20 грамм пустоты

© Владимир Ерогодский, 2019

ISBN 978-5-4496-8064-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ⅰ

1

Безоблачный дождь смоет занавес сцены,

С моста наклонился скандально поэт,

Куплеты удушья глотал, мира цены,

Решался – с собой распрощаться в-рассвет?

Из женщин прохожих не встретив достойных,

Ни жалости Жанра, ни радуги лжи,

Лишь счастья кометы прочь спят так спокойно,

Хоть вдоль пустоты комментарий пиши!

Не алчется жить в бессюжетности боли,

Но звон смерти страшен, вдохнуть бы назад!

Нет клетки сильней, чем трагедия роли,

Нет больше безумства, чем вновь в этот ад!

Вон – палубы контур, вон – музыка в-лицах,

Бездарно рвёт волны внизу теплоход…

Пощёчиной в толще улыбок разбиться?

На праздник глупцов столь циничный полёт?

Шаг сделан! Фальстарта просыпал осколки!

В глазах её нежной печали лучи —

То первые пятна в портрет незнакомки,

Взгляд вверх обратившей; О, сердце, молчи!

В ней – лень, чтоб дерзнуть отставать от кадрили,

Шрифт граций, чтоб то ты заметить не смог!

Танцоры вокруг будто тщетно ходили,

В анфас не попав той симфонии строк.

Поэт рассмеялся так щедро, как жил бы,

И встретил глаза изумлённой толпы,

Но только она знала тайну молитвы,

Они же – «глупца» обсужденьем полны.

Ах, образ её он желал трогать ближе,

Чтоб с ветреной кожи стереть их следы.

И будто Пейзаж закричал: «Не молчи же!»,

Стремглав он решил – сброшусь в жизнь с той воды!

Побег от моста. Переулок. Извозчик,

Чей лик обещал опоздать на причал.

«Вот денег вам веер; судьбы позвоночник

Молю, не сломай! На речной нужно бал!»

Он думал сквозь грязь на стекле экипажа,

Пытался понять льстивый подчерк надежд.

«В ней – кладбище слов, все эпитеты – сажа!

Ужель наконец встану в позу невежд?!»

Тёк ломаный путь, он – в туманности были,

А в сердце чреда из тугих запятых,

Все грани души к теплоходу парили,

Вокруг тлели лица прохожих пустых.

От дверцы до двери. Заветная пристань.

«Скорее! Мне в жизнь продаёте билет!

О, к каждой секунде рождён бы был пристав!»

Беззвучно от счастья. Миг. Трапа привет.

Средь стен из танцоров искать её позу,

По палубе горстью разбросить «шаги»,

У мисс пожилых со стола украсть розу.

«О, дай хоть намёк, видеть свет помоги!»

Взгляд рай дописал по перилам фальшборта…

Она. Ветра песнь. Катастрофа волос.

Мила до-агоний. Вселенная стёрта.

Сжав пряди в ладони – она, он – до-слёз!

Семнадцать шагов оригами «рожденья»,

«Ах, сладкая рана взрастает в груди!

Дышать разучился, здесь хрупок, как тень, я!

Так странно! При-жизни весь мир – позади!»

«А, знаю вас дважды, – её была фраза, —

Василий Бездушный, в-смех критик толпы!»

«Себе я предатель, не понял алмаза!..

Ведь тоже вас знаю! Сарказмы судьбы!

Всесмутновой Лизой вас помнят в снах грусти?

Вы – грация дыма среди балерин!»

«Да, я… но, прошу, комплименты опустим,

Что-что, но они – это истинный дым!»

«Лишь вы – не портрет в галерее планеты…»

«Нет, льстить анонимно лишь должен поэт…»

«Впервые так прав я, лжи рифмы раздеты!»

«Оставьте. Не верю. Лгут Рифмы портрет!

Вы – пленник и раб альпинизма метафор,

В порывах цинично стирая «бемоль»,

Вы взрывы мазком оставляли б, вы варвар:

Всё лучше, чем есть, а иначе лишь боль?

Вы самый опасный игрок в «совершенство»,

Что в рай даже грязь, чтоб любить, превращал,

И в том снисхожденьи черпает блаженство:

Достойным себя сделать мир – слова бал!»

«Ваш глас, как игла, вшил в меня знамя правды,

Но верьте мне, верьте, она не о вас!

Вы – путь до шедевра; осколки той карты

Я век собирал, хоть узнал лишь сейчас!

Румянца прибой лижет «скромности» ноты…»

«О, больше ошибки здесь сделать нельзя!»

«Да, здесь я бездарен, прочь рву повороты…»

«Нет, нежною кистью – издёвка! – скользя!»

«Коль слов не хотите, возьмите тень розы —

До-крови в ладони сжимал ради вас!

Сознанья терплю здесь избыточностью дозы!..»

«Молчи! От-стыда я теряю анфас!

Признаюсь… давно я люблю твою душу…»

«Иначе будь, я б ненавидел её,

Изъян укажи где, ту грань я разрушу…»

«Не стою! Ставь точку, абзац надорвём!

Пусть шаг, пусть секунда, знай облачность цели…»

И Лиза пошла сквозь танцоров круги,

Их пыльные судьбы вслед стану Цирцеи

Осыпались будто; он думал шаги.

На палубе нижней ряд редких влюблённых —

В «друг друга» пейзажи, но больше – в себя!

В-дрожь блеск её глаз в брызгах моря плоёных —

Заранье известна бессонниц заря!

«Дым пьёшь? Угощайся, цветны сигариллы —

Безвкусицу жизни вокруг пропитать…

Спрячь прозу улыбки, не трать зря чернила…

Во вздохах Весны слышишь Моря «опять»?»

«А знаешь, тебе лишь обязан я жизнью?

На мост приходил, чтобы спеть суицид…»

«Ах, всё же кокетство – поэту отчизна,

Мечты красота ни за что не молчит!»

«Грёз нет! Я – серьёзно! Уж гибли молитвы,

Чтоб жить не хватало таланта… иль нас!

С тобой я не стану Бездарным палитрой…»

«Не знаешь, как ранишь углом этих фраз!»

«Я б душу раздал, лишь чтоб пасть тебе в ноги!

Ты плачешь? За что? Я не боль говорил!»

«Прогнать не могу! Сам беги без-дороги!

Разрушу тебя! Преступленье ветрил!»

«Роскошно одета ль ты пламенем тайны?

Иль с шрамов растут в-скрип цветы тишины?

А может у счастья нет струн не печальных?

Позволь сострадать! Мои сны решены!»

Молчала. Брильянты роняла на платье.

Как хрупкость гордыни, трагична в-вопрос.

Он позой чертил за спиною распятье,

И слишком азартно дышал не всерьёз!

«Твой стих был всегда мне блаженным укором,

Смертельно дразнил в нём театр Высоты,

Ты пазлы стыда разбирал разговором,

С ним «эго» оплакать столь шансы просты!

Кумир – за-секунду! Под ангельской тенью

Средь фраз твоих я замечала себя,

И встречи с тобой рисовала мгновенье —

Ты в-жанр отвернёшься, презреньем сребря!

И что ж? Столь остра гладь взаимной ошибки!

На вечность вдруг твой промахнулся «привет»!

Ничтожеству в ноги мнишь пасть; в пасти Пытки!

Ах, вмест комплиментов подал б пистолет!»

«Ужель, ах, я сам был гроссмейстером боли,

Вновь шрамы ломал?! Анонимный подлец!

То – праздности музы, моей нет в том воли!

Сердцами играл, мнил – играл для сердец!

Прости хоть назло, хоть порывом ироний!

Безрукого мне подбери палача!

В лицо божества капал краской пародий

Безумец средь рая, могилы крича!

Вели мне отречься от каждого слова,

Век рабства не смыл бы картины вины —

Подол твой целуя, начну вечность снова!

Молю, надругайся! Впредь дни не видны!»

«Ты слово за словом ведёшь меня к бездне…

Я – зритель, но худший: ты – гимн чистоты!

Пощады! Иль свет вдруг в душе моей треснет!

Украл мою роль: c нас велеть должен ты!»

И снова туманы на крае минуты.

Он кичился тенью столь мудрой тщеты,

В её взгляд бездонный искал парашюты;

Дрожала вслед волнам, рвалась на-мечты!

Так громко дышала, как тронута смертью;

Старт фраз перережет кинжалом стыда!

Он – в драме тонул, мир – молчаний был верфью,

Предательски раем искрилась вода!

«Нет, больше не в силах скрывать правды подчерк!

Поэзия – ты! Быть с тобою – романс!

Ах, властность средь грации рук многоточий,

С них капает нежность! Похожа на шанс!

О, сжалься, хоть раз дай скроить тебе крылья:

Отсутствие их – кульминация лжи!

Лишь ради тебя этот мир бы простил я,

Меня наконец наяву расскажи!

В мильярдах излучин портрет героини,

И в каждой детали – столь громкий рассвет!

Характера вдаль арабески ходили!

Да, кроме тебя, в мире женщины нет!»

«Одна тщится быть ей, смотри – пара слева,

Румянцева Юля, подруга… вчера.

Теперь – для меня ножевым став припевом,

Прохожих лобзает моралью… с одра.

К словам твоим шепчет могилу контрастом…

Их смех о тебе, оба зрят мертвеца;

Пока ты парил серенадой напрасной,

В экстазе злорадства дошли до-конца.

Намёк сосчитай и беги с притч абзаца…

Всё выше боюсь уничтожить тебя:

Иллюзией пьян и так рад не спасаться,

Скандалом манжеты уже окропя!»

«В-смех шторм клеветы осушаю сквозь пальцы…»

«Но истина – масть ядовитого льда!

Ты нам не простишь, что мог так ошибаться…

Я шуткой смертельной запомнюсь тогда!»

«С собой ты строга, как мудрец, но ошибкой:

К прощенью цветут миллиарды причин,

А если их нет, то скажу фразой липкой:

Всяк шаг божества – эталон вне витрин!

Ах, выдохни ж фальшь от кулис сей легенды,

Я душу твою вновь укутаю в рай!

Коль шла не в блаженстве, мы все здесь бесследны,

А я – вовсе мёртв; в-жанр воскреснуть мне дай!

«Нет, ввек решено, длань утопит и блики!

От искренней лести любимых икон

Наотмашь сбегу! Лик в грехов мозаике!

Смертелен для всех океана поклон!

Себя ты предаешь политичностью неба,

Разучишься танцу невинности в-сны;

Не стань самовольно-послушным! Не требуй

Моих откровений: цинично-просты!»

«Не слушал, прости: твоих глаз децибелы

Взорвали меня вдохновеньем в-узор;

Паролем зашил фатализм чёрно-белый,

Цвета я впервые познал в-приговор!»

«Жаль; власть Красоты реализм уничтожит,

В строй чопорных шахмат врисует кадриль!

Хочу быть с тобой и сбежать хочу тоже…

Диктантом молчаний возьмём дважды быль!»

Влюблялся. Чувств снег. Амфибрахием боли.

Свет пауз. В глазах симфонический стон.

Её веер бился в-такт сердцу. Сто «что ли».

И шансов лежал револьвер на-потом.

«А кстати, зачем холст фиктивным жуирам

Явленьем столь щедро испачкала ты?»

«То – траур помолвки, развода с всем миром;

Безвременной точкой кончаю мосты!»

«Ты гром прошептала. Внезапность. Осколки.

Секунды теперь – наконечник иглы!

Мне как-то бездарно… лица способ долгий…

А ноты погасли, терпеть не смогли…»

«Ну вот, доказал, что – порыв, что – мечтатель.

В мазках эйфории забыл тень жены!»

«На драме женат я, ища выключатель,

И ложа границы, к слезам, сожжены!»

«Ха-ха, в этой фразе зрю памятник злости…

А вон к нам стекает рельеф жениха!»

«Поэт онемел; мне на гроб шутки бросьте!»

«Серьёзно, то – он. Ждать ли лужу стиха?»

«Им с Зеркалом бы расходиться врагами;

Как тронуть посмел невесомый цветок?!

Хор скульпторов лик сей творил, но ногами.

И дьявол заплачет со мной между строк!

С собой – лицемер, а других видит редко…

В тебя снисхожденья прольёт преферанс,

Ты выскажешь душу, он скажет: «кокетка»,

Он разума перлы стряхнул б с тебя в-шанс!

Ты – музыка, он – в жизнь не понял б и шума.

Чтишь тюль кружевных лабиринтов страстей? —

Ножом через них он спасался угрюмо!

Он – ввек заготовка к мольберту людей!

Венчайся с бездомным, с убийцей иль с мёртвым:

Им мало осталось – осталась душа!

Шрифт рук филигранных не делай же стёртым,

Слепцу не достанься! Я рушусь дрожа!..»

«Ты меток некстати, болят переулки;

Будь критиком он, мы – безумцы тоски.

Но нужно прощаться. Рисунок был чуткий.

На крае могилы знакомства – в-мазки!

Прощаю, хоть не в чем… Забудь. И спасибо.

Я – звонкий мираж, меня впредь не зови.

«Ужель ты казнишь все счастливые „либо“?..»

«Резоны таю. Вот и смерть визави!»

Миг. Жадность руки, равнодушно-тщеславной.

В объятиях рамки пропавшей мечты.

Спины её пламя. Маяк тонет плавно.

Стук сердца… Ушибы – помпезны, прочны.

Вздох. Мрачные сгустки бездарности. Люди.

Здесь вечности чувство. Колода секунд.

Он лёжа стоял столь стремглав. Топь прелюдий.

Он залпом дышал. Многоточий был фунт.

В-такт волнам рывок. Пластилиновым шагом.

Навеки за ней. Фабул брошен клубок.

Случайный танцор. «Буду паузы лаком.

Безмастный валет здесь не вёл даму строк?

Сошли? Отплываем?!» Свой лик сбросил в море.

Беспамятство. Брег. Ливнем ломаным дрожь.

Десятки статистов. Тщета в их узоре.

Записка парфюмом; на радость похож.

Предательства прятки. Шоссе. Экипажи.

Портреты не тех. Натюрморт остальных.

Сжимал в кулаках шансов красную сажу.

Кричать опоздал. Запер взгляд. Путь затих.

Ком рваного бега к бездонной афише.

Фильм мыслей о цвете финала надежд.

Воскрес восвояси. Драм радуга тише.

Есть привкус эфира в открытии вежд.

Вслух душу читал до форзаца квартиры —

Дверь в бланк суицида закрылась за ним.

По стенам скользили в-злость взгляда мортиры…

Спастись кабинетом. Надеть псевдоним.

Вокруг – фолианты любимых бессилий.

Средь трупов утопий. В этюдах зеркал.

И снов незаконченных бриз тёк из лилий.

Здесь музе сегодня лицо дописал.