Детективные повести

– Ничего особенного. Не заметил сучок на дереве. Где Жора?

– Он часа два назад уехал. Кто-то звонил ему. Наверное, из милиции.

Я вошёл в свою комнату и закрыл за собой дверь. После выпитой водки на меня вдруг навалилась усталость, и мне хотелось спать.

Рано утром меня разбудила Алия.

– Тебя к телефону, Эдик. Какая-то женщина.

В голосе Алии слышался упрек. Она дружила с моей женой и, конечно же, догадывалась, где я пропадал последнии ночи. Звонила Тоня.

– Эдик, с тобой всё в порядке?! – её голос звучал облегченно и в то же время тревожно.

– Да. Со мной всё в порядке.

– Я видела в окно, как тебя кто-то ударил. Когда выбежала на улицу, машина уже тронулась с места. Я номер записала и сразу позвонила твоим друзьям. Жандарбек – это начальник уголовного розыска города? Ты у него живёшь?

– Да.

– Ну, тогда ясно. С тобой ничего не может случиться, – она с облегчением засмеялась в трубку.

– Тоня, ты никому, кроме Жандарбека, не говори о том, что видела ночью.

– Почему?

– Позже объясню. Ты до скольки сегодня работаешь?

– Сегодня не приходи, Эдик. Пётр приехал. Ты его знаешь, он учился в нашей школе. Он отец моей дочери. Я не хочу, чтобы он тебя со мной увидел.

Она замолчала и потом тихо сказала:

– Нам, наверное, не надо больше встречаться. Прощай.

Щёлкнула трубка и пошли гудки. Она хорошая женщина, но по-настоящему я любил только свою жену.

Я целый день не выходил на улицу. Во мне сидело предчувствие чего-то непонятного и страшного. Жора тоже дома не объявлялся. Тоня позвонила ещё раз вечером. Она была в панике.

– Эдик! В ресторане говорят, что на берегу два трупа нашли. И машина рядом та самая, на которой тебя вчера ночью увозили. Эдик, что теперь будет?!

– Успокойся, Тоня.

– Не ты их…? – она не закончила фразы и замолчала.

– Как и чем?! Слушай, я был без памяти, а когда очнулся, они были уже мёртвые. Я не знаю, кто это был. Честно. Тоня, ты никому ничего не говори. Никто же не знает, что ты видела этих двоих ночью. Если ты будешь молчать, никто тебя спрашивать не будет. Тоня, я прошу тебя, молчи.

– Хорошо, – тихо проговорила она в трубку, – я буду молчать.

Она ждала, что я скажу ещё что-нибудь, но я не знал, что сказать ей и, в конце концов, Тоня положила трубку.

Алия целый день вопросительно поглядывала на меня, но, как настоящая восточная женщина, вопросов не задавала. Жора пришёл поздно ночью. Я был в своей комнате и слышал, как снизу он говорил о чём-то с женой. Он поднялся наверх, заглянул в комнату детей, о чём-то минут пять с ними говорил и потом зашёл ко мне.

– Мне надо с тобой поговорить. Пошли в зал.

Мы спустились вниз. Алия поставила нам самовар и заварила чай в фарфоровом чайнике. На столе стояли сладости и две пиалки. Жора ушёл на кухню и вернулся оттуда с бутылкой коньяка и двумя стограммовыми стаканчиками. Он подождал, когда Алия выйдет из зала, налил по полному стаканчику, стоя выпил и только потом сел напротив меня.

– Выпей.

Я выпил и спросил:

– Ты был вчера ночью на берегу?

– Какая разница.

– Ты стрелял?

Он молчал.

– Нужно было стрелять?! Ведь если бы ты подъехал, они мне ничего бы не сделали. Как ты мог?!

– Ты ничего не понимаешь, Эдик. У обоих были при себе пистолеты. Чеченец меня давно уже ненавидел, и если я объявился бы возле вас, он не задумываясь уложил бы меня на месте. Было бы тебе легче, если бы мы оба кормили рыб на дне реки? Что ты так жалеешь их?! Они скоты, по которым давно пуля плакала!

– Жора, они же люди!

– Эти люди полкилограмма героина в машине имели. А для тебя в багажнике лежала чугунная болванка килограмм на тридцать. Если бы не я, тебя давно не было бы. Может быть, месяца через два всплыл бы где-нибудь.

– Мне теперь всю жизнь молиться на тебя за своё спасение, что ли?

– Не обязательно.

Он был раздражён, но сдерживал себя.

– Что будем делать? – спросил я после долгого молчания.

– Я надеюсь, что ты не пойдешь меня сдавать в милицию?

– Нет, Жора.

– Да тебе всё равно никто не поверил бы.

– Почему?

– Потому, что ты один из главных подозреваемых.

– Как так?!

В который раз за эти дни на спине начал выступать холодный пот.

– Я хоть и начальник отдела уголовного розыска, но дело по двум обнаруженным трупам ведут мои инспекторы. Они уже допрашивали Рено и его работников и знают, что у тебя была драка с чеченцем. И то, что ты угрожал его убить, тоже стоит в протоколе. Завтра или послезавтра приедет кто-нибудь из областного отдела. Меня, скорее всего, от этого дела отстранят, потому что один из подозреваемых – мой друг и живёт в настоящее время у меня.

– Жора, ведь никто не видел, что я с ними был на берегу.

– Ты же должен знать, как легко найти третьего, кто был в машине. Мои инспекторы были не особенно внимательны при её осмотре. А специалисты из области в первую очередь заинтересуются отпечатками пальцев в машине и пятнами крови на сиденье. Если у них будет за что зацепиться, то правды они добьются. Я должен буду тебя завтра взять в милицию на допрос. Эта женщина, что звонила мне ночью, кто она?

– Тоня, моя бывшая одноклассница. Она будет молчать. Я сказал ей, что тебе она может доверять.

– Плохо, что здесь женщина замешана. Ладно, это я возьму на себя. На допросе про берег ничего не говори. Ты был у этой женщины и оттуда сразу вернулся ко мне домой. Ясно?

– Да.

– Про драку с чеченцем на заводе можешь рассказывать. Здесь всё равно были свидетели. Как фамилия твоей одноклассницы и где она живёт?

Я назвал фамилию Тони и примерно рассказал, как найти её.

– Но сейчас она ещё в ресторане. Она работает там.

Жора поднялся со стула.

– В ресторан я, конечно, не пойду.

– Что ты надумал, Жора?

Видимо, в моём голосе было что-то такое, отчего он вдруг зло засмеялся и, глядя на меня в упор, сказал:

– Я знаю, о чём ты сейчас подумал, но до такой степени я не опустился.

Наверное, именно в этот момент в наших отношениях что-то нарушилось. Маленькая трещинка пролегла между нами.

– К твоему сведению, ты не единственный подозреваемый в этом деле. Эти двое занимались продажей наркотиков и, может быть, их убрали конкуренты. Они не первые и не последние, кого из-за наркотиков убирают с дороги. Во всяком случае, я пытаюсь, пока ещё в состоянии, повернуть следствие в этом направлении.

Он выпил ещё коньяку и, не пожелав мне спокойной ночи, ушёл в свою спальню.

Я сидел ещё некоторое время в зале. В голове было пусто. Я как будто раздвоился. Тело моё сидело за столом, а сознание где-то витало в вакууме и не хотело возвращаться назад, потому что здесь, в действительности, всё было сложно, непонятно и страшно.

Утром я вместе с Жорой поехал в милицию. По дороге мы молчали, но это было не то молчание, в котором мы ехали из аэропорта. Тогда мы молчали, наслаждаясь природой, заходящим солнцем, свежестью надвигающегося вечера и встречей друг с другом. Теперь же молчание было тягостным, и каждый был бы рад, как можно скорее разойтись. Жора провёл меня на второй этаж, к начальнику милиции. В его кабинете сидел уже один из инспекторов. Начальник милиции был в звании майора, и лет ему было за пятьдесят. Сначала были формальности. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, место жительства и так далее. Когда речь зашла о гражданстве, немного замешкались.

– Я гражданин Германии. От казахского гражданства отказался ещё два года назад, – сказал я.

Начальник милиции был со мной до такой степени вежлив, что предложил:

– Вы можете позвонить в немецкое посольство и информировать об этом допросе.

– Я не чувствую себя в чём-то виноватым, поэтому звонить в посольство не вижу необходимости.

В самом начале допроса Жора ушёл. Вопросы задавал начальник милиции, а молодой инспектор печатал на машинке.

Мне показали две фотографии и спросили, знаю ли я этих людей. Верзилу я сразу узнал, а второй мне был, действительно, незнаком. Я показал на фотографию чеченца и рассказал о стычке с ним на заводе.

– После того дня вы ещё встречались с ним?

– Нет. Больше я этого типа не видел.

– Где вы были в ночь с понедельника на вторник.

Я ответил на этот вопрос так, как мы условились с Жорой. Майор показал пальцем на рану на голове.

– Откуда у вас это?

– Эта шишка и рана от удара ещё с того дня, когда у меня была драка с чеченцем.

– А выглядит она совсем свежо.

– На мне вообще всё плохо заживает.

– Откуда рана на руке?

– Ножом порезался у Жандарбека дома.

– На сиденье машины обнаружена кровь. Мы отправили её в лабораторию. Возможно, нам понадобится ваша кровь для анализа.

– Не вижу в этом никакой необходимости. К убийству этих двоих я не имею никакого отношения.

– А к наркотикам?

– Что вы имеете в виду?

– В машине убитых нашли героин. Может быть, у вас на этой почве с ними ссора произошла?

– Я могу лишь повторить, что чеченца после драки на заводе больше не видел. Второго я вообще не знаю. Неужели вы думаете, что я, юрист по образованию, имеющий собственную детективную контору в Германии, могу иметь какое-то отношение к наркотикам?

– Молодой человек, – с сарказмом проговорил начальник милиции, – я долгое время работал в отделе по борьбе с наркоманией. Кто только не попадался нам: дипломаты, офицеры самого высокого ранга, крупные инженеры, партийные работники и члены правительства. Так что, не будем об образовании и должностях.

Меня допрашивали больше часа. Конечно, если бы я не был другом Жандарбека, разговор был бы совсем другим. Так вежливо со мной не говорили бы. Пока же мне верили, и это сейчас было главным. Только бы ещё Тоня подтвердила, что я был в ту ночь у неё. В принципе, ей врать не придётся. Ей надо только умолчать о том, что случилось на улице перед её домом, когда я вышел от неё.

С Тоней я столкнулся на лестнице. Вместе с каким-то лейтенантом она поднималась на второй этаж. В её глазах стоял испуг. Увидев меня, она виновато улыбнулась. Я взял её за локоть:

– Здравствуй, Тоня. Я подожду тебя на улице.

Она кивнула в ответ. Долго её не держали. Уже через двадцать минут она вышла на улицу. Выражение испуга на её лице исчезло.

– Всё нормально? – спросил я.

– Да. Меня только спросили, действительно ли ты был в ту ночь у меня и знала ли я этих двоих убитых.

– Пойдём, я провожу тебя к дому.

– Не надо, Эдик. Знаешь, я, наверное, уеду отсюда. Петя хочет, чтобы я вернулась к нему. Он не пьёт больше. Да и девочке отец нужен. Поеду с ним в Россию. Терять мне нечего.

Она подошла ко мне, чмокнула в щеку, и быстро пошла в сторону своего дома.

Жору я не стал ждать. Да и он, наверное, не горел желанием меня видеть. Я пошёл в сторону базара. День опять был солнечный и жаркий. За эти полторы недели я уже хорошо загорел. Как было бы прекрасно, если бы я просто отдыхал здесь, если бы не было необходимости кого-то искать и договариваться о каких-то сомнительных делах. Как было бы прекрасно, если бы я не столкнулся с этим идиотом, который лежит теперь в морге с дыркой в голове. Как было бы прекрасно, если бы я не встретил Тоню. Как было бы прекрасно, если Жора оставался бы прежним жизнерадостным и открытым другом. Но прекрасной оставалась только погода. Всё остальное было до тошноты плохо. И, главное, во всём, что произошло, был виноват только я. Сначала я пытался себя оправдать. Искать человека для выполнения моего заказа заставляла моя тупиковая ситуация, мои долги, моя нищета. На драку с чеченцем меня спровоцировал он сам. Тоня мне ещё со школы нравилась. Жора не должен был стрелять в этих двоих. Он же мог с несколькими коллегами всё по-другому организовать. Но с этими аргументами успокоение не приходило. Если копнуть глубже, меня ничего не оправдывало. У миллионов нет денег, масса людей нищенствует, но не каждый готов вылезти из нищеты за счет смерти другого человека. Так ли было необходимым драться с чеченцем. Ведь всё тогда закончилось бы хорошо. Ехал бы спокойно домой. И с Тоней не было никакой любви. Было животное желание и стремление, доказать ей, что я лучше тех, кого она предпочла мне в своей юности. Только в отношении Жоры я был виноват – и, в то же время, не мог оправдать его. Мы были с ним одинаковы. На нас была одна и та же печать – печать убийц.

На базаре было, как всегда, шумно и многолюдно. Но сегодня мне здесь было неинтересно. Я потолкался с полчаса у прилавков и пошёл домой. На душе у меня было неспокойно. Тревога, как заноза, сидела внутри меня, перерастая временами в страх. Я знал: рано или поздно, в милиции узнают, кто был третьим в машине, и тогда мне нужно будет сказать, кто стрелял в этих двоих. Мало кто поверит мне, что я был без сознания и ничего не видел. После драки с чеченцем, после моих угроз в его адрес, я действительно могу оказаться единственным, на кого можно списать эти два трупа.

Целый день я не выходил на улицу. Читал, смотрел телевизор. За обедом и ужином я молчал и был невнимателен, когда Алия меня о чём-нибудь спрашивала. Она вопросительно смотрела на меня и выглядела растерянно. Жора приехал опять поздно. Я с надеждой ждал в своей комнате, когда он поднимется ко мне. Но он не торопился. Весь напрягшись, я прислушивался к доносившимся снизу голосам, но о чём говорила Алия с Жорой, разобрать не мог. Наконец, голоса стихли и послышались шаги по лестнице. Я взял книгу в руки и сделал вид, что читаю. Жора открыл дверь и вошёл в мою комнату. Он был непривычно мрачен. Чувствовалось, как маленькая трещинка в наших отношениях превращается в широкую щель.

– Нам надо поговорить.

Он взял стул и сел напротив меня.

– Меня от расследования отстранили. Завтра приедет оперативная группа из области. Они, конечно же, в первую очередь, начнут проверять версию твоей причастности к убийству. А если ещё анализ крови покажет, что ты был в машине, то хорошего ждать нечего.

– Что мне делать, Жора?

– Меня больше всего беспокоит, что если они за тебя по-настоящему возьмутся, ты сдашь им меня.

– Ты что, Жора?! Мы же друзья! Никогда в жизни!

– Не надо, не клянись. Я видел, как спасая свою шкуру, люди родного брата или отца продавали.

– Может быть, мне уехать?

– Это был бы самый лучший выход. Подписку о невыезде ты не давал?

– Нет.

– Ехать тебе надо сейчас, сразу. Возьмёшь любой самолёт, который летит на запад. В крайнем случае, бери билет до Москвы. Завтра утром тебя здесь, на юге, не должно быть. Деньги у тебя есть?

– Да.

– Возьми «Жигули». Оставишь машину на стоянке в аэропорту. Ключь забросишь в бардачок и захлопнешь дверь. У меня есть второй. Собирайся в темпе.

Он вышел из комнаты. Я начал складывать вещи в чемодан. Пришла Алия. Глаза её были заплаканы.

– Что случилось? Почему ты должен раньше времени, да ещё ночью, уезжать? Что вы от меня скрываете?

– Я ничего не могу тебе сказать.

Мне, действительно, нечего было сказать. Не мог же я ей сказать, что её муж убил двух людей, что виной всему этому был я, и что если не уеду, то кто-то из нас может оказаться за решёткой.

Алия села на стул и наблюдала, как я складываю вещи.

– Это из-за женщины? – спросила она.

– Алия, не спрашивай, прошу тебя. Женщина здесь совершенно ни при чём.

– Неужели нельзя дождаться утра? Бежишь, как какой-то преступник.

Если бы она знала, как близки к истине были её слова.

– Я должен ехать, Алия. Спасибо тебе за всё.

– Ты не представляешь, как мне тяжело. Что-то происходит в моём доме, а что именно, понять не могу. Что за секреты у тебя и у Жоры?

– Спроси Жору. Я уеду, и всё встанет на свои места. Во всём, что сейчас происходит, виноват только я.

С последними словами я захлопнул крышку чемодана. Меня душила обида и в то же время росло раздражение.

– Подожди, я поставлю чай. Поешь на дорогу.

– Не беспокойся. Если проголодаюсь, поем в аэропорту.

Она встала со стула и вышла из комнаты. Я видел, как по её щекам текли слёзы. Ей, конечно же, было обидно. Она была по-настоящему рада моему приезду, а в эту ночь я бегу от них, как из дома прокажённых. Простит ли она меня когда-нибудь?!

Я спустился с чемоданом и сумкой вниз. Жора уже ждал меня в коридоре. Он протянул ключ от машины.

– Прощай. Позвони, как приедешь домой.

Раньше мы бы непременно обнялись, но теперь преграда, возникшая между нами, мешала этому. Только Алия подошла и обняла меня. Она уже не плакала.

– Передай привет моей подруге. Будь осторожней в дороге.

Я вышел из дома, сел в «Жигули» и выехал со двора.

За городом я свернул на обочину, заглушил мотор, упал головой на руль и заплакал. Я плакал, как маленький ребёнок. Слёзы текли из моих глаз, и я не мог их остановить. Всхлипывая, я повторял громко, чуть ли не в истерике: «Я сволочь, подлец! Какой я сволочь!!».

Минут через двадцать истерика прошла. Я посидел ещё минут пять, тупо глядя в лобовое стекло, за которым в свете включенных фар, мельтешила мошка. Тяжёлый жук на всем ходу врезался в стекло и медленно сполз к капоту. В ста метрах от машины перебегал дорогу какой-то зверь. Его глаза несколько раз мигнули жёлтыми зрачками в мою сторону. Ни одна машина не проехала мимо меня. Ночь. Все нормальные люди отдыхают. Я посмотрел в зеркало заднего вида. Далеко позади меня светились несколько окон западного микрорайона. Я знал, что с этого момента двери в этот город для меня закрыты. Прощай город моего детства, прощай Жора, прощай Алия, прощай Тоня, прощай Рено. Простите меня за всё.

Я включил мотор, дал газу и понёсся в сторону аэропорта.

На Манасе мне повезло. Были ещё билеты на самолёт в Москву. Восходящее солнце било в иллюминатор самолёта, когда он начал разгоняться на взлётной полосе. Мы гнались за рассветом до самого Домодедова. Москва встретила хмурым дождём, очередями у киосков и билетных касс, шумом электричек и рычанием моторов междугородних автобусов. Таксисты наперебой предлагали увезти меня в любой конец Москвы, но мне нужно было только в Шереметьево. Я взял старенький «Мерседес» и таксист, довольный, что ему выпало счастье везти иностранца, повёз меня через просыпающийся город на другой его конец.

И на Манасе, и в Домодедово, и в Шереметьево я избегал попадаться на глаза милиции. Страх продолжал сидеть во мне. Только когда тяжёлый «Боинг» пробил чёрные тучи над Москвой и под синим небом понёсся в сторону Мюнхена я начал постепенно приходить в себя. В Мюнхене я перекусил в кафе и только потом позвонил домой. Жена думала сначала, что я звоню из Казахстана и очень удивилась, когда узнала, что я уже нахожусь в Германии. Поздно вечером она встретила меня на вокзале. Дома радостно повисла на мне дочь, вкусно пахло пельменями и домашним уютом. Жена расспрашивала меня об общих знакомых, о погоде, о городе, но, как будто чувствуя что-то, о причине моего преждевременного приезда вопрос не задавала. И я был благодарен ей за это. Не знаю, нашёл бы я в себе силы её обманывать.

После ласк соскучившейся по мне жены, я сразу уснул. Когда под утро проснулся, был весь мокрым от пота. Я боялся вдохнуть. Чувство давящей на меня толщи воды, связанные верёвкой руки и тяжёлый груз в ногах, вызывали во мне панику, и лёгкие готовы были лопнуть без кислорода. Только когда я увидел переплёт окна в спальне, услышал тиканье часов на стене и спокойное дыхание жены рядом, понял, что это был кошмар. Я неподвижно лежал на кровати, пережидая, когда успокоится сердце, и с наслаждением втягивал воздух, радуясь, что всё мне только приснилось и что я в действительности живу.

Утром я позвонил своему клиенту. Никто трубку не брал, и я сказал на автоответчик, что звонил Отто. В этот вечер и на следующий день Макс не приезжал. Он приехал лишь на третий вечер после шести часов. Выглядел он совсем плохо. За эти несколько недель он постарел ещё на десяток лет.

– Извините, – виновато сказал он, – жена лежит в больнице. Я не мог её одну оставить.

В его глазах стояли слёзы, и он держался из последних сил. Есть такие моменты, когда по виду человека можно предсказать надвигающуюся беду. Макс был жив, но жизнь из него уже ушла, и чувствовать это было особенно тягостным. Он сидел напротив, устало смотрел на меня, но я не был уверен, видит ли он меня. Он даже не задавал вопросов, и мне пришлось самому начать разговор.

– Господин Макс, я нашел людей, которые выполнят ваш заказ.

– Сколько нужно будет им заплатить? – спросил он без всякого интереса.

– Двадцать пять тысяч долларов. Когда будет выполнен заказ, я не знаю, но лучше чтобы эти деньги были у меня наготове.

– Хорошо. Послезавтра в это же время я привезу их вам сюда.

Нам не о чём было больше говорить, и после нескольких секунд тягостного молчания он встал, протянул свою ладонь и вышел из бюро. Деньги он привёз через два дня в чёрном дипломате. Я не стал их пересчитывать и положил дипломат в сейф. Отчасти потому, что мне было страшно притрагиваться к этим деньгам. Я знал, для оплаты чего были они предназначены.

Мои ночные кошмары продолжались. Каждую ночь я просыпался от удушья, каждую ночь я тонул, каждую ночь я был бесконечно счастлив, что на самом деле живой. Мне надо было что-то предпринять. Но что? Идти к психиатру? Поможет ли он мне? Нет, попробую сам как-нибудь управиться с моей бедой. Я стал принимать таблетки от бессонницы – в надежде, что в глубоком сне этот кошмар не будет ко мне приходить. Но это помогло только на короткое время.

Прошло ещё две недели. За это время я нашёл себе работу и с начала следующего месяца должен был приступить к обязанностям детектива в одном огромном универсальном магазине. Я пользовался моим бюро и телефоном до конца этого месяца. Заказы я перестал принимать и проводил часы за чтением газет или книг. За окнами наступило настоящее лето. Было непривычно жарко. На площади у фонтана сидели полуголые голенастые девочки. Мускулистые мальчики в спортивной одежде утоляли жажду пивом, не отвлекаясь на женские прелести. За вынесенными под зонтики столиками не было свободных мест. Мне хотелось взять дочь и уехать на озеро. Но я ждал телефонного звонка.

Он позвонил после обеда и сказал только пару фраз:

– Послезавтра в десять часов у автохауза «Мерседес». Принесите с собой деньги.

Я узнал его голос. Мне кажется, что он тоже знал, с кем говорит. Моё сердце билось также учащенно, как ночью, когда я просыпался от кошмара. В этот момент я понял, что потерял своего друга навсегда.

Через день я был на условленном месте в половине десятого. Моей машины уже не было. Её продали. Я бесцельно бродил вдоль ряда подержанных машин, когда на улице остановилось такси, и из него вышел элегантно одетый, хорошо загоревший под южным солнцем, мужчина. Он сразу прошёл во двор автохауза и остановился недалеко от меня. Нас разделяла только машина. Мы не поздоровались. Он холодно смотрел на меня.

Я поставил дипломат с деньгами возле машины и пошёл к выходу. На тротуаре я оглянулся. Жора держал дипломат в руках и смотрел мне вслед. Он поднял руку и помахал ею.

На следующий день в местной газете промелькнуло сообщение о загадочном ночном убийстве. Подробности не сообщались. Полиция просила свидетелей, слышавших или видевших что-нибудь, сообщить об этом по специальному номеру телефона. В этой же газете на предпоследней странице было траурное объявление. В нём сообщалось о преждевременной смерти сорокалетней женщины. Из чёрной рамки на меня смотрели знакомые усталые глаза.

Макса я больше не видел. Я перестал ночами тонуть. Иногда, совсем редко, во сне ко мне приходил Жора. Он пристально смотрел на меня и прощально махал рукой. Я просыпался с тоской в сердце, и мне хотелось плакать. Но я сдерживал себя. Я перестал его винить. В конечном итоге, я такой же, как он. Я тоже убийца.