В яйце синергии заворочался, вылупляясь, Глобус. Сигнал дан, и птенец готов: и лапки, и клювик. Поначалу двуцветный, он закрутился на месте волчком, и покровы треснули, распались. Шар закрутился, срываясь с подставки.

В полёте прилипла к мягкой округлости стен плёнка защитной энергии, но Глобус её сбросил и обрывки закрутились, опадая.

Как выглядит со стороны Глобус, можно было увидеть на карте-оживалке, прикнопленной возле зеркала в прихожей. Карта устаревшая, как в папином кабинете, в рубке имелась для этого великолепная новая трёхмерка.

Но зато не надо проситься и скрестись в рубку, как сказал Билл. Шанни заметила:

– Да, не стоит ему сейчас попадаться на глаза.

Бешеное движение поднявшегося вверх по прямой, как от взгляда волшебника, Глобуса на них никак не сказалось. Они просто стояли в полутёмной прихожей. В полу небольшое окошечко, но оно пока прикрыто. Папу в боковом окне тоже не видать – исчезло поле, сразу началось небо.

Полутемно было потому, что хозяйственный Ас сразу отключил половину ламп – как он считал, на взлёте во время рождения небесного Глобуса стоит беречь старинную эрзац-энергию. Шанни успела подумать, чем такое свойство характера – ну, совершенно ни в каких инструкциях не прописано, что нужно экономить такую низменную штуку, как электричество – чревато для них, очевидно, полностью обязанных подчиняться воле командира. Это-то не раз оговорено.

Ну, ладно – по ходу разберёмся.

Слева от Энкиду находился дополнительный пункт наблюдения. Билл показал:

– Там будет кто-то сидеть и подсказывать, что нам делать.

– Хорошо бы. – Согласился Энкиду.

Ещё один был на северо-востоке. Два гардероба кулисами, совсем по-домашнему, предлагали рассовать вещи. У ног Шанни и, правда, сидел небольшой чемоданчик. Богатый гардероб Энкиду покоился в его наплечном мешке.

Южные помещения с упомянутым суфлёром и неразведанными кладовыми на тёмной стороне казались напрочь отделёнными от севера. Как там стиральная машина, подумала Шанни, учуяв, какое духмяное облако собралось вокруг Билла и Энкиду.

Акулья площадка находилась метрах в двадцати над их головами, и, если задрать голову, можно увидеть только подобие шатровой крыши изнутри. Они ещё не распределили комнаты, и вообще, сразу выяснилось, что они не знают, что делать. Шанни снова потерянно подумала, что хорошо было бы залезть под душ. Но пока, наверное, этого нельзя…

Она представила, как горячая струя смывает с её лица заботу, плавит стальную маску. Это было её всегдашним домашним ритуалом, куда бы леди Ш. не занесло… Ну, разумеется, если поблизости била эта самая струя.

Билл, оказывается, размышлял о другом.

– Ну, вот, теперь знай, найди удобное кресло и сиди пальцами верти.

Шанни покосилась на него. Будет ли беспечность царского сына, ради которого затеяно это странное дело, подарком в путешествии или это может обернуться чем-то не таким хорошим?

Энкиду первым нарушил их растерянное топтание.

– Ты куда, брат?

– Ну, не стоять же здесь всё время до Эриду.

Он направился к гардеробу и, открыв его, забросил внутрь свой вещмешок. Шанни нервно рассмеялась.

Здесь коридор делил Глобус на восточные и западные помещения. Энкиду бросил взгляд на чемоданчик Шанни, и она, не тратя слов, разрешила. Чемоданчик отправился следом за рюкзаком.

Билл начал руководить:

– Давайте наверх. Народу надо быть поближе к начальству.

– А твой багаж где?

Билл выглядел растерянным.

– В самом деле… у меня там бутербродик и… какие-то вещички. Куда я его сунул, ума не приложу.

Они разом и втроём глянули в сторону спиральной лестницы, но, не сговариваясь, направились к западной обыкновенной. Возможно, потому что она была шире и просторнее.

– Ты смотри, я с тобой всякими мелочами делиться не буду… брат.

– Жлуда. – Откликнулся Билл и на ходу приподнял плафон настенной лампы. Он вытащил из под него какую-то крошечную коробочку и многозначительно показал Шанни и Энкиду.

Шанни с такой досадой охнула, что Билл удивлённо на неё покосился.

– Обычное дело. Ещё один жучок. Мы ещё долго будем их вытаскивать из самых неожиданных мест. Кто до отъезда посещал стоматолога, дети?

Энкиду вгляделся под ноги:

– Те, те. А это что такое, господа?

Он нагнулся и, подняв, показал им книжечку наподобие членского билета литературного общества. Все втроём воззрились на эту находку. Билл взял книжицу и, листнув, расхохотался.

– Да это ж королевский проездной! Ах, папа. Ну, папа. Честный.

Это грубое свидетельство государственного надзора здесь в небе неожиданно утешило их. Надзирают только за свободными духом. К тому же, это подсказало, что мощная машина государства дала сбой, оказавшись беспомощной против стихии полёта.

– Ну, надо ж. – Не мог успокоиться Билл, пока они поднимались к залитым светом мосткам в жилое полушарие. – Жучка подсадил и документ оставил. Что это, а?

– Подсознание нибирийца всегда на стороне сил света? – Предположил Энкиду.

Билл покосился на него.

– И где ты такого набрался.

Шанни сначала развеселил проездной воришки, но тут же какая-то мысль силой сдвинула её брови. Восторженный крик Билла неприятную мысль сбил на лету.

Она проходили мимо Детской, дверь в которую кто-то оставил открытой. Полукруглое огромное окно показало им синюю пустоту, которая не была ночью. В глубине сияли огни на погранбашнях, мчащихся прямо на них, и подсвеченное ими предстало перед тремя путешественниками зрелище: с десяток лун, обычно почти незаметных на небе, прямо-таки плавились от света разных оттенков.

Среди цветных шариков и полулуний двигалось нечто, явно не рождённое небесами.

– Что это… – Начала Шанни и остановилась – поняла.

Летела, извиваясь, многоцветная плоская доска длиною в несколько пассажирских лайнеров, вроде как морское животное удрало из родного океана. Пояс великана складывался и распрямлялся, складка затемнялась, и масштабно выплывал чудовищно увеличенный шов стыка с огромными стежками.

Изловленный прожекторами пограничников и отражённым сиянием соседской мелочишки предмет оказался окрашенным в неестественно отчётливые цвета.

– Это ж флаг, тот самый в один звёздный километр! – Воскликнул Билл и заорал. – Ас, ты это видишь?

В тишине включилась громкая связь, и невидимый Ас бесстрастно произнёс:

– Надеюсь, его хорошо закрепили…

Шанни вглядывалась. Башня, к которой циклопическими петлями пришвартовали этот символ государственной безысходности, едва заметно покачивалась. Фотонный луч в чердачке светил без игривых подмигиваний. А мог бы и подмигнуть нарушающим госграницу.

– Мы к тебе.

– Вам чего? – Нелюбезно осведомился громовой голос.

– На флажок посмотреть, то да сё. Я дарю табе флажок… Слыхал стих? – Заискивающим голосом отозвался Билл.

Корабль передёрнуло. Предположительно, Глобус обладал хорошим поэтическим вкусом.

– Вы бы сидели да молчали. – Неохотно прибавил. – Ладно… но руками ничего не трогать. Это я к тебе, Билл, обращаюсь. – Добавил голос, как будто носитель узрел, как Билл наставительно обернулся к Шанни и Энкиду.

Когда вошли в лодочку рубки, мрачная спина Аса не шевельнулась.

Рубка просторная, но явно не рассчитана на командное управление. Глобус вообще был небольшой корабль.

Сразу стало тесно от присутствия троих полновесных нибирийцев. Как сказал Билл:

– Хорошо, мы не захватили воздушные шарики.

Шанни поёжилась. Она не была тиха и безответна, но эта брутальная, умноженная на три неизвестных, атмосфера самую чуточку действовала на нервишки. У неё мелькнула мысль – а хорошо, и правда, что они все трое воспитаны и покорны правилам.

Ас крутанулся в кресле и по-хозяйски бесцеремонно оглядел гостей.

– Сюда нечего зря соваться… – Начал пилот, но передумал и отменил курс по основам этикета.

Встал и, взяв за ногу табуретку, подставил её Шанни без единого слова. Она оценила граничащую с грубостью острую и пикантную любезность. Видимо, не приподняться при появлении леди было для него всё равно, что зубы не почистить. Хотя, возможно, он ими и скрежетнул. Но раз они у него такие вычищенные, зря было бы ими не воспользоваться, верно? Поблагодарила с рассеянной вежливостью – так как Ас сразу волком поглядел и сел, отвернувшись. Плечами и затылком он показывал, что посторонним здесь не место.

– Энкиду, ты уже простил этому держиморде котёночка? – Громко прошептал Билл. – Сейчас так приятно было бы потискать на коленках что-нибудь мохнатенькое.

Ас показал замороженный для потомков нос и подбородок. Билл дружелюбно повысил голос:

– Я вот тут талдычу Энку, какая у тебя трудная работёнка. Сидишь тут один, как сыч… холодный весь, без ласки. А? ты смотри, душонок, не врежься в пограничников, а то мы ещё в юрисдикции Нибиру. Мигом отберут ремни.

– Не переживай.

Ас занялся клавиатурой и, не глядя, толкнул что-то своим командирским сапогом.

– Забери свои монатки, Баст.

Билл разулыбался.

– Так я тут тебя оставил, бутербродик.

Шанни приметливо пригляделась к Биллу.

– Ты успел побывать в рубке. Когда?

– Ну, когда, когда. Не помню. Ты думаешь, я тут бомбу установил? Или что-то вроде папиного жучка, чтобы перед сном наслаждаться роликом, где он зевает? Да, кстати…

Билл показал Асу находку. Тот почти не удостоил взглядом Биллову ладошку.

– Не удивлён?

– Скорее, расстроен, что меня, капитана флота, держат за дурака распоследнего. Виноват-т… – (В сторону Шанни).

– Что ты хочешь этим сказать?

Ас молчал, занятый лавированием между изгибами флага. Энкиду предположил:

– А то, что если мы найдём такую штучку, то шумно повозмущавшись тупостью и бесцеремонностью Вечных, расслабимся и…

– Будем кататься на спинке и чесать лапкой за ухом. Понял. – Подхватил Билл.

Он, тем не менее, тут же рассердился.

– Я смотрю, вы тут все спелись за широкой и прямой спиной царского сына. Ты с ходу мысли его читаешь, что бы это значило?

Энкиду повернулся к нему:

– Мы же не будем обниматься на полу каждый раз, как тебе что-то покажется? Если я правильно понял наш уговор третьего дня? И кислороду на это не рассчитано.

Билл не успел растолковать, как он сам понял уговор.

Ас с лёгким раздражением сказал:

– Так, а теперь коль вы тут насмотрелись на кнопочки, я прошу вас всех покинуть рубку. Взлётная карта, согласно инструкции, заполняется и сохраняется командиром корабля в тайне. А я – если кто пропустил – командир этого корабля.

Билл кивнул:

– Раз уж ты решил всех нас ткнуть носом, как этого котика, которого папа уже нежно ругает, что тот налил под трон, то изволь, проясни и наши статусы.

Ас извлёк на свет Божий выражение чуть ли не изумления – не без оттенка удовлетворенного злорадства:

– Какие у вас статусы, прости Господи? Вы пассажиры…

Голос Шанни сделался вкрадчивым:

– Вы хотели сказать – балласт, верно, командир?

Энкиду резонно возразил:

– Но не сказал же. В самом деле, дружище, ежели вы нас так поименовали, мы тогда дежурить на кухне и в общественных местах откажемся. Забастовка, сударь, слышали такое слово?

Билл упоённо закивал, отбивая такт разумной речи рукою по воздуху. Шанни посмотрела на его руку. Ас огрызнулся:

– Вот ещё. Попробуйте не подчиниться. У меня есть право посадить вас под домашний арест за отказ выполнять требования командира. Вплоть до передачи властям.

Шанни воззвала к Биллу:

– Видали? Мы для него штафирки…

– Каким властям?

(Ас мельком посмотрел на Энкиду.)

– А я что говорю? – Простонал Билл. – Немедленно определи наши права, а то мы отсюда не уйдём. Я лично под грузовик лягу.

Он, похоже, получал всё больше удовольствия от разговора.

Ас нетерпеливо посмотрел на клавиатуру.

– Извольте. – Он повернулся к Шанни. – Сударыня, с вашим статусом всё проще простого. Вы – гостья его высочества.

Билл вмешался.

– Вовсе нет. Это звучит как-то двусмысленно и бросает тень на доброе имя леди.

Шанни неожиданно дружелюбно согласилась, убирая прядь волос за ушко:

– Как скажете, командир. Меня это вполне устраивает.

Остаточную агрессию она выразила жестом и вопросом:

– А этот?

Ас ответил, подумав:

– Научный руководитель экспедиции?

Оба они при этом и не посмотрели на Энкиду.

– Что? – Протянул Билл.

Он широко раскрыл глаза и шевельнул губами с немым вопросом, требуя поддержки у зрителей.

– А я тогда, кто?

– Царский сын. – Ответил Ас. – Это всё, что я могу тебе позволить.

– Стыдуха какая. – Заметил научный руководитель экспедиции.

Шанни заметив, что Ас вот-вот взорвётся, поспешно вернулась в образ гостьи его величества:

– Большое спасибо, господин командир. Не смеем долее злоупотреблять и прочее.

Она попросту вытолкала Энкиду, а Биллу выразительно показала, как отмахивает комара. Билл, злобно ворча «Попомнишь ты царского сына», вывалился из рубки.

Ас вслед сказал:

– Всем собраться в Гостиной. Через час… – он посмотрел на запястье, – минуток через сорок я вас вызову, господа. Обговорим внутренний распорядок.

Билл всё ещё болтался в коридоре.

– Добрый ты. Сорок, говоришь? Как насчёт обильного утреннего кофе?

Ас кивнул и сказал по громкой связи, глядя Биллу в глаза:

– Господа, просьба… пока не посещать южные помещения.

Он чуть понизил голос – довольно бессмысленно, по мнению Билла, раз уж говоришь по громкой связи:

– С циркуляцией замкнутой системы жизнеобеспечения всё в порядке… просто, знаете, примета есть.

Билл увеличил персональную громкость, пытаясь попасть в микрофончик:

– А у него тут аварийный люк имеется. Понимаете? Не забудь, что тут болтается государственная символика.

Ас рванул к нему в своём готическом кресле первого и последнего пилота. Билл отпрянул.

– Чем нам заниматься? – Оскорбился он в закрывающуюся у него перед носом дверь.

Ас приблизил губы к проёму двери:

– Цветочки нюхайте, книжки читайте… можете пыль кое-где протереть.

Дверь захлопнулась с последним видением – усмешка Аса.

Первые сорок минут, когда Глобус продирал атмосферу, проскочил молчаливую пограничную заставу, вышел на орбиту – миновали для Аса в напряжённой работе.

На заставе всё как вымерло. Жерла эрликонов были пусты, как глаза статуи с украденными чёрным археологом глазами. Явственно витал в синем воздухе приказ: Глобус никто не останавливал, документики показать не просил.

Комфортный режим для выездных приятно удивил. Ас-то знал, как выглядит процедура, когда кто-то несанкционированно, да и санкционированно покидает Родину. Впрочем, она краткая. Зато долго клочки потом носятся по закоулочкам. Интересно, как будет выглядеть возвращение… мелькнула мысль, не вызвав даже слабенького желания раскрутить логику за ушки.

И какова процедура при влёте в пространство колонии? Время есть, подумать успеем.

Скопище загорающихся огней южной столицы взлетело, падая и образуя небо там, где ему быть не положено.

Улицы давно заросли при изменении масштаба. Зелёные, как неестественно окрашенный крем, леса, плескались волнами. Полосы бухт опоясывали океаны, ставшие плотными, подобно камням.

Золотое месиво в окне уменьшилось до копейки под ногами, будто кто-то вниз по лестнице убегал. Макушка мира съёживалась. Рубцы и вздутия укрощённых вулканов и острия восточных скальных массивов требовали модного мейк-апа.

Рельеф материков уточнялся высотой. Поплыл кисельный океан, сразу загнул за бок шара. Проступили красные пятна Северной Нибирии, неблагополучный в политическом отношении регион покрылся румянцем гнева при виде сбежавшей подозрительной компании.

По границе вдоль коричневой гряды ползла чудовищная сороконожка. Ас вгляделся, склонив прямоугольник борющейся с его педантичностью бородки – стена резервации была видна с орбиты.

За грядой почти стёсанных до основания гор чернота плелась и пласталась: шли работы по выборке из недр последних жалких полезных ископаемых. Исчерпанные, как годовой госбюджет к апрельским праздникам, за триллионную историю цивилизации, кладовые мира ещё сохранили что-то на самом донышке. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с большим ограблением колонии, обеспечившим невиданный расцвет предыдущих династий, – но всё же кому-то на булавки хватит. Чуть дальше на плоскости океана угадывался скромный флот наблюдателей.

Тут же заискрило, и постепенно проявилась над лесами, полями и морями вибрирующая оболочка – синергетическая сеть космозащитки и сквозь неё алчными зловещими огоньками меньшая – система наблюдения и прослушки.

Сплетённая из эрзац-энергий отнюдь не в режиме экономии, она использовалась день и ночь. Создать подобное из синергии было невозможно: почему-то вечный и бесплатный источник сразу истощался при попытке такого использования.

Папины аппараты трудолюбиво жужжали пчёлами, сбирая мёд знаний – частные разговоры. Миллиарды Мегамиров, лица и голоса, шёпот, сплетни и редкие умные мысли искрили зелёными огоньками.

Уплыл голос мужчины, говоривший:

– Ну, родная, пойду за сигаретами. Если на первом канале начнётся траурная музыка, крикни из окна.

– Размечтался. – Ответил молодой женский голос.

Разговор замкнулся на паутине красной точкой, к ней, колебля сеть, побежали паучки-сигналы. Он не покурит сегодня.

Злато доноса копилось по крупинке, квадраты полей измельчали в камушки, которыми обкладывают дорожки в саду. На третьем материке заповедные территории желтели, как лепестки осыпавшегося крупного цветика.

Ас увеличил кусочек – саванна мелькнула в стеклышке и канула с копытцем хрупкого животного-статуэтки.

Когда по спирали вместе с Нибиру Глобус в третий раз обошел Родину, столица со сквером и шляпой стала мифом. Подвинув скрипнувшее стеклышко, Ас со сдавленным сожалением взглянул на предместья. Та гора с гребешком и старой часовней у подножья остановила его взгляд. Обсерватория приветно мигнула на белой дороге.

Глобус взлетал, вращаясь, как подсказывала его планетарная форма, поэтому, секундой спустя, Ас увидел полюс в замёрзших руинах древних городов. Следующий виток вынес беглеца с Нибиру к той точке наблюдения, из которой снова виден был край третьего материка, уже выглядевший до смешного маленьким, и глубокая синева посреди океана – самый старый вулкан да упокоится во снах, как замумифицированный для потомства великий преступник.

Нибиру шевельнулась в небе, её по щучьему велению застлал туман. Блуждающее облако помешало допрощаться до слезинки, которая бы, конечно, канула в урезоненной растительности командира. Луны и обломки лун, вытаращивая кратеры от удивления, следили за таким безобразием.

Глобус поддули снизу, он взлетел мячиком на вершину фонтана.

Мы покинули орбиту Родины, ай-яй-яй.

«Уходим, братцы», – как скажет Билл, старина Билл. Что-то сказали сейчас внизу? Ас себе очень хорошо представлял, как это происходит.

Целое подземное жилище с чертями в белом, и вот наушники спущены, и кто-то протирает глаза вполне нибирийскими пятью пальцами со словами:

– Ну, тово… объект недоступен. Пошли по кофе.

Да-а… вот-вот.

Когда до назначенного им срока осталось минут пять, он встал, закрыл в Мегамире окно и вышел в соседнюю коморку.

Это была дежурка с кучей почему-то пустых банок кофе на стеллаже и страшненькая раскладушка. Ещё Ас обнаружил кое-какие консервы и скептически отдёрнул занавеску, за которой помещался полевой душ.

Что ж, неплохо. Совсем неплохо. В крайнем случае, здесь можно выдержать осаду. Внезапно у него злобно и необъяснимо заболела голова. Ощущение было объективно такое, будто кто-то вцепился в его мозг когтями. Он просто увидел эти когти – скрюченные и лакированные.

Ас шагнул туда-сюда, от пульта через порожек к банкам кофе, взялся за голову, за левую половину… тут же отдёрнул и воровато – именно-с – глянул на дверь. Там слышались бездарное хождение и громовой голос Билла, ухитрившегося включить где-то громкую связь и вещающего:

– А к Альфа Центавра в банках из-под кофе полетим.

И радостный захлёбывающийся хохот. Ну, надо же… Слышен и негромкий глас Энкиду. Но что тот говорил, командир, снова потрогавший голову, не разобрал. Похоже, парень сей негромкий. Но вот к худу ли, к добру, неведомо. Пока. Ну, по лёту разберёмся, проясним, убаюкал он себя, не ведая, что скопировал мысль Шанни.

Боль уходила по мере того, как Глобус, вертясь юлой, ускользал в синеве всё дальше и выше. Железные врата Нибиру, которые отнюдь не являлись метафорой, хотя гражданам объясняли, что в них верят только конспирологи и домохозяйки, остались внизу.

Теперь Глобус летел почти на свободе к незримой стене Большого Квадрата.

Спустя указанное время, по лесенке, поднимающейся по прямой из кухни в коридорчик, где на стене в коробке помещались классические топорик и шланг, послышались шаги. Энкиду, пришедший сюда со стороны закрытой тёмной лестницы вдоль западного полушария, остановился. По дороге он открыл пару кладовых: пристенный погреб, откуда пахнуло густым запахом зелени и лука, и ледник, где стеклянные висели туши, ужаснувшие его. Голова зверя из зазеркалья посмотрела на него невидящими глазами. Теперь он стоял в арке, ведущей в тот же коридорчик.

Золотая шапочка Шанни показалась на лестнице. Она, закинув голову, пометила его синими огоньками.

– Мы не опоздали.

– Кажется…

– А где Билл?

Энкиду постучал в дверь рубки. Голос Аса прозвучал сварливо:

– Я вас вижу. Не топчитесь, заходите.

Дверь открылась – она, к слову, была самой обычной, будто в жилые комнаты. Ас сидел в кресле и по его виду и взгляду понять, в каком он настроении, Шанни не удалось.

– Где?..

– Неизвестно. – Рапортовал Энкиду. – Я его видел мельком в прихожей. Ну, там, где дополнительный пункт управления.

Ас нахмурился.

– Я же сказал, сидеть всем в Гостиной. Что ему там, мёдом намазали?

Загрохотали шаги, и Энкиду определил, откуда они – по боковому переходу со спиральной лестницы.

Билл вломился, спуская рукава, добрый и расположенный ко всем без исключения:

– Я вас везде обыскался.

– Сядь.

– Но…

– Впредь… сядь… впредь, если я говорю – где ждать и сколько, изволь выполнять мою просьбу. Мы не на прогулке. Кстати, мы в свободном полёте. Скоро выйдем за пределы Большого Квадрата. Вы попрощались с Родиной?

Он отъехал в кресле, демонстрируя, где они находятся. Над клавиатурой, которую он закрыл задвижным стеклом, в окне в полной черноте сверкал далёкий и одинокий огонь.

– Плуто… – Занюнил Билл. – Маленький ты мой…

Он вгрызся в непробиваемый взглядами затылок командира.

– Видели, видели-с… шарик крутился. Я плакал, между прочим. Сдержанно, в монархическом стиле. Вот пусть товарищи подтвердят. Ты не забудешь записать в отчёт? Я хочу, чтобы всё было в полном порядке, как следует.

Ас внимательно взвесил его на глазок и, тщательно произнося слова, пообещал:

– Хорошо, я запишу в бортовом журнале.

Все прекрасно всё поняли. Даже Билл, набирающий в свою мужественную грудь прочищенного воздуху с нормальным содержанием основных атомов, и тот глазами сказал: эге.

Слова сказать боялись, впрочем. Ас отметил, что система примет тут всем знакома. Раньше времени не смейся. Билл помолчал и снова пошёл в наступление.

– Мы же вроде договорились, что я царский сын и делаю, что хочу. Простая логика и, если я чего-то не понял…

– Мы должны распределить комнаты. —Ас более не обращал внимания на Билла.

Шанни успела устроиться на табуретке, видимо, считая, что уже заявила на неё права. Энкиду сел на пол возле стены, скромно сложив ноги цветочком. Билл заткнулся и привалился к стене, узурпируя позу Аса.

Тот вещал:

– Все, в общем, понятно. Единственная Спальня, она в восточном полукруге, наверху над Гостиной. Она, разумеется… – Поклон в сторону Шанни. – …Ваша.

Изучил сидящее изваяние.

– Остаются так называемая Детская и Игровая. Можете поделить между собой, как хотите.

– А ты?

Ас повернулся к Биллу.

– Я всё равно буду большую часть времени в рубке. Воспользуюсь дежуркой, там всё есть, что нужно.

– Нет, ну, почему же, – щедро развёл руками Билл. – Есть ещё Гостиная. Хочешь, мы тебе там раскладушечку организуем?

– Там есть удобный диван. – Напомнила Шанни.

– Хорошо, спасибо. В крайнем случае, буду иметь в виду.

– Но она же проходная. – Противореча себе, сказала Шанни.

– Это не имеет значения.

Биллу что-то не понравилось.

– Ты такой неприхотливый? Мы тебе охотно уступаем хоть Детскую, хоть эту, с игрушечками. Есть там игрушечки? Главное, вечером складывать их в коробку. Ты же командир, нам нужно, чтобы тебе было удобно. А мы-то что? Верно, братанчик?

Энкиду кивнул.

– Конечно.

– А я могу спать на удобном диване в Гостиной.

Шанни оживилась.

– Нет, простите. – Непонятно было, шутит она или пародирует командира. – У меня подозрение, что если ты будешь ночевать в Гостиной, её нельзя будет использовать по прямому назначению.

– Что? – Протянул Билл.

Энкиду негромко выдохнул – ха, ха.

Билл мельком на него глянул.

– Нет, это вот, что? Какие-то инсинуации. Что вы имеете в виду?

Ас расслабился и следил за развитием переговоров.

– Кроме того, как было замечено, она проходная, и я, Билл, тебе честно говорю, что тогда я буду проходить где-то в другом месте. Есть там аварийный люк? – Шанни так старалась, что Ас, не выдержав, усмехнулся.

Билл совсем осерчал.

– Ничего себе. И этих людей я позвал с собой в разведку. А когда дело до чего-нибудь серьёзного дойдёт?

– До чего дело дойдёт?

Энкиду пояснил Асу:

– Ну… стрельба… всякое.

Ас утешил Билла:

– Ну, тогда всё в порядке. Обещаю тебе, что со стрельбой всё будет хорошо.

Билл смолчал. Шанни примирительно начала новую страницу:

– Ну, чем тебе не нравится Детская?

Билл огрызнулся:

– Ничем. Мне не нравится, когда кое-кто начинает выставляться.

Ас открыл клавиатуру.

– Хватит. Детский, в самом деле, разговор.

– Давайте бросим жребий, кому с кем спать.

– Этого ещё не хватало. Билл… – Ас обернулся.

– Ты за кнопочками следи.

– Я не понимаю…

– Я тоже. – Сказала Шанни. – По-моему, ты просто развлекаешься. Это само по себе неплохо, но сегодня первый день и, если честно, у меня чувство юмора не той консистенции.

Она встала.

– Я пойду к себе.

– А жребий?

– Душем можно пользоваться? – Спросила она от двери.

Ас кивнул.

– Э! Почему ты первая?

– А ты собирался принять душ?

– Нет, но… – Он показал на командира. – Должен быть какой-то порядок. Я думал, мы все указания, кому куда, будем получать вот здесь.

Он приложил пальцы к виску и сделал отмашку.

– Билл, я не буду давать указаний насчёт душа, бутербродов и поливания цветов. Ты доволен?

– Да. – Приложил руку к груди. – Вот теперь, да. Ты меня успокоил. Главное, точность во всём.

Шанни, сдвинув табуретку, вышла. Ас едва дождался, когда дверь закроется и сказал вставшему Энкиду:

– Не уходи. …Это и тебя касается, Билл.

– Что ещё?

Отодвигаясь от клавиатуры и упирая кончики пальцев в её край возле кнопок с пометками такими ужасающими, что лучше не всматриваться (это сказал Билл), Ас негромко молвил:

– Да, и вот, что…

Билл, чьё остроумное замечание насчёт того, почему Асу следует быть поаккуратнее с кнопками, было игнорировано, сердито засопел и, повернувшись возле дверей к Энкиду, постращал вполголоса:

– Вот с таких фразочек обыкновенно он начинает разговор о вещах немыслимых.

Энкиду, уже переступивший порог – его обычное состояние в комнате, когда он не сидел на полу – остановился и посмотрел через плечо на неподвижные плечи Аса.

– По-видимому, мы должны попасть в поле зрения командира. – Заметил он.

Ас слегка развернулся – вежливость за вежливость.

– Я по поводу некоторой необходимой штуки…

(– Я же говорил. – Вставил Билл.)

– У нас на борту дама… – Конторским тоном завёл Ас. – Посему нам следует отказаться на время от некоторых устоявшихся привычек.

Билл сразу возмутился, вернулся и, сев на табуреточку, стиснул её ногами в позе берущего барьер всадника на единороге:

– Что ты хочешь сказать… Как это неделикатно с твоей стороны. Вверх бестактности, а ещё царедворец. Если этот парень спал с дикими свиньями и питался тем, чем они питаются… привык рвать сырое мясо острыми зубами и не пользоваться платочком носовым, это не значит, что он нуждается в твоих предостережениях. По-твоему, – Билл оглядел Энкиду, севшего на корточки в нише на старый сейф и приготовившегося слушать, – он не умеет пользоваться щипчиками для омаров только потому, что он дикарь, родства не помнящий?

Он снова оглядел брата – с позволения сказать, любовно.

Ас хмыкнул.

– Домашние привычки сира Энкиду мне неизвестны. А вот привычки кого-то другого я вполне изучил.

– Что? – Качнув табуреточку и вовремя – к неудовольствию обоих негодяев, спохватываясь, молвил Билл.

– А то, что вот, когда ты, Билл, после обеда поставишь одну ногу на соседнее место, а…

– Те, те, те! – Билл взмахнул одной рукой, другою предусмотрительно пришпоривая свой взбунтовавшийся насест. – На этом я прошу…

– И начинаешь, поглаживая себя… поглаживая себя, нести такую похабень, что у меня – а я не девушка…

– Не девушка.

– …вянут уши.

– Бестактнейший ты. – Заявил Билл. – Это всё вот это – клевета, Энк. Ты не слушай. Это всё наследие тоталитарного государства, которое там внизу осталось в пустоте. Это, знаешь, в душах, вот это… унизить достоинство нибирийца. Вытащить напоказ всё интимное. Свет в глаза и всё такое. Это его в армии научили, вероятно. Ты в каком подразделении, я забыл, служил?

Ас без выражения, дождавшись, когда поток негодующих взглядов и вскриков прекратится, невозмутимо продолжил:

– Да, и что касается посещения ванной… это касается опять же вас, ваше высочество.

– Что ещё?

– Билл… когда ты покидаешь это помещение…

– Хорошо, я буду оборачиваться полотенчиком.

– Этого недостаточно, Билл. Нет, недостаточно.

Энкиду выслушивал эти разоблачения внимательно, ничуть не скрывая интереса. Билл запальчиво спросил:

– Вот славно. Ты так заботишься о душевном благополучии Шанни?

Ас отрезал:

– Нисколечко. Мне начхать на чьё-либо душевное благополучие. Осмелюсь заметить, я веду речь об элементарных правилах приличия. Билл, обрати внимание на прилагательное.

– А если у неё тоже есть привычка… после ванной… а?

Ас как будто ждал вопроса на засыпку:

– Привычки дамы нас не касаются.

Билл забушевал:

– Значит, она может вести себя, как хочет?

Энкиду заметил, загадочно улыбнувшись:

– Вряд ли леди Шанни будет поглаживать себя после обеда и рассказывать всякие истории, от которых у сильного мужчины вянут уши. Во всяком случае, не похоже.

Ас вспомнил что-то:

– Кстати, Билл, очень тебя прошу не рассказывать про казантипских русалок. Это уж просто личная просьба.

Билла распирало от окончательно переполнившего его негодования.

– Да там только одна и была! Ты бы последил за своими прилагательными, лингвист армейский. Так где, ты говорил, тебя научили издеваться над нибирийцами?

12 3 4 След.

Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус

1. Командир и домовой

С этой книгой читают

Другие книги автора