Рассказы майора Базленко

© Виктор Ковалев, 2021

ISBN 978-5-0053-8772-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город зимних фонтанов

Как только не называли Приозерск.

И городом сосланных, городом лейтенантских слез, но больше всего подходило – город зимних фонтанов.

Приозерск располагался на берегу озера Балхаш, в Джезказганской области Казахской ССР, в степи Бетпак-Дала (Голодная степь), и был центром полигона, предназначенного для испытания зенитно-ракетной, ракетно-космической техники.

Такую роскошь мог позволить себе только Советский Союз, имевший вторую экономику мира. На различных удалениях от города находились измерительные площадки, до некоторых можно было только добраться вертолетом, если позволяла погода, и был трезвым экипаж.

Первое и второе случалось крайне редко. На небольших площадках несли службу двадцать-тридцать офицеров и рота солдат. На больших – до ста солдат и офицеров и батальон, а то и полк солдат.

Попадали сюда выпускники различных военных училищ, в основном залетчики, или те, у кого не было «мохнатой лапы», и кто мог рассчитывать только на Божью волю и свои силенки.

Помимо резко – континентального климата, зимой – минус сорок, летом – плюс сорок, к холоду подключался пронизывающий до костей ветер, а к жаре – «афганец» – раскаленный ветер с песком.

Но самой страшной проблемой была вода. Воду забирали насосные станции из Балхаша, пытались фильтровать, но пить ее было невозможно. Кипятили, процеживали через угольные фильтры, отстаивали, но растворенные в воде соли не исчезали.

Майоры и подполковники ездили на своих машинах в Коктаз, обеспечивая семейство родниковой водой, но большинство жителей травились Балхашской водицей.

Потом стали приходить крайне редко железнодорожные цистерны и можно было видеть как молодые мамаши с колясками через весь город везли драгоценную влагу, которая доставалась только детям.

Эта же Балхашская вода заливалась в систему отопления, трубы шли на высоте пяти метров, закутанные теплоизоляцией и пронизывали весь город. Зимой отопление включалось, соль разъедала стенки труб, пар с водой вырывался на свободу, мороз делал свое дело, и на месте прорыва образовывался гигантский сталактит желтого цвета. Этими сосулями был украшен весь город.

Мое повествование не относится к мужеству солдат и офицеров, выполнявших боевую задачу партии и правительства, осваивая новую технику, страдая от морозов и нестерпимой жары.

Этого вы здесь не найдете. Юмор, военная глупость, граничащая с идиотизмом, и конечно любовь, которая витала везде. И каждый дом, и каждый подъезд был охвачен этим всеобемлющим чувством.

Я должен был распределиться в Подмосковный Солнечногорск, так называемый трамплин, откуда выпускников военных училищ разбрасывали по всему подмосковью.

Но помешала излишняя любовь к котлетам и пирожкам, которыми изобиловал наш училищный буфет, в обиходе называемый «чипком».

За двадцать дней до выпускных экзаменов, я по многолетней привычке свинтил с занятий и утречком прямиком направился в буфет, где меня ждала еще неразбавленная сметана и ватрушки с пылу с жару.

Возник конфликт с дежурившим в буфете курсантом с инженерного факультета. Перекусив, и отправив инженера в нокаут «уракеном», я благополучно поехал на гауптвахту вместо торжественного вручения диплома на плацу. После «губы» начфака полковник Сырко, знаменитый идиотской улыбкой кровожадного клоуна, лично вручил мне предписание в город зимних фонтанов.

Хочу заметить, что несмотря на отвратительную воду, Приозерск по праву считался жемчужиной в степи. По сравнению с казахскими городами, с унылыми горожанами и такими же унылыми голодными коровами, искавшими пропитание на помойках в виде газет, полиэтилена и арбузных корок, Приозерск был не жемчужиной, а бриллиантом.

Имелся свой зоопарк, пляжи не уступали черноморским, городок снабжался не хуже Москвы. В магазинах были продукты, о которых не слышали в провинциальных городах СССР.

И еще одна особенность была присуща этому затерянному в степях городу. Несметное количество красивых женщин.

Лейтенанты увозили к месту службы лучших красавиц. Приехав, убывали на дальние площадки, красавицы скучали и этим пользовались офицеры, служившие в городе или неподалеку.

Летними ночами можно было видеть такую картину: молодой человек сграбастав в охапку брюки и рубашку, с фуражкой и туфлями, стремглав несся по проспекту Ленина в одних трусах. За ним с криком: «Стой, подлец!» мчался капитан или майор в форме.

В этом соревновании иногда побеждал опыт, но чаще всего молодость и страх быть пойманным. Были случаи, когда к погоне присоединялся патруль в составе офицера и двух солдат.

Если беглеца удавалось поймать или вычислить незадачливого любовника, рогатый муж, униженный и оскорбленный летел в политотдел, искать справедливости. И то там-то сям проходили суды чести младших и старших офицеров. Любовникам выносили строгача за аморалку и задерживали получение очередного воинского звания.

Офицерам, их жёнам, любовницам и любовникам, рогатым мужьям, просто влюбленным, заброшенным на окраину советской цивилизации я и посвящаю свое повествование.

Выезд на 22 площадку

Возле универсама «Весна» на автобусной остановке, ежась от пронизывающего зимнего ветра, стоял старший лейтенант с опущенными и завязанными под подбородком клапанами зимней шапки. На носу красовались заиндевевшие от мороза очки.

Поначалу карьера у Димы Горбачева складывалась более чем удачно. Блестяще окончив с золотой медалью физико – математическую школу, поступив и также успешно закончив физмат МГУ, Дима повелся на предложение начальника военной кафедры полковника Свинухова, и повинуясь приказу министра обороны о том, что выпускники вузов с военной кафедрой обязаны два года отслужить в доблестной Советской Армии. Горбачев в военкомате написал заявление о поступлении в Харьковскую радиотехническую академию ПВО имени маршала Говорова.

К двухгодичникам прочно прилепилось прозвище «пиджак», после того как один из новоиспеченных офицеров понарошку или всерьез назвал пиджаком китель.

Родственников, служивших в армии у Горбачева, и готовых похлопотать за своего подопечного, отродясь, не было. Учитывая этот прискорбный факт, Дима вместе со своим однокурсником Тюриным, чья жена не поделила место на балконе офицерского общежития для просушки белья, и устроившая скандал на всю академию, был распределен в Приозерск.

Но при распределении ему повезло: он попал в научно – исследовательскую часть к полковнику Пальченко. Часть, которая была далека от шагистики, идиотских строевых смотров, спортивных праздников и той бесконечной дури, которая изобиловала в вооруженных силах СССР.

Там непосредственно занимались наукой. В части устраивались капустники, соперничавшие с лучшими театрами СССР, среди офицеров было немало мастеров спорта, поэтов и альпинистов. Часто устраивались поэтические вечера и шахматные турниры.

Основное назначение полигона было испытание и прием военной техники, произведенной военно-промышленным комплексом СССР. Представителей ВПК называли промышленниками, «промыслом», белой костью.

Промышленники получали зарплату, многократно превосходящую жалованье офицеров. Жили промышленники в элитных гостинницах, куда администраторам, горничной или просто уборщицей мечтало устроиться большинство офицерских жен.

В распоряжении промышленников были лучшие яхты и катера, особняки вдоль Балхаша, теннисные корты, не говоря уж о саунах с бассейнами.

И Дима покусился на святое святых. На благополучие промысла. Изобретенный им прибор сводил на нет многолетний труд гражданских инженеров. А значит, лишал премий, различного рода привилегий и, возможно, государственных наград.

Диме же сулили кандидатскую диссертацию и внеочередное воинское звание – капитан. Сослуживцы уже поздравляли Горбачева искренне восхищаясь. Промышленники ходили как в воду опущенные.

С начальником НПО «Бриллиант» после доклада о изобретении Горбачева и возможных последствиях, случился сердечный приступ.

На совещании НПО и министерства обороны было принято Соломоново решение.

Изобретение Горбачева признать крайне вредным, разработку засекретить, опытный образец уничтожить. НИЧ разогнать, а главного виновника сослать на дальнюю площадку, чтоб неповадно было. Сказано – сделано.

И вот Дима Горбачев стоял на промерзшей улице, ожидая КАМАЗа – вездехода для выезда 22 измерительную площадку. Пуская дым, приторно пахнувший соляркой, подъехал КАМАЗ с тентом. В кабине, кроме водителя, си дело два офицера.

– Иди сюда, гений! – откинув тент, позвал Диму капитан в тулупе, с нашитыми поверх погонами.

Дима перелез через задний борт, увидел посередине кузова запасное колесо, на котором сидело пять или шесть офицеров. Все были в валенках. Дима робко присел на колесо, прижимая к себе сумку с пожитками. Кто-то протянул ему один валенок.

– Извините, ваше благородие, только один, ноги скоро закоченеют, будешь греть по очереди.

Часа через два, надышавшись вдоволь выхлопными газами и промерзший до костей, Дима ощутил, что КАМАЗ сбросил скорость и начал двигаться рывками, буксуя то на одном, то на другом месте. – съехали с бетонки – пояснил офицер, помогавший Горбачеву забраться в кузов.

Из беседы с будущими сослуживцами Дима узнал, что перед съездом с бетонки необходимо заехать на 35 площадку и передать на 22 что выехали. Если КАМАЗ через три часа не приедет – высылают БАТ – армейский тягач на базе танка, только вместо башни с пушкой кабина от ГАЗ-51, а спереди ковш для чистки снега.

При безуспешных попытках вырваться,

по инструкции водителю и старшему машины положено израсходовав все запасы солярки поджечь запасное колесо, которое горит один час сорок минут, затем поджигать машину.

Как понял Дима, практически у каждого из офицеров имелся опыт по поджиганию запаски. Еще через пару часов, зарывшись в сугроб, КАМАЗ обреченно стал. Офицеры, взяв сумки и рюкзаки, выпрыгнули в снег.

– Пойдем, старлей, – кто-то хлопнул Диму по плечу, – три версты прорвемся как – нибудь.

В ночи светилась 22 измерительная площадка, проще ИП-22. Проваливаясь в снег, где по колено, где по пояс, Дима, стуча зубами от холода, думал о превратностях судьбы военного человека. И еще о том, что какой глупой была идея связать судьбу с армией.

Шагая вслед товарищам, Дима узнал, что в прошлом году волки загрызли водителя, оставившего машину и пытавшегося в зимнюю ночь добраться до площадки.

– Как загрызли, совсем?

– Нет, шапку оставили, овчину волки не едят.

– И что?

– Шапку, по описи начальнику вещевой службы сдали, а солдата прислали нового. И все.

На площадке, поужинав и отогревшись, Дима пошел представляться своему начальнику, майору Базленко. Тот сидел на диване в комнате отдыха в спортивном костюме, прихлебывал чай и смотрел единственный канал по телевизору.

– Садись. Отставить доклад. Меня зовут Базленко Александр Иванович, наедине просто Саня. Расскажи о себе в двух словах.

Выслушав Диму с неподдельным интересом, посмотрев 20 авторских свидетельств о изобретениях, Базленко многозначительно произнес

– Да-а-а.

– Что я могу предложить, Дима? Вверяю тебе КРАЗ, по прозвищу «Захар».

– Какой КРАЗ?

– С бочкой – двадцать тонн для доставки воды раз в неделю от скважины на площадку. У КРАЗа стуканул движок, поэтому туда двадцать километров и назад двадцать километров его таскает гусеничный трактор. На скважине стоит глубинный насос и дизель, который надо запустить, чтобы насос накачал воду.

Причем очень хорошо постараться, чтобы этот дизель запустился. Иногда на это уходит целый день. Вот твоя задача раз в неделю привезти воду и свободен как ветер.

Хочешь в сауне мойся, здесь у нас сауна есть с небольшим бассейном, хочешь на лыжи и сайгаков стрелять. Можешь книги писать. Хотя у нас есть один писатель Коля Большаков. В общем, что хочешь делай, главное водой обеспечь.

Представлю тебе всех сослуживцев.

– Начальник площадки майор Тушканов, появляется здесь крайне редко. Если увидишь двухметровый кол, на который как-то ухитрились натянуть шинель и повесить шапку – это майор Тушканов.

– Старшие лейтенанты Лямин, Аксенов, пиджак Чеснов, Капитаны Басов, Леонтьев, Роговой, лейтенант Лубнин – начфин, начпрод, начвещ, все в одном лице. Майоры Черноусов – начальник штаба, Николаев – замполит и я, теперь еще тебя принесло.

Действует карточный клуб с очень жесткими правилами. Будут звать очень настойчиво. Не соглашайся, осмотрись. И хорошо подумай. Жить будешь в гостинице, питаться в столовой, хотя я готовлю сам. Могу рассказать почему. Если интересно.

Почему Базленко не ходил в офицерскую столовую

– Послушай, Дима, я так понимаю, ты солдат Советской Армии видел только издали?

– Ну да. В патруль по Приозерску ходил два раза, давали двух солдат узбеков. По русски ни слова.

– Вот видишь. А с нашими солдатами офицеру держать ухо надо востро. Я бы сказал даже два уха.

Десять лет назад, когда я пришел на эту площадку старшим лейтенантом, начальником СКТ – скоростной кинотелескоп, обстановка в части была ужасной. Солдаты были неуправляемые, и самое обидное, что ничего с ними нельзя было сделать. Гауптвахты на площадке не было, а сдать бойца на губу в Приозерск, это нужно было ой как постараться. Начальнику гарнизонной гауптвахты необходимо было привезти килограмм двадцать гвоздей, литров десять олифы или краски, пару литров спирта. И тогда боец может сидеть месяц. Приходит оттуда как шелковый, но где же на всех гвоздей и краски напасешься. Особенно спирта. Поэтому солдатики и распоясались. Доходило до того, что после отбоя дежурный по части, зайдя в казарму, мог получить по физиономии табуретом или сапогом.

И это безобразие продолжалось до тех пор, пока командиром части не был назначен капитан Буланов, крепыш среднего роста, зимой и летом в фуражке и черных очках. Спирту знал грамотное применение.

– С открытым огнем к капитану Буланову ближе одного метра не подходить во избежание возгорания.

Оценив обстановку, Буланов съездил в город и за три литра спирта попросил у милиции пару наручников. Построив часть, Буланов зачитал приказ:

– За систематическое нарушение воинской дисциплины, издевательства над молодыми солдатами, халатное отношение к служебным обязанностям, неповиновение командованию, приказываю:

– Рядовых Исмаилова и Белова расстрелять. Лейтенанту Супрунову и Седых получить оружие, старший лейтенант Базленко выделить четырех солдат с лопатами.

На приговоренных к расстрелу одели наручники, погрузили в ГАЗ-66 со всей командой и вывезли за пятьдесят километров от площадки. Пока четверо солдалат рыли могилу, приговоренные вопили от ужаса, что не имеют права, капитана Буланова посадят, что они все поняли, исправятся и будут вести себя хорошо.

Копачей загнали в «шишигу», так называли ГАЗ-66, за сопкой синхронно прозвучало два выстрела.

– Закопать! – последовала команда. Четверка, подойдя к могиле, увидела брезент, укрывавший дно могилы, с краю виднелись две пары кирзовых сапог.

– А что с солдатами, – удивленно спросил Горбачев.

– Ничего. Погрузили в подъехавший уазик и увезли на самую дальнюю площадку. Замполиту была дана команда читать приходившие письма, чтобы обман не вскрылся.

Те четверо, что закапывали, приехав в часть, в подробностях рассказывали о расстреле, что они своими глазами видели трупы, и вот этими руками закапывали.

После этого жизнь в части изменилась. Солдаты, завидев офицера, переходили на строевой шаг, любой приказ выполнялся безукоризненно. Слухи о расстреле передавались годами. И вот уже много лет наша славная двадцать вторая держит первое место на полигоне по дисциплине, спорту и измерительным работам.

– А как иначе. Объясняй, доказывай солдату по хорошему, по плохому, уговаривай, угрожай, он все равно по своему сделает.

Даже животные это чувствуют. Лежит змея на солнышке, греется, или скорпион, сто раз офицер пройдет, они даже не пошевелятся. Но как только на горизонте появится солдат, змея или скорпион будут улепетывать во все лопатки.

Со змеи снимут шкуру живьем, сделают браслеты, скорпиона зальют в бокситную смолу, получится брелок и отправят домой на память о службе.

Был такой случай. Иду я на объект продолжал Базленко, – вдруг мимо меня огненный шар со скоростью света один, второй, третий. Я завоварачиваю за склад КИП, и вижу картину. Трое доблестных бойцов наловили сусликов, обливают их бензином и поджигают. Однажды такое проделали с вороной. Та, неистово каркая, очевидно решив дорого продать свою птичью жизнь, летела на склад горюче – смазочных материалов, где все залито соляркой и бензином. Пыхнуло бы так, что с Приозерска было бы видно.

Леонтьев, дежуривший по части, две обоймы разрядил, мимо, хорошо хоть рядовой Абдурасулов палкой попал.

Но вернемся к столовой. Работал у нас поваром некий Гатилин из Орла, по кличке Князь. Роговой невзлюбил его страшно. То посуда плохо вымыта, то в столовой бардак, все недоварено, пересолено, пережарено. Вообще на подсобное хозяйство пора Князя отправить свиней кормить.

– И вот я обратил внимание, что котенок столовский постоянно ходит с вымазанным задом. То кефир, то молоко, то кисель. Заметил, но значения не предал.

Потом уже, когда Князь демобилизовался, открылись ужасные вещи. Прежде чем Роговому нести третье блюдо, Князь сажал задницей котенка в стакан или чашку. Мстил таким образом сучонок. Приятного аппетита, Миша Роговой!

Солдаты посмеивались, офицеров втихомолку стали звать законтаченными. Роговой, узнав, пришел в бешенство, кричал, что в отпуске поедет в Орел и найдет Гатилина. Поорал, поорал, да и успокоился. Но я тех пор в столовую ни ногой. И тебе не советую. Неизвестно что там повар в стакан положит или засунет. Приходи вечером ко мне на ужин, блинчики с творогом будут.