Анекдоты, рассказы, повести

© Владимир Кучин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анекдоты от Олега Лукина

Это рассказы персонажа последней новеллы повести «Сага Низовской земли» Олега Лукина, записанные с его слов и слегка исправленные. Я назвал эти маленькие новеллы анекдотами – так, как называли такой жанр в русской литературе в 19-м веке.

Бакены

В Астрахань я поехал с ведущим инженером из моего сектора Андреем. Два места в нашем купе были не заняты. Мы проехали Арзамас, ночью миновали Саранск, и к вечеру следующего дня добрались до Саратова. Попутчиков не было. Андрей остался в купе, а я вышел на перрон, зашел в здание вокзала, купил местную газету и вернулся на платформу. Параллельно нашему поезду стоял поезд, приехавший из далекого Ташкента. Окна его вагонов были завалены пестрыми полосатыми тюками с каким-то товаром, направлявшимся в Москву. Азиатские пассажиры – то ли узбеки, то ли таджики – гуляли по платформе, не опасаясь отправления – похоже этот товарно-пассажирский стоял в Саратове уже несколько часов. На моей платформе появились несколько местных торговок, продававших пироги и горячий чай. Чай мне был не нужен, а полдюжины больших пирогов с луком с яйцом я купил. Я бывал в Саратове, и знал, что пироги были съедобны, – опасаться за желудок не приходилось.

Проводница из моего вагона стояла рядом со мной на платформе, затем она ушла в вагон и вернулась в пилотке и с красным свернутым флажком в руке. Это было признаком скорого отправления, поэтому я залез в вагон и прошел в купе. Мое появление было встречено громкой репликой:

– Вот и горячая закусочка пожаловала, вовремя парни, очень вовремя!

Реплика была брошена нашим новым попутчиком, сухим сильно загорелым мужчиной в джинсах и толстом светло-бежевом свитере. Попутчик, его звали Герман, был крепко навеселе. Из багажа с ним был картонный ящик, содержавший такой джентльменский набор: две бутылки водки, пакет с рубашкой и костюмом, пакет с ботинками и пухлая бюрократическая папка на молнии. Первое, что предложил сделать Герман, было «выпить с отплытием по стакану». Я возможно вежливее отказался, Андрей выпил полстакана, а Герман – стакан.

Пироги действительно были неплохие – я заказал проводнице чаю, и Герман рассказал нам следующую забавную историю.

– Я, парни, на Волге не последний человек, – инспектор акватории. Завершил годовую инспекцию в Саратове, вот продвигаюсь до станции Михайловка в Астраханской губернии на Ахтубе. Там меня уже ждет буксир. Там сначала порыбачим, а затем мне нужно в калмыцкий порт пяти морей на Волге – городок Цаган Аман. В нем я встречаюсь с Калмыцким милицейским начальством. Терка у нас с ними будет большая – калмыки украли с фарватера штук двести бакенов, развезли по временным стойбищам и используют их для освещения.

– И это, парни, для меня большая подстава. В бакенах этих батарея специальная, ее делают только в Екатеринбурге. Три года я у москвичей просил денег на шестьсот батарей, много водки выпил, много осетра и икры в Москву завез – и вот этой весной деньги на Урал ушли. А там, как только этого и ждали – половину суммы сразу за долги списала с завода налоговая, поэтому завод мне сделал только триста батарей, и остался за триста батарей должен – да что от этого долга толку. Я батареи отгрузил чин по чину в низовья Волги, волгоградцы и астраханцы их вставили в бакены и распределили по бассейновому фарватеру. И вот, на тебе, калмыки, видишь ли, их воруют. Сто бакенов на реке, а двести пропали!

– Тут, парни два вопроса. Или калмыки беспредельничают, или бакенщики по бедности им бакены продали – а теперь ищи их в степи. Разбор, парни, предстоит серьезный. А для их калмыцких хижин – бакен лучший осветитель – он высокий, лампа сильная, батарея низковольтная мощная – полгода может гореть. А кончится батарея – сдадут бакен в металлолом. А милиция калмыцкая она все знает, да что тут сделаешь – их степные законы выше наших речных порядков.

– А, Москва, что Москва. Сейчас калмыцкую милицию напрягу еще на балык, на осетра, на икру. Баранину пусть дают, тулупы охотничьи. Так, братишки, и закроем вопрос. А теплоходов нынче на Волге мало, плавали пять лет без бакенов – еще поплавают. Им не привыкать.

Герман выпил еще стакан водки и лег спать. Чиновник это был пьющий, но тихий. Он не врал, в Михайловке в наше купе пришли два обветренных «боцмана», они разбудили и подхватили под руки Германа, взяли его пожитки и ушли.

А чем закончилось это детективное дело?

Скорее всего, все случилось так, как говорил Герман. Все получили то, что заслужили: уральский завод – российские бюджетные деньги, уральский бюджет – недополученные налоги, калмыки – осветительные бакены, калмыцкая милиция – товары от калмыков и законную долю, москвичи – балык, икру и мясо, бассейновый инспектор Герман – почет и уважение.

А волжские речники? Да, они получили мало, но им не привыкать, как сказал инспектор Герман, обойдутся.

Апрель 2016 года

Вечный вопрос

Владлен Самойлов был евреем. Был ли он типичным представителем еврейского сообщества или не типичным – я не знаю. Но евреем он был официальным, с записью в паспорте, что, однако, не помешало ему занять должность начальника сектора в нашем полузакрытом институте. Коммунистическим именем Владлен был обязан родителям, – но о них он никому ничего не рассказывал. Владлен Самойлов, или просто Влад, был смелым мужиком, что имело несколько практических подтверждений, и не отрицал стойкую любовь к хорошему застолью. У Влада было два сына, – и оба уехали в Израиль. Старший сын на исторической родине работал в школе учителем. Этому помогло то, что в юности он занимался велоспортом и заочно окончил институт физкультуры. Младший сын работал мастером по ремонту электронных автоматов. В общем, его дети неплохо устроились, но Влад выезжать к ним пока не планировал.

Вот с таким неординарным человеком я попал на семинар по автоматизации на ВДНХ. Семинар длился два дня, поэтому единственным возможным временем для отдыха в столице от нашей провинциальной текучки, оказался вечер первого семинарского дня. Влад был в этом деле человеком бывалым и взял инициативу в свои руки. Мы жили в гостинице «Космос», но Влад повел меня в район расположения гостиницы «Золотой Колос». Мы проникли через неприметную дверь в цокольный этаж одного из корпусов и оказались в заведении, относившемуся к питейно-развлекательному классу «Погребок».

Залы в погребке были небольшие, свет приглушенный, окна круглые с мозаикой из цветных стекол. Свободных столов в погребке не было, но были свободные места. Так мы оказались в центральном зале погребка за приземистым столом, где напротив нас уже отдыхал высокий бледнолицый господин в светло-сером замшевом пиджаке. В зале размещался миниатюрный бар, но бармена не было, а у стойки на высоком плетеном стуле сидел исполнитель – скрипач. Он периодически наигрывал некие негромкие мелодии в стиле луизианского кантри.

Господин, отдыхавший за одним с нами столиком, делал вид, что наше присутствие его не интересует. Он расположился боком к столу на резном полукресле, повернутом к бару, а тощие ноги в светло-коричневых замшевых туфлях вытянул так, что они занимали часть прохода между столами. Господин смотрел в сторону скрипача через толстые линзы очков, висевших на самом кончике его носа, постукивал по столу костяшками правой руки, и изредка отхлебывал из хрустального стакана, небрежно зажатого в левой руке, маленький глоточек темной жидкости. Наверное, это было виски, еще не вошедшее тогда в общее употребление, о чем говорило то, что на столе стояла початая пузатая бутылка этого напитка.

Влад хотел заказать нам шашлык, но его в тот день в меню погребка не было. Поэтому мы заказали мясо на вертеле с острым венгерским соусом, овощной салат, графинчик водки, пару пива и лаваш. Прошло минут двадцать. В погребке можно было курить, и мы закурили. Влад курил «Беломор» обладающий, как вы понимаете, особым едучим дымом. Через некоторое время этот дым достиг органов обоняния сторожила нашего стола. Он повернулся к столу, поставил на него стакан, сложил обе руки на плоскости стола так, как меня учили сидеть еще в первом классе за школьной партой, выпятил переднюю губу и стал через «цейсовскую» оптику толстых стекол гипнотическим пьяным взглядом впиваться в лицо Влада, сидевшего прямо напротив него. Проведя длительный сеанс психотерапии, замшевый господин, наконец, решился и с явным тягучим эстонским акцентом заявил:

– Я-а, ва-ас, рюс-с-с-кх, не лублю!

И после этого очкарик еще сильнее выпятил нижнюю губу и сделал театральный жест двумя руками в стороны, который можно было перевести так:

– Что, съели, как вам?

Влад посмотрел на пьяного и потому очень смелого господина и ответил:

– А где ты видишь русских, рыло чухонское? Я еврей, может паспорт показать?

Эстонец ничего не ответил. Он наклонил голову на длинной шее направо, внимательно посмотрел на Влада через толстые линзы пьяными глазами, затем мотнул головой налево, отпил большой глоток виски из стакана и занял прежнюю позу – повернулся в пол оборота в сторону скрипача. Вечер был испорчен. Сидеть рядом с эстонским пьяным очкариком было противно, а перемещаться на другой стол значило показать слабость. Мы быстро расправились с водкой и закуской, взяли пиво с собой, расплатились, и вышли из погребка на вечернюю улицу. Влад опять закурил «Беломор» и подвел итог:

– Гласность, Олег, это когда чухонец может безнаказанно оскорбить еврея, а если еврей за это ударит чухонца по его цинковому кумполу – это будет хулиганство. Когда же это кончиться?

Апрель 2016 года

Масло

В Ленинградский институт «Авангард» я поехал по техническому обмену. Ленинградцы мне отдавали магнитную ленту для машины ЕС с программой трассировки печатных плат, а я вез две платы памяти для машины «Электроника-60». В Ленинград со мной увязался Дима – его все звали Димон – из соседнего отдела. Делать Димону в Ленинграде было нечего, но там жил его двоюродный брат – он учился на командном факультете в какой-то военной академии.

Один день мы потратили на обмен в «Авангарде», второй на поездку к брату Димона, а в день отъезда с утра поехали в магазин «Электроника» на Московский проспект, так как Димону его коллеги поручили купить какие-то пассики для магнитофонных приставок. Мы заранее выписались из общаги завода «Электросила», где мы ночевали по протекции брата Димона, и поехали в «Электронику», что называется «с вещами».

Покупка пассиков много времени не заняла. На обратной дороге к проспекту мы обходили сквер – и зашли в большой магазин «Гастроном». В винном отделе, ближайшем к входу, свободно продавали водку по 6 рублей 25 копеек. Деньги у Димона были, но водка, особенно после вчерашнего посещения брата Димона, у нас энтузиазма не вызывала. В кафетерии продавали соки и пиво «Славянское». Мы поставили портфели на кафельный пол магазина, и выпили по бутылке пива. Экономный и пронырливый парень Димон отнес пивную тару к хозяйке кафетерия и попутно у нее спросил – где в «Гастрономе» отдел заказов. Он оказался за обшарпанной дверью без таблички.

Димон потащил меня в этот отдел. В отделе, в том числе и за прилавком, никого не было. За стеклом низкой витрины был такой странный набор: латунная квадратная банка с проволочной рукой, две пачки порошка «Лотос» и туалетное мыло. Вышла продавщица. Димон оживился:

– Девушка это что в латунной банке, машинное масло?

– Не машинное, а оливковое, греческое. Банка 10 литров, набор 11 рублей.

– А без порошка и мыла?

– Отдельно масло не продается, только в наборе. А что очень надо?

– Да нет, но порошок как-то без надобности.

– Ну ладно, мужчина, берите масло за 10 рублей, порошок он и так уйдет.

Димон уплатил заспанной продавщице в помятом синем халатике 10 рублей, получил импортный продукт питания, оказавшийся весьма тяжелым, и мы вышли на улицу.

Еще не доходя до проспекта, мы натолкнулись на хвост очереди, которая загибалась за угол и пропадала в двери маленького магазина с вывеской «Хлеб». Димона очередь заинтересовала, он обратился к крайнему очереднику:

– Что дают?

– А, водку, чего же еще!

– Слушай, а вот в том магазине у сквера водки навалом.

– Знаем, но там по 6—25, а тут по 5—75, цена ниже, а водка та же.

– Давно стоите?

– С обеда.

Мы пошли к метро. Димон сделал вывод по беседе с обитателем водочной очереди:

– Вот, ленинградцы, экономный народ, таких не надуешь.

Когда мы вылезли из метро неподалеку от Московского вокзала, ручка масляной банки основательно натерла Димону руки. Время у нас было. Мы поставили портфели, а Димон банку, на оцинкованный лист подоконника витрины какого-то магазина, чтобы передохнуть. Димон закурил, а я глазел на проезжающие мимо троллейбусы. Это приятное занятие было прервано, когда Димон дернул меня за рукав и прошипел:

– Олег, смотри какая засада!

За стеклом витрины, у которой мы стояли, расположилась квадратная, хорошо знакомая Димону банка масла, две пачки порошка «Лотос» и туалетное мыло. Рядом с товарами стояла табличка «Набор №11, 10 руб. – 00 коп»

Я засмеялся, мы с Димоном попали в ситуацию, давным-давно описанную американцем О`Генри. Я поднял пресловутую банку масла и успокоил Димона:

– Ладно, давай я немного твой заказ потаскаю. А ты Димон прав, ленинградцы очень экономны и расчетливы, их не надуешь.

Апрель 2016 года

Бутерброд прикарпатский

Наша троица: я, Кузя и Комар, медленно продвигалась по улицам вечернего Львова. Мы работали во вторую смену на заводе имени Ленина у аэропорта – запускали линию пайки волной – и шли с троллейбусной остановки к гостинице Прикарпатского военного округа. Я, хотя и имел довольно плотную комплекцию, выглядел бледно на фоне своих коллег, особенно Комара. Он в молодости занимался борьбой и даже был каким-то юношеским чемпионом. От увлечения спортом в Комаре сохранились – крепчайшие руки, толстая необъятная шея и постоянный аппетит.

Доходил десятый час вечера, в Львове все было закрыто. Вдруг Кузя прочитал наши мысли:

– А я знаю одну местную забегаловку, там закрывают в половину одиннадцатого. Погнали?

Мы прибавили шагу. Забегаловка оказалась буфетом при столовой в Львовском то ли райкоме, то ли горкоме. Когда мы зашли, свет в буфете был почти потушен, и буфетчица завершала трудовую торговую вахту. Она сходу нас огорошила:

– Все закрыто, ничего нет, холодильник заперт.

Около нее стояла единственная тарелка с шестью бутербродами с чем-то красным.

Комар показал пальцем на тарелку и спросил:

– А это что, небось, сало венгерское?

– Это бутерброды «Прикарпатские», острый продукт. Брать будете?

Голодный Комар мотнул головой:

– Будем, все шесть, и горилки по сто пятьдесят.

Буфетчица налила нам горилки, пододвинула тарелку, получила деньги, и ушла в подсобку, наверное, чтобы спрятать там наш трудовой червонец.

Не успели мы опомниться, как Комар маханул стакан горилки и откусил половину бутерброда. После этого случилось невероятное – из его глаз брызнули слезы.

– Да, острый продукт, хозяюшка не врет.

Буфетчица вернулась и, увидев достигнутый эффект, сама пояснила:

– Бутерброд «Прикарпатский» с начинкой из козьего сыра, перетертого с красным жгучим перцем. Не бойтесь, мужчинам он очень полезен, тонус повышает.

Мы допили водку, и Комар уточнил:

– Точно повышает?

– Да проверено, неоднократно.

Буфетчица усмехнулась, Комар продолжил:

– И завтра бутерброды будут, может мне подскочить индивидуально вечерком?

Буфетчица оценила весовую категорию Комара и кивнула:

– Будут, заходи в это же время.

В Москве, в которую мы вернулись через пять дней, Кузя решился и спросил великана Комара:

– А что, Комар, сильно бутерброды «Прикарпатские» повышают тонус?

Комар усмехнулся и неожиданно ответил Кузе философски:

– Ну, это смотря, кто и где и как их приготовит.

Апрель 2016 года

Мафия

Ровно в девять утра в понедельник на моем рабочем столе зазвонил телефон. Я снял трубку, и услышал мягкий женский голос:

– Алло, мне Олега Николаевича.

– Я слушаю.

– Олег Николаевич, наконец-то я вас нашла, а то звонила всю прошлую неделю, никто трубку не берет.

– А кто это? Мы знакомы?

– Это Эльвира Рахматуллина из Уфы с Республиканской выставки. Помните вы к нам приезжали в прошлом году.

– А, да, помню, дня три мы были. В чем вопрос, институт не оплатил чего-нибудь?

– С этим все нормально, Олег Николаевич, все нормально с этим. Вопрос другой. Вы у нас были два дня и ставили свой микроавтобус «Тойота» на стоянку, помните.

– Наверное, ставили, я собственно экспозицией занимался…

– Я неправильно выразилась – ваш водитель Дугин ставил автобус на стоянку, а я дала ему письмо с печатью выставки, что автобус на стоянке стоял два дня.

– И что дальше?

– А ваш Дугин впечатал слово двадцать на принтере, и получилось, что автобус был на стоянке двадцать два дня.

– Дугин, на принтере? Фантастика. Но есть же чеки, или талоны, приходники, что вы обычно выдаете?

– Вот именно, Дугин отчитался приходниками за все двадцать два дня.

– Где же он их взял?

– Вот этого не знаю, но он еще и приходники исправил – и теперь они стали не на сорок, а на сто сорок рублей.

– Опять впечатал на принтере?

– Нет, рукой вписал. И вот теперь меня местное УБЭП зовет для дачи показаний. Будто я с Дугиным в доле, представляете. За восемь лет работы со мной такое первый раз. Олег Николаевич, найдите Дугина, попросите его вернуть мне письмо и фальшивые квитанции, я вас умоляю. Олег Николаевич, вы сходите?

– Хорошо я схожу, и попрошу, а там уж как Дугин решит.

После обеда я пошел в институтский транспортный цех искать Дугина. Сделать это было просто – Дугин, ветеран баранки лет шестидесяти, сидел в конторе и смотрел телевизор. Он увидел меня и сразу громко поприветствовал:

– А, мафия пришла, привет! Давненько, Олег, ты к нам не захаживал. Вот так я и знал, что тебя пришлют по мою душу. Ну, Олежек, рассказывай.

Термин «мафия» Валерий Петрович Дугин, водитель нашего директора, или просто Петрович, употреблял ко всем начальникам из институтского высотника – инженерного корпуса.

– А чего рассказывать, Петрович, я вижу, ты все знаешь. Чего с Эльвирой Рахматуллиной делать?

– А чего мне с ней делать? Чего с Эльвирами обычно делают, то и делать.

– Петрович, я серьезно.

– И я серьезно. Вот ты думаешь, меня кто-нибудь кроме тебя потревожил, слово мне сказал?

– Наверное.

– Дурак ты, Олег, даром что мафия, и уши у тебя холодные. Да никто мне ничего не говорил. Тогда откуда же уфимский следак все о нас знает?

– И откуда?

– Я, Олег, думаю, дело было так. Он записал номера всех иномарок с других регионов на стоянке во время выставки и обзвонил эти города, нашел друзей, и так вышел на нас.

– Телевизор на тебя, Петрович, хреново действует! Что вот так всех и обзвонил, прямо как в бандитском Петербурге?

– Круче, Олежка, много круче. Обзвонил, значит, уфимец друзей, вышел на нас, и попросил местного следака порыться в моих уфимских отчетах. Наш следак дал задание своему институтскому стукачку и тот сразу все нашел. А после этого уже предъявили все Эльвире с выставки.

– А зачем так сложно?

– Ну, это уж я не знаю, скорее всего, дела амурные там в Уфе. Так мне опыт подсказывает.

– А тебя вообще ничего не спрашивали?

– Что, Олежка, меня спрашивать. Ну, спросят. Ну, скажу я им, что отдал их коллегам на дороге за сорок два года работы почти столько же, сколько сам заработал. Помнишь, нас тормознули у Волжска на знаке «40»? А шиномонтаж в Уфе, на въезде я полосой ошибся, тогда ты спал, ходил в будку. А машинка у меня приметная, дорогая машинка, все эти расходы мне как покрывать? Так что иди, Олег, и не расстраивайся, не мафии это ума дело. Как-нибудь, они в Уфе сами разберутся. Не так, так эдак.

– Петрович, а ты откуда все знаешь про уфимского следака, по свои отчеты, про местных? Секрет?

Петрович ухмыльнулся и закончил разговор:

– Иди уже, Олежек, не мешай телевизор смотреть, мне еще вечером директора возить. Не забудь в высотнике мафии привет передать от Петровича.

Апрель 2016 года

Адвокат

Бумага на поселение, полученная мной в Киевском объединении имени Королева, на администратора гостиницы «Украина» никакого впечатления не произвела. Администратор – усталая женщина средних лет – прочитала мое письмо, напечатанное на бланке Киевского горкома, подала его мне назад и, не произнеся в мой адрес ни слова, обратилась к стоявшему в очереди за мной плотному краснощекому мужчине:

– Что у Вас?

Часы, висевшие на стене сзади всесильных администраторов – их было двое – мужчина и «моя» усталая женщина – показывали без четверти пять. Киев я знал отвратительно, а «королёвцы» уверили меня, что я поселюсь без проблем по их брони, но это оказалось весьма далеко от истины. Буквально, я не знал, как действовать дальше, и тут в дело вмешался счастливый случай. Рядом со мной на кожаном диване сидел упитанный мужчина, у которого из вещей был только один дорогой, по виду импортный, дипломат. Он дожидался своей очереди ко второму администратору – мужчине.

Первый же взгляд на этого человека свидетельствовал – это состоятельный, знающий себе цену человек, занимающийся чем-то интеллектуальным. Его холеные руки явно давно не касались черенка какой-нибудь «лопаты», либо штурвала какого-нибудь «комбайна». Он видел мою неудачу и неожиданно попросил, показывая рукой на письмо, уже вложенное мной в паспорт:

– Товарищ, что там у вас, позвольте взглянуть.

Его экспертное заключение было убийственное, а продолжение заключения спасительное.

– Нет, сегодня по этой бумажке вас не поселят. В ЦК республиканское совещание, все занято под их броню. Но вам повезло – мой партнер не смог приехать. На один день я могу внести вас в мою заявку, а там что-нибудь придумаете. Давайте паспорт.

Оказалось, что передо мной адвокат из Луганска, а его заявка на поселение – это письмо от Верховного суда Украины. Адвоката звали Борис, он вписал себя и меня в это волшебное письмо, и через полчаса мы уже входили в двухместный номер на десятом этаже.

Борис, не снимая легкого плаща, сел на стул у окна, выходящего в сторону Крещатика, положил дипломат на журнальный столик и раскрыл его. Внутри оказалась толстая папка с тиснением «Москва-80», мужской дорожный несессер и бутылка коньяка. Я снял плащ, бросил плотно набитый потертый портфель у одной из кроватей и спросил:

– Борис, сколько с меня?

– С вас, уважаемый гость столицы Украины, три рубля шестьдесят копеек за сутки проживания и пятерочка сверху. И такая низкая цена только мне как ветерану получения столичного гостиничного сервиса. Но спешу вас успокоить – ночевать я не буду, так что чувствуйте себя вольготнее. Советую вам сходить на девятый этаж – там недорогой буфет, а в городе ничего лучшего, на предмет хорошо покушать, вам не найти.

Я дал Борису червонец, он аккуратно отсчитал сдачу, и отдал мне гостиничную приходную квитанцию и мой картонный пропуск в гостиницу. Затем адвокат протер белым батистовым платком стакан, стоявший рядом с пустым графином на столике, налил в него и выпил граммов сто коньяку, положил на столик ключ с деревянным грушевидным брелоком, обмахнул свои лаковые ботинки щеткой, которую взял из платяного шкафа в прихожей номера, и испарился со словами:

– Увидимся завтра!

Рано утром я уехал с автобусной станции на механический завод в Вышгород, и вернулся в гостиницу только вечером в половине седьмого. Когда я подал усатому метрдотелю, типичному Остапу сыну Тараса, но на военной пенсии, пропуск в гостиницу, – он лишь бегло взглянул на него и сразу кинул в полуоткрытый ящик стоявшей у «поста» тумбочки, после чего вежливо сказал:

– Товарищ, вам к администратору на продление.

Администраторы были новые, к тому же по гостиничным меркам с часа моего поселения вообще прошло двое суток. Миловидная густо накрашенная управительница меня выслушала, взяла паспорт, посмотрела в магическую амбарную книгу, и прощебетала:

– Молодой человек, так вы час назад как от нас выписались, а поселить сейчас я вас не смогу – мест совершенно нет. Поищите для себя номерок в других гостиницах города.

Она подала мне паспорт назад и уже обратилась к другому просителю, но не учла одно обстоятельство – я не забрал из номера вещи, о чем я администратору и напомнил. Она позвонила на десятый этаж, все выяснила и сказала мне следующее:

– Ваши вещи, молодой человек, в гостиничной камере хранения на втором этаже, получить вы их можете завтра в девять утра, одни сутки хранения бесплатно. Вашего коллегу мы спрашивали – освобождает вы номер или нет, он сказал, что освобождаете. Номер дешевый – мы его сразу же заселили. Приходите после полуночи, если снимется броня – я вас обещаю поселить, а не получиться – так и быть – отдохнете на креслах в нашем холле.

– То есть вещи – плащ и зонтик – я получить не могу?

– Да, молодой человек, только в девять утра.

Шла первая декада сентября, но погода в Киеве была не дождливая и теплая. Я поболтался по Крещатику, откуда прошел по переулку до Владимирской улицы, где плотно поужинал в пирожковой. Затем я наобум пошел в сторону Днепра и дошел до собора и, оттуда кружным путем, немного поплутавши, и слегка продрогнув, ближе к полуночи пришел в неприветливую гостиницу «Украина». Администратор меня пожалела и поселила в одноместный шестирублевый номер. Я, чтобы избежать повторения вчерашней истории, заплатил сразу за двое суток. Я проспал в номере до девяти утра, получил плащ и зонтик в камере хранения, отнес их номер, и сразу поехал в Объединение имени Королева.

Я ехал в метро и трамвае, и в дороге путем логических размышлений пришел к выводу, что в моем гостиничном инциденте косвенно виноват наш могучий русский язык. Видимо, адвокат принял обращенное к нему слово «Вы» за уважительное отношение к своей персоне, а администратор, сказавшая ему «вы» имела в виду нас обоих, и выписала меня вместе с адвокатом. Адвокат-спаситель об этом не знал, а мне двое суток проживания в Киеве, да еще с приключениями и вечерними одинокими прогулками по Крещатику и его окрестностям, обошлись в два червонца – что по тем временам было очень не дешево.

Апрель 2016 года