожего – тогда уж, скорее, чародеем окажешься ты: ведь я здесь.

Патрик мгновенно нарисовал в воображении картину: взвод полицейских ведет его, закованного в кандалы, на судилище. Ему смертельно захотелось куда-нибудь убежать. Гость обидно захохотал:

– Не трусь, я просто дразню тебя. Я же явился сам, и ты не звал меня. Случай, конечно, редкий, но мое дело слишком важное, чтобы я сидел сложа руки. Итак, мой друг, не будем медлить. Я должен забрать у тебя одну вещь, угодившую в твои руки случайно, по ошибке. Это случилось давным-давно, когда ты был еще совсем мал и глуп. Но там, откуда я пришел и где потеряли эту вещь, время течет по-другому. Ты успел вырасти и возмужать, а в тех краях пролетели, – толстяк пощелкал пальцами, прикинул, – считаные минуты.

– Никакой чужой вещи у меня нет, – заявил Патрик с тревогой. Ему стало ясно, что дядька в желтом костюме хочет обманом и хитростью что-то у него отнять.

– Ты заблуждаешься, – улыбнулся тот понимающей улыбкой. – Я могу подсказать: такой черный, острый осколочек, похожий на стеклянный. Вспоминаешь?

Патрик облегченно вздохнул. Черного осколка у него точно не было, а это значит, что гость ничего не возьмет.

– Честное слово, я не видел ничего подобного, – сказал он радостно. – Был разноцветный, – он снова насупился, – но его утащили вместе с остальным. Ох и навешаю я Додошке по шее! Потому что это он взял, больше некому. Что с вами? – воскликнул он изумленно.

Приветливое, умное лицо толстяка почернело. В глазах растворились зрачки, и из-под век полился ледяной ослепительный свет. Одежда обвисла мешком, щеки втянулись, рот угрожающе приоткрылся.

– Разноцветный?! – недоверчиво прошипел гость. – Как – разноцветный? Он должен быть черным!

– Клянусь! – закричал Патрик, не зная, как уладить дело. – Маленький такой, красивый! Я нашел его на пляже, когда еще жил в поселке у моря!

– Нашел? – Страшная фигура, казалось, вот-вот прыгнет на него. – Ты не мог найти разноцветный осколок, это невозможно. Откуда он у тебя?

Забытая сцена вспомнилась сразу, как будто была разыграна только вчера. Кому-то другому Патрик, возможно, постеснялся бы признаться, что отобрал осколок у своей маленькой соседки. Но его нынешний собеседник – Патрик чувствовал, что это так, – не станет его осуждать. Сбиваясь, путаясь, Патрик выложил всё. Он спешил задобрить опасного субъекта, пока тот не сделал ему что-нибудь нехорошее. И посетитель понемногу успокоился – правда, вид у него остался крайне озабоченный и недовольный. Когда рассказ Патрика подошел к концу, гость прошелся по комнате, заложив руки за спину и шевеля толстыми губами, после чего вдруг резко остановился и улыбнулся как ни в чем не бывало.

– Дело усложняется, – объявил он. – Видишь ли, мне необходимо забрать у тебя черный осколок и выдать взамен награду. Но теперь всё изменилось. Мне понадобится более серьезная помощь с твоей стороны, и вознаграждение, разумеется, тоже будет куда солиднее, – он взглянул на Патрика, который затаил дыхание, забыв о страхе при слове «награда». – Да, куда солиднее. И нам с тобой придется быть вместе гораздо дольше, чем я предполагал.

Толстяк со вздохом уселся на кровать. Он замолчал, решая, что можно сказать Патрику, а о чем лучше не говорить. Патрик же, очень вежливый и любезный, когда речь шла о выгоде, спросил:

– А… простите, но я не знаю, как вас зовут… не могли бы вы сказать поточнее, какая награда ждет меня?

Гость усмехнулся:

– Мне нравится, что тебе интереснее знать, какая награда, а не за что она, – похвалил он лицеиста. – Это обнадеживает. Да, я уверен в успехе. Зовут же меня… – Он задумался. – Как много у меня имен! Впрочем, мне нравится это: Аластор Лют. Только не спрашивай, что оно означает – слишком долго объяснять, да это и не важно. Что касается твоей награды… ты ведь, сдается мне, чертовски недоволен жизнью здесь, в этом мерзком общежитии с вороватыми соседями и занудными учителями? Если ты поможешь мне найти пропавший черный осколок, тебе достанется в вечное владение весь этот город, – Аластор Лют простер руку, указывая на окно. – Со всеми гимназиями, лицеями, заводами, цирками и тюрьмами. И ты сможешь устанавливать здесь любые порядки, какие только пожелаешь.

– Я не верю, – замотал головой Патрик.

– А я не верю, что ты не веришь, – озорно хихикнул его собеседник. – Ты видел достаточно, чтобы поверить. – Про себя Аластор подумал, что паренек угадал верно. Посулить Патрику Святопавловск – это было первое, что пришло в его коварную голову. Никто, понятно, никакого города Патрику не отдаст. Но это выяснится только в конце, когда задачи будут решены и цели достигнуты. – Но – чисто формально – я обязан задать тебе вопрос, – Аластор нахмурил брови. – Согласен ли ты? Ведь если ты откажешься, то ничего не получишь точно.

Все слова куда-то разбежались, и Патрик мог лишь кивнуть, не сводя с Люта глаз.

– Ты поступаешь мудро, – заявил тот важно и торжественно. – Возможно, ты завладеешь даже большим, чем город, – Аластор, когда врал, частенько увлекался и останавливался лишь когда ему удавалось нагромоздить такие горы лжи, что никто уже не верил ничему и никакое волшебство не могло исправить положение. Так что он, безусловно, испортил бы всё дело, толком не начав, но тут взгляд его упал на банку с лягушками. Брови Аластора взметнулись.

– Это что у тебя такое в банке? – спросил он вкрадчиво и облизнулся.

– Лягушки, – ответил Патрик. – Я хотел поставить опыт и сварить их. Говорят, что после получасовой варки вываривается скелет.

– Я здорово проголодался, – сказал Аластор жалобно. – Ты позволишь мне съесть их сырыми? – И, не дожидаясь разрешения, он схватил банку и вывалил содержимое в рот, который распахнулся невероятно широко наподобие небольшого чемодана. – Ах, какой блеск! – восхитился Лют и погладил себя по животу. Он икнул, и из его глотки донеслось прощальное безутешное кваканье. Патрик, старательно скрывая не самые, скажем честно, приятные чувства, криво ухмыльнулся и спросил:

– И вам, такому здоровому, хватит пары лягушек, чтобы поесть?

– Да нет, – махнул рукой сыроед. – Мне вообще не обязательно что-то есть. Просто я веселюсь и развлекаюсь на свой лад.

Патрик понял, что здесь положено смеяться, и снова хохотнул – угодливо и робко. Аластор, довольный, посмотрел на него:

– Буду крайне удивлен, если мы не поладим. Но нас ждут дела. Где найти этого мерзкого похитителя чужих драгоценностей, этого черного вора, не знающего никаких границ?

– Он наверняка в игротеке, – ответил Патрик. Было ясно, что именно Аластор, а не он, поведет воспитательную беседу с вероломным Додо, и от близкого возмездия у него внутри что-то сладко и тепло напряглось.

Лют задумчиво прикрыл глаза ладонью.

– Много ли там народу? – спросил он после недолгих размышлений.

– Я думаю, он там один, – предположил Патрик. – Сейчас идет урок, поэтому.

– Понятно, – перебил его Лют. – Что ж, самое время туда наведаться и восстановить справедливость. Остался вопрос формы. Он ведь очень юн, твой Додо, не так ли?

Патрик замялся. Они с Додо были ровесники, и как ему ответить, чтоб не унизиться самому? Аластор пришел на помощь:

– Я хотел сказать – юн душою, ведь он тратит бесценное время на праздные, пустые игры, тогда как его сверстники ставят естественнонаучные опыты.

Патрик облегченно подхватил:

– Да, да, в этом смысле он еще совсем маленький!