Отзывы на книгу «Дрожь»

Несмотря на обещанные в аннотации проклятия и видения реки мертвых, это не фантастика в классическом её понимании, а скорее жестокий реализм, историческая драма, лишь немного приправленная щепоткой мистики.

Послевоенная (2МВ) Польша – тема сложная, но автор сосредотачивается не на политике, спасибо ему большое, а на человеческих отношениях.

А конкретно на отношении большинства к тем, кто в той или иной мере отличается.

Ну например. В середине ХХ века жители польских деревень в большинстве своём не слышали о существовании альбиносов, но зато с легкостью были готовы приписать любые невзгоды ребёнку с необычной внешностью. Мрут куры? Засуха? Неурожай? Во всех бедствиях по мнению соседей был виноват странный и страшненький Виктусь.

В общем и целом идея не нова, да.

Но вот что действительно порадовало, так это слог, которым написана книга. Он немного специфический, не без этого, но крутой!

«История Польши переплетается с семейной сагой, и получается сумасшедший и поэтический роман.» Яцек Дукай об этой книге. С осторожностью бралась за прочтение этой книги, так как автора этой семейной саги сравнивают с Маркесом, а с последним у меня не слишком сложились теплые книжные отношения. Но окунулась в достаточно увлекательное повествование. Книга не зря отнесена к серии «Великие романы», сюжет и слог без всяких сомнений великолепны. А что из себя представляет эта история – реализм, психологический триллер или мистическую драму читатель разберется сам.

Życie zatacza koło, życie musi zatoczyć koło, inaczej się nie da. Ty siałeś krzywdę i krzywdę teraz zbierasz.

Жизнь идет полным чередом, жизнь должна идти своим чередом, иначе быть не может. Ты же посеял вред, вред теперь и пожинаешь!

Прочитав вторую книгу, я, наконец, понял, почему проза Якуба Малецкого такая притягательная и необычная. Ведь Малецкий - это наш типичный "европейский Маркес"! Точно! Точно такие же впечатления, точно такие же чувства вызывают описываемые автором действия, такие же переживания, тот же стиль! Так что полякам повезло, у них есть свой качественный Маркес.

Сюжет разворачивается постепенно и идет по временной хронологии, где мы наблюдаем за событиями происходящими с главными героями и их потомками (семьи Лабендовичей и Гельдов) на протяжении почти целого века - фактически мы видим три поколения семей. В романе нет проходных глав и эпизодов, все взаимосвязано, важно и позволяет постоянно сопереживать встряске героев. Недаром роман "Dygot" (думаю, можно перевести это слово на русский как "трясун", потому что глагол dygotać означает "трястись") номинировался на роман 2015 года в Польше и действительно имеет у польских читателей очень высокие оценки. Конечно, здесь Dygot - это на мой взгляд просто необычный человек. А, согласно Малецкому, каждый человек - это что-то необычное, неизведанное, Иное, не такое как это наблюдается у других. Каждый человек уникален и его судьба может быть интересна, или, скажем иначе, ее можно описать так, что она может быть уникальна и не такая как у других. И, конечно, необязательно быть для этого внешне отличающимся от других. Да, у пана Якуба описания уникальности личностей получается просто мастерски.

Теперь по прочтению книги до самого конца у меня еще всплыло несколько параллельных мыслей. Во-первых, все еще возможные предрассудки и особые отношения в польских деревнях, которые остаются вплоть до наших дней. Все это так трогательно и драматично переживается в романе через судьбы Виктора Лабендовича, родившегося неожиданным для всей деревни альбиносом, и дочки Бронислава Гельды. Было еще несколько драматических моментов в романе, которые потрясают до глубины души. Очень понравилась зарисовка автором исторического фона на заднем плане, активное использование символизма, фольклорные отступления, которые именно и создают ощущение реализма, стоящего на границе с магическим реализмом. Такие подходы создают дополнительные образные картинки, остающиеся надолго.

Почему же все же не пятерка? Наверное, потому, что роман "Rdza" на меня произвел еще большее впечатление, что было для меня в духовном плане ближе "Dygota". Толком объяснить я не могу почему, может, потому что там один главный персонаж остался к концу романа молодым и у него еще все впереди...

Кто может свободно читать по-польски, горячо рекомендую познакомиться с прозой Якуба Малецкого. Это завораживает!

Жизнь так печальна, но все мы ее живем.

Якуб Малецкий одна из самых заметных фигур современной польской литературы, мне повезло познакомиться с ним задолго до номинации на премию Ясная поляна и даже до русского перевода его дебютного романа. Больше четырех лет назад слушала оригинальную аудиокнигу в исполнении Анджея Ференца, но перечитала сейчас свою тогдашнюю рецензию, и восторга от возможности понимать польский с голоса вижу в ней больше, чем рассказа о книге. Так неверно, надо исправить.

Начну с названия. Когда мы говорили о "Dygot" с книжным обозревателем и критиком Кристиной Куплевацкой, она сказала то, с чем не могу не согласиться: по смыслу это скорее соответствует не дрожи, а тряске. В русском дрожь семантически больше связана с неуверенностью и страхом, а пугливыми героев романа никак не назовешь. То. что с ними происходит - именно бесконечное сотрясание-потрясение-тряска, невозможность укорениться в жизни, приспособиться к ней и жить сколько-нибудь спокойно. Судьба трясет их как терьер тряпку или как игрок стаканчик с костями и всякая следующая комбинация в этой игре оказывается хуже предыдущей.

Малецкий делает этой книгой удивительную вещь, выворачивая наизнанку концепцию семейной саги в ее привычном смысле, когда род приходит и род уходит, что-то со всеми этими людьми случается, как-то они переживают трагедии, но есть в их жизни и победы, свершения, поводы для радости. Герои "Дрожи" получают удар за ударом, не имея времени и сил оправиться. Все начинается в тридцатых, когда Янек Левандовский встречает свою Иренку. Лето, дождь. рыжая девчонка лежит в неглубокой луже на краю поля, раскинув руки и ловя губами капли дождя. Он ложится рядом и они остаются вместе до конца жизни.

Только прежде война, чудом избегнутая обоими депортация и служба у немецкой Фрау, которая добра к своими молодым польским работникам, с удовольствием возится с их малышом Казиком, но когда в конце войны фрау отправляется домой на набитой добром телеге,приказав Янеку довезти ее, парень сбегает, бросив ее посреди дороги, а вслед ему несутся проклятия: "Чтоб у вас дьявол родился, а не ребенок!" Иренка беременна вторым, Виктусь рождается альбиносом.

И, вот удивительно, я всю жизнь прожила, порой встречая людей с аномалией пигментации, но до последнего времени не слышала, что молва наделяет их магическими свойствами. Внезапно почти одновременно две книги, где мир ловит героев на предмет отщипнуть от них кусочек по типу "Возьми волосы альбиноса...", вторая "Остров Сахалин" Веркина, если что. Ужасно, особенно учитывая, что волосами далеко не ограничивается. И вот мальчик, которого его отличие без того делает предметом школьной травли, едва не погибает, когда во время череды неурожайных лет, соседи пытаются принести его в жертву. Скажете дикость? Соглашусь. только вот, культуры на нас тонким слоем намазано, поверх темных диких пластов.

Скромница Хелена из соседнего городка, пережив предательство первой любви, обретает счастье с неловким и неуклюжим, но любящим и надежным Бронеком Гельдой, и все у них хорошо, зеленная лавка приносит небольшой доход, жить бы, да жить, но будет свое цыганское проклятье, и единственная дочь Маля станет жертвой огня. Ожоги пощадили лицо девочки, превратив ее тело в оплавленное нечто и лишив надежды на нормальную жизнь. Удивительно ли, что эти двое встретятся и случится чудо взаимной любви которое закончится совсем не чудесно.

И вот мальчик Себа, Себастиан, венец творенья, оправдание мук родителей и дедов-бабок. Собой красавец, сильный, уверенный, никому не даст себя в обиду. Совершенный негодяй. Есть такие парни, только бы с сомнительными дружками мутить нехорошие дела. Удивительно, но все ему сходит с рук. Вот все эти добрые честные любящие люди, бесконечно получавшие от жизни пинки, тычки подзатыльники, а вот он, будем честны, тот еще мерзавчик. Которого, тем не менее, не получается осуждать и ненавидеть.

А закончится все тем же, чем началось семь десятков лет назад. Рыжая девчонка лежит в неглубокой теплой луже на краю поля, раскинув руки и ловя ртом капли дождя, парень ложится рядом. И есть в жизни счастье. Отличная книга, правда.

В этой книге меня привлекла обложка: бледный парень с пылающей кукухой и кровавой слезой обещал интересную и трагичную историю польской семьи на протяжении двадцатого века. Обложка не обманула, книга действительно оказалась стоящей, но царящая в ней атмосфера чернухи и безнадеги, "пьют и воруют", как-то прибила. Создалось впечатление, что жизнь в немецкой оккупации - лучшие годы этой семьи, а после того, как доброй фрау Эберль пришлось бежать на запад, а Ян Лабендович ее вероломно предал, за что был проклят, все пошло по известному месту.

Родившийся после войны сын Виктор был альбиносом, за что подвергался нещадной травле в детстве, и по мере взросления становился все более странным. Его старший брат Казимеж был обычным парнем - выпивка, девчонки, танцы, а Виктор интересовался жестоким и потусторонним, воображаемый друг нашептывал ему маньячно, родители страдали по-своему: отец по пьяни упал под поезд и потерял ноги, мать болела, а однажды изменила мужу. После его смерти случайная встреча с тем самым любовником Бронеком Гельдой запустила новый виток в жизни Виктора: в ней появилась Эмилия, дочь Бронека, в детстве пострадавшая от взрыва оставшейся с войны немецкой гранаты, которую соседи сохранили как сувенир. Мужчина-альбинос и девушка в шрамах стали друг для друга спасением, но отрава, проросшая в душе Виктора, не давала ему покоя. Своего сына он так и не увидел.

Себастьян Лабендович, чей отрезок жизни в книге мы видим с восьмидесятых до 2004 года, живет уже в новой постсоциалистической Польше, и с детства его тянет на темную сторону во всякий криминал, за легкими деньгами и низким уровнем ответственности. Грустно было читать, как молодой парень деградирует с пивом перед теликом, но когда он типа взялся за ум и начал мутить мошеннические схемы, стало еще хуже. Вообще вся книга - это парад несчастных людей, сломанных судеб, порушенного (иногда своими руками) здоровья, и просвета в этом не видно.

Отдельно отмечу, что кротик, которому насрали на голову, прорвался и сюда - в книге очень много всяких туалетных подробностей, на которых и держится единая ветка повествования. В критические моменты кому-то обязательно нужно в туалет, и эта необходимость становится судьбоносной. Также удивительно было видеть, что в католической стране люди так пренебрежительно относятся к религии и церкви, например, сцена с обоссанной исповедальней и плевком на алтарь - вот зачем нужно было это делать, при чем тут Бог, и что ты изменил своим поступком, которого сам же поутру и устыдился?

Книга запомнится, но прежде всего вот этим ощущением тоски.

У него под шляпой пусто, как говорили в те времена, и он ненавидит альбиносов: от них его передергивает. Он ненавидит их розовые кроличьи глаза. Его дядя однажды видел альбиноску, обгоревшую на солнце, - сплошные волдыри, и все жилки на коже проступают. Ее тошнило, просто выворачивало, и мерзкие белые волосы падали на лицо, а цветные очки валялись на траве. "Картезианская соната" Уильям Гэсс

С этой книгой подтвердились две расхожие истины: 1. женщина любит ушами; 2. ничто так не способствует освоению языка, как состояние легкой влюбленности в его носителя. Потому что «Dygot» - звездный дебют Якуба Малецкого, пришел в формате аудиокниги, начитанной тем же Анджеем Ференцем, который познакомил с работой нынешнего года «Rdza». За июньскую неделю бесконечного переслушивания романа на незнакомом языке, не только поднаторела в понимании, но и успела влюбиться в голос. Потому, Анджея Ференца в начатой книге опознала мгновенно и, с радостным удивлением, убедилась, что почти все понимаю. Не верьте Жюлю Верну, Паганель которого изучает испанский по книгам и единственный камень преткновения, когда судно приплывает в Южную Америку - попытка говорить с местными по-испански в то время, как в Бразилии (куда их занесло из-за манипуляций с компасом) португеш. На самом деле, изучение языка включает четыре обязательных составляющих: говорить, понимать сказанное, читать, писать и на каждый навык свой комплекс упражнений. Все языки, которые изучала самостоятельно – это приоритет чтения при больших сложностях в понимании с голоса. Все, кроме польского.

И будет о себе, любимой, теперь о книге, она того стоит. Не питая любви к семейным сагам как жанру с большой склонностью впадать в неумеренный пафос, слезливую сентиментальность и придание личности любого Акакия Акакиевича наполеоновских масштабов исключительно в силу принадлежности его к описанному роду, романы Малецкого люблю. В сути это антисемейный роман, его противоположность, мастерская мимикрия под народно-любимую форму. Здесь космическое одиночество, отдельность героев, в которой ни путы, набрасываемые страстью; ни взаимная привязанность между родителями и детьми, не гарантируют подлинной близости. Каждый персонаж отдельно, всякий сам проходит свой путь, лишь изредка и ненадолго получая возможность передышки в любящих объятиях.

Это лишь отражение объективной реальности, которая состоит в том, что институт семьи в ее традиционных формах уходит со сменой астрологических эпох, что не может не восприниматься болезненно. Две тысячи лет Эпохи Рыб с тяготением к домострою, к «жить надо так, как от веку заповедано»; с необходимостью держаться вместе, потому что в одиночку не выжить; со «свой своему поневоле брат»; внизу мы вместе потому что суп на четверых мало отличается в цене от супа на одного и на отопление меньше уходит, наверху – потому что прочие Гвельфы могут быть отъявленными мерзавцами, но они хотя бы не Гиббелины, которые при первом удобном случае вздернут тебя на садовой ограде. Теперь, на стыке эпох, когда каждый убедился, что жить самому по себе много проще, удобнее, комфортнее, а заработать на это как-нибудь, да удастся, если ты не безрукий и не безголовый, семья не держит мертвой хваткой и многие вещи, которые творились под сурдинку, становятся легитимными.

Старое отмирает, новое, которое придет на смену, пока неясно даже в очертаниях, а есть еще родовая память, притяжение корней впечатанные в подкорку глубже и мощнее, чем осознание себя членом семьи как ячейки. Род – это темное, глухое, мощное, что живо в каждом и нас и к чему двадцать веков Рыб имеют такое же отношение, как кремовый слой к торту. А крепкое слово проклятия, что летит вслед из уст благодетельницы, брошенной тобой на военной дороге, обретает силу привести в твой дом чудовище. Или святого? Не суть важно – кого-то, кто прервет род, поставит на нем роковую мету. И все вместе: род, семья, стремление к отдельности; древнее, старое, новое – все это дает ощущение вибрирующего неспокойного мира. Дыготать – значит дрожать..

Несмотря на внешнюю жанровую простоту, на форму - идеальные под восприятие сетевого человека компактные главы, книга глубокая и сложная. Недаром в Польше в год выхода она стала главным литературным событием, мгновенно прославив Якуба Малецкого. Но "Ржавчина" лучше, она нашла силы почти совершенно выпростаться из пут семейной саги, в этом смысле "Dygot" с его заклятьями, предсказаниями и проклятьями все-таки несет значительный отпечаток того, что русскому читателю знакомо по книжкам Дины Рубиной. Якуб Малецкий интересный автор, он молод и он на взлете. Будем ждать еще книг.

"Когда все время имеешь дело с темными сторонами человеческой натуры, начинаешь видеть тьму в свое душе" (П. Мэй) Давно не читал такой отвратительной по содержанию книги. И офигительно написанной. Думал, что автор- разочаровавшийся в жизни и людях старик, выплескивающий желчь и накопившиеся претензии к человечеству. Но нет. Молодой мужчина. Можно сказать- в начале писательского пути. В мрачных книгах, прочитанных когда-то была надежда, а в "Дрожи"- мрак, жесть, моральное уродство. Приговор людям. И ни любви, ни жалости. Животные на четырех конечностях или с крыльями) в разы лучше тех, что на двух. Не помню, чего решил, что это детектив? Но общая оценка была выше "4"- взялся с воодушевлением. И с первых же глав наткнулся на то, что не люблю: описание маргиналов и мистика. Еще- даты перед главами. Если на них не обращать внимания, то ничего в поведении людей не будет оправдано. С каменного века вряд ли изменилось. Если у кого и была надежда на воспитание- Якуб Малецкий ее лишит. Семьи рушатся у нас на глазах. Некоторые- прямо на свадьбе, некоторые- под тяжким каждодневьем. Если кто из читателей будет надеяться на религиозное воспитание ( а поляки к этому, вроде, серьезно относятся), то вас ждет просто ужас ужасный. Лучше вам не читать. Читать мазохистам. Из каждого героя извлекается темная сторона каждого из нас. Глубоко-глубоко спрятанная. Или огороженная высоким забором культуры. Сильная и мерзкая книга. Хорошо, что дочитал до светлых праздников. Нужно найти что-то оптимистическое и доброе.

СОЯ: 7+7+9=7,6

Очередная семейная сага, но в этот раз от польского автора, которая следит за судьбами героев с начала 20 века до начала века 21. История романа рассказывает о двух семьях, в одной из которых рождается мальчик альбинос, а во второй девочка, которая, как говорится в пословице "у семи нянек - дитя без глазу" по недосмотру четырех теток, оказывается с обгоревшей кожей. Незамысловатые жизненные коллизии тесно переплетают истории всех основных персонажей романа и к концу оставляют один на один с двумя единственно выжившими во всей этой пене дней.

Хочется сказать, что стиль повествования увлекателен и отличается простотой. Сами герои человечны, поэтому ничто человеческое им не чуждо. На страницах боль, скорбь, ненависть перемешаны с чуткостью, добротой и светлой грустью. И главное, что все происходящее происходит вдали от глобальных трагедий, которые должны были бы упомянуты, когда речь заходит о Польше в 1940-х или в 1980-х. Тут нет бесконечного пережёвывания и перемывания костей всем плохим окружающим странам-соседям, как это периодически случается в литературе. Нет обвинений. Чисто человеческое и сквозь человеческое.

Когда причиной всего происходящего в собственной жизни ты определяешь в первую очередь себя, то неволей ты станешь чувствовать и дрожь от тех вещей, что сам и творишь. Мир меняется, но при этом сложно жить вне стереотипов. Поэтому часто случается и так, что люди, которые окружают тебя, могут не принимать в тебе то, что является частью тебя самого. И это тоже вызывает дрожь.

И спасибо издателям в России, что использовали вариацию на тему обложки, а не использовали ту, с которой выходила книга в Польше. Без дрожи, уж простите за тавтологию, на нее тоже не взглянуть.

С вашего позволения, я как-то даже протащилась. Свыкнувшись с мыслью, что семейная сага, конечно, один из моих любимых жанров, однако редко удовлетворяющий читательский эмоциональный голод, я уже ничего особенного и не ждала.

Проверенные авторы редко стреляют новым романом, старое перечитывать особого желания нет, приходится баловаться «на авось». А тут вдруг звезды сошлись, соединяя такое понятное, жизненное и простое со странным, надуманным и уверованным, проникая в чужие жизни и и повторение судеб, идеально закольцовывая прошлое и настоящее.

Старое проклятие, родившееся после него дитя-альбинос, злобный, но любимый собакен, прирученная сова, конь по кличке Пес, местные шушуканья, привычные мечтания изуродованной ожогами девочки и пробегающие то здесь, то там сельские полоумные…

– Польский вариант «Сто лет одиночества», – кричат все.

Нет, конечно, возражаю я, потому что эта история прекрасна и реалистична сама по себе, без попытки мимикрии под классика. И ее написал, кстати, весьма симпатичный Якуб, мой одногодка, уроженец мест, о которых вещает. Ляля же, как любит приговаривать мой папа.

Помните, как писал Кортасар: «Любовь – это тот, кто любит». В книгу же Малецкого, мне кажется, можно было бы смело вставить «Мы то, во что верим».

Не стоит ждать от «Дрожи» остросюжетных скачков, тут все спокойно, размеренно, без излишеств, при этом ярко, плотно, местами с психологическим замесом и узнаваемой драмой жизни.

Резюмируя, «Дрожь» очень понравилась. И если в переводе будут выходить новые книги Малецкого, я с удовольствием их прочту. Есть что-то в этом всем. Прозрачно-бытовое, волшебно-надуманное, привычно-необычное, потерянное во времени и возродившееся вновь. Потому что всё в этом мире повторяется.

Цитат выковыряла лишь парочку, потому как «Дрожь» не про «растащить на цитаты», а про прожить чью-то польскую жизнь.

И это хорошо. Это правильно.